Элемент Водоворота

Забравшись с ногами на кровать и поудобнее устроившись под легким одеялом, Темари бездумно пролистывала страницы дневника Четвертого Кадзекагэ, добытого Канкуро несколько дней назад в результате тщательно спланированных археологических раскопок. Брат наотрез отказался читать с ней вместе, заявив, что не желает тратить на это время, а лучше займется дальнейшими поисками ключа, коль скоро в могиле отца его не обнаружилось. Да она и сама не до конца была уверена, почему принялась за чтение. Никто не гарантировал, что в этом дневнике содержалась хоть сколь-нибудь полезная информация, однако почему-то она чувствовала, что должна знать, что там написано. Кончики пальцев неожиданно похолодели и подрагивали, осторожно переворачивая чуть смявшиеся, покрытые пылью и песком листки. Она до сих пор не определилась до конца, что чувствовала к отцу. Во всех ее сознательных воспоминаниях о нём в первую очередь всплывал образ холодного, неприступного, внушавшего ужас правителя, беспокоившегося лишь о благополучии и интересах деревни, бескомпромиссного, безжалостного, со стальной волей и железными нервами. Иногда, когда она ощущала на себе колючий взгляд карих глаз, ей даже становилось страшно, что в отце не осталось совсем ничего человеческого. Девушка зажмурилась, отгоняя неприятные воспоминания и пытаясь возродить в памяти те мгновения, когда она улавливала на его лице какое-то странное задумчивое выражение, а в глазах – тяжелую, давящую безысходность и тоску. Эти моменты случались крайне редко, в последние пару лет жизни Четвертого это происходило всего три или четыре раза, и только когда он находился наедине со своими детьми. Темари почему-то хорошо помнила последний раз, когда после очередной миссии, на которой произошло еще одно неудачное покушение на Гаару, они пришли докладывать отцу о выполнении задания. Младший брат, не проведя в кабинете и нескольких секунд, лишь бросив на отца полный ненависти взгляд бирюзовых глаз, молча вышел, сопровождаемый зловещим шипением песка, и они остались втроем. - Можешь приказывать что угодно, я в этом больше не участвую, – после некоторой паузы процедил Канкуро. – В конце концов, он всё ещё мой брат. Кровный родственник, – словно осуждая, выделил интонацией последние два слова и скрылся в коридоре, громко хлопнув дверью. Темари стояла, опустив голову, и молчала. Осторожно положив на стол отчет, девушка подняла на отца глаза и тогда увидела этот взгляд. Безысходность, чувство вины и серое, абсолютное отчаяние. Хотела что-то сказать, но вновь промолчала, осторожно прикрыв за собой дверь. Тряхнув головой, девушка вернулась к дневнику. Почерк у отца был мелкий и неразборчивый, совсем как у Гаары. Решив начать с конца, она уверенно открыла тетрадь на последней записи, которая была датирована двадцать шестым марта. «Сегодня погиб твой брат. Гаара раздавил его песком. Яшамару все сделал в точности, как я ему приказал, и эта возмутительная ложь о тебе сработала безупречно. Мальчик плакал и кричал. Поверить не могу, что сделал это с нашим сыном. Но я должен был понять. На карту поставлена безопасность деревни, ведь он убивает людей все чаще, он не может контролировать Шукаку. Я убедился. И теперь у меня нет другого выхода. Я должен убить Гаару. Иначе погибнем мы все. Ужасно, что за мои ошибки вынужден расплачиваться наш сын. Если бы я послушал тебя, возможно, все было бы по-другому. Я один виноват во всем, и ты, наверное, никогда не сможешь меня простить». Темари судорожно сглотнула и зажмурилась, пытаясь понять, что имелось в виду в этой записи. Она чувствовала, как краснеют щеки, к горлу подкатывает болезненный комок и чуть щиплет глаза. Решив, что анализировать будет попозже, на холодную голову, девушка глубоко вздохнула, медленно выдохнула и принялась читать дальше, двигаясь от конца к началу. К ее удивлению, почти все записи касались их, детей. «Приходил Баки. Канкуро заявил, что хочет стать марионеточником. Чёртов Сасори, я знал, что его нельзя подпускать к сыну ни на шаг. Ещё этот проклятый ключ от мастерской, который когда-то отдал мне Яшамару, не знаю, что с ним делать. Спалить всё вместе с куклами, или всё же подождать, вдруг из Канкуро что-то и выйдет, тогда они пригодятся. Хотя мне хочется стереть из памяти жителей деревни всё, что связано со Скорпионом». «Темари уже семь лет. Сегодня она впервые надела шелковое кимоно на праздник. Яшамару выбирал под цвет глаз. Она удивительно, поразительно похожа на тебя. Правда, только внешне. Порвала кимоно, подравшись с Канкуро, и тут же потребовала, чтобы ее переодели, ей, видите ли, было неудобно». «Гаара почти не спит. Боится и плачет. Яшамару находится с ним круглые сутки, но толку никакого. С каждым месяцем все хуже. Он отстает от сверстников по всем физическим параметрам, и медики не знают, чем помочь. Вчера он сказал мне, что он слышит в голове чей-то голос. Видимо, это Шукаку. Ума не приложу, что делать». Девушка снова глубоко вздохнула, отложив тетрадь, и задумчиво посмотрела в окно на темно-синее звездное небо. Это было удивительно и странно, что, несмотря на отсутствие прямых обращений, казалось, что все записи дневника были адресованы их матери. Темари была уверена со слов Канкуро, да и по собственным воспоминаниям, что Четвертый Кадзекагэ никогда не был без памяти влюблен в свою жену, однако это постоянное ненавязчивое упоминание о ней наводило на мысль, что она все же многое значила для него, и это было странно. Темари не помнила маму. Сознательных воспоминаний не было совершенно, однако ее образ, сотканный из призрачных, едва уловимых частичек: мягкие руки, нежный голос и смесь таких домашних запахов выпечки и травяного чая – она старательно пыталась сохранить в памяти. Мучительно боясь за переживаниями и насущными проблемами забыть её совсем, держала в тумбочке с десяток старых фотографий и даже иногда заставляла рассказывать сопротивлявшегося Канкуро, который помнил гораздо больше. Взгляд глаз цвета морской волны вернулся к постаревшим страницам. Девятнадцатое января. Восемнадцать лет назад. Обрывочные записи по несколько строк, выполненные неверной рукой. «Она умерла. До сих пор не верится. Я был уверен, что этого не произойдет, я был уверен, что предостережения Чиё совершенно безосновательны. Этого не должно было случиться». «Мальчик все время кричит. От его крика скоро лопнут все стёкла. Прошло уже шесть часов, его не смог унять даже Яшамару. Он слишком маленький и жалкий, страшно к нему прикасаться». «Канкуро не спал всю ночь. Утром пришёл ко мне в кабинет, бледный и заплаканный. Похоже, ему рассказал Яшамару. Тем лучше, я бы не смог. Не сейчас. Хорошо, что Темари ничего не понимает». «Сасори ушёл из деревни. Наконец-то. Скатертью дорога, видеть его больше не могу». «Нашел её последнее письмо. Трижды принимался читать. Не могу. Нет сил». Дрожащие пальцы девушки развернули небольшой состарившийся листок, вложенный между страницами дневника и выпавший ей на колени. Почерк был незнакомым, красивым и изящным, с округлыми, тщательно выписанными знаками. Темари нервно сглотнула, пытаясь побороть волнение, и пробежала глазами письмо. «Яшамару: Отото, заклинаю тебя, береги моих детей. Канкуро: Ты старший, будь сильным, защищай сестру и не оставляй брата, ты нужен им. Темари: Моя девочка, не выходи замуж за честолюбивого человека. Гааре: Прости, что не смогла спасти тебя, но я всегда буду с тобой, что бы ни случилось. Мужу: Надеюсь, что хотя бы в последнюю минуту я смогу простить тебя. Сасори: Спасибо тебе за всё». Последняя запись, сделанная Четвертым Кадзекагэ девятнадцатого января, гласила: «Я всё похороню. Всё, что связано с этим. Всё до последней детали. Вместе с ней». *** Канкуро по обыкновению ввалился в комнату сестры без стука, застав её сидящей на кровати и сжимающей дрожащими пальчиками какой-то листок. Он никогда не видел её в таком состоянии: на его памяти Темари и плакала-то всего раза два, но даже тогда это были скорее слёзы злости, обиды и ярости. Сейчас же девушку трясло мелкой дрожью, она судорожно пыталась сдержать истерику, закусив ладонь зубами. Кукольник метнулся к ней и сел рядом, покрепче обняв за плечи. - Что? Что?! – Канкуро чуть встряхнул её, заглядывая в расширенные зрачки. – Опять этот придурок Нара? Он что, тебя обидел? Всё, он точно труп! Что он тебе там написал? - Шикамару ни при чем, – проговорила она сбивчивым шепотом. – Я прочитала его дневник. И там… мамино… мамино письмо… – дрожащими пальцами девушка протянула ему листок. - Вот ведь гад! – возмутился брат, пробежав глазами строки. – Даже не дал прочитать ни нам, ни Гааре… – голос кукольника предательски дрогнул, выдавая волнение, глаза на мгновение удивленно расширились, а свободная ладонь сжалась в кулак. - Тут ещё, – восстанавливая дыхание и постепенно успокаиваясь, проговорила сестра, судорожно перелистывая страницы, ища нужную запись. – Вот, взгляни. Когда Яшамару погиб, это была вовсе не случайность, как нам говорили. Он, видимо, пытался убить Гаару и этим его спровоцировал. Он что-то рассказал ему, какую-то выдуманную отцом историю. Это была проверка?.. – полувопросительно произнесла она, пока Канкуро вчитывался в запись. – Я не понимаю, я совсем ничего не понимаю! – Темари вскочила с кровати и принялась мерить шагами комнату. – Получается, нам никогда не говорили всю правду. Нам врали в глаза, нам и Гааре. Кто теперь знает, что Яшамару наговорил ему тогда?! Гаара сам ни за что не расскажет! - Остынь, Тем. То, что наш отец – мразь и подонок, уже давно никого не удивляет, – проскрежетал зубами кукольник, брезгливо покосившись на лежавший на кровати дневник. – Яшамару, пожалуй, стал неприятным открытием, но он уже давно мертв. Гаара пережил это, нет необходимости… - А вдруг не пережил? Вдруг дядя ему что-нибудь такое сказал о маме, что он до сих пор мучается? – возмущалась сестра. - В любом случае, без Гаары мы об этом не узнаем, – постарался вернуть Темари в конструктивное русло Канкуро. – Ещё что-то полезное есть? – задумчиво проговорил он, без особого энтузиазма пролистывая тетрадь. - Да. – Темари остановилась, словно вспомнив что-то. – Мне кажется, я знаю, где ключ от печати Гаары, – негромко проговорила девушка, указав пальцем на последнюю запись от девятнадцатого января. - Хорошо, что я ещё не успел сдать садовый инвентарь, – ответил Канкуро, прочитав указанную фразу. - Ты же не собираешься?.. – выдохнула Темари. - Ну, из меня уже заправский получился расхититель гробниц, – он натянуто усмехнулся, не окончив предложение. - Мы должны посоветоваться с Гаарой, мы не можем принимать такие решения без него, – заняла оборону сестра. - Хочу напомнить, что в случае с могилой отца, разрешение Гаары тебе не требовалось. К тому же, он вряд ли на это пойдёт, – задумчиво произнес кукольник. – И я его в чем-то понимаю. Мы должны сделать это втайне от него. Ради его же блага. Расскажем по факту. И не вздумай писать об этом что-то своему хахалю! Это наше семейное дело! – возмущённо бросил Канкуро, скользнув взглядом по неоконченному письму у неё на столе. - Можно подумать я собиралась! – фыркнула в ответ сестра. – И вообще, мне кажется, мы уже обсудили наши с Шикамару отношения и закрыли этот вопрос. - А мне кажется, что в процессе этого обсуждения я ясно дал понять, что я по-прежнему против. Пойду сообщу Баки и Юуре, чтобы завтра на рассвете были готовы. – Марионеточник поднялся с кровати и, нерешительно сжав ладонью плечо Темари, направился к двери. - Кан, – окликнула она, когда он уже почти вышел. – Ты никогда не говорил мне, что Акасуна-но-Сасори как-то связан с нашей семьей. Связан настолько, что мама упомянула его в своем последнем письме, а у отца остался ключ от его мастерской, – девушка протянула кукольнику небольшой ключ на тонкой бечевке, найденный между страницами дневника. - Я мало что об этом помню, – ушёл от ответа Канкуро, застыв на пороге, затем немного поколебался и взял с её ладони ключ. – Но ты права, я проверю, пожалуй. Кукольник захлопнул дверь и прислонился спиной к стене коридора. Он солгал и прекрасно знал, что Темари это поняла. *** Канкуро не спеша брёл по ночным улицам Суны. Прохладный ночной воздух, пропитанный мелкими золотистыми песчинками, ласково обдувал отчаянно горевшие под слоем ритуальной краски щеки. В такой поздний час на улице не было ни души, лишь изредка цепкий взгляд кукольника улавливал фигуры патрульных шиноби, растворявшиеся в слабом свете фонарей, тонувшие в расплывчатых силуэтах округлых зданий. Ноги шли будто сами, он словно на автопилоте вспоминал дорогу, которой ходил много лет назад. В памяти всплывали не столько мысли, сколько смутные ощущения, больше похожие на цветные сны или образы из детских сказок. Тепло маминой руки в его маленькой ладошке, сладкий привкус его любимых орешков в карамели, которые она непременно покупала ему по дороге, щекочущее чувство предвкушения чего-то интересного и захватывающего. Почему-то вспомнилось, как он считал вывески на магазинах и мастерских, определяя по ним, долго ли еще идти до места назначения. За восемнадцать лет почти все они сменились, а те, что остались на своих местах, выцвели под лучами палящего пустынного солнца, потрескались и совсем обветшали. Так же, как и его воспоминания. Нарочно замедлив шаг, Канкуро преодолел последний поворот и остановился перед неприметной деревянной дверью. Кукольник огляделся: узкая улочка была освещена только тусклым светом фонаря, окна всех соседних домов давно погасли, а быть может, и не зажигались вовсе. Этот квартал на окраине Суны никогда не был густонаселен – сказывались неудачное расположение вдали от основных акведуков и близость стеклодувных мастерских. Теперь же практически все жилые дома были оставлены или переделаны в производственные помещения. Марионеточник засунул руку в карман и сжал в кулаке ключ. Где-то глубоко внутри появилась насущная потребность оправдать свои действия, в первую очередь, перед самим собой. Он всего лишь посмотрит, нет ли там чего-то, что поможет получить информацию об одном из членов Акацки. Он всего лишь удостоверится, нет ли в этой мастерской каких-либо опасных объектов, угрожающих безопасности деревни. И у него нет совершенно никакого личного интереса, никакого желания снова оказаться в маленькой мастерской Скорпиона. Канкуро вздохнул, с усилием поворачивая ключ в старом замке. Едва он распахнул тяжелую деревянную дверь, в лицо ударила прохладная темнота, пропитанная настойчивым запахом нежилого помещения. Достав из кармана предусмотрительно прихваченный фонарик, Канкуро посветил вниз, помня, что в мастерскую вела шаткая деревянная лесенка ступеней в семь-восемь, которую он обычно преодолевал в несколько прыжков. Осторожно спустившись, кукольник осветил пустое помещение в поисках источника света и зажег висевшую над рабочим столом лампу, подивившись, что через столько лет в эту каморку всё ещё подавали электричество. Когда глаза привыкли к свету после кромешной темноты, он принялся осматривать небольшую мастерскую. Помещение было очень маленьким и тесным, в нем едва помещался небольшой шкаф с несколькими полками, на которых были сложены инструменты, материалы и недоделанные детали марионеток. В одном из ящиков обнаружились теснившиеся друг к другу небольшие скляночки с постаревшими этикетками, в другом – несколько перевязанных тонкой бечевкой свитков, на которых красовались выведенные аккуратной рукой надписи, видимо, с названиями кукол. Канкуро вдруг вспомнил, что в этом шкафу никогда не было порядка, однако хозяин мастерской всегда безошибочно, не глядя, выуживал с полок необходимый инструмент или реактив. Канкуро обернулся к столу. Чуть шершавые пальцы кукольника осторожно провели по покрытой толстым слоем пыли гладкой столешнице, оставив на ней следы. Широкая, достаточно прочная и удивительно удобная рабочая поверхность, сделанная из массива дерева, несколько небольших ящиков. В углу – полуразвалившееся старое кресло. Во всех его расплывчатых и смутных воспоминаниях Сасори работал стоя, поэтому кресло большую часть времени пустовало и использовалось, только когда мастеру нужно было сцепить друг с другом тонкие или мелкие детали, что требовало концентрации и неподвижного положения пальцев. Рядом со столом он заметил небольшой стул на высоких ножках, к которому была прикреплена импровизированная рабочая поверхность, покрытая царапинами, трещинами, масляными пятнами и прочими следами долгих проб и ошибок. Канкуро сглотнул подступивший к горлу комок, протянутая к сделанному специально для него маленькому стулу рука поневоле дрогнула, осторожно, почти нежно погладив запылившуюся спинку. Сердце болезненно сжалось от нахлынувших образов. Он вспомнил теплые руки, усаживавшие его в этот стул, чтобы ему было лучше видно. Вспомнил длинные пальцы, скользившие по рабочей поверхности стола, ловко управлявшиеся с инструментами, превращавшие обычный кусок древесины в оживавшую на глазах куклу. Цепкие и натруженные постоянным управлением множеством марионеток, но тонкие, изящные, мягкие, совсем не такие, как у него самого. Вспомнил негромкий голос и рассказы о великих мастерах-кукловодах, от которых перехватывало дыхание и потели ладони. Вспомнил большие карие глаза, взгляд которых удивительным образом менялся с безразличного и даже жесткого на мягкий и немного печальный, стоило им с мамой появиться на пороге мастерской. Вспомнил грустную улыбку тонких губ, которой Сасори провожал его, уже полусонного, передавая на руки матери. Канкуро судорожно выдохнул, вновь оглядывая ошалелым взглядом мастерскую. Он не думал, что будет так сильно чувствовать. Он думал, что совсем забыл, что ощущения притупились, затерялись в веренице событий его жизни, стерлись, как те старые вывески. Он не думал, что будет плакать, сжав в кулаке два небольших свитка с аккуратной надписью «Для Канкуро» и маленького, до блеска истертого детскими пальчиками деревянного солдатика, подаренного ему на его третий день рождения. *** - Сасори-но-Данна, за каким, позвольте спросить, хреном мы здесь сидим? – не выдержал Дейдара через четверть часа молчаливого пребывания в небольшой пещере недалеко от Суны. - Ждём информатора, – безразлично ответил марионеточник, склонившись над развернутым на полу свитком, периодически складывая печати и касаясь деревянными пальцами пергамента. - Я всё равно не понимаю, ага! – Блондин смачно приземлился на пятую точку и скрестил руки на груди в жесте праведного возмущения. – Лидер-сама разве Вам что-то велел выяснить? На кой чёрт мы сюда припёрлись? Я весь вспотел, и руки за день обгорели на солнце, мм. - Могу тебе их отрезать, если так мучаешься, – предложил кукольник, не поднимая головы. – И язык заодно. - Нет уж, они мне ещё понадобятся, да. – Парень высунулся из пещеры и оглядел спавшие барханы, залитые лунным светом. – Как Вы здесь жили вообще? – продолжил свою пламенную речь Дейдара. – Совершенно невозможное место, ага. Днём душно, песок противный повсюду, ночью – холодно и ветер. А пейзаж так совершенно не живописный! - Ты мне мешаешь, – предупредил Сасори, подняв на непутёвого напарника такой взгляд, что тому захотелось, как страусу, спрятать голову в песок. - Вот Вы мне скажите, Данна, – вновь проговорил блондин после пятиминутной паузы, в течение которой он успел потеплее укутаться в плащ и с самозабвенным лицом приняться за очередное творение. – Вы ведь не любите ждать. А почему своего информатора не натренировали? - Он не опаздывает. Мы специально пришли раньше, – ответил марионеточник, сложив последнюю печать, удовлетворенно кивнув головой и свернув свиток. - Зачем? – пробормотал Дейдара, критически оценивая получившуюся мордочку фигурки. – М? – настойчиво добавил он, не дождавшись ответа. - Чтоб ты помучился, – хмыкнул Сасори, поднимаясь на ноги и отходя ко входу в пещеру. - У вас скрипит левый коленный сустав, да, – проговорил подрывник, сосредоточенно вылепливая длинные уши. – Надо бы смазать. - Забыл тебя спросить, что мне делать, – безразлично отозвался марионеточник, вглядываясь в поблескивавшие в лунном свете песчаные дюны. - Хватит злиться, мм. Лучше взгляните, как у меня получается тушканчик! – Дейдара протянул ему недоделанную фигурку. - Как всегда бездарно, – бросил Сасори. – Мог бы что-то поприличнее придумать, а то всё птички да тушканчики. - Вы опять начинаете, Данна? Я вот не хотел ведь ругаться с Вами сегодня. Обещание, между прочим, себе давал, ага! - Вот и помолчи, – не глядя на напарника, ответил тот. – Люди, которые не держат обещаний, раздражают ещё больше, чем те, что опаздывают. - Ваш чёртов информатор опаздывает, а его Вы не распекаете, как меня, мм, – обиделся Дейдара. - Я уже сказал, что он не опаздывает, – по возможности терпеливо повторил Сасори. - Тогда почему мы ждём? – не унимался блондин. Мгновенно оказавшееся в миллиметре от переносицы острое ядовитое жало заставило подрывника раскрыть рот и выронить недоделанную фигурку на каменный пол пещеры. - Мы ждём, потому что я только что вызвал его через свиток, это раз, – не отрывая взгляда карих глаз от барханов, произнес Сасори. – Я не обязан ничего тебе объяснять, и то, что я это делаю, – большое одолжение с моей стороны, которое тебе придется отрабатывать примерным поведением и беспрекословным послушанием, это два. – Кукольник чуть повернул голову и одарил напарника еще одним уничтожающим взглядом. – Ещё одно слово, и ты будешь умирать так долго, что успеешь в бреду вспомнить все свои бездарные творения, это три. Всё понятно? - Когда речь заходит о Суне, Вы становитесь ещё невыносимее, чем обычно, ага, – выдохнул Дейдара, когда жало наконец опустилось. – Вы так ненавидите свое родное селение, мм? Вы ведь не горели желанием сюда идти… - Мне повторить монолог с начала? – с нотками угрозы в стальном голосе проговорил Сасори, однако повторной попытки заткнуть напарника не предпринял, поскольку на вершине одной из песчаных дюн возникла черная точка, быстро приближавшаяся к пещере и приобретшая очертания высокого мужчины в форме джонина Сунагакурэ. Дейдара приготовился было применить по назначению только что слепленного тушканчика, однако мужчина, вместо того чтобы атаковать, едва появившись в пещере, опустился перед Сасори на одно колено и почтительно склонил голову. - Отлично, Юура, – проговорил кукольник. – Ты помнишь, кто я? - Да, Сасори-сама, – ответил джонин, поднимаясь. Его немного расфокусированный взгляд остановился на лице марионеточника, будто бы он ждал от того указаний. - Хорошо. А теперь расскажи мне всё, что произошло в Суне за последние несколько дней. – Сасори внимательно посмотрел на подчиненного, готовясь слушать. - Кадзекагэ нет в Деревне, он отправился на некий остров, чтобы пройти тренировку по контролю Биджу. В подробности меня не посвятили, – начал Юура бесцветным голосом, словно заученную речь. – Однако пройти её в полной мере невозможно без ключа от печати, который был утерян. - Откуда тебе это известно? – продолжил допрос кукольник. - Канкуро, старший брат Кадзекагэ, доверяет мне. Он пытался найти ключ в могиле Четвертого Кадзекагэ, которую мы по его приказу раскопали несколько дней назад, – послушно доложил шпион. Сасори неопределенно хмыкнул и жестом попросил Юуру продолжать. - Ключа в могиле мы не нашли, однако там обнаружился дневник Четвертого, который Канкуро хотел выбросить, но ему не позволила сестра Кадзекагэ. - Темари? – уточнил кукольник, тут же злобно зыркнув на Дейдару, который уже открыл рот, чтобы узнать, откуда его напарник в таких подробностях осведомлен о генеалогическом древе правителя Суны. Подрывник закусил губу и вернулся к тушканчику. - Темари-сан прочитала дневник сегодня вечером и по косвенным признакам поняла, что ключ от печати похоронен вместе с матерью Кадзекагэ. Завтра на рассвете Канкуро планирует раскопать и её могилу, – закончил Юура, поднимая взгляд на своего господина. - Этого нельзя допустить, – взгляд карих глаз марионеточника остекленел. - Данна, нам-то какое дело, мм? – поинтересовался Дейдара. – Что с того, что они найдут ключ от Биджу? Мы всё равно… - Замолчи, – отрезал Сасори. – Где сейчас Канкуро? – обратился он к джонину Песка. - Он ушёл в промышленный квартал, – ответил тот. – Кажется, в дневнике нашли какой-то ключ, и он намерен проверить это место. Он не сказал точно, что там, но заметно нервничал. Впрочем, это может быть связано с письмом. - Каким письмом? – насторожился марионеточник. - В дневнике среди прочего обнаружилось письмо, кажется, что-то вроде завещания их матери. Больше Канкуро ничего не сказал. - Мне нужно это письмо. Достань его и принеси сюда. У тебя есть на это час. И не вздумай попасться на глаза Канкуро. Ещё рано раскрывать тебя, – приказал кукольник, и Юура с поклоном удалился. Сасори постоял немного у входа в пещеру, провожая взглядом быстро растворявшуюся на фоне барханов фигуру своего подчиненного, а затем, не сказав ни слова, вышел. - Вот пойди пойми его, ага, – обратился Дейдара к сидевшему у него на ладони глиняному тушканчику. – То он не хочет идти в Суну, а теперь мы застряли здесь ещё как минимум на час! Может, пока устроим здесь большой БУМ? Тушканчик вполне ожидаемо не ответил. *** Сказать, что Канкуро крайне удивился, застав Юуру выходящим из комнаты Темари и прячущим что-то во внутренний карман джонинского жилета, – не сказать ничего. Чутьё подсказывало, что это был далеко не романтический визит, пусть даже он считал Юуру куда более подходящим кандидатом в мужья для собственной сестры, чем этот лентяй Нара. Быстро проверив, что с только что проснувшейся Темари всё в порядке, Канкуро прижал палец к губам, побуждая тем самым сестру не закатывать ему скандал прямо сейчас, и кинулся в погоню. Он обнаружил джонина уже у выхода из резиденции. Ещё в коридоре ему показалось, что Юура вёл себя довольно странно: его движения были по-прежнему четкими и выверенными, однако взгляд блуждал, и выражение лица у джонина было каким-то неестественным. Рассудив, что это, вероятно, было каким-то мудреным генджуцу, кукольник продолжал незаметно продвигаться за ним по дороге к восточным воротам. Юура был в дозоре этой ночью, поэтому никого не удивило, что он уже второй раз покидал деревню, и ворота ему открыли без возражений. Подав знак постовому высылать отряд к нему на помощь, если он не вернется через полчаса, Канкуро бесшумно скользнул между барханами, куда уходила дорожка следов, четко различимая на неподвижном, залитом лунным светом песке. Юура четко направлялся к одной из пещер, расположенных недалеко от Суны, часто используемых шиноби Песка при необходимости переждать заставшую врасплох песчаную бурю. Канкуро раздумывал, что могло произойти. Версию с предательством он отмел сразу. Он решительно отказывался верить в то, что Юура – шпион. Во-первых, год назад, когда Гаара только стал Кадзекагэ, Канкуро как начальник тайной полиции Песка лично проверил каждого члена Совета Старейшин и всех шиноби в ранге джонина, и те, кто мог, по мнению брата Кадзекагэ, навредить Гааре или Суне, были раскрыты и соответствующим образом наказаны. Во-вторых, Баки и Юура были теми немногими старейшинами, на поддержку которых они, и прежде всего Гаара, могли положиться. И если Баки делал это отчасти из теплых чувств к своим ученикам, то Юуре не было совершенно никакого резона лоббировать их интересы. Нет, он не мог быть шпионом. Все четко выстроенные в его голове концепции разбились вдребезги, когда он увидел у входа в пещеру две фигуры: Юура стоял на одном колене, почтительно склонив голову, перед худощавым человеком, одетым в черный плащ с высоким воротом. Цепкий взгляд марионеточника уловил узор из красных облаков на одежде второго и его растрепанные волосы медного оттенка, которые он не мог не узнать. Канкуро с головой захлестнула волна злости, смешанной со смутной тревогой, и дальше он действовал будто на автопилоте, не намереваясь больше скрывать своего присутствия. - Ты все-таки привел хвост, Юура, – безразлично проговорил Сасори, даже не глядя в сторону появившегося брата Кадзекагэ. – Твоё счастье, что я всегда тщательно готовлюсь к появлению незваных гостей. Канкуро успел лишь прицельно метнуть кунай в горло предателю Юуре, прежде чем его накрыло облаком ядовитого газа, и со всех сторон на него посыпался дождь из острых сенбонов. Успев вовремя задержать дыхание и увернуться почти ото всех игл, он сделал пару сальто вперед, вырываясь из пропитанной ядом мглы. Одна из иголок впилась в его грудь, чуть пониже правой ключицы, вошла неглубоко, однако он немедленно почувствовал, как немеет рука. «Отравлена. Ксо!» – последняя ясная мысль, которую запомнил Канкуро, потому что все остальное уже больше походило на воспаленный бред. - Канкуро? – интонация Сасори была удивленной и несколько встревоженной, а может быть, ему просто показалось. - Сасори-но-Данна! – из пещеры выскочил тощий паренек с копной светлых волос, собранных в высокий хвост на макушке, и косой челкой, прикрывавшей левый глаз, на нем также красовался плащ Акацки. – Что у Вас тут творится, мм? Ну, Вы даёте, ага! – воскликнул он, указывая пальцем попеременно на труп Юуры и еле стоявшего на ногах брата Кадзекагэ. – У нас разве не секретная опера… - В восьми километрах на север есть ещё одна пещера. Уходи и жди меня там! – прервал его напарник, поймав потерявшего равновесие Канкуро. - Зачем? – искренне не понял тот. – Давайте я просто взорву его и дело с концом, да. У меня и тушканчик на этот случай уже заготовлен, мм! – парень повертел в руке глиняную фигурку. - Дейдара! – прикрикнул Сасори. – Выполняй! Или надо придать тебе и твоему тушканчику ускорение? - Не стоит, я понял, ага! – блондин подскочил и скрылся в пещере. «Дейдара… Кажется, тот, что из Камня…» – судорожно пытался соображать Канкуро, чувствуя, как сердце сбивается с ритма, а разум вновь захлестывает горячая волна бреда. Он, кажется, старался что-то сделать, чтобы не упустить этого Акацки слишком далеко, но руки не слушались, нервные окончания словно взбесились, превращая каждую попытку движения в мучительную судорогу, заставляя корчиться от боли в неожиданно подхвативших его руках. В воздух поднялась огромная белая птица, светловолосый парень легко запрыгнул на неё и, крикнув сверху ещё что-то неразборчивое, унесся прочь на север. Канкуро провалился в забытье на несколько секунд, а когда вновь открыл глаза, увидел темное небо над пустыней, усыпанное светлячками звезд, и диск луны, тусклый свет которой был теперь невыносим и заставлял жмуриться. Глаза отчаянно слезились, то ли от действия яда, то ли от обиды и злобы на самого себя за то, что не сумел вычислить предателя, за то, что допустил утечку информации, за то, что не смог защитить Гаару, за то, что не выполнил последний наказ матери, за то, что не справился. В поле расфокусированного зрения появилось смутно знакомое бесстрастное лицо, на него внимательно смотрели большие карие глаза Скорпиона. - Ты… – прошептал, а может быть, только подумал Канкуро, силясь схватить его за рукав. – Пришёл за Гаарой? Черта с два я тебе его отдам! Сасори не ответил, однако Канкуро почувствовал, как на нем разорвали рубашку, и услышал, как лязгнул стальной клинок. Грудь под правой ключицей словно обожгло огнем, на живот потоком хлынула густая горячая кровь. «Что он делает? Пытается разделать меня прямо здесь? Какого черта? Сасори…» Послышался звон каких-то склянок, затем громкие крики, Канкуро на уровне ощущений узнал взволнованный голос Темари и раздававший команды тембр Баки. Руки, поддерживавшие его спину, пропали, голова упала в мягкий песок. Слух еле улавливал за глухими ударами сердца звон оружия, тьма перед глазами отвоевывала по кусочку звездное небо, пока, наконец, не поглотила его окончательно, затянув в густое, вязкое и черное, будто чернила, забытье. «Почему ты ушёл? Ничего не сказал мне… даже не попрощался. Мама тогда говорила… я могу доверять… ты друг… У меня ничего не получается… Я хочу научиться, как ты… Я буду как ты! Мама хочет посмотреть наш кукольный театр. Поможешь мне?..»