Сборник рассказов с поркой

      Я провёл рукой по приборной панели моего пепелаца. Топливо загружено, груз загружен, можно вылетать. Окно вылета через 20 минут. А пока я стою с открытым грузовым отсеком. Ловля на живца, она такая. Не больше одной рыбы в месяц. Включаю камеры по периметру корабля, заодно подключаю камеры из дока. Пока находишься в доке, можно пользоваться камерами отсека. Просто сижу и рассуждаю о своём. Я уже 10 раз пересчитал самые выгодные торговые пути, в 11 раз мне просто лень, я знаю всё от и до. Даже есть варианты, если тех или иных товаров не будет на точках, когда их раскупят до меня. В пути я буду около 4 дней. Если ловля не удастся, буду читать научные статьи и смотреть фильмы на большом ветровом стекле, не вставая из кресла.       Датчик движения моей камеры вспыхивает, смотрю туда. Рыба пошла на удочку. Я жду дальше, нервы шалят, теперь надо захлопнуть в правильный момент. Переключаю камеры на внутренние. Пальцами стучу по своей ноге. Остаётся пять минут до окна. Закрываю грузовой отсек. Сердце учащённо бьётся, включаю автопилот. И, спустя ещё 10 минут, на автопилоте покидаю космическую станцию Паллада.              По камерам смотрю что происходит внутри, а в голове уже предвкушение: какие именно слова произносить, каким тоном, какое лицо скривить. Самое главное, это не растерять запал раньше времени. Рыбка уже поймана, осталось её разделать. Но сразу же за ней идти нельзя, я должен поймать её «случайно». Иначе это вызовет подозрения.              Проходит 8 часов, около 10 минут назад я выпил энергетика, чтобы не уснуть. Мне ещё 6 часов предстоит не спать. Ещё раз смотрю на камеры.       Поднимаюсь из-за кресла, прямо чувствую как горят мои уши и щёки. Вешаю за пояс тазер и иду в грузовой. Почти всё в коробках. Отсек упакован до потолка, коробками на коробках. Коробки надёжно зафиксированы. Между ними места в полтора человека, очень узко. Лабиринт из коробок. Прохожу между коробками с клубникой и бананами и вижу своего незваного пассажира. За клубничным грузом, оперевшись на стену, мирно спит мальчик. По одежде понятно, что он небогатый. На билет денег он не сыскал, а поэтому решил проскочить зайцем. Что ж, ты сам виноват. Вытаскиваю слева из-за пояса наручники, осторожно подвожу к его лодыжкам и застёгиваю. Он ещё не проснулся. А вот некоторые резко просыпаются. Что ж… глажу его по волосам, всё сильнее, пока он не открывает глаза. Сначала он не понимает, потом резко дёргается и ужасе смотрит на меня. Он прижимается к стене, пытается поджать ноги и замечает оковы. Я приветствую его и говорю, что поймал его на попытке кражи груза. Он молчит, не знает что сказать. Я говорю, что или я передаю его властям, и он получает несколько лет рудниковых работ на астероидах, где всё плохо с защитой от радиации. Либо мы разбираемся здесь же. Он всё ещё в шоке. Я говорю, что выпорю его и высажу на следующей станции через 4 дня. Потом беру его запястье и пытаюсь потянуть за собой. Мальчик пытается одёрнуть руку, ему такой план не нравится. Ну само собой, он никому из вас не нравится. Я говорю, что мы в открытом космосе, и что я прямо сейчас могу просто выкинуть его за борт. И мне ничего не будет, я просто скажу, что ни о ком не знаю и не слышал. Он заявляет, что камеры видели как он забегал на корабль. Я отвечаю что скажу что в какой-то момент отсек контакта с открытым космосом открылся сам. Ах да, там внутри панель, так что мальчик возможно не разобрался с панелью и случайно самоубился. А записи со внутренних камер сотру. У него на глазах слёзы. Он просит не бить его, просто высадить на предыдущей станции, я отвечаю, что я не вернусь туда, у меня жёсткий план по доставкам. Мальчик полностью в моей власти, я могу с ним делать буквально что хочу, и мне действительно ничего не будет. Слёзы всё сильнее, он понимает, что выбора у него нет, сейчас его выпорят.       Ещё раз тяну за собой, он уже не так активно сопротивляется, только размазывает слёзы свободной рукой, просит простить его и перебирает ножками в наручниках.       Из грузового отсека мы выходим в основной корабельный, откуда короткие коридоры идут во все остальные части. Я указываю ему на закреплённую пустую коробку, которую я обычно использую как стол. И как разделочно-пОрочное место для таких вот зайцев. Дерево вычищено от сучков и покрыто лаком, об него можно хоть щекой тереться. Внизу у коробки в разные стороны торчат стальные кольца. Могло бы показаться, что это для закрепления коробки во время транспортировки, но это конечно же не так. Я показываю безбилетнику на коробку, приказываю спускать штаны с трусами. Он ещё раз жалостливо смотрит на меня, и, понимая что выхода нет, начинает дрожащими руками расстёгивать свои штаны. Тихонько он спускает их до щиколоток, где всё ещё его кандалы.       — И трусы.       Он ещё раз смотрит на меня печально, и медленно спускает трусики. Моему взору открывается бледная молочного цвета попа. Ничего, скоро она станет пунцовой. Он перегибается через коробку-стол. Я из шкафчика на стене вытаскиваю наручники и ими цепляю правую руку мальчишки за короткую палку в стене, затем правую ногу — за кольцо коробки, вытаскиваю левую ногу из кандалов, скидываю с неё брюки с трусами, резко увожу влево и цепляю за второе кольцо. Мальчик не может видеть кольца из своего положения. Затем я начинаю задирать его футболку.       — Постойте! Зачем?!       Не слушая его причитаний, я рывком сдираю с него верхнюю половину одежду и оставляю висеть на правой руке, затем левую руку прицепляю за отстёгнутые с ног первые наручники к другой короткой палке в стене. На самом деле это не короткие палки, это ухват для рук для поднятия панели на стене корабля. Но сейчас панель закрыта и зафиксирована, просто так её не открыть. Мальчик теперь пристёгнут буквой Х и напуган, его голая попа зазывно выпячена. Она так и просит всыпать ей крепкого ремня. Между ног виднеются яички, но это нормально, я ещё ни разу не попадал по тестикулам.       Безбилетник озирается на меня, в его глазах стоят испуг и слёзы. Я медленно увожу руки к своему ремню и начинаю его расстёгивать. Мальчишка смотрит на это с неподдельным ужасом, именно этим ремнём его сейчас будут стегать.              Вытащив ремень, я складываю его вдвое. Оцениваю фронт работ и пару раз щёлкаю половинками ремня друг о друга. Мальчик напрягся и попытался сжать попу. Я размахиваюсь, мальчик уводит зад в сторону. Куда ж ты её уберёшь, окаянный? Ремень облизывает попу в первый раз. Мальчик сжимается всеми мышцами тела. Я бью второй раз, третий. Мальчик громко вздыхает, через пару щелчков — мычит, а ещё через несколько — вскрикивает. Я бью не жалея его задницы, с размахом от плеча и отмашкой, мой тяжёлый, специально для этого купленный ремень раз за разом ложится поперёк его голой попы. С оттяжкой, чтобы лучше ремень лучше лизнул попу. И без передыху, чтобы мальчишка прочувствовал вкус кожаного ремня как следует. Сначала он храбрился и закусил губу, но уже через 15 ударов от начала стал кричать. Его видимо непоротая попа в первый раз получала такой прогрев по всей поверхности. Мальчишка крутил своей задницей в попытках увернуться, но ремень каждый раз находил подходящее место для удара. Я решил передохнуть, вытереть пот с лица и осмотреть результаты трудов. Мальчишеская попа из нежно молочной превратилась в пунцовую. Не осталось ни сантиметра, который не был бы тронут ремнём. Эту порку ревущий мальчишка надолго. Сделав пару вдохов и дождавшись пока мальчик расслабит красные булочки, я сказал:       — В космосе никто не услышит твой крик. Знаешь, ещё на Земле, веке в XVIII, на древних кораблях для попутного ветра пороли юнгу. Драли именно мальчишек, так как их звонкие голоса лучше услаждали богов. Не удивлюсь, если для этого с собой розги везли. Но думаю, что чаще обходились ремнями и прочей снастью. Продолжим?       Глаза мальчика расширились, и он взглянул на меня.       — Дяденька, вы что, меня ещё драть хотите? Вы же мне уже всыпали. Не надо!       Я щёлкнул ремнём прямо перед его лицом, размахнулся, мальчик попытался увести свою попу, но вместо этого я… Щёлк! И ремень проходит по его левому бедру. Взвизг. Как же он запоёт, если удары будут в полную силу? ЩЁЛК! ЩЁЛК! ЩЁЛК! Крики эхом отразились от стен. Если бы не плотные двери, их бы сейчас было слышно по всему кораблю, в каждой каюте, даже в сортире и в инженерном отсеке. Хотя, если бы не шумодавы в стенах и дверях, мы бы давно оглохли от ревущего двигателя, аннигилирующего антиматерию. Но мальчик видимо решил перекричать двигатель. С левого бедра я перешёл на правое, затем хлестанул по попе, давно не получавшей внимания.       — ИИИИИИИИ! — завизжал что есть мочи безбилетный пассажир.       — Я тебя отучу без билетов на корабли проникать!       — Извините! АЙ! Я больше не буду! АЙ!       Я в случайном порядке выдавал удары по мягкому напоротому месту и по стремительно краснеющим бёдрам. Удары громко чеканили через каждые две секунды. ЩЁЛК! ЩЁЛК! ЩЁЛК! ЩЁЛК! Мальчишка разревелся и срывал горло, горланя на весь корабль. Затем он перешёл на визг и просто драл глотку без остановки. ЩЁЛК! ЩЁЛК! Я дал ему полминуты передышки:       — Юнгу надо высечь хорошо. Чтобы кричал на весь корабль, как ты сейчас. Девки ревут при каждом удобном случае, а вот слёзы, крики и визги мальчишек являлись особым лакомством для богов.       Сам я конечно в эту ересь не верил. Затем я замахнулся вновь. Он уже даже не смотрел на меня и не реагировал, он просто лежал и вздрагивал. Вся попа и бёдрышки пошли синим, а где-то и фиолетовым. Мальчишка буквально захлёбывался слезами, он уже не мог видеть ясно, слёзы снижали видимость. Всё лицо от напряжения красное. Он не просто надолго запомнит эту порку, она вообще не выйдет у него из головы. Всякая воля у него пропала, он даже более не извинялся, только выл.       Ещё больше слёз и эмоций я из него не получу. Разве что запороть его до смерти, а я так делать не буду. Я отбросил ремень на пол. Не уверен, что мой заяц услышал это и тем более понял.              Я присел и отстегнул его правую ногу от наручников, сняв штаны и трусы, которые так и висели там. Затем левую, затем правую руку, и скинул футболку и курточку, а затем и левую руку. Мальчик остался полностью голый. Всё ещё горько ревя от боли и унижения, он попытался прикрыть попу и свести ноги. Глупый. Ещё больше показать чем ты уже показал, ты просто не в силах. Я камерами записал всё с кучи точек. Одна камера смотрела тебе прямо в захлебывающиеся слезами лицо, другие слева и справа, крест на крест на твоём теле, ещё одна сзади-снизу, показывая чем там тебя одарила природа. Я поднял мальчика под руку и понёс в душевую. Он вообще уже не оказывал сопротивления.       В душевой я поставил его на ноги, а сам вышел. В ретроспективе для него всё должно выглядеть так будто я к этому не готовился. Из шкафа я взял наручники на очень длинной цепочке. Когда я зашёл обратно в душ, он прикрывал свой писюн и таращился на меня своими испуганными большими глазами. Я защёлкнул на запястье наручники и зацепил их выступ, свисавший с потолка, а короткими наручниками я зацепил его ногу за решётку слива.       — Ч-что вы делаете?       Затем я нажал на кнопку на стене и выступ на потолке начал подниматься, скрывшись за потолком. Рука мальчика поднималась вслед, а затем его тело натянулось как струна, кнопку я отжал. Теперь ему было сложно стоять на цыпочках, он еле-еле доставал пол кончиками пальцев ног. Вес его вес приходился на руку.       Я взял шланг с душем, поставил приемлемую тёплую температуру, включил давление. Пшшшшш. Я прошёлся водяной струей по его голому телу, смотря как забавно он реагирует, особенно когда струя касалась напоротой голой попы. «Ммммм», — замычал он, а из его глаз опять стрельнули слёзы. Отодвинув ягодки, я прошёлся и между ними, а также по всему остальному телу. Голову ему я мыть не стал, но, снизив давление, ударил струёй в лицо. Он смешно завертелся, пытаясь увернуться, и так несколько раз. Выключив душ, я снял полотенце со стены и прошёлся им по лицу. После этого мальчишка посмотрел на меня взглядом не то разозлённого ни то оскорблённого до глубины души ни то обиженного с надутыми щеками зверька. Особой милоты добавляли его большие глаза и красные от слёз щёки. Хотелось обнять и успокоить его, но делать так опасно. Свободными ногой и рукой ни пнуть ни ударить меня он не пытался, понимая, что в ответ просто получит по лицу.       Когда я прекратил проходиться по его телу полотенцем (уделяя особое место пунцовой заднице, от чего он вертелся, как уж), то расстегнул его с наручников. Он к этому моменту успокоился и прекратил унизительно реветь, как девчонка, только немного хныча. Я снова повёл его за запястье, заодно забрав с собой длинные наручники.              Пройдя до гостевой каюты, я открыл дверь, и с силой шлёпнул по его заднице. Всё ещё голый мальчишка взвизгнул и влетел внутрь, держась за попу, следом зашёл и я, пристегнул его за ногу к кровати, которая намертво была приварена к полу. Стол, кровать, унитаз и лампочка там есть, и он сможет дотянуться, а больше и не надо. Я вышел, закрыл за собой дверь и заблокировал выход через её панель.       Я вернулся в рубку и снова сел за штурвал, выведя на лобовое изображение с камер из его камеры. Мальчишка плюхнулся на кровать кверху задом, давая мне хороший обзор его пунцовой попы, уткнулся в подушку лицом и вновь начал горько плакать, поглаживая свой зад. Это всё было заслуженно. Мои авиалинии не бесплатные. Ты сам пробрался на мой корабль. Ты сам в этом виноват. По хорошему, тебя надо сдать органам правопорядка. Но избитым тебя туда доставлять нельзя.       В идеале я бы хотел тебя ещё больше унизить. Показать тебе видео-записи с твоим ревущим лицом. Как твой громкий крик разносится по кораблю. Как вертится твоя голая попа. А ещё лучше выяснить твою личность. Сделать нарезку клипов и прикрепить в угол каждого видео твой ID с, я уверен, улыбающимся лицом. Чтобы создавало резонанс между улыбающимся и спокойным тобой и ревущим, голозадым, лишённым гордости и силы воли, слёзно просящим прекратить пороть тебя, как маленького ребёнка. И чтобы каждый в Пузыре знал, что ВОТ ТАКОЙ-ТО, он мелкий заяц-нарушитель, за что бы сурово порот по голой попе и выставлен на показ всем таким нарушителям уроком… Я вдохнул, выдохнул… Ага, как же. Я открыл нарезки остальных зайцев и даже белок. Маленькие негодяйки попадались реже, но иногда проскакивали. Коллекция милых хнычущих хулиганов с их трогательными выпоротыми пунцовыми задницами. Я никому не смогу их показать. Даже им самим. Каждого из них я великодушно оставил в живых. И если я так сделаю, я наживу себе мелких врагов, каждый из которых вырастет и затаит на меня злобу, им будет нечего терять.       Отмасштабировав видео с живой камерой на всё стекло, я расстегнул пуговицу на штанах и спустил их. Ты был очень-очень плохим мальчиком. И всё это заслужил. И очень-очень горько ревел, когда мой ремень без пощады облизывал твою задницу.              На следующее утро я зашёл в его каюту с ремнём на перевес. Он, как увидел, сразу запрыгнул на постель с ногами и вжался в угол. Из угла он смотрел на меня и трясся. Я с наигранным непониманием посмотрел на свою руку, державшую ремень.       — Ой, извини, перепутал.       Я вышел из каюты, а через 20 секунд вошёл туда обратно, уже со сваренным бич-пакетом. Поставил к нему на стол и вышел. Он лишь вслед спросил:       — Дяденька, а мы когда доедем?       — 3 дня. Сиди здесь. Без телевизора, Волны и одежды. Одежда это привилегия, а ты заяц, а не человек.       Я вышел из каюты и вновь запер её панелью. Надо будет в последний день отшлёпать его ещё раз. В этот раз просто рукой. Закинуть к себе под руку, на колено, попой кверху и надавать ладонью по ещё ноющей заднице. Насладиться его горькими слезами и всхлипыванием, пока рука не заболит. Потом кинуть ему его одежду и указать на дверь, прочь из моего корабля и побыстрее.              Когда я возвращался ко штурвалу, я задумался. Забавно. Я слышал, что слово «телевизор» как появилось в XX веке, так и осталось. А вот «Волна» раньше называлась по-другому. Арпа? Орпа? С этими размышлениями я уселся в кресло, вновь вывел гостевую каюту на экран, но уже на боковой. А на основной вытащил синхронизированные ролики. Посмотрим что там нового со звёздами, экономикой, котами и научным прогрессом. Послезавтра надо снять все нужные записи с камер на шифрованный спрятанный раздел и стереть всё. А на следующий день сяду на станцию, как ни в чём не бывало. Открою грузовой отсек, роботы-погрузчики заберут коробки, мне начислят синие кредиты. Где-то там пробежит и мальчишка, о котором я скажу, что ничего не знаю, а камеры я затёр. «Ах да, вот он выбегает». Закуплюсь новым товаром и буду ждать своего окна на вылет с открытым отсеком.