Вдребезги музыка прошлого
Казалось, уйти невозможно
Я глажу гитару по струнам
И ты прикасаешься так осторожно
Время идет быстро. И оно безжалостно к Курута, которая начинает замечать за собой смирение со своим положением. Шли дни, месяцы, а если подумать, то скоро близился год её нахождения с Пауками. Считать ход времени стало для нее постоянной частью рутины. Она вспоминала о том, что эта милая домашняя жизнь была всего лишь пленом, пока руки и шею продолжали стеснять уже не физические, а невидимые оковы. Да, она спустя время она смогла признать, что быт был приятен, и ей очень даже нравилось заниматься готовкой, уборкой, чем-то таким простым и незамысловатым, пока помогали ей в этом и остальные жители многокомнатного дома, скрытого под землей. Это напоминало ей о доме. Давно покинутом, дорога к которому была потеряна уже давно. В клане Курута на её плечи часто ложились дела в дому. Она помогала маме, крутилась вокруг неё верным хвостиком, поднимая уши и дергая ими каждый раз, когда мать проводила рукой по её волосам, доверяя очередное дело: она мыла полы, стирала вещи, мыла и раскладывала по шкафам посуду, помогала матери готовить или с удовольствием возилась с вышиванием на одежде клановых узоров, и потом так же резво убегала играть с Пайро. А на следующий день в клане находилось новое дело, пока не приходило время искать очередные приключения. Так и в доме Труппы всегда находилось, чем заняться. Только помимо обычных дел, в которые входила и уборка последствий жизни такого многочисленного количества жителей дома в таком маленьком на вид пространстве, общение с ними и попытки занять себя чем-то интересным, внимание её так же теперь неплохо занимал Куроро. Он вился рядом и все чаще искал предлог провести с ней время. А Курапика ловила себя на мыслях о том, что она совсем не была против. Она с радостью делила с ним на двоих завтрак, оставляла мужчину мыть посуду, а сама искала им занятие на ближайшие часы, если Куроро радовал её тем, что оставался на несколько дней в городе. А ведь раньше настроение ей больше поднимал его отъезд. Но теперь же все было иначе. Совместное времяпрепровождение утром перетекало в обед и там уже в вечер, когда они могли и в город выбраться, и остаться в пределах их общей спальни. Но всё не заканчивалось лишь тем, что они на пару валяли дурака, обмениваясь улыбками, а также совсем уж редкими прикосновениями губ то к щеке, то к уголку рта. Порой случалось так, что она просыпалась и черный кот услужливо приносил ей еду в постель, радуя свежим кофе. Курапика кофе не любила и обычно баловала себя чаем, однако Куроро заваривал вкусно и с милой улыбкой, будто ребенок, дожидался похвалы, смотря таким взглядом, что у Курута любовно сжималось от такого сердце. А в другие разы ей доводилось находить маленькие сюрпризы: небольшую связку цветов в прозрачном стакане у постели, десерт в холодильнике, украшенный запиской и вовремя спасённый от внимания других Пауков. В памяти так же было свежо воспоминание об очередной прогулке по городу, когда мужчина, пользуясь умелыми руками профессионального вора, одел ей на руку золотой браслет, после чего тут же скрылся от девушки на кухне, демонстративно сбегая от тешевшего его самолюбие внимания. Она не знала, как ей стоит реагировать на заботу и такие проявления чувств, которые они оба продолжали отрицать, но она последние месяцы вообще мало что понимала. Куроро вел себя непривычно мило, был услужлив и вежлив, а каждый член труппы считал необходимым пошутить на этот счет. И это не укладывалось в голове с тем образом мужчины, устроившего резню в Йорк-Нью. Не только там, если подумать, но это было именно то событие, за которым она наблюдала своими глазами. С человеком, кто был виновен в том, что она провела годы в поисках мести, потратив драгоценное время своей жизни. Именно он оставил её без семьи из простой прихоти, и ведь забыть его грехи она не могла ни при каких условиях: никакие цветы и подарки этого не исправят. Возвращаться к этим мыслям приходилось постоянно. Курапика опускается на край кровати, рассматривая маленький квадратик из картона, на котором немного неровным почерком Куроро было написано время, в которое он предложил ей отправиться на прогулку, не забыв написать о том, что Курута будет ждать какой-то сюрприз. Она прикладывает руку к голове, в попытке унять давящую на виски головную боль. Все эти размышления о правильности её действий и выбора утомляли, но как бы девушка не пыталась взять себя в руки и сделать наконец уже выбор, даже после кратких приливов смелости, она тут же скатывалась в душевные мытарства, при этом не переставая целоваться с Куроро, стоило им остаться наедине или принимать его подарки. — Ну что, долго тебя ждать? — в комнату суется голова Шалнарка и Курапика быстро вспоминает о том, что её так-то ждали на ужин, а она отошла якобы переодеться. Да так и задумалась. — Что-то случилось? — Да пустяки, я сейчас приду, — кошка поднимает взгляд на мужчину, смотря, как он улыбался ей не хуже того, как улыбался остальным членам труппы, хотя в первые недели у него не было банального желания к ней приближаться без крайней необходимости или вовсе смотреть в сторону девушки. А теперь они и играли вместе, и болтали, валяясь то на кровати, то на диване. Пауки были странными созданиями. Да и если так подумать, чем она была лучше? Тоже ведь сторонилась каждого в этом доме долгое время, а сейчас от былой ненависти остались лишь угли, тлеющие где-то глубоко в ней и разливающиеся теплом старых чувств по всему телу. — Опять лицо скривила и грустишь? Неужели, наш Данчо не давал тебе спокойно спать ночью, раз ты сегодня весь день, как не в этом мире? — блондин заходит в комнату, воспринимая отсутствие просьбы свалить как некую форму разрешения нарушить чужое уединение. Шалнарк подходит ближе и опускается на край кровати, тут же подгибая под себя ногу и изгибая хвост, пока его уши явно были готовы впитать интересную историю о том, почему Курута решила задержаться. Интересной истории у последней не было и она не знала, что ей ответить на чужие вопросы. Тему их разногласий и вражды они предпочитали не поднимать. — Если ты пришел насмехаться, то сейчас очень быстро вылетишь отсюда, — Курапика щурит глаза и переводит взгляд на собеседника, в этот же момент не стесняясь своего тихого и недовольного клокотания. — Только не надо ругаться, — кот усмехается, не переставая растягивать губы в хитрой улыбке, за которой всегда пряталось множество ехидных подколов и комментариев чужой деятельности в самых разных формах. Между ними повисает немного неловкая пауза, пока Курапика отворачивается и ничего больше не говорит, а внезапный гость их с Куроро спальни не собирается её покидать. — А если серьезно, что тебя так беспокоит? Курапика ничего не отвечает поначалу, продолжая смотреть вперед перед собой, перебирая размышления медленно и неторопливо. А Шалнарк в это время невольно вспоминает разговоры с другими членами их труппы. Куроро делился с ними порой наблюдениями о Курута, рассказывая без особых подробностей о том, как они проводили вместе время, как у девушки блестели глаза во время увлеченных рассказов о новой находке в мире литературы. И все Пауки замечали то, как сам лидер труппы рассказывал о светлой кошечке. С каждым днем огонек интереса в его глазах начинал приобретать совсем иной вид, но уж точно не планировал угасать. — Не важно, Шал. Возвращайся к остальными, — Курапика качает головой и продолжает отводить взгляд в сторону. Как она могла сейчас поднять эту тему? Испортить то, что было спокойно и хорошо, даже если её не устраивало. Она не видела смысла в том, чтобы жаловаться и мутить воду, когда за долгое время их вражда сошла на нет. Пусть они продолжали друг друга ненавидеть в глубине души, не принимать необходимость делить пространство с тем, кто когда-то принес в и так нелегкую жизнь боль. Но пока в этом доме установился шаткий мир между людьми, Курапика готова была промолчать. И смотря в глаза других Пауков, она понимала, что молчит не одна она. — Курапика, — но если бы её так легко оставляли в покое, когда она этого желала, не было бы и половины конфликтов, что возникали в этих стенах. — Честно? Я хочу уйти отсюда. Всё ещё хочу выйти отсюда и никогда вас больше не видеть. Это ты хотел услышать? — кошка шипит тихо, не переводя взгляд на собеседника. Она не хотела видеть его взгляда, обращенного к ней, не хотела слышать ответ. Сколько бы ей не пытались помочь справиться с давлением переживаний и тяжёлых мыслей, сколько бы послаблений в её заточении не делал Куроро, легче ей всегда становилось лишь на время. А потом боль и ненависть вновь скручивались внутри и выстреливали в неподходящий момент. Каждый раз одно и тоже. Курапика чувствовала, будто ходит по личному кругу ада, где всё вокруг говорило, что она должна была перестать сопротивляться и принять хоть что-то хорошее, происходящее с ней, а внутри она все равно продолжала чувствовать себя паршиво. Долгая пауза между ними заполняет всю комнату своей физически ощутимой вязкостью и оседает на языке горечью от сказанные слов. Курута не хочет рушить то, что так тяжело было выстроить между ней и этими людьми. Столько сил, столько времени было потрачено со стороны каждого, чтобы они могли собираться за общим столом, болтать и обсуждать что только в голову взбредет, не вспоминая о ненависти. Только вот проблема и была в том, что, запрятав черноту вглубь их душ, она никуда не девалась на деле. Рано или поздно всё, на что закрываешь глаза, всплывёт наружу. И несколько раз спрятав все чувства обратно, не было никакой гарантии, что в следующий раз подобная ситуация не обернётся чем-то худшим, чем просто ссорой. Пролитой кровью, например. — Может это и не было так заметно, но не все из нас приняли тебя без возражений, — Шалнарк нарушает возникшее молчание, тут же пожимает плечом, после чего упирается локтями в колени и кладет подбородок на сложенные руки. Он сам легко уходил в глубины своих мыслей, но наученный опытом, когда в подобных раздумьях было легко заплутать и только больше испортить себе настроение, предпочитал не погружаться на глубину свыше необходимого. Курапика поворачивается к коту, чтобы увидеть, как с чужого лица пропала миловидная улыбка, а взгляд стал заметно темнее. Она долго смотрит в глаза Шалнарка, будто бы слыша в этой тишине, что повисла между ними, что же творилось в его голове, а сама думает о том, чем ей может обернуться подобный разговор. Не подтвердятся ли ее опасения, став правдой, когда между ними вспыхнет свежее пламя взаимной неприязни. — А некоторые не готовы принять и до сих пор, — кошка говорит это за него, получая такой спокойный кивок в ответ, что ей внутри становилось не по себе. Шалнарк не отрицал того, что не хотел бы её видеть. Не видеть в этом доме, не видеть её с этой татуировкой на теле, не видеть именно Курапику на месте человека, которого он не смотря ни на что горячо любил. Да, кошка была забавной, порой с ней было весело и даже удавалось хорошо провести время, однако Увогин был частью семьи. Важной частью его жизни. Вместе бок о бок были пройденный множественные трудности, за плечами было детство, проведённое вместе, когда они были еще глупыми котятами, только обучающимися выживать в окружающем их жестоком мире. Как он мог отказаться от всего этого даже когда послушно следовал приказу? Как он мог отринуть дорогие сердцу воспоминания? Много воспоминаний, одним из которых было, например, как когда-то давно он прятался под коробкой с дыркой в ней, и где его случайно обнаружил Увогин, рыскавший по свалке в поисках еды. Чужое звериное чутье помогало находить полезные вещи и добывать пропитание успешнее других жителей, только вот в тот раз оно привело его к мальчишке, что прятался от пугающего его мира и постепенно слабел от голода. Когда шаги приблизились и коробку, что так хорошо служила Шалнарку укрытием, откинули в сторону, он мог только вжаться в мусор под собой, зажмуриться и вцепиться руками в длинную майку. Кажется она была рассчитана на взрослого, но его закрывала до самых колен. И в ожидании того, что его схватят и пустят на обед, он понял, что никто его не трогал. — Ну и что ты тут прячешься, бзда мелкая? Тогда Шалнарку повезло. Он увязался за громилой, который казался таким страшным поначалу, а на деле потрепал его тяжёлой ладонью по волосам, да позвал за собой. Голод и истощение не давали нормально переставлять ногами, особенно по неровным и захламленным мусором тропам Метеора, но услышав слова о том, что если он хочет перестать вот так прятаться по коробкам, чтобы выжить, ему придётся немного постараться и шевелить ногами. Их город ни с кем не был мил и нежен. Хочешь жить? Борись и цепляйся за любую возможность несмотря на слабость, боль или ещё что угодно. Шалнарк был слабее многих детей. Худой, болезненный на вид, да к тому же отстраненный и необщительный. Он думал, что умрёт со дня на день, однако перед глазами предстала возможность, его личный шанс выжить. И он не хотел его упускать, вставая и следуя за мужчиной, который по итогу оказался просто крупным парнем, не сильно старше его самого. И именно этот человек привёл его в какое-то подобие большого шалаша, в котором его встретили такие же дикие мальчишки в обносках. Позже он выяснил, что один мальчишка, оказался девочкой, которая отпинала громилу так, будто это она была крупной и сильной, а не наоборот. Отругала за то, что привёл ещё один голодный рот, понял Шалнарк почти сразу. Лохматая, так еще и громкая, если начинает ругаться, но в большинстве ситуаций молчаливая и хмурая Мачи ему понравилась, однако Рьюсей только и мог, что бросать на неё взгляды со своего места, обнимая колени руками. Они жили маленькими группами, можно сказать стаями. Иногда кто-то уходил, а кто-то присоединялся. Но всегда вместе было легче, чем по одному. Еду находить на всех было тяжело, но когда людей было много, процесс этот не занимал столько же времени, сколько раньше. Раненное жизнью сердце брошенного всеми мальчишки оттаивало долго, пока Шалнарк избегал прикосновений других людей, почти не разговаривал, но стоически терпел внимание человека, который его привёл в это новое место. Увогин для него даже спустя недели жизни вместе был похож на зверя, но тяжелые ладони не несли опасность, трепали хоть и резко, но будто бы с заботой. Это человек любил младших, с которыми жил. А Шалнарк наблюдая за ним, не заметил, как стал подсаживаться ближе, вскоре на постоянной основе начав занимать место под чужим боком. В холодные ночи с этим человеком было тепло, в тяжелые дни без еды не так уныло. Игры на улице заставляли его улыбаться и смеяться, чего раньше делать не хотелось. Охота за интересными находками, а не только за едой начала привлекать его сильнее. Ума ведь хватало разобраться с тем, что приносили остальные или находил он сам, пока руки мастерили что-то необычное и обязательно с моторчиком. Шалнарка резко выдергивает из воспоминаний прикосновение, когда Курапика накрывает ладонью его плечо, смотря чуть нахмурившись и…обеспокоено? Он хорошо разбирался в чужих эмоциях, однако пытаясь прочитать Курута, всегда сталкивался с морем противоречий в ней. Вроде бы только они говорили о том, что как бы мило не общались, молчаливая нить нежелания принимать друг друга продолжит тянуться между ними, делая из отношений Курапики с труппой один спутанный клубок. Но теперь она смотрела на него вот таким взглядом, в котором плескалось беспокойство за то, что она своими словами заставила кота замолчать и погрузиться в мысли с отрешенным видом. Её хвост качался неспокойно, не находя себе одного места, а светлые уши чуть опустились, подтверждая его мысли о том, правильно ли он расшифровал чужую эмоцию. Этот человек убил Увогина. Она носила на теле его номер. — Пойдём к остальным, — Курапика старается растянуть губы в улыбке, не скрывая того, что и сама она не была в восторге от того, куда зашёл разговор, хотя изначально Рьюсей явно просто хотел проверить её и убедиться, что ничего не случилось. А поэтому пересилив себя, она берет его за руку и тянет за собой, смотря, как на чужом лице легко появляется ответная улыбка. Шалнарк легко надевал нужные маски, переключился между своими мыслями и необходимостью выглядеть так, чтобы не привлекать лишнего внимания. А Курута смотрит на него и лишь немного щурит глаза, думая о том, что у этой открытой лжи, что у этих притворных улыбок будут свои последствия. Но разбираться с ними они будут позже, а может и не будут вовсе, просто смиряясь с такой частью их отношений и общения. Направляясь по коридору к тем, кто все это время их ждал, Курапика задумывается о том, сколько же пряталось за этими улыбками манипулятора. Отрицать то, что узнать скрытое ей хотелось неимоверно сильно, любопытство плескалось внутри нее всю жизнь, однако фокус внимания приходится сместить совсем на иное. Они отвлекаются разговорами и шутками о том, почему это двое светлых котов так долго шли к остальным, и не подумала ли Курута сместить свой интерес с Куроро на Шалнарка, и слушая чужой смех, она может только поблагодарить то, как быстро забывалось плохое, стоило оказаться в кругу таких разных, но так сильно любящих друг друга людей. Даже если слова об этом никогда не звучат вслух. Даже если она для них чужая. Это все было неважно, пока кошка дурачится, пинаясь ногами под столом с Нобунагой и сползая ниже, чтобы с большей вероятностью достать до соперника. Ни к чему было думать о плохом, когда у нее впереди будет еще один вечер, который она проведет с интересующим её Куроро. И так печаль быстро начинает сменяться предвкушением.***
Куроро вел её, снова держа за руку, будучи не в состоянии отказать себе в таком маленьком удовольствии. А ведь кошка и не возражала, покачивая хвостом, рассматривая дорожки, на которые они вдвоем вышли в первый раз, подходя все ближе к окраинам безопасного района. Он давно думал о том, чтобы показать Курапике что-то необычное, поделиться чем-то важным для себя в доказательство тех чувств, которые беспокойно скручивались в пружину внутри него, норовя развернуться резко, обязательно прострелив собою органы, оставив истекать кровью невысказанной страсти. Невозможно долго удерживать что-то в себе, особенно такому человеку, как он. Ведь до этого не было необходимости длительное время сдерживаться в проявлении эмоций или желаний. Он хотел что-то? Он получал это. Только вот в случае желания обладать Курапикой выходило совсем иначе. Выбор пал на место, что хранило в себе призраков прошлого и слишком много воспоминаний, выигрывая с большим отрывом у всех остальных вариантов. А они у него очевидно были. Взять, к примеру, небольшой лес на окраине города, который совсем не впечатлит Курута. Люцифер был в родных лесах своей спутницы. Зеленые чащобы провинции Луксо, где когда-то прятался клан алоглазых демонов, кипели жизнью, завораживали своей нетронутой человеком красотой. И не шли ни в какое сравнение с высокими деревьями лесов рядом с Метеором. Массивные стволы с огрубевшей корой и отсутствие обильного количества растительности лишь заставляют задуматься о том, насколько сильно мусор и токсины отравили землю на ближайшие километры от города. Остальные варианты были не сильно лучше. Он останавливается перед одним из немногих зданий в этих краях, поднимая голову и думая о том, сколько лет прошло. Как много вещей изменилось. Они выросли, перестали быть детьми, стали единой группировкой, что внушает страх при одном упоминании. Это то, чего он планировал добиться, будучи одиннадцатилетним ребенком, который впервые столкнулся с беспричинной жестокостью, что коснулась его близких. А это здание всё стоит, пугая своей пустотой и тишиной вокруг. Будто мемориал в память о том, что когда-то происходило в этих стенах. — Церковь? Вопрос Курута вырывает его из мыслей, после чего он переводит взгляд на нее и смотрит на повернутое в непонимании ухо. Кошка смотрит то на него, то снова переводит взгляд на здание старой церкви. Опустевшей годы назад, окончательно заброшенной после смерти последнего своего смотрителя. Иногда Куроро думал о том, что мог бы сказать отец Резоле, глядя на них спустя годы. Человек, который помогал ему и некоторым членам труппы с обучением, давал проводить время в обычно недоступных детям территориях ассамблеи, где и стояла церковь. — Я думал о том, что помимо поселка и жилых районов Метеора, тебе стоит показать и это место, — Куроро сдерживается от шутки, что он вместо того, чтобы найти какое-нибудь романтичное место, привел в место памяти, но лишь ведет Курапику по ступенькам паперти вверх, рассказывая о том, что это здание осталось нетронутым по желанию самого Люцифера, когда старейшины города хотели использовать его как-то иначе. Курапика лишь ненадолго останавливается, чтобы рассмотреть различные строения, находящиеся за церковью, слишком отвыкнув видеть что-то кроме гор мусора и простых самодельных хижин, но потом она молча следует за котом внутрь. Девушка была по жизни любопытной и потому не противилась возможности узнать больше о городе, о котором лишь слухи по миру ходили, а некоторые и вовсе сомневались в его существовании. А кошка вот, общалась с жителями, участвовала в их обычной жизни, слушала рассказы о том, как устроен был город, узнавала от Куроро о старейшинах и системе, которые поддерживали людей и структуру существования Метеор-сити в относительном порядке. В это будто было сложно поверить, но вот она осматривала стены и коридоры старой церкви, пока её вели в какое-то конкретное место, касалась стен и пыталась найти взглядом всё интересное, что только можно было. — А зачем мы сюда пришли? — Узнаешь, — Куроро улыбается хитро, наконец переставая с переменным успехом нырять в глубокие размышления. Ведет хвостом в воздухе, а в глазах так и блестит предвкушение, будто у ребенка, который задумал очередную шалость. Курапику в такие моменты всегда трогал неведомый ранее азарт и тяга к участию в подобных идеях Куроро, даже если не знала сути запланированного, так что она улыбается и направляется следом за котом по очередной веренице коридоров. Руку её в определенный момент отпускают, и мужчина толкает высокие створчатые двери, давая увидеть то, что они скрывали за собой. Огромный зал с множеством мест для зрителей и сценой прямо напротив дверей. Курута, замерев, остается на пороге этого просторного помещения, покрытого мраком и пылью, рассматривая даже не смотря на темноту то, что открывалось взору. И только потом понимает, что Куроро так же не двигался с места, стоя рядом. Он не рассматривал ее реакцию, как бывало обычно, понимает она, когда оборачивается на своего спутника. Он смотрел нечитаемым взглядом в сторону сцены, а потом, будто бы отмерев, направился вперед, спускаясь по ступеням. А кошка только и может следовать за ним, изучая такую изменившуюся реакцию. Ей всё ещё было интересно, что же это за место такое. — Здесь когда-то проводились городские собрания, в которых чаще всего участвовали жители поселения, но не те, кто скитался по горам мусора, — Куроро останавливается перед самой сценой, а потом опирается рукой на нее и с легкостью запрыгивает, проходя по деревянным половицам и взглядом ища то, что он подготовил заранее. Он не смотрит за тем, что делает Курапика, пока сам присаживается у начала кулис и доставает сумку. — Это не самое лучшее место, но я хотел побыть с тобой наедине там, где никто нас не побеспокоит. — Ничего, я в какой-то степени начинаю привыкать к тому, что заброшки для вас второй дом, — Курапика усмехается мягко, нерешительно помявшись у сцены и в итоге поднимаясь вслед за мужчиной, с интересом наблюдая за тем, как он расстилает покрывало, оставляя сумку у его края, а потом достает еле различимые поначалу в темноте свечи. Щелчок кремня зажигалки заставляет её дернуть ухом и потом не сдержать улыбки. Она прикрывает ладонью губы, ловя чужой взгляд и от ответной улыбки внутри разливается тепло. Курута будто бы может в слабом освещении видеть легкий румянец на щеках человека перед ней, однако понимает, что такое могло и просто показаться, как бы хорошо она не видела в темноте. Это место напоминает Куроро о чём-то очень важном, не связанном с его словами о собраниях, ведь причина очевидно лежала глубже, но это не повлияло на выбор места и его цель. И он привел её сюда, чтобы провести время вместе. — Позволишь угостить тебя вкусным вином? — мужчина расставляет несколько свечей так, чтобы они освещали сцену и покрывало, а потом протягивает руку в приглашающем жесте. Курапика не может перестать улыбаться, хотя сама не знает почему. Заброшенный зал, походящий на простенький театр, покрытый пылью и потрепанный временем. А Куроро решил устроить ей романтическое распитие вина именно в таком месте. Девушка может только усмехнуться и принять чужую протянутую руку, накрывая его ладонь своею. — Не смею отказаться от такого предложения. Курапика никогда не думала о том, что сидя в старой церкви, распивая из пластиковых стаканов вино и обсуждая события прошлого, она будет чувствовать себя лучше, чем когда богатые люди мафии пытались заполучить её расположение с помощью дорогих ужинов в богато обставленных ресторанах. В сумке Куроро нашлись фрукты, за которыми он съездил в ближайший город, и Курута с удовольствием таскала из пакета виноград, пальцами хватая сразу по несколько ягод, наблюдая за тем, как ловко Куроро орудовал ножом, деля персик на дольки и вместе с тем, рассказывая о том, как он с большим интересом разбирал различные языки по старым кассетам, что находились время от времени среди мусора. Курапика не успевает остановить собственные мысли, когда слушает, слушает и слушает, а внутри так и скребутся неуместные вопросы. Которые испортят всю милую обстановку, которые разрушат романтику. Такую редкую гостью в её жизни. Ведь они не зря же ранее отказались от разговоров о прошлом, стараясь избежать плохих последствий возможных обсуждений, а сегодня вот нарушили это негласное правило и подняли тему прошедших дней. — Куроро… — Да? Курапика вертит в пальцах одну из крупных ягод винограда, перестав улыбаться и забавляться разговорам о деяниях маленьких пауков. Она не должна. Не обязана спрашивать, не обязана знать. Пусть ей снятся кровавые кошмары. Пусть она остается в приятном неведении истинных причин смерти. Останется с тем, что ей уже хорошо знакомо. Но правда была в том, что она хотела знать. Годы назад она спрашивала Увогина, а теперь смотрела на Паука и думала о том, что должны же быть какие-то причины в смерти такого большого количества людей. Близких ей людей. Она хорошо стала понимать тех, в плену у кого была, хоть и беспокоилась о том, что это лишь попытка ее сознания защитить себя через такую травматическую связь. Только вот один из фактов она осознала совсем недавно. — Паук ведь не часто убивает большое количество людей за раз? — Действуя вместе, ты имеешь ввиду? — Да. — Всегда совместные дела проходят по разному. Иногда это месть, как было с мафией. Иногда цель настолько желанна, но нужно учесть много факторов и нам приходится объединиться, а там по количеству убитых бывает по-разному, — Куроро ведомый моментом отвечает без лишних мыслей, хотя и обращает внимание на то, как тема его прошлого и прошлого паука сменяется обсуждением их работы. Он перестает покачивать хвостом, опускает его спокойно на покрывало, смотря прямо в глаза Курапики и пытаясь понять, что она хотела узнать. А Курута лишь поджимает губы, последний раз взвешивая своё решение. Она всё ещё не знала, стоит ли спрашивать, правильно ли будет говорить о подобном, но как бы внутри не скручивалось ощущение тревоги, вместе с тем сильнее было понимание, что бегать долго не удастся, она прикрывает глаза. Вдыхает. Выдыхает. И задается целью услышать правду. Она начинала привязываться к человеку, который сидел сейчас с ней рядом. И ей нужно будет по-новому принять тот факт, что он был преступником, который не пожалел всю её родню и близких. Сорвать старую повязку, убрать гной и обработать эту старую рану так, чтобы она зажила наконец, а последняя Курута продолжит жить без этой постоянной боли. — Почему вы убили мой клан? Тишина повисает в воздухе тяжелым грузом, что хранился на душе Курапики, а теперь сорвался с ее губ таким вопросом. Куроро вздыхает, не отводя взгляда, потому что вкрапления красного, что замерцали на дне чужой радужки, говорили ему будто бы слишком много и без слов. Легче было не говорить об этом. Не говорить о смерти клана Курапики, не говорить о смерти Увогина и Пакуноды. Только вот никогда он не получит желанного, оставив фундамент их отношений таким — испещрённым трещинами и затронутый безжалостной эрозией. Но он не знал, как донести до Курапики то, почему всё случилось так, как случилось. Эта была та загадка, та головоломка, которую он был решить неспособен. По крайней мере пока. — Я услышал об алых глазах. Нам попался какой-то слух, а зацепившись за него, Шалнарк быстро нашел информацию о том, что при последнем переселении клан мог обосноваться в лесах провинции Луксо. И решили проверить, так что… — Почему, Куроро? — девушка не сдерживается, повышая голос, роняя бедную ягоду из пальцев, но вместо этого обхватывая себя руками и сжимая пальцами ткань рубашки. — Почему все? Почему не те, кто стоял в патруле? Почему не несколько жителей? Почему вы убили всех до единого!? Тебе настолько хотелось это сокровище? Ты настолько сильно хотел денег, которые принесли глаза моих близких? Курапика рвется подскочить на месте, понимая, что она не справиться с тем, что сама начала, но её останавливает рука мужчины, тут же мешая покинуть сцену, этот театральный зал, покинуть эту церковь. Вернуться на базу Геней Рёдан, закрыться в комнате и не выходить, пока скопившиеся эмоции и эта буря не утихнут. Но Куроро помешал, и она смотрит на него вспыхнувшими алым глазами, в то время как аура колышется вокруг нее, заставляя пламя свечей беспокойно качаться. Цепи на руке появились в ту же секунду. — Это сложно, Курапика. Девушка замирает, не переставая прожигать мужчину взглядом. Хотелось ударить, закричать, бесконечно задавать вопросы, но её ярость начала тлеть ещё давно. Это пугало, ведь кроме неё внутри почти ничего не осталось. А потому, когда Куроро поднимается вслед за ней, Курапика лишь поджимает губы и отворачивает голову. Он действительно просто убийца и ей придется принять это как данное. — Люди в вашем клане убили дорогого мне человека. Ответ сваливается на нее, оглушает будто взрыв, словно её толкнули под воду и не давали услышать ничего происходящего вокруг, держа голову далеко от поверхности. Курута разворачивается тут же, смотря непонимающими ничего глазами и сводя брови, пока про себя Куроро уже решался на что-то непривычное. Довериться человеку, что в труппе пока числился достаточно формально. Доверить ей старую боль, которую он похоронил в своем сердце, и обещался не трогать. Он смотрит в её глаза, прикрывает собственные, вздыхает и понимает, что решать головоломку придется раньше, чем он планировал. — Я не понимаю… Это не может быть правдой. Почему бы нашим людям убивать кого-то? — Курапика хмурится всё больше и снова начинает злиться, потому что чужие слова казались глупой выдумкой. Она отрицает это, и готовиться высказать коту за такую наглую ложь и попытку вызвать жалость, но потом видит его взгляд, стоит глазам напротив снова открыться. Сил хватает на один вздох, после которого в мыслях мелькает то, на что ее толкнуло желание понять Куроро. Был смысл его выслушать. Она была ребенком. Покидая клан, ей было не так много лет, чтобы уследить за всем и понять, что происходило на самом деле. — Моя подруга могла привести других. Шейла была исследовательницей, она хотела стать хантером, и в следствии своих путешествий нашла клан ненамеренно. Она хотела просто узнать больше о мире, вдохновленная героем из книжки, которую с собой еще в детстве таскала везде. Но Курута убили ее, чтобы о клане не узнали где-либо еще, — Куроро смотрит в алые глаза, которые кажется никогда так ярко не блистали, особенно за последнее время, полное спокойствия и относительного отсутствия конфликтов. Смотрит своей чернотой в ответ неотрывно, пока думает, как ему продолжить мысль, как завершить ее так, чтобы Курапика всё поняла. Но слушая его, она внезапно распахивает глаза больше, будто бы что-то осознав, и рука с цепями вскидывается к лицу, закрывая рот. Курута дышит загнанно, в последнюю секунду подавив любой звук, что мог бы сорваться с её губ. Она никогда не была так эмоциональна. Даже на пепелище, оставшемся от клана, она плакала молча. Да и потом лишь изредка позволяла паре слезинок скатиться по щекам. Она держалась. Однако слышать это имя было выше ее сил. Слышать о её смерти. Человек, помогавший ей с изучением всеобщего, подаривший веру и усиливший желание узнать больше о мире за пределами клана. И картинка в голове складывается сама собой, и она уже не слушает Куроро, который задает ей какой-то вопрос. Курапика опускает взгляд, не сразу открывая руку от собственных губ. — Шейла не попрощалась с нами… — О чём ты? — Куроро хмурится, пытаясь оценить чужую реакцию. Он думал её шокировало то, что клан не был так невиновен, что защита секретов тоже имела свою цену, но имя его подруги, сорвавшееся с чужих губ, заставило его в этом сомневаться. Курапика была знакома с ней? Она видела её тогда? — Объясни, о чём ты говоришь? — Мы… Я и мой близкий друг как-то встретили раненую и истощённую девушку в лесу рядом с нашим поселением. Мы спасли её и залечили раны, а она помогала нам учить всеобщий язык, вопреки запретам клана. Но в один день она пропала, оставив записку, в которой говорилось, что она решила продолжить свой путь, — Курапика качает головой, пытаясь осознать то, что произошло в её жизни на самом деле, что случилось прям рядом с ним, а она и не поняла. — В день нашего первого знакомства я плохо понимала её речь. Но в тот день она представилась Шейлой. Куроро вздыхает, понимая, как всё сложилось. И что бы было, если бы Шейла тогда осталась с ними, осталась частью труппы в переломный момент. Или если бы маленькая кошечка со своим другом не нашли её тогда среди деревьев. Курапика не вышла бы за пределы клана. Шейлу бы не убили в попытках защитить местоположение клана, в нем бы вообще о ней не узнали, а Труппа бы не пришла пролить кровь в отместку за кого-то дорогого. Но она всегда была другой. Не такой, как они. — Мы примем что-угодно, но не пытайтесь забрать что-либо у нас, — Курапика говорит это будто бы отрешенно, опуская взгляд вниз, невольно вспомнив и поняв наконец смысл слов в оставленной записке. В голове встают картинки того, как выглядел Йорк-Нью после ночной резни, после того, как Паук оплакал свой одиннадцатый номер. И тут же следующим, что она вспоминала, были газетные статьи о пожарище в лесу и найденных горах истерзанных тел там, где раньше жила её семья. Девушка касается рукой виска, накрывая эту часть головы ладонью, стоит только боли сдавить всё внутри. Куроро тоже смотрит в сторону, задумываясь о том, как много событий произошло для того, чтобы он с Курапикой вот так стояли друг напротив друга. — Мы мстили. Они замолкают оба. Круговорот боли, жестокости и мести, который укусил себя за хвост, а теперь стал виден глазу. Куроро думал о том, что стоит прогуляться на могилу к Сарасе. Поговорить с ней, будто бы подруга детства могла его слышать и отвечать. Курапика пыталась принять то, что, если бы не страхи старейшины и старших в клане, они все были бы живы. Их смерть всё ещё была виной Паука, но теперь она совсем иначе смотрела на эту вину. Ведомая местью, Курута сама испачкала руки в крови, только после случившегося поняв, что покоя это не принесло ни её душе, ни душам её близких. Не забрало боль. Во время этого разговора, поднимая взгляд на Куроро, она внезапно понимает, что почти ничем они друг от друга на деле не отличались. Она хотела получить ответ, зная, что он её не обрадует. И получила. Курута не подумала о том, насколько она к такому будет готова, но решила рискнуть, по итогу оказавшись с правдой лицом к лицу. Каждый был виноват в чем-то и каждый пострадал. Две израненные души, желавшие друг другу соразмерных собственной боли мук, которые увидели за масками жестокости и ненависти что-то большее. Курапика вздыхает и, сделав шаг к мужчине перед ней, опускает голову на чужое плечо, уткнувшись в него лбом и крепко зажмурившись. Она больше не может справляться с этим в одиночку. Она не знает, что правильно, а что нет. И не знает, что ей теперь делать. — Я хочу, чтобы это закончилось. Опуская взгляд на светлую макушку, Куроро чувствует, как его руки сами поднимаются, словно неподвластные ему, в итоге чего он опускает ладони на уровне чужих лопаток, прижимая крепче к себе. Они оба попали в мясорубку, устроенную другими, а пережив её и обретя силу, потом своими же руками продолжили проворачивать жернова мясорубки, причиняя боль друг другу и ставя под удар ещё больше людей, которых омоет болью потери и жаждой мести. — Кто-то побоялся и убил вашу подругу, вы отомстили и убили мою семью, я отомстила и убила Увогина и Пакуноду, а вы снова будете мстить, пока в этот раз это не коснется моих друзей или ещё кого-то - пусть это уже закончится, — Курапика говорит еле слышно, еле находя в себе силы на то, чтобы сказать каждое слово, но знает, что будет услышана и понята. Человек, к которому она так жмется, жесток и не ценил жизни всех людей кроме тех, кто важен и нужен лично ему. Но отчего-то она чувствует, что лучше него, никто её не поймет. Она чувствует прикосновение рук, чувствует теплое объятие и как чужая аура накрывает её словно кокон, пытаясь будто бы спрятать от всей боли их обоих. Курута дергается, понимая, что за все годы чувств становится слишком много, она давит на виски, бьется вместе с сердцем о ребра, заставляет вцепиться в пальто мужчины, поджав хвост будто напуганный котенок. В горле встает ком и она замолкает. Ей и правда было страшно. Страшно решать, что делать со своей жизнью, как быть с ненавистью к убийцам её клана, как быть с планом притвориться послушной и влюбленной кошкой, чтобы потом сбежать. Её боль и страх выливаются слезами, пока одна за одной слезинки стекают по лицу, падая на ткань пальто, заставляя его намокнуть. Мужчина может только крепче обнять Курапику в своих руках, отстранённо смотря в сторону. Внутри что-то противно скреблось, стоило только понять, что чужие плечи подрагивают из-за старательно скрываемых слез. Ему не хотелось такого исхода их свидания, он планировал совсем иное, но был не менее удивлен тому, чем в итоге закончился разговор. Курапика могла уйти. Наградить его ударом или на крайний случай пощечиной, развернуться и оставить одного. И ничего не слушать. Но она осталась, выслушала, рассказала свою часть истории и теперь прижалась, не желая оставлять все так, как было. Столько предстояло разобрать теперь и осмыслить, им столько придется обсудить, чтобы действительно оставить это кольцо мести. Эту змею кусающую себя всё с большей силой за хвост. Они садятся обратно на покрывало не сразу, долго оставаясь стоять и прижиматься друг к другу, пока эмоции не утихают, принося вместе с покоем чувство легкой апатии. Усталость опустилась на плечи Курута и утянула её вниз, заставляя сесть, а после вытирания неуместных, по её мнению, слез, чувствует, как желание обсуждать что-то серьезно дальше постепенно сходит на нет. Она касается своего пластикового стаканчика с вином, допивает полностью его содержимое, а потом только смотрит, как Куроро опускается рядом. Тишина затягивается, и она вздыхает, заваливаясь немного в бок и роняя голову обратно на чужое плечо. Физическая близость к Куроро почему-то успокаивала. Ситуация ведь не сильно-то изменилась из-за того, что они прояснили, сложив две стороны случившегося. А внутри будто бы немного улеглись сомнения, стоило понять, что вражду они продолжать не хотят. Чувств своих и привязанности она пока изменить не могла, однако долго мучилась вопросами о том, насколько правильно так общаться и сближаться с убийцей её клана. Теперь же понимание и осознание причин, а также их общего желания прекратить причинять друг другу боль будто бы уменьшило горящее пламя ненависти внутри неё. — Вообще, я подарок планировал подарить. — А вышло как-то не очень. Но теперь мне интересно, — Курапика откидывает голову назад, поворачивает ее так, чтобы взглянуть на Куроро из своего положения и увидеть легкие тени сомнения, одновременно с желанием осуществить свой изначальный план. В этом весь Куроро. Хоть тресни, даже если в буквальном смысле, всё равно не отступится от своей идеи. Всегда достигнет и получит желаемое, учитывая множество факторов, хотя в последнем он иногда давал рядом с ней слабину. Фейтан шутил, что влюбился по уши, а от того забывал включать мозги. — Надеюсь, там не кольцо. Не хочу смотреть на твоё расстроенное личико. Кот смеется, щуря глаза и наклоняя голову, чтобы посмотреть на неё и насладиться видом того, как кошка, вытянув ноги, полулежала на нем, радовала натянутой, но не фальшивой улыбкой, постепенно расслабляясь после острой темы, которую они затронули. Как достаточно внезапно заговорили об этом, так и закончили. Но он не настаивал, хотя хотел бы прояснить некоторые вещи, узнать хотя бы о том же знакомстве его подруги и малышки Курута. А теперь любовался её попытками отвлечься на разговор о совершенно других вещах, разрядив неловкую и достаточно печальную обстановку банальной шуткой о кольце. Куроро не имел ничего против, она ему нравилась. И Курапика, и шутка. — В этом еще немного поучаствовал Шалнарк, но благодарить нас или же дать по лицу решать тебе, — мужчина отводит руку назад к сумке, стараясь не изменить их положения и при этом достать искомое. И пока Курапика чувствует легкое волнение, относительно чужих слов, ожидая как глупого, какого-нибудь шутливого подарка, так и чего-то на уровне обсуждения смерти её клана, Куроро все же садится ровно, держа в руке незаклеенный широкий конверт. Кошка поднимается с Люцифера, садится нормально и не скрывает своего любопытства, перекладывая свой хвост в предвкушении. Куроро достает сложенные листы бумаги, разворачивает и скользнув по ним взглядом, вздыхает, понимая, что вся ситуация сложилась совсем не так, как он хотел, а потому такой жест может быть понят неправильно. Однако действительно не в его вкусе оставлять свои идеи без реализации. Бумаги протягиваются Курапике, и он ждет какое-то время, смотря как девушка принимает их, хмурясь и пытаясь в плохом освещении рассмотреть содержимое распечатанных листов. Курапика проходится глазами по списку и брови сводит только сильнее. Она знала почти всех этих людей. Заочно. Знала, что все они были обладателями глаз Курута. И когда поднимает взгляд, понимает, что Куроро следил за её реакцией. — Что это? — глаза краснеют против её воли, пока она смотрит на человека перед собой, невольно думая о том, что он решил поиздеваться. Уж слишком она привыкла к пониманию с его стороны, к некой доброте и заботе, которую Куроро проявлял только к своим близким, против воли вписав Курапику в этот список. А потому забыла о вероятности того, что этот помойный кот мог снова сотворить очередной мерзопакостный поступок лишь бы себя развлечь. И что это значит? Что он хочет этим сказать? Посмотри на тех, кого ты никогда не найдешь, так как тебя никто не выпустит, как бы мы ни ладили? Она сжимает лист в руках. Это важная информация. Её нужно запомнить. — Это все владельцы алых глаз, которых только можно найти. Там вся основная информация о их статусе, положении в обществе, местоположении и подобном. Ты говорила ещё давно, что сосредоточилась на сборке информации, поиском глаз твоих близких и их упокоении. На данный момент у тебя в одном из маленьких городов Йоркшина в определённом месте спрятаны пять пар глаз, я прав? — Куроро озвучивает адрес, сделав небольшую паузу и вспомнив его, но пока озвучивает девушке небольшую подводку к своему предложению, всё не сводит взгляда с её красных глаз. Она так освоилась, что давно его не радовала столь прекрасным зрелищем. А интересно, во время секса насколько ярко будут блестеть глаза? Так же, как и во время боя? Или ярче? Не смотря на то, какую личную тему они подняли ранее, его мысли все равно неконтролируемо меняли свое направление. — Так вот подумал пойти тебе навстречу. У нас сохраняется очень большое количество информации о тех, с кем мы работаем. И исключением не стали те, кто купил глаза клана Курута, а найти что-то о тех, кто выкупил глаза у предыдущих владельцев, не такая большая проблема. — Какой мне прок от этой информации, если я не могу покинуть город? Даже перемещаться по нему без сопровождения, — она выпаливает сходу главный вопрос, который её волновал. Но умалчивает второй. Зачем это всё Куроро делает? Что ему нужно? Пытается задобрить таким способом ещё больше? Она убирает информацию в карман кофты. Нужно будет что-нибудь придумать. Эти люди насолили паукам и теперь Люцифер хотел мести? Слишком затратно для него, проще скинуть это дело Фейтану. — Ты думаешь твоё положение вечно будет оставаться таким? — Куроро голову немного склоняет на бок и хвостом слегка покачивается, не отводя взгляда от Курапику и находя её реакцию неплохой наградой за необходимость лазить по старым файлам и документам, а также беспокоить аналитика тем, чтобы он нашел информацию, не относящуюся к будущей деятельности Паука. Он давно думал о том, чтобы вернуться к привычному образу жизни труппы, не привязываясь снова к их родному городу. Они все путешествовали по миру в одиночку, либо маленькими группами, так что стоило предложить подобное Курапике. Или по крайней мере для начала покинуть пределы города и понаблюдать за её действиями, дабы в дальнейшем он мог строить планы, опираясь не только на свои предположения. Решение выпало на определённые даты, сопровождающие для неё уже выбраны, а точнее он остановился на том, что с ним ей будет спокойнее, и оставалось только поговорить с самой кошечкой, узнав её мнение. — А ты готов меня отпустить? — В ближайшем будущем мы можем решить вопрос твоего возвращения к поиску глаз. Не без сопровождения, конечно, мы ещё решим, кто поедет с тобой. Однако если ты не хочешь пачкать руки и тратить время, — мужчина временно откладывает конверт, кивая на листы, которые Курапика убирала в карман, после чего поднимает освободившуюся руку, касаясь щеки девушки, проводя пальцами по коже в совсем лёгком и аккуратном жесте. Пальцы спускаются вниз, и он чуть приподнимает голову девушки за подбородок, пользуясь тем, что они сидели достаточно близко друг к другу, и склоняясь к её уху. Чтобы мурлыча с легкой улыбкой на губах, сказать те слова, которые слишком часто стали появляться в его голове. — Я с удовольствием брошу этих людей к твоим ногам. — Зачем тебе это? Что ты..? — Курапика замирает поначалу будто жертва перед хищником, и вся вздрагивает от чужого голоса. Это звучит нереально. Будто Куроро шутит и развлекается, забавляясь с желанием Курапики почтить честь клана. Но информация была подлинной. У Курута где-то глубоко внутри трещит шаблон и само её представление о пауке. Но потом Курапика отшатывается назад. Она удивленный взгляд поднимает на Куроро и старается отдышаться. Откуда-то поднимается такая же паника, как после ночных кошмаров и видений рек крови. Пайро... Курута уши прижимает к голове и поднимает руку к лицу вновь, стараясь себя успокоить. Ещё ничего не произошло. Пока ничего не произошло — Моя обязанность заботится о каждом в труппе. Я знаю, что тебе важно, поэтому и делаю это, — Куроро дожидается пока она немного успокоится, после чего касается чужой руки и медленно убирает её от лица Курута, склоняясь к ней снова, в итоге прикасаясь губами к щеке в нежном поцелуе. Он притягивает кошечку к себе поближе и вовсе устраивает её в своих руках, обнимая и мягко поглаживая по спине. — Как обдумаешь всё, можешь дать свой ответ. Сейчас не спеши с ним. Курапика только и может, что носом упасть в чужое плечо и хвататься за плащ руками, сжимая его. Нужно взять себя в руки. Срочно. Ей ещё никто не помогал. Не с этой целью. Конечно, Леорио заслуживал премии лучшего друга столетия, но никто и никогда не говорил, что он бросит отчасти виновных в смерти её клана к её ногам. Курута вздрагивает мелко и не может сдерживать рычания. Противоречивые эмоции так и рвутся наружу, желая не то впиться в чужую шею клыками, не то любовно его вылизывать. — Я хочу сделать это сама. Когда ты дашь мне покинуть город? Что ты хочешь за это? — Курута отстраняется медленно и будто бы даже нехотя, но отпустить чужую одежду не может, будто это была её единственная опора. Но так оно и было. Единственный, кто был и виноват, и давал ей такой золотой билет, не пытаясь искупить свои грехи, но желающий чего-то большего между ними. Куроро обнимал её, не отпускал ровно столько, сколько девушка в этом нуждалась, тихо мурлыкал, чтобы помочь успокоиться, но потом так же спокойно давал отстраниться, придерживая слегка, заметив, что одежду его она так и не отпустила. Мужчина улыбается и опережает девушку с её думами о том, что ей сделать в ответ на такие слова. Он целует её ещё раз, даже не пользуясь моментом и не приближаясь к губам, а потом так же негромко, как и до этого мурлычет. — Не будем решать это сейчас, но поверь, долго ждать не придется, учитывая наше общение последнее время. Ты можешь заниматься этим сама, ни я, ни пауки, не будем вмешиваться. Но сопровождение у тебя определенно будет. Можешь сама выбрать. Очевидно, что Каллуто и Кортопи не в счёт, — его руки опускаются на чужие бёдра немного, поглаживают через одежду, пока он смотрит в всё ещё красные глазки, позволяя себе любоваться. Он смотрел на результат своих действий, понимая, что теперь всё дело двинется легче. Она не шарахалась его, спокойно подпускала к себе и даже позволяла вот эти наглости, хотя в эмоционально стабильном состоянии она бы зашипела. Но оттолкнула бы как в первые дни? Курапика привычно фырчит после поцелуя и морду воротить начинает, прижимая ушки. Он может быть хоть немного серьёзен? Хотя, пожалуй, она больше боялась, что Куроро серьёзен. А он и был. Она кое-как отпускает чужой плащ, и руки свои опускает поверх рук Куроро на своих бёдрах. Бесстыдник. Паучьи лапы приходится с себя убрать и отвернуть голову в сторону. Чтобы после секундных раздумий тут же вновь обратить свой теперь более осмысленный взгляд на Люцифера. И невольно ноги сжимает. Ей не нравилось то, как она быстро привыкла к чужим прикосновениям и как легко поддавалась на ласки. И как ей хотелось их продолжения. — Так что ты хочешь? Куроро убирает руки без возмущений, лишь чувствуя внутри себя желание воспротивиться. Не хотелось сейчас её от себя отпускать, хотелось продолжить касаться и может ещё пару раз поцеловать, может вылизать, если позволит. Вместе с осознанием чувств, пришло и осознание обычных низменных желаний. Хотелось большего. Куроро усмехается, слыша вопрос, на который как раз обдумывал ответ, после чего упирается рукой за спиной в пол и малость нависает над девушкой. — Я не планировал у тебя что-то просить. И все же ты сама спросила, — он второй рукой ведёт по чужой щеке, убирает пару светлых прядей с лица в сторону, заправляя за ухо и склоняется ещё ниже, чтобы поцеловать её, пока не даёт отвернуться и сбежать. Он знал, что Курута хочет его внимания, его прикосновений. Он это чувствовал. Просто хочет его, даже если убрать пошлый подтекст, но он спокойно делал такие выводы исходя из тщательно скрываемых реакций той, с которой очень много времени проводил вместе. Взять те же долгие взгляды из-под ресниц, которые он чувствовал на себе слишком часто. Куроро отстраняется достаточно скоро, облизываясь и покачивая в воздухе хвостом медленно. — Подпусти меня ближе к себе. Курапика чувствует себя загнанным зверем в угол. Куроро над ней нависает и смотрит так, что двинуться нельзя. Она невольно к чужой руке ластится и подставляется. Тактильный голод, с которым ей последнее время было тяжело бороться, просыпался мгновенно, заставляя её желать получить как можно больше чужих прикосновений. Она старается немного неловко ответить на чужой поцелуй, прижимаясь к нему невольно, хватаясь за чужие плечи. Её почти даже не волнует то, как поцелуи между ними становятся чем-то обыденным. — По-моему ты уже достаточно близко, — кошка ушки прижимает и хвост не может удержать на месте, водя им из стороны в сторону, сбивая этим итак неровно лежащую ткань покрывала. Она старается отговориться от очередного поцелуя, морду то уводя, то снова поднимая, а потом все же ловя чужое лицо в ладони, целуя спешно в нос. После чего с чувством выполненного долга отстраняя. — Мне кажется, для тебя я буду достаточно близко даже тогда, когда буду на расстоянии нескольких километров, — он усмехается, растягивая губы в бесстыдно довольной улыбке. Дорваться наконец до чего-то столь желанного было прекрасной наградой за его терпение, во время всех неприятных моментов, связанных с Курапикой. Он целовал её в этот раз дольше, продолжая касаться рукой щеки, поглаживая пальцами и мурлыча в поцелуй, а теперь не переставая прогонять случившееся в памяти, как свежую пленку. Отстраняться не хотелось, и все же кот не спорит, довольствуясь тем, что уже получил, но про себя думает, что с удовольствием потерся бы сейчас носом о чужую щеку и приластился бы. — Но если бы ты действительно была против, то я бы это уже понял, так что даже не пытайся врать. В глазах напротив она так и видела чужое желание отвлечь её от препирательств новой чередой поцелуев. И почему-то позволяет, сдавшись и садясь ближе, совсем вплотную, чтобы мужчина мог без лишних усилий склониться и поцеловать её. Курапика не может сдержаться и не ответить ответным вниманием, заставляя сгибаться над ней Куроро ещё больше. Ушки она так и не выпрямляет, млея от чужой близости и внимания. Куроро отчего-то ласкал совсем иначе, чем другие пауки и всё держал дистанцию. Она тянется вслед за чужим прикосновением, но почти сразу хмурится. — Я против. И я лгу. А теперь нам нужно налить еще вина и допить эту бедную бутылку, чтобы я могла списать на алкоголь то, что тебе позволяю, — она может только улыбнуться несдержанно на то, как Куроро смеётся и соглашается с её словами, пока наконец отлипает от нее, наливая в стаканы вино послушно и передавая кошке. В процессе этого его хвост меняет свое положение, оплетает собой светлый и только после этого замирает, в то время как его обладатель снова тянется к спутнице за лаской, чтобы смазано чмокнуть сначала в щеку, потом в скулу и наконец чокнуться краешками стаканов, из-за пластика лишив себя возможности послушать характерный звон стекла. После чужой любвеобильности и серьезного отрицания Курапикой своей вины и в целом причастности к этому, пришлось судорожно приглаживать волосы и всю себя лапками, чтобы хотя бы по её морде не было понятно, чем они занимались, когда они подумают покинуть здание церкви и вернуться обратно. Ну конечно, пауки ж не поймут, и вот ни разу не додумают что-нибудь пошлое, дабы её смутить, а себя развлечь. Да и Куроро к тому же такой довольный, потому что сам с собой целовался. Ну да. Конечно. Курапика ловит взгляд, что напоминал ей темную бездну, а сама в последний момент не решается-таки прижать к себе обратно хвост, спасая его от чужого. Смотрит в глаза и понимает, какую ошибку допустила. Стоит только один раз дать слабину, как её тут же грозились затискать до смерти либо сейчас, либо в ближайшее время. Ну или затрахать. Куроро мог в теории, хотя и на практике тоже сделать и то, и другое поочерёдно. А чужое желание было немного очевидным в силу наличия у Курута парочки как раз не лишних извилин в мозгу. Молодой мужчина, живущий бок о бок с такой же молодой кошкой и жаждущий от нее внимания. Очевидно, что творилось в черной ушастой головушке, когда Куроро спускал чертей с поводка. Но внутри с каждой минутой крепла уверенность в том, что ничего между ними помимо взаимных подколов и долгих пьяных поцелуев уже не случится. И это было к лучшему.