***
Прошло больше часа с тех пор, как ушёл Снейп, а Гермиона всё так же сидела на полу у камина и никак не могла успокоиться. Что за день такой сегодня? Мало было этого тошнотворного министерского приёма, так ещё и вечер, что называется, удался. Излила душу, молодец. Нашла кому исповедоваться. Плакса. Истеричка. Размазня. Он всего лишь спросил о родителях. Из любопытства, разумеется. Так почему же нельзя было ограничиться лаконичным ответом? Зачем нужен был весь этот экскурс в историю? Эти никому не нужные слёзы и откровения? Королева драмы. Идиотка. Ну как, как можно было выставить себя такой дурой? Что он теперь будет думать о ней? Господи, как же стыдно… Где взять маховик времени, чтобы отмотать этот вечер часа на три назад?***
Верный эльф, прекрасно зная вкусы и привычки своей обожаемой хозяйки, тут же принёс её любимое шампанское, охлаждённое до нужной температуры, и коробку вкуснейших шоколадных конфет. — Жизнь прекрасна, — уже вслух повторила Пэнси, не спеша наполняя изысканный хрустальный кубок и любуясь причудливой игрой пузырьков. Но не успела она поднести его к губам, как Мик неожиданно появился снова и почтительным полушёпотом доложил: — Хозяйка! Вас хочет видеть мистер Гарри Поттер. Он настаивает, что это крайне важно. Идиллия была безжалостно разрушена, и Пэнси, совершенно по-маггловски выругавшись, в пару глотков осушила кубок и раздражённо поставила его на бортик ванны, больше напоминающей средних размеров бассейн. Прошло не более четверти часа с тех пор, как она увидела его возле «Твилфитт и Таттинг», и вот он здесь… Что это может означать? — Давай его сюда, Мик, — устроилась поудобнее она. — Не будем томить Героя. — Как?! — разволновался домовик. — Прямо сюда?!***
Северус был невероятно зол на себя. Выйдя от Грейнджер, он решил немного пройтись, несмотря на поздний час. Полтора мирных года многое кардинально изменили в его жизни, но привычка мыслить логически и всё тщательно обдумывать, конечно, никуда не делась. А подумать было о чём — день оказался чрезвычайно насыщенным и богатым на эмоции, чего давно уже не случалось. И самое большое потрясение дня — Грейнджер. А самое большое разочарование — он сам, вызвавший её на откровения своим совершенно неуместным любопытством. Бестактно, неделикатно, в лоб. И даже не извинился. Дойдя до парка, он раздражённо пнул ногой кучку листвы под фонарным столбом, плюхнулся на скамью и закрыл глаза. Просто поразительно, с каким мужеством она рассказывала о родителях. Совсем ещё девчонка, но сколько же в ней силы… Северус не выносил женских слёз, но когда её прорвало, он даже обрадовался — носить такое в себе опасно, ему ли не знать? Но одно дело он — взрослый мужчина, волк-одиночка, закалённый десятилетиями суровой жизни, нелюбимый родителями, отвергнутый Лили, вынужденный годами плясать под чью-то дудку, и совсем другое — Грейнджер. Как она вообще держится после таких потерь? В свои тридцать девять Северус повидал и пережил столько, что хватило бы на несколько даже по магическим меркам долгих жизней, и потому был абсолютно уверен в том, что вряд ли кто-то или что-то в этом мире сможет потрясти его. Ну или, как минимум, произвести сильное впечатление. А Грейнджер не просто смогла — она с лёгкостью делала это теперь каждый день. «Девочка же драгоценная, она такая одна». Чёртов Артур. И ведь прав же, не поспоришь. Трёх недель совместной работы оказалось более чем достаточно, чтобы убедиться в этом: умная, невероятно работоспособная, легко обучаемая, фонтанирующая самыми смелыми идеями и гипотезами. Пожалуй, лучшей ассистентки он и представить себе не мог. А следом цепкая на детали память услужливо подкинула заплаканные золотисто-карие глаза, опушённые длинными ресницами, и смущённую девичью улыбку: «И ещё одно признание, раз уж так сошлись звёзды. Скажу честно, я не ожидала, что работать с вами будет настолько легко и комфортно, сэр. Мне очень повезло». Это ещё вопрос, кому повезло. Потому что впервые в жизни он встретил такого же увлечённого и жадного до знаний человека, как и он сам. А, значит, есть шанс осуществить всё то, о чём он мечтал ещё в далёкой юности. Кто бы мог подумать, что этим неординарным человеком окажется та самая гриффиндорская зубрила и выскочка? Но дело было не только в её уме и работоспособности, и сегодняшний вечер открыл ему совершенно другую Грейнджер. И глупо было бы врать самому себе — на годами, нет, десятилетиями тщательно выстраиваемой стене, которой он защищал себя от внешнего мира, его реалий и угроз, кажется, появилась внушительных размеров трещина. От изучающего, переворачивающего всё внутри взгляда, и застенчивой улыбки. От недюжинной внутренней силы. От обезоруживающей хрупкости, вызывающей острое желание защитить её от таких мудаков, как Кейн, которого от Круцио сегодня спасло разве что чудо. А сколько их, этих трещин, у неё? Как давно ему не обнажали душу так… Как давно его не задевало так чьё-то горе. И это, оказывается, никакая не слабость — сопереживать, сочувствовать. Переживать. Чувствовать. Это, оказывается, нормально. С каких-то пор стало нормальным. Видимо, и в самом деле что-то не то со звёздами сегодня. Что-то явно не то со звёздами. Тряхнув головой, словно пытаясь избавиться от морока, Северус поднялся со скамьи и аппарировал домой. Вот только сомкнуть глаза этой ночью ему так и не удалось.***
— Пэнси, — взволнованный и бледный, Поттер вошёл в ослепительную бирюзово-голубую ванную комнату и в нерешительности остановился. — Ты в порядке? — Как видишь, — довольно ухмыльнулась Паркинсон, игриво вытянув покрытую пеной ножку. — Какими судьбами, Поттер? Гарри судорожно сглотнул и опустил глаза. — Я видел тебя, — огорошил вдруг он, и Пэнси перестала дышать. — Видел, как ты смотрела на нас с Джинни. Не знаю, что ты подумала, но мы случайно встретились и просто перекинулись парой фраз. — Избавь меня от подробностей, — брезгливо наморщила носик Пэнси. — Если ты пришёл, чтобы… — Я пришёл, чтобы поговорить. И не только. — Да неужели? А что, рыжая по пятницам не даёт? — невинно поинтересовалась Пэнси, продолжая нежиться в благоухающей пене. — Нет, я, конечно, польщена, что сам Избранный почтил меня своим присутствием, но, знаешь, Поттер, если ты вдруг подумал, что можешь вот так запросто врываться ко мне всякий раз, когда тебя обламывают в другом месте, то ты ошибаешься. Её слова произвели на Гарри ошеломляющее впечатление: он застыл на месте, открыв рот, не дыша и не моргая. — Пэнси? — отмер наконец он, делая шаг вперёд. — Ты что, ревнуешь?! — Пошёл вон, — презрительно бросила она, поворачиваясь к нему спиной. — Мальчик-который-до-хрена-возомнил-о-себе. В мгновение ока избавившись от одежды, Гарри прыгнул в воду, устроив пенный фейерверк, и обернувшаяся Пэнси даже не успела возмутиться, как сильные руки подхватили её, усадили на бортик ванны, и всё её негодование моментально испарилось, стоило ему обхватить её лицо ладонями и заглянуть ей… нет, не в глаза. В самую душу. — Ты правда ревнуешь? — продолжал глупо улыбаться обалдевший Поттер. — Скажи! — Пусти… — Скажи это. Пожалуйста, Пэнси! Скажи, что тебе не всё равно! — Это всё зелье, — замотала головой она, пытаясь сопротивляться этому наваждению. — Это не я. Это не то, что я чувствую. Отпусти меня! Он тут же убрал руки и отстранился, непонимающе уставившись на неё: — Зелье? — Вот только не надо врать! — зло выплюнула она. — Твой придурок-эльф был очень убедителен, но я ни за что не поверю, что он делал это без твоего ведома! — Да что происходит?! — сорвался на крик Гарри, ударив кулаками по поверхности воды. — Зелье, эльф — я ничего не понимаю! — Просто. Уходи, — отчеканила она, собрав последние остатки самообладания. — Я больше… Он не дал ей договорить. Касание губ было настолько нежным и трепетным, что Пэнси, порывисто выдохнув, обречённо закрыла глаза и безвольно запрокинула голову, открывая шею его поцелуям. Сопротивляться его обжигающе горячим ладоням, оглаживающим её плечи и грудь, оказалось невозможно — это не было похоже ни на что, испытанное ею когда-либо. Так сладостно, чувственно, неспешно. Так правильно. Как ни с кем другим. Чёртово зелье. Или…