Четыре медовые ночи

      На следующее утро король принял решение покинуть Эдорас и готовиться к медленному трудному пути до Хельмовой Пади. До Гримы не было дела: все люди были заняты подготовкой лошадей и провизии. Эовин хотела было обратиться к королю с просьбой пощадить Червеуста, но это уже не имело значения – судьба Гримы была предрешена.       - Его казнят прежде, чем город будет сдан. Эта смерть послужит показательным примером для тех, кто впредь вознамерится предать корону. Если же завтра время будет против нас, оставим его гнить в этой камере.       Эовин не стала спорить. Она прекрасно понимала, что потерпела полный провал в глазах дяди и даже не смела надеяться, что теперь ей позволят защищать свой народ.       Целый день Эовин вместе с другими жителями собирала и упаковывала необходимые вещи, относила их к повозкам. К вечеру, когда ей наконец удалось остаться одной, Эовин тихонько проскользнула на пост квартирмейстера. Как она и предполагала, он оказался пустым, и Эовин с лёгкостью достала то, что ей было нужно – ключи от тюремных камер.       Со свёртком припасов в руках и ключами, надёжно спрятанными в кармане, она непринужденно прошагала через дворцовые коридоры и быстро скрылась в подземном проходе, ведущем в темницы. На посту не было ни единого человека, и никто не помешал ей добраться до камеры. Эовин перепробовала четыре ключа, прежде чем замок щёлкнул. Тихонько войдя внутрь, она заметила, что одна лампа всё ещё горит со вчерашней ночи.       Грима спал на полу, закутавшись в её шаль. Жёлтый свет отбрасывал глубокие тени на его бледное лицо, покрытое синяками и следами пыток. Эовин наклонилась и осторожно потрясла его за плечо. К её изумлению он вскочил с пугающей скоростью. Его руки, не скованные больше верёвками и цепями, стиснули её запястья и с силой оттолкнули назад, припечатав к стене. Эовин и подумать не могла, что в этом хрупком жилистом теле может быть такая сила. Его стремительное движение застало её врасплох, а бешеный удар о холодную твёрдую стену на миг вышиб воздух из лёгких.       - Грима, - выдохнула она, пытаясь вырваться и смотря на него расширенными от страха глазами, - это же я!       Ему потребовался один миг, чтобы осознать, кто перед ним. Грима сразу же отпустил её запястья и рухнул обратно на пол, тяжело дыша.       - Прости меня, - проговорил он, - я думал, это один из них.       - Никто не придёт сегодня – сказала Эовин, потирая запястья. От такой хватки завтра скорее всего появятся синяки, но по сравнению с его мучениями это был сущий пустяк.       - Саруман и Саурон объединились, - выпалил Грима, - они хотят уничтожить мир людей и захватить Средиземье. Саруман создаёт армию, но я не знаю, насколько она велика. Я не был в Изенгарде больше года с тех пор, как впервые согласился на его план. Он ничего не сообщает мне о своих делах. Это я хотел тебе сказать и сказал бы вчера, если бы не...Это всё, что я знаю.       Он посмотрел на неё в ожидании ответа.       - Так ты ничего не знаешь, - прошептала она, услышав в его словах чистую правду. - Почему же ты не сказал об этом?       - Я говорил. С самого первого дня до последнего.       Эовин стало плохо. Да, конечно, он говорил. Этот человек трус и не стал бы скрывать правду под пытками. Он рассказал её своим мучителям в самый первый день, но никто ему не поверил.       - Грима...я…я очень сожалею о твоих страданиях….       После долгого молчания она подошла к нему и уронила перед ним свой свёрток.       - Возьми это, ты свободен. Постарайся выбраться из города незамеченным.       - Король не даровал мне свободу, - догадался Грима, беря принесённые вещи.       - Нет. Он подписал приказ о твоей казни. Ты предпочтёшь это?       Грима покачал головой, и Эовин повернулась, чтобы уйти.       - Подожди, - позвал он.       Она остановилась, но не оглянулась на него. Она просто не могла.       - Можно мне взять это?       Посмотрев через плечо, Эовин увидела, что он держит в дрожащих руках её шаль.       Она почувствовала….что-то. Может быть жалость? Или отвращение или вероятно недоверие при мысли о том, что единственным свидетельством его преданности, которое она когда-либо видела, было непоколебимое желание обладать ею.       Эовин кивнула в знак согласия и направилась к двери. Грима вцепился в ткань трясущимися пальцами, как будто это была самая драгоценная вещь на свете.       - Скажи мне, моя леди – его голос снова остановил её. – Сделал бы я когда-нибудь тебя счастливой?       На этот раз она полностью повернулась. Медленно подойдя к нему, Эовин посмотрела прямо в его опухшие глаза.       - Нет, Грима - её сердце забилось быстрее - Никогда.       Эовин оставила его, стоящего на коленях в тусклом жёлтом свете и сжимающего шаль – единственную её часть, которой он мог обладать. Тело его было сломано, а сердце разорвано в клочья. Конец