Переломное решение

      Агнолло Нарди, мужчина плотого сложения с обилием седых нитей в чёрных волосах и внимательно-въедливым взглядом чёрных глаз, управляющий парижским филиалом банка Бельтрами на улице Ломбардцев и владелец своей меняльной лавки, сидел за дубовым столом напротив молодого человека в чёрном камзоле, расшитом серебряными нитями. Лицо его хранило спокойное и серьёзное выражение, как и у сидящего напротив него Агнолло. В дверном проёме стояла белокурая молодая женщина с глазами цвета ясного неба в летний день, нахмуренная и вся напряжённая от макушки до пят в богатом платье горожанки. Совсем недобрым взором смотрела она на богато одетого молодого мужчину, который сидел напротив её мужа с поистине дворянской осанкой, и если бы взором можно было уничтожить человека — от незваного гостя осталась бы жалкая горсть пепла. — Агнолло, хоть я беременна, ты не можешь отдать мессиру графу нашу дочь! — воскликнула, всеми силами стараясь унять гнев и боль, белокурая женщина. — Агнелла, я тоже не собираюсь отдавать нашу дочь мессиру де Селонже, — спокойно произнёс Агнолло, поманив её к себе. Агнелла приблизилась к стулу мужа и обняла супруга со спины. — Мы оба прекрасно знаем, что Лоренца — не ваша дочь, что малышка — дочь Фьоры и Лоренцо. Тем не менее я очень прошу вас отдать дитя Фьоре и мне, — стараясь приглушить деликатностью свою решимость и твёрдость, выразился граф. — При всём к вам уважении, мессир Филипп, прошло три месяца, я и моя жена оба любим это дитя, — проговорил Агнолло, надеясь отговорить бургундского дворянина от его намерений. — На каком основании вы решили, что мы должны отдать вам ребёнка, которого успели полюбить?! — закипела ярость в до этого сдержанной Агнелле. — На том основании, что Фьора лежит третий месяц в тяжёлой депрессии, и мы всем Рабодьером заставляем её поесть и следить за собой. Мне уже безразлично, что было во Флоренции. Я согласен записать себя отцом девочки. Пусть растёт при матери и носит моё имя, — Филипп устало вздохнул и взлохматил свои отросшие до уровня шеи чёрные густые волосы. — Я хочу видеть рядом с собой снова мою жену, а не её унылый призрак. — И так просто на это согласитесь? И даже не будет болезненно колоть самолюбие? — позволила себе Агнелла поддеть неприятного ей визитёра. — И даже ребёнка с женой не станете попрекать тем, что сейчас хотите для них сделать? — поддержал жену Агнолло. — Какое там самолюбие, когда близкий человек на глазах чахнет… — обронил Филипп, закусив нижнюю губу. — Дочь Фьоры будет считаться для всех зачатой её матерью от бывшего мятежника во время тайных встреч. Я не буду припоминать Фьоре и Лоренце происхождение девочки. Я клянусь честью имени, что малышку никто не смешает с грязью и никогда не унизит. Не могу обещать любить Мари как кровную дочь. Но обещаю относиться к ней справедливо и по-доброму. Только ноги Фьоры больше никогда не будет во Флоренции и малышке дадут имя Мария-Фьора… я уже так от всего устал, что мне ни к чему распри в моей же семье…