Сборник рассказов с поркой

      — Ты же не собираешься слушаться маму, да? Фриск? Фрииииск?       Фриск тянет меня за руку к дивану.       — Фриск, пожалуйста…       Фриск садится, подтягивает меня к себе, расстёгивает мой ремешок и пытается спустить с меня шорты. Я крепко держу их, но знаю, что Фриск под бафом от козо-мамы многократно сильнее меня. Поэтому мой единственный шанс это уговорить бывшего соучастника совместного преступления словами. Азриэль стоит рядом, он испуган и молчит, ему нечего сказать.       Ты и слушать меня не хочешь, рывком спуская мои шорты до колен. Вслед за ними вниз спускаются и трусы. Я успеваю только вскрикнуть и оказываюсь на твоём левом бедре. Ты задираешь мой джемпер, целиком оголяя задницу. Обе твои руки горят слабой зелёной аурой, левой рукой ты хватаешь меня под живот, фиксируя на месте место применения родительского наказания. Моя беспомощность и вид голой попы наполняет тебя решимостью. ШЛЁП! Я чувствую первый шлепок. Он такой хлесткий и болезненный. Мои глаза широко открываются, это даже больнее моих самых смелых ожиданий. Это раз в 5 больнее чем у тебя есть своих сил. ШЛЁП! ШЛЁП! ШЛЁП! Я взвизгиваю. Неужели вся порка будет из настолько болезненных шлепков? Это… это же невыносимо! Не теряя времени, ты выдаёшь мне горячую порцию шлепков. Нет смысла держаться, ты будешь шлёпать меня, пока я не зареву. Поэтому я сразу же начинаю вскрикивать после каждого удара.       — Фриск, пожалуйста. АЙ! Больно! АЙ! Послушай… АЙ!       Я начинаю дрожать от боли и обиды, изо всех сил верчусь и бью ногами. Фриск держит так крепко, будто я внутри камня. Тело вообще не поддаётся и не двигается даже на сантиметр. Мои удары для человека, не сильнее кошачьей лапы. Баф от мамы настолько силён. Больнючие шлепки обильно льются по моей молочной заднице, окрашивая её в бордовые тона.       Я начинаю плакать и извиняться, хотя знаю, что меня ещё рано прощать. Ториэль точно указала, сколько нам с Азриэлем положено родительской заботы. Ты шлёпаешь и шлёпаешь. Мой зад уже горит так, словно я сижу на раскалённой сковороде, и я ничего не могу с этим поделать. Минутой спустя мой плачь превращается в рёв. Слёзы застилают глаза, я обессиленно реву и жду окончания заслуженной порки. Первой в моей жизни порки от тебя.       Я знаю, Азриэль может хорошенько меня разглядеть, но я не стесняюсь его. В первой нашей жизни он уже разглядел всё, что мог. Ториэль выписывала нам порку каждые 2 недели. Каждый раз за дело. И каждый раз она доводила меня до слёз и извинений от всего чёрного сердца.       Ты, не стесняясь, поглаживаешь мои горящие ягодицы, давая мне передышку, но на мою попытку встать с твоего бедра ты выдаёшь мне новую порцию. Я кричу ещё сильнее, а после нескольких крепков шлепков по бёдрам начинаю кричать не переставая и брыкаться, что есть мочи, хотя понимаю, что мне это не поможет. Выдав мне ещё минуту лекарства от шалостей, ты наконец удовлетворённо вздыхаешь. Неужели это всё? Я реву навзрыд, мои горькие слёзы заливают обивку дивана. Я хочу погладить попу, но ты всё ещё держишь меня. Ты спрашиваешь знаю ли я за что была эта порка. Я просто реву, я не в состоянии ответить. Ты понимаешь, что от меня ответа не добиться.       Ты окончательно снимаешь с меня шортики с трусиками и заворачиваешь джемпер с майкой выше пупка. Я послушно жду, у меня нет выбора. Если я попытаюсь протестовать, то ты просто выдашь мне ещё шлепков. Между стеснительностью и горящим задом я выбираю задницу, она и так сегодня достаточно получила. Ты говоришь Азриэлю, что сейчас его черёд. Он в ужасе натягивается как струна и пытается отстраниться. Ты приказываешь мне положить руки за голову, разворачиваешь меня к себе спиной и унизительным шлепком отправляешь к стене. Я подпрыгиваю от боли и отскакиваю на полметра, но всё же набираюсь смелости и прошу посмотреть на порку Азриэля, потому что он видел всё целиком. Ты, поразмыслив пару секунд, соглашаешься. Я отхожу к стене с руками за головой, моё тело полностью доступно для обозрения ниже пупка любому, кто зайдёт в дом. Задница невыносимо горит, и я унизительно кручусь на одном месте, не в силах держаться прямо.              Кажется, мой братик в ужасе. Если бы он мог побелеть сильнее чем позволяла белая шёрстка, он бы обязательно так и сделал и побелел даже не от страха, а от чистого животного ужаса. Он несмело короткими шажками подходит к тебе и, не дожидаясь, сам трясущимися руками расстёгивает шортики и спускает их вместе с трусиками. Тебе нравится его послушность, но что-то не думаю я, что ему это поможет. Он ложится к тебе на колени и поднимает футболку, сам показывая тебе место для введения воспитательных санкций. Всем своим видом он даёт понять, что не будет сопротивляться и полностью согласен с наказанием. Ты поглаживаешь его по попе, от чего Азриэль напрягается, ожидая конечно же удар. Ты спрашиваешь знает ли он за что будет эта порка. Азриэль говорит, что в виде цветка делал ужаснейшие вещи. Но он всё осознал, его чувства вернулись к нему. И он лишь умоляет о снисхождении и просит выдать только половину наказания, зная что заслужил всё до последнего шлепка, но заверяя, что этого более чем достаточно для его хрупкой мальчишеской попы. Азри по твоему молчанию понимает, что ты хладнокровно игнорируешь его просьбы, на его глаза наворачиваются слёзы. Он обещает быть самым послушным мальчиком в королевстве.       Ты оценивающе гладишь и жамкаешь его попу, затем раздвигаешь его ноги, открывая все его мальчишеские детали для детального обзора, и каждую ногу захватываешь своей ногой. Азриэль, смирившись со своей судьбой, берётся за обивку дивана и напрягается всем телом.       Внезапно начавшийся град шлепков быстро заставляет Азриэля кричать. Не проходит много времени и до обильных слёз. Его ноги отчаянно пытались вырваться из захвата, чтобы защитить голую попу; руки перебирали места на диване, но зад крепко удерживался на одном месте и подвергался справедливому наказанию. Мальчишка ревел, даже не представляя как глупо и патетично это выглядит. Либо ему просто было всё равно, и сосредоточен он был на быстро краснеющей заднице (что было видно даже из-под белоснежной шёрстки), а не на стремительно исчезающей гордости. Он начал слёзно просить прощения, но ты остался глух. Само собой, Азриэлю это вообще не поможет, только делает наказание ещё унизительнее. Интересно, мой вид был такой же глупый, когда с языка срывались те же слова, сопровождаемые обильными слезами? Моё тело поёжилось. Неужели так будет каждые две недели, как обещала мама?       Уф, не хотелось бы, чтобы меня кто-то увидел в таком состоянии и тем более во время наказания. Так и слышу, как весь Сноудин шепчется о порке приёмных деток королевской семьи, а в классе каждый одноклассник подшучивает над цветом нижней пары щёчек, который видно даже из-под шортиков. К счастью мы с Азриэлем ни разу не делали ничего настолько страшного, чтобы наши выпоротые голые попы выставлялись напоказ. Одно дело, когда тебя секут за дело на регулярной основе, и совсем другое, когда это в деталях известно всему королевству. Если это произойдёт, я просто под землю провалюсь. Ммм, под ещё одну землю. Ммм, как же больно. Задница саднит, и даже ещё не думает успокаиваться, а я также кручусь, стоя на месте. Мама бы мне такого не позволила. Сказала стоять смирно, а не то всыпет ещё.              Я слышу скрип двери. Вошедший что-то напевает, и по голосу я узнаю маму. Мама заходит к нам, в зал и смотрит сначала как Фриск продолжает шлёпать Азриэля бафнутой рукой, а потом на меня. Я краснею, но, перебарывая страх, подхожу и прошу простить меня, на мои глаза наворачиваются слёзы. Игнорируя меня, Ториэль подходит к креслу и смотрит на порку её родного сына, не перестающего заливаться слезами. Фриск прекращает шлёпать Азриэля и смотрит на Тори с прямым вопросом в глазах. Мама крепко сжимает зад Азри, от чего тот содрогается, Ториэль оценивает тяжесть ран и статус задницы и произносит: «Хорошо, хватит с него». Фриск отпускает козлика, тот вспархивает и начинает прыгать по полу, держась за попу, как молодой козёл. Мама подзывает меня, берёт нас с Азриэлем за руки и ведёт к большому зеркалу в зале. Разворачивает задницами к зеркалу и даёт полюбоваться результатом. Наши с братиком попы хорошо напороты. Моя просто багровая, у него краснеет из-под шерсти. Оба наших лица залиты горячими слезами. Азриэль так и не перестал плакать. Чья-то рука потрудилась на славу.       Ториэль спрашивает знаем ли мы за что была первая порка в этой жизни? Мы с Азриэлем наперебой отвечаем: «Да. Да, мама. Да, мамочка. Прости меня пожалуйста. Прости нас за всё». Мама оценивает наши задницы и даёт комментарии проделанной работе: в целом работа над нашими попами ей нравится, но сама она наказала бы строже.       — А теперь, Фриск, принеси пожалуйста розги. Мне пора лично заняться воспитанием собственных детей.       Сердце пропускает удар. Что? Она взмахивает рукой перед нашим экзекутором, и зелёная аура покидает руки человека.       — Розги лежат во дворе, перед входной дверью. Я уже привела их в порядок и наложила заклинание солёного прута.       Мне, что, послышалось?.. Нам ещё и розг всыпят?.. Ты довольным взглядом проходишься по нашим лицам и уходишь во двор. Я всё ещё в прострации. Уж лучше пусть Фриск 5 раз выпорет нас чем одна порка от мамы. Тем более после сегодняшней порки. Тем более розгой. Только сейчас я полностью осознаю смысл её слов, до этого в голове будто стоял барьер, а сейчас волна террора хлынула на берег моего сознания.       В ужасе я падаю на колени, мои руки собираются в молельный жест перед грудью. Я прошу не пороть больше. Тем более розгой. Ведь раньше ей всегда хватало своей лапы. Если хочешь, всыпь лапой, но не надо розги. Слёзы появляются в уголках моих глаз. Я не специально лью их — моё сердечко и попа полностью открыты и беззащитны перед мамой. Я поворачиваю к маме свою голую попу и показываю насколько она выдрана, бордового цвета, очень саднит и долго будет помнить ладонь с зелёной аурой. Ториэль лишь строго смотрит на нас сверху вниз, её руки на груди. Я вижу, что мои слова её вообще не трогают. И от мыслей о предстоящей неотвратимой порки по уже отшлёпанной спелой попе я в отчаянии начинаю реветь. Я не хочу. Я не хочу. Мне уже сегодня было больно! Тем более розгой, да ещё и под заклинанием. Да я месяц спать буду только на животике. Мамочка, пожалуйста… Азриэль тянет маму за платье, он тоже плачет. Своей мордочкой он утыкается ей в живот и водит туда сюда, обещая за нас двоих какими хорошими детьми мы с этого дня будем. Послушными, аккуратными, добрыми. Даже сейчас он думает обо мне. Мой нежный лучший друг. Но я всё равно чувствую как кровь буквально отливает от ладоней и ступней, настолько я в ужасе.       Кажется, маме всё равно. Она всерьёз намеревается высечь нас розгами, да ещё и зачарованными. Она приказывает нам стоять на этом самом месте и ждать её. Сама она идёт во двор, где Фриск собирает розги для моей бедной попы. Я вижу, как она встаёт у входной двери и ждёт пока Фриск не войдёт. Фриск заходит, в руках обильная охапка толстых розг. Даже отсюда я вижу слабое красноватое сияние. У каждого отдельного прута оно мало, но у кучки — заметно даже с такого расстояния. Я чувствую как сейчас у меня начнётся истерика… и я сбегу из дома. Мне всё равно куда. Только пожалуйста не хлестайте меня ими. Мне даже никогда не приходилось слышать про заклинание солёного прута, раньше хватало материнской шерстяной ладони для небольшой коррекции моего поведения. Боковым зрением я замечаю, что меховая попа Азриэля сжата от ужаса, у него перехватило дыхание.       Фриск уже в прихожей, обе руки заняты розгами, поэтому Ториэль сама закрывает дверь, потом зачем-то взмахивает перед закрытой дверью рукой и говорит:       — Фриск, отнеси эти розги в зал,.. а затем спусти шорты и трусы и перевернись через подлокотник кресла.       Ты резко вытягиваешься в струнку и, несмело развернувшись, смотришь на маму снизу вверх. Ты надеешься, что тебе показалось, что её слова были услышаны не так. Но нет. Ториэль смотрит тебе в глаза.       Моё сердце вновь пропускает удар. Фриск. Это будет Фриск, а не я. Во мне зарождается капелька надежды, кровь подкатывает к щёчкам. Фриск, а не я. И не Азриэль.              Игра для тебя перевернулась, теперь ты на получающей стороне. И ты стоишь, не можешь сдвинуться с места от шока.       — Ты слышишь меня, Фриск?       Ты несмело киваешь, с твоих губ не могут сорваться слова. Мама показывает пальцем в мою в сторону и грозно заявляет: «В зал!». На подкашивающихся ногах ты идёшь ко мне, опускаешь руки, и розги падают на пол.       Ториэль грозно встаёт позади тебя.       — Фриск, ты думаешь, тебя это не касается? Азриэль и Чара поделились и твоей историей в прошлых временных линиях.       Ты в шоке, который медленно перерастает в ужас. У тебя образовывается ком в горле. Ах ты, маменькино любимое дитя. Теперь посмотрим как бьют ТЕБЯ. Мама пересказывает твой путь геноцида. И говорит, что мои, Чарины, поступки ужасны, но за геноцид несёшь ответственность ты, ведь твоя роль больше чем моя. Поэтому тебя будет полосовать лично мама, и ты надолго запомнишь это порку. И по хорошему каждого из нас троих надо на главной площади перед королевским дворцом через каждую неделю сечь раз в 5 сильнее чем сейчас получили мы с Азриэлем. И этого было бы ещё мало, учитывая что мы творили. Но мама — всепрощающая и верит нашим слёзам и раскаяниям. Но мы всё равно заслужили как минимум одну строгую порку. Мы с Азри уже получили порцию. Сейчас твоё время. И конечно же мы имеем честь засвидетельствовать твою порку, чтобы мы знали, что тебе досталось больше нашего. Справедливая доза наказания для твоей нижней пары щёчек.              До этого мама шлёпала тебя только раз, ещё в прошлой жизни и этого не помнит. Она просто перевернула тебя через колени спустила шорты с трусами и шлёпала лапой. Широкой лапой, покрывающей твою попу. Каждый отдельный удар был болезненным. Я помню как ты верещишь, пытаешься выскользнуть, но мама просто держит свою левую лапу на твоей спину и выписывает шлепок за шлепком по голой попе. В какой-то момент ей надоедает атаковать задницу, которую ты пытаешься прикрыть ногами, и ты уже тянешься к меню, чтобы загрузить чекпоинт, но мама легонько дотрагивается до твоей шеи. Магическое заклинание расслабляет твоё тело, оставляя тебя безвольно лежать на маминых коленках, не в силах пошевелить ничем кроме шеи и мышц лица. Сама не зная, Ториэль закрывает тебе пути назад. И мама спокойно продолжает процедуру. Твоё не по своей воле послушное тело дёргается вперёд от каждого удара, и только оно по инерции возвращается на место, беззащитная попа получает следующий шлепок. Конечно же болевые ощущения никуда не пропадают, а вот твоё меню загрузки становится недоступным к твоему огорчению.       А пока ты туда-сюда катаешься на маминых коленях, мама объявляет, что в этом доме за непослушание все мальчишки и девчонки получают столько увесистых шлепков, чтобы оставить их задницы бордовыми, а личики — в горьких слезах. К этому моменту у тебя уже во всю лились слёзы, а попа быстро приобретала нужный оттенок. В реальности это всё заняло 5 минут крепких размеренных шлепков, но для тебя это была вечность. После которой ты ещё 10 минут плачешь, уткнувшись в фиолетовые одеяния Ториэль, пока твои синие шортики с трусиками лежат рядом с креслом. Убедившись, что выплакав достаточно горьких слёз, твои сознание и тем более зад прочувствовали заслуженное наказание за попытку бегства, мама решает, что с тебя хватит и ещё раз дотрагивается до твоей шеи сзади, ты мгновенно полностью расслабляешься, неостановимо впадая в сон. Она хватает тебя под руку и несёт в твою комнату. Прямо так, без шортов и трусов. Они тебе не особо понадобятся до следующего утра, когда ты проснёшься от долгого магического сна, и она захочет своими глазами убедиться, что доза строгой родительской лапы была достаточна и не надо выдать ещё одну впрок. Рассмотрев результаты своего труда, мама осталась довольна. Лишь затем тебе возвращается твоя одежда. В следующий раз ты пытаешься уйти из дома с помощью уговоров, а не просто сбежать.       Конечно же ничего этого мама помнить не может, ведь с тех пор ты несколько раз пользуешься резетом.              После перерождения Альфис и мама напрочь заблокировали твоё меню загрузки. Теперь тебе придётся жить также, как всем. Один раз. Отдавая отчёт своим действиям.       Ториэль ещё раз указывает пальцем на кресло и требует от тебя раздеться и перекинуться через подлокотник. Ты медленно расстёгиваешь пуговицу на шортах и спускаешь их вместе с трусами. Ты послушно подходишь к креслу, приподнимаешься на руках и ложишься тазом на бугор под лапу. Твои ноги слишком короткие, чтобы достать до пола. Мама приносит два маленьких табурета и ставит их около твоих ног. Ты не хочешь ставить ноги раздельно.       — Разведи колени, — строго произносит козо-мамочка тоном, не терпящим отказов.       Тебе приходится подчиниться. В этой покорной позе с раздвинутыми ногами и выставлением напоказ всех сокровенных частей тела ты смиренно выслушиваешь ещё одну нотацию о поведении и следствии своих решений. Ты начинаешь дрожать, не зная насколько больно тебе будет, но уже представляя вкус розги.       Закончив разговоры, Ториэль принялась за дело и взяла в руки прут. Даже у нас с Азриэлем похолодело от зловещей ауры орудия для экзекуции. Надеюсь, что аура это часть заклинания, иначе от Фрисковой задницы ничего не останется. Ты напрягаешься в ожидании. Мама дважды рассекает прутом воздух с противным свистом. Тебе очень страшно.       Мама встала справа от тебя, смотря на тебя и внутреннюю спинку кресла за твоей головой. Мама заносит руку за плечо. Удар такой стремительный, что я еле успеваю увидеть движение маминой руки. Вот она наверху и сразу внизу! ВШУХ! Ты дёргаешься от боли и жалобно вскрикиваешь. ВШУХ! Ты вскрикиваешь ещё раз, и закрываешь попу от розги. Прут тебя жалеть не стал и под заклинанием оказался намного-намного злее чем были твои ожидания. На голой попе вспыхивают две алые линии. Мама произносит заклинание, и твои ноги каким-то синим свечением оказались примагничены к табуреткам, которые примагнитились к полу. Твои руки Ториэль кладёт на сидение кресла и также магнитит синей аурой.       Затем она отходит и выдаёт ещё удар. ВШУХ! Прут врезался глубоко в кожу, этот удар был даже с оттяжкой, давая тебе прочувствовать заклинание солёного прута. Ты снова кричишь. Ты поворачиваешь голову на Ториэль и жалобно на неё смотришь. У тебя угадывается немой вопрос: «Все удары будут такими болезненными?»       Ториэль не желает много времени тратить на наказание, поэтому вместо ответа прут опускается ещё раз. И ещё и ещё и ещё раз. Каждые две секунды, не давая тебе передохнуть. Конечно же ты начинаешь неудержимо плакать. А затем и вовсе верещать. ВШУХ! ВШУХ! ВШУХ! Алые полосы вспыхивают на твоей голой попе друг за другом. Некоторые удары проходятся диагональю поверх предыдущих, причиняя невыносимую боль.       Скажу честно, мои визги, извинения и мольбы полились бы рекой сразу после второй такой розги, так что ты ещё хорошо держишься. В ход пошёл бы весь навык убеждения, который у меня есть. Фриск, твоя задница уже полностью красная от прилившей крови с пурпурными полосами от крепкого прута. Ты своими криками переходишь на фальцет. Может мне и надо было что-то сделать, но я просто стою. Мне тебя жалко, но не могу сказать, что смотрю на это без удовлетворения. Наоборот, это порка это справедливое наказание. За мою попу, которая, между прочим, до сих пор болит. И спасибо что это твоя задница вертится в попытках убежать от зачарованного прута, а не моя.       Наконец Азриэль не выдерживает. Он подбегает к маме и прыгает к ней на правую руку, что держит розгу.       — Мама, не надо больше. Посмотри на эту попу, она же вся в следах. Всё. Достаточно!       Мой прекрасный младший брат, мой нежный лучший друг. Азриэль опять подставляет себя, чтобы защитить другого.       Ты трясёшься сильной дрожью и пользуешься секундами передышки, чтобы набрать побольше воздуха в грудь. Слезами залита вся сидушка кресла под твоим лицом.       — Ты прав, Азриэль, — спокойно говорит Ториэль. И также спокойно добавляет, — поэтому теперь по бёдрам.       Услышав это, ты в последний раз в отчаянной попытке пытаешься вырваться, изгибая спину в дугу, но синие узы крепко держат тебя, не давая и шанса. ВШУХ! ВШУХ! ВШУХ! «ИИИИИИИИИИИИ», — ты жалобно визжишь, не избежав жгучей розги. Только сейчас я понимаю, что мама всё это время пользуется только одной розгой, которая даже не думает ломаться. После третьего удара мама останавливается и откидывает в сторону прут. Проводит рукой перед горсткой остальных прутьев рукой, и алая аура спадает.       Ты всё лежишь ещё на подлокотнике и светишь своими прелестями и голой попой, не в силах пошевелиться.       — Вы двое, по углам на 30 минут. Не разговаривать. А Фриск будет всё это время обдумывать своё поведение тут.       Даже из углов мы слышали твои завывания.              Болезненно, унизительно и крайне действенно. Я даже подумать не могу повторить все те вещи из предыдущей жизни и после-жизни. Тем более что Фрискова порка должна показать и нам с Азриэлем на что способна мама в ярости. Ты скулишь и подвываешь всё это время. Мы ещё легко отделались. Как же хорошо, что об этом никто не узнает.       Спустя какое-то время вот такого стояния по углам, мы слышим как что-то падает на пол вместе с табуретками. Полчаса прошло? Мы с Азри поворачиваемся. Ты лежишь на полу, рядом с креслом, и гладишь свою бедную попу. Видимо, аура исчезла через полчаса.       Мы подходим к тебе. Азриэль садится рядом с тобой, подворачивая ноги так, чтобы усесться своей попой на них, а не на пол.       — Фриск, всё кончилось. Успокойся.       Ты поднимаешь голову и своей заплаканной мордашкой смотришь в глаза братику. Ты утыкаешься лицом в голые ноги Азри и горько-горько плачешь. Шерсть Азриэля пропитывается твоими слезами, но он не обращает на это внимания и ласково гладит тебя по голове и шее, пытаясь успокоить, хотя ещё час назад твоя ладонь безжалостно шлёпала братишку до жалобных визгов. Он всё простил и просто гладит тебя, чтобы поскорее успокоить.