Элемент Водоворота

Темные коридоры подземелья были освещены редкими факелами, прикрепленными почти под самым сводчатым потолком. Коридоры, разветвления, снова коридоры, тяжелые деревянные двери на кованых петлях. Шаги отдаются зловещим эхом от каменных стен. Любого неискушенного и непривычного человека инстинкт самосохранения то и дело побуждал бы оборачиваться и с опаской заглядывать в темные боковые коридоры. Малейший шорох, едва слышная капель или приглушенный скрип открываемой двери поднимал бы из глубины души липкий страх, заставляя инстинктивно сутулиться и ускорять шаг. Любого, только не Якуши Кабуто. Ведь это место он считал своим домом. Кабуто мог ориентироваться в этом запутанном лабиринте с закрытыми глазами. Это убежище Орочимару он знал, как свои пять пальцев, впрочем, как и все остальные. Вот и сейчас он шел, словно на автопилоте, погруженный в свои мысли. Свернув в очередной узкий коридор, он остановился на несколько мгновений перед ничем не приметной дверью, вздохнул, стукнул два раза костяшками пальцев, скорее, чтобы предупредить, чем спросить разрешения войти, и, не дожидаясь ответа, решительно открыл дверь. Комната была так же тускло освещена, у левой стены стояла огромная кровать, по обе стороны от которой Кабуто разместил всевозможные датчики и приборы, а также небольшой столик для инструментов и лекарств. У противоположной стены, там, где должно было бы быть окно, стоял массивный письменный стол, заваленный книгами и свитками. Книг было так много, что часть из них была сложена стопками прямо на полу возле стола. К столу придвинуто кресло, подлокотники которого украшали две извивающихся змеи. Вдоль правой стены расположились стеллажи с книгами и небольшой диван. На кровати лежал хозяин комнаты. - Орочимару-сама? – тихо позвал Кабуто, пытаясь выяснить, спит ли его господин. Змеиный саннин лежал абсолютно неподвижно, с закрытыми глазами, черные прямые волосы разметались по подушке. Только тяжелое хриплое дыхание давало уверенность, что он еще жив. Стараясь ступать как можно тише, Кабуто подошел к кровати и быстрым привычным взглядом скользнул по приборам, затем машинально взглянул на часы. Подходило время принимать очередную порцию лекарств. Это тело протянуло гораздо меньше, чем они рассчитывали, хотя по всем параметрам было не самым слабым. Может быть, техника продления жизни при помощи донорских тел не так универсальна, как казалось раньше. Осталось совсем мало времени. Харкающий кашель прервал размышления Кабуто. В мгновение ока оказавшись у постели хозяина, ирьёнин протянул полотенце, бережно поддерживая Орочимару в сидячем положении. Откашлявшись, саннин кивнул в знак благодарности, вернул Кабуто окрашенное кровью полотенце и откинулся на заботливо подложенные подушки. - Орочимару-сама, вам необходимо поесть, чтобы принять лекарство, - Кабуто тяжело вздохнул и отвернулся, предвкушая очередную порцию недовольства больного хозяина. Однако Орочимару промолчал, терпеливо наблюдая, как на его коленях появился поднос с небольшой пиалой бульона и маленькой порцией риса. От вида пищи подступила тошнота. Переборов отвращение, саннин сделал несколько глотков бульона и поставил плошку на поднос, проверяя, примет ли организм пищу. К счастью, отторжения не произошло, он сделал еще несколько глотков, усилием воли допил до конца, к рису не притронулся и закрыл глаза, намекая, что трапеза окончена. Поднос незаметно исчез, уступив место бесконечным склянкам и баночкам, шприцам и пипеткам. Что бы он делал без Кабуто? Только он всегда был рядом, терпеливо переносил вспышки гнева и ярости, с пониманием относился к сумасбродным идеям, лечил, ухаживал, увещевал, уговаривал, с готовностью выполнял всю грязную работу и, к удивлению самого Орочимару, готов был отдать за него жизнь. При этом никогда не жаловался, только тяжело вздыхал, всегда сохранял хладнокровие и, несмотря ни на что, надежду. Нечто среднее между феей-домработницей, правой рукой и ангелом-хранителем. Разве что колыбельные на ночь не пел, хотя это, наверное, только потому, что не хотел рисковать здоровьем, ведь характер у хозяина не из легких. Орочимару скривился то ли от собственного сарказма, то ли от боли, пронзившей тело при попытке самостоятельно принять лекарство. Саннин зарычал в бессильной ярости, ощущение беспомощности выводило его из себя. Но получился только сдавленный хрип, спровоцировавший очередной приступ удушающего кашля. Верный Кабуто снова был рядом. Вытер кровь, сделал укол, взял анализы, заставил выпить какую-то редкостную гадость с ложечки, тронул запястье, проверяя пульс, протянул влажную салфетку, чтобы освежиться и также неслышно отступил. Орочимару внезапно удивился тому, что абсолютно и безоговорочно доверяет Кабуто, ему даже в голову не пришло поинтересоваться, что именно ему вкололи и что за дрянь его заставляют пить три раза в день вот уже больше недели. - Орочимару-сама? Вместо ответа саннин открыл один желтоватый глаз и устало, но все же c выражением вежливого, пусть и вымученного интереса посмотрел на подчиненного. Уж чему жизнь его научила, так это не рубить сук, на котором сидишь, а ближайшие несколько дней, а если все пойдет не так гладко, то и недель, он не сможет обойтись без Кабуто. - Простите меня, я знаю, что вы не хотите это обсуждать, но… - ирьёнин замялся, - на мой взгляд, нет смысла тянуть еще дольше. Ну, вот опять!.. Орочимару устало закрыл глаза, приготовившись выслушать длинную тираду о том, как он себя «совершенно не бережет» и «подвергает таким испытаниям напрасно». Все хорошо в Кабуто, только временами он бывает таким редкостным занудой, что челюсти сводит. Так и подмывает заплатить за его верность и услужливость черной неблагодарностью, испепелить его какой-нибудь мудреной техникой. Хотя нет, испепелять – это не его конек, это епархия Саске. Саннин приоткрыл глаза и принялся изучать лицо своего ирьенина: все как обычно – умные черные глаза, полные сочувствия и боли, спрятанные за запотевшими от волнения круглыми стеклами очков, прямой нос, тонкие губы, сжатые в напряженную линию. Ловкие руки что-то бесконечно переставляют, переливают и встряхивают на столике для лекарств. Орочимару вспомнил, что именно глаза и руки привлекли его внимание к этому сироте, когда тот лечил его раны в госпитале Конохи. Почувствовав взгляд хозяина и обожаемого учителя, Кабуто нервно сглотнул и поднял глаза. Секунду Орочимару, не отрываясь, изучал собственное отражение в расширенном от плохого освещения зрачке шиноби, потом вновь откинулся на подушки. - Если хочешь, Кабуто, мы, конечно, можем обсудить сроки смены моего тела в трехсотый раз, или в триста первый… Однако, это не изменит моего решения. Мне надо продержаться только до завтрашнего утра. И ты мне в этом поможешь! - хотелось, чтобы голос звучал уверенно с небольшой долей иронии, но силы оставляли его, и получился только сдавленный хриплый шепот. Орочимару мысленно чертыхнулся. - Я так и думал, - Кабуто склонил голову, повинуясь, и протянул саннину стакан, наполовину заполненный мутной жидкостью грязно-зеленого цвета. - Однако должен был попробовать, - добавил он через мгновение. Борясь с очередным приступом тошноты, Орочимару принял стакан и с сомнением начал изучать содержимое. Ну, почему? Почему лекарства, которые готовит Кабуто, имеют такой непрезентабельный вид и отвратительный вкус, уж не говоря о тошнотворном запахе? Орочимару поморщился, пытаясь заставить себя поднести стакан к губам, по пути размышляя, не закатить ли истерику с битьем посуды. А что? Сейчас есть железный аргумент – он болен. Если все пойдет по плану, то такой отличной отговорки у него не возникнет еще несколько лет. Орочимару обладал вспыльчивым и нетерпеливым характером, его то и дело тянуло устроить скандал, если что-то шло не так, как он задумал. Он не считал это недостатком, скорее пикантной особенностью, которой, как он был абсолютно уверен, обладают все величайшие гении в той или иной степени. Однако прожитые в Конохе годы не прошли бесследно, лозунг «хладнокровие – основополагающая черта шиноби» достаточно прочно укоренился к его голове. Поэтому великий саннин тратил огромное количество чакры на то, чтобы держать себя в руках, и еще большее – на ликвидацию последствий своей несдержанности. Чаще всего он призывал на помощь иронию и сарказм, которые успешно справлялись, однако учитывая извращенный ход мыслей Орочимару, частенько ставили его подчиненных перед непростым выбором: выдавить улыбку или все-таки бежать. - Кабуто, ты не мог бы позвать Саске? – саннин с наслаждением наблюдал, как лицо шиноби озарилось радостью от одной только возможности быть полезным господину. Проводив ирьёнина тоскливым взглядом, Орочимару начал моральную подготовку к предстоящей встрече. Учиха Саске стал самым сложным испытанием для характера легендарного саннина. Все указывало на то, что молодой шиноби, оттачивая мастерство владения кунаями и шурикенами, с не меньшим упорством работал и над умением вывести человека из себя. Кроме того, он обладал неиссякаемыми запасами снобизма, надменности и презрения, а ощущение превосходства было, вероятно, врожденным и наследственным признаком. Временами Орочимару только каким-то чудом удавалось усмирить острое желание дать этому выскочке подзатыльник. Останавливало только то, что где-то в подсознании он считал тело Саске уже своим, а мазохистом он не был. Также ситуация усугублялась странной симпатией, временами перерождавшейся в нежность, которую испытывал Орочимару к своему юному другу-гордецу. Саске же, чувствуя слабину, с завидным постоянством и заслуживающей восхищения изобретательностью продолжал упражняться, выказывая полное пренебрежение к своему новому учителю, а временами и унижая его. Особенным развлечением было приложить Орочимару в присутствии Кабуто, который сразу же начинал задыхаться в бессильной ярости, судорожно хватая воздух ртом, а затем, заикаясь, сыпал угрозами немедленной и лютой расправы в адрес молодого Учихи, неминуемо нарываясь на окрики Орочимару. Подобные сцены не раз наводили легендарного саннина на мысль о том, что за внешним спокойствием, безразличием и сдержанностью отпрыск клана Учиха скрывал на редкость дрянной характер. Но это было не так уж важно, ведь на другой чаше весов покоились его молодое сильное тело, мощная чакра и вожделенный Шаринган, словно вишенка на торте. Бесцеремонный грохот распахнутой двери вырвал Орочимару из легкой сладкой дремоты. Учиха Саске собственной персоной, не обременяя себя правилами этикета или заботой об окружающих, изволил явиться пред светлы очи легендарного саннина. Он встал в ногах кровати, скрестив руки на груди, всклокоченные черные волосы закрывали его лицо практически полностью, позволяя Орочимару увидеть только надменную кривую улыбку на тонких красивых губах. - Зачем звал? – это все, чего удостоился саннин в качестве приветствия. - Здравствуй, Саске! Спасибо, я чувствую себя неплохо! – Орочимару улыбнулся, услышав, как Кабуто картинно кашляет, пытаясь скрыть ехидный смешок. Молниеносное движение, саннин и его слуга даже не успели моргнуть, а острие катаны Саске уже упиралось в переносицу Кабуто, заставив его теперь уже на самом деле поперхнуться. При этом сам шиноби даже не сдвинулся с места, продолжая сверлить глазами Орочимару. - Что тебе нужно? Ты хочешь тренироваться? - съязвил Учиха, окинув презрительным взглядом укутанную в одеяло неподвижную фигуру сенсея. - Не-ет, - ответил саннин, нарочито растягивая слова, - я просто немного соскучился. Саске презрительно фыркнул в ответ, закатив глаза. - Ну, хорошо, – сдался Орочимару. – Мне нужно, чтобы ты кое в чем помог Кабуто. - Это вряд ли, - Саске сладко улыбнулся, - придется поискать других помощников, - он вложил меч в ножны, решительно развернулся и направился к двери. - Есть еще одна техника, которую я не показывал тебе, но которая может быть полезной… - саннин говорил тихо, словно не обращаясь к Саске. - Я слушаю, - прозвучало слово-якорь, и Учиха замер на полпути до двери. - Не сегодня! Сейчас ты пойдешь с Кабуто и выполнишь все его распоряжения. А завтра я тебе все расскажу. И даже покажу, - на губах саннина заиграла хищная улыбка. - Хорошо, - Саске криво усмехнулся, мельком взглянул на Кабуто. – Пошли, очкарик. Якуши бросил взгляд на Орочимару и, получив ободряющий кивок, вышел за дверь вслед за Саске. Как только оба шиноби покинули комнату, Орочимару настиг очередной изнуряющий приступ кашля. «Как же быстро Саске проглотил наживку», - саннин откинулся на подушки, удовлетворенно улыбаясь. Своей безудержной тягой к новым техникам юный Учиха немного напоминал его самого в годы молодости. С тех пор Орочимару смог постичь немало техник, в том числе и запрещенных, некоторые смог изобрести сам, что-то доработал. Однако до сих пор ничто не могло сравниться с силой Шарингана. Но уже завтра вожделенные кроваво-красные глаза клана Учиха будут принадлежать ему. Жажда завладеть Шаринганом охватила Орочимару, еще когда он жил в Конохе и верой и правдой служил своему учителю, Третьему Хокагэ. В один из дней из чистого любопытства великий саннин решил заглянуть на тренировку кадрового резерва АНБУ. Он сразу обратил внимание на хрупкого мальчика, на несколько лет младше своих коллег. Темные волосы, строгая и немного высокомерная манера держаться, пронзительные черные глаза. Орочимару был готов поспорить, что это отпрыск клана Учиха. Метнув кунай, мальчик привел в движение полсотни клинков, направленных в середину круга, где стоял он сам. Орочимару инстинктивно рванулся было защищать мальчугана, хотя и понимал, что вряд ли успеет. Но через несколько мгновений стало понятно, что защита мальчику была не нужна. Маленький Учиха Итачи вертелся в воздухе, виртуозно уклоняясь от летевших в него кинжалов, а затем ловко приземлился и с достоинством выпрямился, на его лице не дрогнул ни один мускул, только глаза словно налились кровью: фамильная гордость и проклятие клана Учиха – Шаринган. Орочимару был в таком восторге, что едва не начал аплодировать. С того дня Шаринган стал навязчивой идеей саннина. Освоив технику вечной молодости с использованием временных тел, Орочимару загорелся идеей завладеть телом Учиха Итачи и тем самым заполучить всесильный Шаринган. Саннин уже покинул деревню Листа и долгое время был членом Акацки, когда судьба второй раз столкнула его с Итачи. Юноша присоединился к группировке после уничтожения своего клана и ухода из Конохи. Орочимару подергал за ниточки и стал напарником Учихи, радостно и одновременно нетерпеливо потирая руки и выжидая удачной возможности захватить его тело. Орочимару поморщился и перевернулся на бок. Об этой части своей биографии он не любил вспоминать: ему не только не удалось завладеть Шаринганом, но пришлось отдать руку и покинуть Акацки. Одержимость Шаринганом получила новый импульс, после того как легендарный саннин встретил Учиху Саске во время состязаний за получение звания чуунина. Тогда он приметил младшего брата Итачи, разглядел его потенциал и оставил ему свою печать. Он был готов ждать, пока Саске станет сильнее, сам обучал его, терпеливо вынося все выходки вздорного мальчишки, каждый раз напоминая себе, что уж такая цель точно оправдывает средства. И вот, наконец, уже завтра утром у него будет не только новое молодое сильное и, чего уж греха таить, привлекательное тело, но и выстраданный Шаринган. Орочимару всерьез задумался над возможностью сохранения хотя бы на время облика Учихи. Словно выбирая наряд, он тщательно взвешивал все достоинства и недостатки такого решения и в скором времени задремал. Подготовку к перерождению можно смело поручить Кабуто, он все сделает в лучшем виде. Не в первый раз, в конце концов. Наступление утра в подземном убежище можно было отследить только по часам. Ровно в восемь Кабуто вошел в комнату Орочимару, но вместо обычных попыток накормить и подлечить своего господина он поклонился и заявил, что все готово. Саннин распахнул глаза в радостном предвкушении. - Сколько раз мы уже это проделывали, Кабуто, но все равно волнуюсь, - поделился он. – Зови Саске и оставь нас ненадолго. - Орочимару-сама, вы уверены, что моя помощь вам не понадобится? – Кабуто смерил его встревоженным взглядом. – Не думаю, что Саске-кун будет в восторге от идеи. Вдруг он… - Я, в конце концов, еще не умер и смогу справиться с этим… - Орочимару лихорадочно подыскивал слово, пытаясь не выдать накопившееся раздражение, обозвав Саске выскочкой или того хуже, - мальчишкой. - Как вы считаете нужным, Орочимару-сама, - еще раз поклонившись, ирьёнин вышел и довольно быстро вернулся в сопровождении Саске. – Я буду за дверью, если понадоблюсь вам. Якуши вышел, прикрыв за собой дверь. Саске замер в ногах кровати в своей любимой позе – ноги на ширине плеч, руки скрещены на груди, голова чуть опущена. - Ну? - И тебе доброго утра! – ласково улыбнулся Орочимару. – Сегодня я покажу тебе технику, которая позволяет мне сохранять телесную молодость и силу. Ты, наверное, уже знаешь, что для этого мне приходится время от времени менять вместилище моей чакры, то есть использовать тело другого человека. Обычно тело может быть моим сосудом около трех лет. Текущий вариант не самый удачный, поскольку был подобран в спешке, так что едва-едва дотянул до этого времени. Но хочется верить, что следующий экземпляр будет более удачным, - облизав губы, саннин смерил Учиху плотоядным взглядом, его улыбка стала хищной. Молодой шиноби опустил руки вдоль тела, нахмурился и сверкнул Шаринганом. - Ты все правильно понял, мой мальчик, - удовлетворенно прошипел Орочимару, - только Шаринган тебе тут ничем не поможет. - Я не намерен отдавать тебе свое тело, тебе придется применить силу. Только хочу заметить, что теперь я сильнее тебя, Орочимару, - Саске молниеносно выхватил катану и пронзил горло учителя. Уже в следующее мгновение Учиха понял, что перед ним лежит лишь оболочка, сам легендарный саннин в образе гигантской белой змеи злорадно посмеивался у него за спиной. - Неужели ты думаешь, что все так просто, Саске? – прошипел Змей. - Так вот каково твое настоящее лицо? – презрительно фыркнул Учиха. – Лицо, которое ты приобрел за годы экспериментов и перерождений. К слову, меня тошнит от твоих методов. - Зато меня тошнит от твоей мягкотелости. До тех пор, пока ты не будешь готов убивать, ты не станешь достаточно сильным, чтобы встретиться с братом, - змеиную морду озарила ехидная улыбка. - Готовность уничтожить конкретного человека никак не зависит от желания убивать других людей. Словно в подтверждение этих слов, Саске ринулся в атаку, с недоступной глазу скоростью орудуя катаной. Меч сверкал, словно молния, разрезая белую чешую и окрашивая стены комнаты брызгами крови. Когда гигантская змея, разрубленная на куски, легла неподвижно у его ног, молодой Учиха вытер катану о рукав белоснежной рубашки и вложил в ножны. Внезапно тело оцепенело, Саске рухнул на колени, словно парализованный. - Не так быстро, мой птенчик! – прошипел Орочимару. – Не забывай, меня нельзя убить. Помнишь, я тебе рассказывал про белых змей? Кровь белой змеи обладает особыми свойствами. Она содержит яд, парализующий тело. И сейчас этот яд испаряется, чувствуешь? Змея подползла ближе и, раскрыв огромную пасть, проглотила Саске. Кабуто прохаживался взад и вперед перед дверью спальни Орочимару, пытаясь представить, что происходит внутри. Он слышал разговор, быстро перешедший на повышенные тона, звуки схватки, потом все стихло. Кабуто не допускал мысли, что сенсей не справится с недоноском Учихой, но все-таки волновался за него, лихорадочно перебирая в голове варианты произошедшего и возможные выходы из сложившейся ситуации. Желание прийти на помощь Орочимару-сама боролось с нежеланием расстроить учителя нарушением его приказа, а также и инстинктом самосохранения, ведь в ярости Орочимару крушил все налево и направо, особенно не разбираясь, где свои, а где чужие. Как раз в тот момент, когда Кабуто набрался смелости и решился-таки войти, дверь распахнулась, и на пороге появился Учиха Саске. Окинув комнату хозяина быстрым взглядом, Кабуто пришел в ужас. На полу в луже крови лежала огромная белая змея. Шиноби с усилием сглотнул, успокаивая себя мыслью, что это еще ничего не значит, и медленно перевел взгляд на Учиху, пытаясь понять, кто стоит перед ним. Саске подошел к Кабуто и остановился, чуть касаясь его плеча. Они не смотрели друг на друга, Кабуто жадно разглядывал поле боя за спиной у Саске, одновременно надеясь почувствовать в ауре стоявшего рядом шиноби до боли знакомые и такие родные флюиды Орочимару-сама. Но тщетно. - Скажи мне, - еле слышно проговорил Якуши упавшим голосом. - Думаю, ты и сам все понял, - Саске чуть наклонил голову. – Прощай. Глаза Кабуто расширились, губы раскрылись в немом крике. Не говоря ни слова, Саске медленно пошел прочь. Опираясь о стену спиной, Кабуто потрясенно вслушивался в удаляющиеся по сумрачному коридору шаги Учихи. Мысль о смерти учителя казалась ему нереальной, он словно ждал, что вот-вот Саске обернется и засмеется истерическим смехом Орочимару, сообщая, что он пошутил. Сколько раз Кабуто видел, как Орочимару умудрялся выходить живым и почти невредимым из самых опасных переделок. Сколько раз он наблюдал, как его сенсей тяжело болеет, почти умирает в конце каждого цикла использования тела, а через несколько дней перерождается вновь. Неужели на этот раз все кончено? Поверить в это было невозможно. Однако шаги Учихи Саске были все дальше и дальше, наваждение не развеивалось, становясь все более реальным, все более настоящим. Как только шаги стихли за поворотом, верный помощник повергнутого Орочимару Якуши Кабуто сполз по стенке на пол и спрятал лицо в ладонях. Он оплакивал любимого учителя и единственного человека в этой жизни, которому он был небезразличен.