Ночь идет на убыль

Этим вечером в покоях императора не горели свечи. Впрочем, в любой другой вечер, в виду полного игнорирования Вэн Юншэном существования источников света, они тоже не горели. Случайный слуга, прошедший мимо темных окон, решил бы, что владелец комнаты давно отошел ко сну, и не посмел бы его беспокоить. Император же, несмотря на позднее время, отнюдь не спал. Он, сгорбившись, сидел на кровати, и, сощурив глаза, пристально рассматривал устало стоявшую перед ним женщину. — Нет, опять неровно. Подойди, я поправлю. Женщина глубоко вздохнула, подняв глаза к потолку, — благо в такой темноте, да еще и из-за бумажной печати, закрывавшей половину ее лица, Вэн Юншэн даже при всем желании не смог бы заметить эту страдальческую реакцию. Словно противореча себе самой, стражница, не смея ослушаться, подошла вплотную к императору, смиренно ожидая очередной его попытки сделать все идеально. Что парадоксально — с каждой попыткой становилось только хуже, и печать, в первый раз аккуратно приклеенная в центр лба, теперь расположилась под странным углом, явно намереваясь вскоре покинуть лицо так тяжело вздыхающей женщины. Теперь, более не вынужденная носить с десяток бумажек, покрывавших ее сверху донизу, стражница ощущала себя намного свободнее. Пусть это и было лишь вынужденной временной мерой, она чувствовала себя неловко, при каждом движении шурша как ворох свитков. Печати, что она носила ранее, были созданы рядовыми монахами с базовым уровнем духовных сил — им, конечно, было не сравниться с печатями, написанными рукой настоятеля. Сегодня же, во время церемонии, главный монах, узнавший о произошедшем во время его отсутствия, передал Вэн Юншэну стопку написанных лично им заклинаний. А произошло вот что: всего несколько месяцев назад император, посреди ночи в панике вбежавший в храм, создал настоящий переполох. Он был так бледен, что казался почти прозрачным, и если бы монахи не знали, кто перед ними, они бы точно решили, что это взбесившийся дух несчастий. Обычно скромный, он в приказном тоне с порога потребовал погребальные печати, да не сколько-нибудь, а сразу все. Дело, судя по всему, не терпело отлагательств, поэтому перепуганные монахи сразу бросились исполнять поручение. Погребальные печати вещь довольно тривиальная, но трудно представить, кому и зачем они могут понадобиться в таком огромном количестве. Обычно их используют, как можно понять из названия, при погребении. Местные жители верят, что человек перерождается именно таким, каким был похоронен, поэтому изо всех сил стараются привести тела своих родных в нормальное состояние. Обычно между смертью и похоронами проходит всего несколько дней, и достаточно одной слабой печати, чтобы мертвый выглядел так, будто и не умирал вовсе. Большая часть средств, на которые содержится храм, поступает именно с продажи этого вида заклинаний, ведь ими пользуются все слои населения — от слуг до чиновников. «Смерть — это невыгодно», — мысленно заключила стражница, вынужденная терпеть на себе оценивающий взгляд императора, который, тем не менее, оставил свои ни к чему не приведшие старания. — Ну, в любом случае, выглядит лучше той вуали, — для успокоения собственной души пробормотал Вэн Юншэн. — Внешний вид не имеет значения, — уверенно ответила женщина, и, подумав, добавила, — но приятно больше не чувствовать, как от меня понемногу отваливаются куски плоти... Император, не имевший ни малейшего понятия, что нужно отвечать на такие откровения, кивнул, и, чтобы, как он думал, вежливо избежать продолжения неловкого разговора, переключил внимание на узоры на рукавах своего одеяния. Таким образом диалог сам собой сошел на нет. Стражница ради приличия постояла еще немного, но Вэн Юншэн был так поглощен своим новым занятием, что ей не оставалось ничего, кроме как попрощаться, отвесив поклон, и уйти. Разумеется, ничего интересного среди узоров императору найти не удалось, да он и не пытался. Как только его собеседница вышла за дверь, Вэн Юншэн сразу же облегченно выдохнул, расслабляясь. В последние несколько месяцев стражница была его неизменной спутницей, помогала ему во всем и никогда не осуждала. Именно о таком человеке рядом он и мечтал, когда в одиночестве наматывал круги по библиотеке, от скуки разговаривая с самим собой. Но теперь, видимо, благодаря своему скверному характеру, император никак не мог вести себя открыто рядом с этой так благожелательно настроенной к нему женщиной. Он всегда был немногословен, но, казалось, после смерти сестры совсем затих. Перестав разговаривать даже с собой, он открывал рот, только чтобы обсудить насущные вопросы: неуверенно дать стражникам указания, тихо попросить у служанок чашку чая, умирающим голосом ответить на замечания чиновников об управлении страной. При этом он не переставал витать в облаках, то и дело уходя в мир грез, и совершенно терял связь с реальностью. Ему все еще было стыдно за случай, произошедший в тронном зале — ответив невпопад, он опозорил себя и всю свою семью до десятого колена. Сестра, его родители, родители его родителей — все они оставили свой след в истории империи. Все это время они поднимали эти земли с колен, только чтобы пришел он, — весь такой из себя больной, хромой и неловкий, — и разрушил то, что они строили годами. Вэн Юншэна по пятам преследовал страх все испортить, но было нечто сильнее этого страха — нежелание умирать. Он все никак не мог перестать думать о смерти сестры, снова и снова прокручивая в голове события тех дней. И больше всего боялся закончить так же. Как она могла умереть в собственной комнате, в дворце, да еще и под круглосуточной охраной? В таких условиях неудивительно, что все подозрения сразу же пали на ее старшего брата — единственного, кто в теории мог бы желать императрице смерти. Вот только сам он прекрасно знал, что делал, а чего не делал. Улик, которые могли бы указать на его виновность, тоже не нашлось, так что под шумок казнили неудачливого слугу, не вовремя попавшегося правосудию под руку. Весомых доказательств против него не было, но после нескольких дней, проведенных за решеткой, истерзанный бедолага беспрекословно признал свою вину. Лишь богам известно, что он успел пережить за это время, но, видимо, благодаря стараниям императорской стражи, смерть была для него лучшим исходом. После показательной экзекуции народ на время успокоился, но через время вновь поползли слухи. Говорили, мол, слуга был лишь исполнителем, а настоящий заказчик каким-то образом сумел избежать наказания. Сначала личность загадочного «заказчика» в этих сплетнях не раскрывалась, но через некоторое время всем каким-то чудесным образом стало ясно, что это никто иной, как «сказочник».

***

— Сказочник? Это еще кто? — громко обратилась к своему спутнику молодая девушка, до этого беззастенчиво подслушивающая чужой разговор. Двое мужчин за соседним столом, и ранее замечавшие на себе чей-то пытливый взгляд, резко замолкли, пораженные такой невоспитанностью. Мало того, что последние десять минут им приходилось терпеть на себе чужое внимание, так теперь источник этого внимания даже не пытался вести себя тихо, а вместо этого во все горло обсуждал разговор посторонних людей! Молодой человек, сидевший напротив бесстыдницы, равнодушно пожал плечами, продолжая медленно попивать чай. Казалось, вся эта ситуация нисколько его не смущала. Он даже не обратил внимание на неприличное поведение своей собеседницы, вместо этого предпочитая уверенно его игнорировать. Та же, в свою очередь, явно неудовлетворенная ответом, продолжала спрашивать одно и то же. — Это одно из прозвищ местного императора, — сдавшись, все же соизволил подать голос ее спутник. Девушка на некоторое время затихла, будто обдумывая что-то. Постепенно ее лицо приобретало все более недовольное выражение, и в конце концов она гневно прошипела: — Тогда почему, вместо того, чтобы ответить на мой вопрос сразу же, ты продолжил делать вид, будто ничего не знаешь? — Я просто пил чай. Постоялый двор собеседник девушки покинул с исцарапанным лицом.