— Смерть — мать красоты, — изрек Генри.
— А что же тогда красота?
— Ужас.
— Хорошо сказано, — кивнул Джулиан. — Красота редко несет покой и утешение. Напротив.
Подлинная красота всегда тревожит.
«Тайная история» Донна Тартт
Гарри заставил себя посмотреть, как тело Рона изломанной куклой лежит на припорошенной снегом земле, и отстраненно подумал: может ли убийство, ужасное по своей натуре, одновременно завораживать нас в искусстве и так сильно отвращать в реальной жизни? Или смерть прекрасна, только когда она тщательно закупорена в словах, красках и нотах? Труп Рона был далек от трупа Адониса в картине Рубенса, хотя и того и другого вырвали из жизни по велению жестоких и эгоистичных богов. Гарри был готов долго изучать полотно, однако от бледного тела Рона отвернулся сразу, не в силах осознать полностью, что и он виновен в его гибели. И хотя не его рука столкнула приятеля с утеса, его решения привели к этому: Рон, скривив в знакомой усмешке губы в попытке скрыть страх, лепетал что-то («Ребята, ну что вы в самом деле… это шутка? Не подходите!»), все ближе и ближе приближаясь к голодной и ждущей пасти смерти. Трудно сказать, когда жизнь Гарри пошла трещинами. Когда-то случился первый, крохотный надлом, положивший начало всем трагическим событиям после. В один момент основа, на которую он без опаски опирался, задрожала, знаменуя землетрясение, начала рассыпаться на части, и он, прежде чем сам осознал, оказался погребен под своими собственными ошибками. Однако, оглядываясь назад, Гарри всегда возвращается мыслями к своей самой главной ошибке, имя которой ложилось на уста слишком просто, чтобы принадлежать такой личности, — он возвращается мыслями к Тому Риддлу. Гарри давно знал, кем он хочет стать, еще с той самой минуты, когда Дамблдор, директор их школы, усадил его перед собой в своем сказочном кабинете и рассказал удивительную историю о героической гибели двух авроров — Джеймса и Лили Поттеров. Они пали от одного особенно мерзкого темного заклинания на одной из миссий, а вовсе не врезались в дерево, напившись в пабе, как говорила его тетка. Он прочел все газеты, восхваляющие подвиг родителей, а потом принялся читать об их убийце, все еще находившемся в бегах Гриндевальде. Потом любопытство привело его к Темным искусствам — надо было знать врага в лицо, и именно это было основным предлогом для того, чтобы Гарри начал проводить многие часы в библиотеке, изучая ужасные проклятия, заклинания и ритуалы. Раз светлые чары оказались бессильны перед такими людьми, следовало иметь в арсенале и самые темные из чар. Закончив школу, Гарри сразу подал документы в Хогвартс. Все, кто хотел получить достойную квалификацию, поступали именно сюда, и, если школ магии по Великобритании было великое множество, университет был всего один. И вот, спустя три бесконечных и одиноких летних месяца, Гарри стоял у отъезжающего поезда с небольшим чемоданом и смотрел на замок, который должен был стать его домом на несколько лет. Хогвартс впечатлял своим величием. Стены его возвышались над Гарри, манили своей загадочностью и теплым светом из высоких окон. Гарри жаждал понять всю его суть и открыть все тайны — никогда еще будущее не казалось ему настолько ярким и полным красок. Общежитие располагалось в башнях, однако некоторые предпочитали снимать квартиры в Хогсмиде или вовсе аппарировать после пар домой. Гарри выбрал комнату в общежитии — прожив столько лет у Дурслей, он не привык к роскоши и изыскам, хотя и был наследником приличного состояния. Он все еще покупал одежду недалеко от места, где он жил, и не смотрел ни на цены, ни на фасон — мода казалась ему дремучим лесом. Весь его гардероб состоял из пары футболок, водолазок, белой рубашки, джинсов и одних черных брюк со стрелками. Мантий у него было всего две штуки: летняя и зимняя. Единственной его по-настоящему дорогой покупкой была новая метла, на которой он начал летать еще в школе и на которой надеялся иногда летать и над зеленым полем Хогвартса. Комната в общежитии, скромная и немного аскетичная, была принята им благосклонно, хотя он краем уха и слышал чужое недовольство: в первый вечер спустившись в уютную гостиную, Гарри наткнулся на разговор двух первокурсников, которые обсуждали небольшой размер комнат и скудное убранство. — Шкаф просто до смешного мал, ты видел? — возмущалась девушка с рыжими волосами и смешными веснушками. Сидевший напротив парень с растерянным и немного глуповатым лицом молча кивнул и, по-видимому, только так поддерживал ее монолог. — Рон! — вдруг крикнула она, заметив такую же, как у нее, шевелюру у одного из заходивших студентов. — Рон, почему ты не предупредил меня, что общежитие не нашего уровня? — Джинни, — они быстро обменялись поцелуями в щеки, — я просил в прошлом году снять мне квартиру в Хогсмиде и даже отыскал одну — видели бы вы, какие огромные там были окна. И комнаты в три раза больше этой… Он принялся расписывать прелести квартиры, ярко жестикулируя и наслаждаясь вниманием Джинни и скромного паренька. Говорил он громко, поэтому сконцентрироваться на книге, которую Гарри принес, чтобы почитать на кресле у камина, было невозможно. — …но ее увели у меня прямо из-под носа! Пришлось коротать свои дни тут, — сокрушался Рон. — Зато здесь отлично кормят, и за это им можно простить их каморки, которые отчего-то называются комнатами. Девушка с рыжими волосами, Джинни, начала ему поддакивать, пока паренек рядом с ней рассеянно оглядывался по сторонам, видимо, не впервые выслушивая эти стенания. Гарри потом уже узнал, что семья Рона и Джинни — Уизли — совершенно точно не могла себе позволить ни ту шикарную квартиру в Хогсмиде, ни какую-нибудь вообще, однако Рон, гордясь своей чистокровностью, частенько ее припоминал и приукрашивал их финансовое положение. Только он умудрялся одновременно убеждать всех в своем богатстве и просить одолжить ему денег «всего на немного», что в итоге превращалось в «навсегда». — Приятель, — вдруг окликнули Гарри, и он с удивлением понял, что это был Рон, — ты ведь первокурсник? — Он дождался кивка. — Как тебе тут? Скажи, разложили золотишко по карманам, вместо того чтобы сделать что-то приличное, а? Гарри пробормотал что-то утвердительное, не желая влезать в занудный разговор, но Рона это вовсе не смутило: — Что ты там читаешь? — спросил он, а после прошептал Джинни так, что и Гарри расслышал: — Ну и заучка, читать еще до начала семестра! Гермиона оценит. Гарри поднял обложку, давая прочесть название: «Трактат о происхождении темной магии и ее роли в средневековой истории волшебников». Рон неожиданно заинтересовался его книгой: — Любишь читать о Темных искусствах? Наверняка хочешь попасть к Слизнорту. — Что за Слизнорт? — Дружище, это самый лучший и единственный профессор Темных искусств в Хогвартсе! Гарри переключил все внимание на Рона, который только этого и ждал. — Здесь есть курс Темных искусств? Этого не было в брошюре. — Что ты, — с добрым смешком ответил Рон, — во-первых, это факультатив, во-вторых, профессор сам отбирает студентов и не всем позволяет заниматься в его группе. — И сколько же у него учеников? — нахмурился Гарри, раздумывая, как бы и ему попасть к этому профессору. — На данный момент шесть… — Рон один из них! — воскликнула Джинни к удовольствию Рона — он аж покраснел от гордости. Гарри недоумевал — всего шесть учеников, что же это за курс такой? — Неужели этот профессор так хорош? — Он лучший, — серьезно сказал Рон. — И как к нему попасть? Сдать экзамен? В голове Гарри уже строил планы, какие книги стоило бы освежить в памяти, чтобы не провалиться, но Рон покачал головой: — Нет, это не нужно. Просто попробуй с ним поговорить, — посоветовал он. — Но у него строгие критерии, так что даже не знаю… стоит ли тебе тратить время. На этом их разговор завершился, но Гарри уколола мысль, что он может быть недостаточно хорош для изучения Темных искусств. Наутро он спросил у куратора их программы, можно ли взять этот предмет факультативом. — Мистер Поттер, — сказала ему строгая пожилая женщина, профессор Макгонагалл, — я не могу вас отговорить, но просто поверьте: Темные искусства совсем не то, что вам надо. Профессор Слизнорт редко берет кого-то на свой курс, к тому же при выборе он руководствуется лишь ему известными критериями, я бы сказала — личными. На вашем направлении преподают расширенный курс защиты — по мне, это намного полезнее самих Темных искусств, которые вы и использовать не сможете. Было заметно, что Макгонагалл чувствовала некую неприязнь к профессору. Может, дело было в его влиятельности: будучи, судя по всему, единственным экспертом по Темным искусствам в стране, он ценился в Хогвартсе — у него даже было свое собственное крыло и ему позволяли избирательность в выборе студентов; или, возможно, Макгонагалл просто не одобряла изучение такой магии как таковой. Предупреждение Макгонагалл, наоборот, разогрело интерес Гарри, и он начал присматриваться, кто же входит в эту элитную группу. Они всегда сидели вместе: в библиотеке, во дворе и на обедах. Совсем скоро он узнал и их имена: Драко, богатенький наследник Малфоев, Сириус и Регулус Блэки, братья-погодки, Гермиона Грейнджер, единственная девушка и магглорожденная в их группе, Рон Уизли и, наконец, Том Риддл. Все они были по-своему интересны. Драко Малфой ходил по Хогвартсу с неизменно пресным выражением красивого лица; одет он всегда был с иголочки и просто обожал мантии — за неделю наблюдений Малфой менял их каждый день, и все они были роскошны. Своей бледностью он напоминал Гарри лишенный красок набросок, навсегда застывшей в своей незавершенности. Рон, напротив, всегда был одет небрежно; рыжие волосы хаотично кудрявились на голове, а встретить его, не болтающего с кем-то, казалось нереальным. Все его знали, и он всегда знал всех поименно — и на этом, однако, его память и кончалась: как оказалось, на уроках он отвечал неохотно и лениво и часто нес околесицу. Было в нем какое-то непоседливое очарование — если к Драко подходить было страшно, то к Рону все тянулись, и он купался в лучах внимания. Гермиона Грейнджер, единственная девушка, сначала показалась Гарри чересчур надменной зазнайкой, но со временем он подметил и ее мягкий тон, когда она говорила что-то кому-то из ее группы, и приятные улыбки, когда кто-то поражался ее знаниям, и готовность помочь всем, кто решался попросить у нее помощи. Она часто заплетала косы, но когда ее волосы свободно лежали на спине, они выглядели завораживающе: пушистые и волнистые, как грива льва, под лучами солнца они светились разными оттенками - Гарри каждый раз с интересом наблюдал за тем, как они наполнялись цветом. Братья Блэки выделялись не хуже Драко. Они были красивы и грациозны, с бледными вытянутыми лицами, выразительными чертами лица и блестящими черными волосами — словно их облик был придуман поэтом. Сириус, старший брат, был достаточно общителен, но говорил со всеми с каким-то скрытым снисхождением, словно он знал что-то неизвестное другим и жалел всех, кто не приблизился к этому знанию ни на шаг. Не все замечали его высокомерие, но Гарри сразу отметил, что только внутри их небольшой группы Сириус меняет тон и общается с простым радушием. Регулус, одновременно похожий и не похожий на брата (у него были более скорбные черты лица, оттого казалось, что он всегда чем-то опечален), этими качествами не обладал: он неохотно заговаривал с кем-то, равнодушно отвечал на вопросы и часто утыкался взглядом в книги. Иногда его можно было увидеть сидящим в одиночестве на лужайке или в библиотеке, а порой к нему ненадолго присоединялся Сириус, но он был, судя по всему, недостаточно усидчив, поэтому либо сам вскоре уходил, либо начинал отвлекать меланхоличного Регулуса, и тот что-то резко ему отвечал, прогоняя. Том Риддл казался ему самой большой загадкой из них всех. Наблюдая за ними, Гарри отметил, что, когда он говорил, даже Рон замолкал и не перебивал. Говорил Том тихо, но уверенно, да и вообще производил впечатление очень серьезного и вдумчивого мага. Он был лучшим на курсе, даже лучше Гермионы, которая считалась всезнайкой. Про Тома всегда отзывались с уважением, хотя он читал так же много и заумничал ничуть не меньше. Он был красив, но красив не так, как Драко, а иной, хищной красотой: острые скулы, холодные серые глаза, прямая осанка, низкий голос, неторопливая речь. Гарри редко видел его в мантиях: он отдавал предпочтение классическим пиджакам и брюкам. Несмотря на такой более маггловский выбор, от него шла такая энергия, что ошибиться и подумать, что он не волшебник, было невозможно. Он словно излучал магию. Гарри был даже больше испуган необходимостью говорить с ним, чем с самим Слизнортом, настолько неземным Том казался. На самом деле уже через неделю Гарри был очарован всей шестеркой и захотел бы вступить в их группу, не знай он ничего о Темных искусствах. Однако первая его попытка не возымела успеха. Крыло, выделенное профессору Слизнорту, оказалось отдаленным, но достаточно светлым: одна стена коридора вмещала в себя несколько венецианских окон, которые выходили на небольшой сад за Хогвартсом. Здесь было тихо и пустынно — огромная разница от остального университета, — и Гарри сразу охватило спокойствие. Он нашел дверь с именем профессора и коротко постучался. Долго не открывали. Он постучал снова и тогда уже услышал шаги, дверь скрипнула — перед ним застыло доброжелательное лицо Горация Слизнорта. — Чем я могу вам помочь, молодой человек? — спросил профессор. Это был приятный мужчина чуть старше средних лет, уже начавший полнеть и седеть. Хоть выражение его лица было дружелюбным, глаза цепко оглядывали Гарри, даря уверенность: уже на этом моменте у Слизнорта было составлено мнение о его персоне. — Здравствуйте, профессор, — сказал Гарри с улыбкой, — меня зовут Гарри Поттер, я изучал Темные искусства в свое свободное время в школе и хотел бы взять ваш факультатив. Я будущий аврор. Выражение лица Слизнорта не изменилось, но Гарри почувствовал возникшее напряжение. — Мистер Поттер, рад познакомиться, — кивнул профессор, — однако вынужден отказать: моя группа переполнена. — У вас всего шесть учеников, — возразил Гарри. — Целых шесть, — поправили его, — и боюсь, ни местечка свободного. Не могу позволить себе взять и вас, сами понимаете. Гарри не понимал. Но, прежде чем он мог снова возмутиться, профессор сделал шаг назад, извинился и закрыл перед его носом дверь. Гарри остался стоять посреди пустынного коридора, совершенно один в растрепанных чувствах. За шестеркой наблюдать стало невыносимо, зная, что частью их коллектива ему не стать. Однако какие-то сведения о них у него появлялись: например, что Том был таким же полукровкой и сиротой, как и он сам, и унаследовал какую-то приличную сумму от своего маггла-отца; или что семья братьев была долгое время ими недовольна и сама миссис Блэк упрашивала Слизнорта взять ее детей на этот факультатив и строго следила, чтобы они учились без нареканий. В отличие от остальных, письма из дома братья принимали без особого энтузиазма. Они и Драко снимали дом и квартиру соответственно в Хогсмиде, а не жили в Хогвартсе. Где проживал Том, оставалось загадкой. Про Гермиону тоже ходило много слухов — многие с трудом понимали, как она убедила принять ее в элитную группу по изучению темной магии, которая особо ценилась именно в чистокровных кругах. Гарри расстроенно наблюдал за ними, скорее по привычке, которая успела возникнуть более чем за неделю, но уже начинал смиряться с тем, что ему никак не стать частью этой недоступной и притягательной группы. Всё решил случай. Гарри готовился к одному своему семинару, когда Том, Гермиона и Рон зашли в библиотеку и сели недалеко от его стола. — …тем более Годелот был вторым владельцем бузинной палочки, — услышал Гарри голос Гермионы. — Нет же, им был Эгберт. Он убил Эмерика Отъявленного и отнял палочку, ты путаешь, — спокойно ответил Том. — Меня больше интересует, кто взял «Волхование всех презлейшее» Годелота, вчера я не нашёл книги. Не знаешь, мог ли ее взять Драко? Рон принялся брать с полок книги и бездумно листать страницы, пока Гермиона оглядывала стеллаж в поисках «Волхования…» и не находила его, потому что прямо сейчас то лежало перед Гарри. — Драко решил писать по Григорию Льстивому, только если Блэки… — Извините, — решился Гарри. Все взгляды сразу устремились в его сторону, но он заставил себя выпрямиться: — Это я взял книгу. Том наклонил голову, с интересом его разглядывая. — И зачем же тебе она? — Я… — Гарри немного растерялся перед его внимательным взглядом, но потом прочистил горло и продолжил: — Я смотрел, действительно ли Годелот использует чисто латинские заклинания, без адаптации и примесей английского. Я заметил, что именно в темной магии латынь не претерпевает никакой трансформации. Рон продолжал свое занятие, Гермиона задумчиво кивнула, Том все еще пялился. — Ты лингвист? — Я немного — очень мало, если честно — изучал латынь в школе и брал курс по семантике, но нет, я учусь на аврора, — и Гарри похлопал по словарику рядом с книгой. Тут Рон подключился, заинтересовавшись последним словом: — Аврор! Да ты мой будущий коллега! Гарри уже знал, что он учился на мракоборца, но все равно с удовольствием выслушал путанное объяснение о том, на какой специальности Рон и почему. — …а ты говорил уже со Слизнортом? Помнишь, я тебе советовал? Гарри вспомнил его оптимистичное «стоит ли тебе тратить время…» и покачал головой. — Я говорил, и он отказал. Рон казался действительно огорченным. — Том, — повернулся он к молчаливому Риддлу, — может, что-нибудь можно сделать? Он вроде толковый парень. Гарри начало казаться, что дело вовсе не в нем — видимо, энтузиазм Рона был вызван скорее тем, что Гарри учился на схожей программе, когда все остальные были далеки от этого: Том, Блэки и Драко изучали политологию как основное направление, Том и Регулус брали еще курс зельеварения, Сириус — курс ликвидации заклятий, Гермиона изучала социологию, лингвистику, артефакторику, нумерологию (Гарри поразился количеству курсов), а Рон остановился на профессии мракоборца, предметы которого часто пересекались с подготовкой к аврорату. — Не я принимаю решения, — отрезал Том и повернулся к Гарри. — Тебе еще нужна книга? Мне она необходима для доклада. Гарри молча кивнул и протянул «Волхование…». Рон, еще секунду назад пышущий энтузиазмом, понял, что больше от Тома ничего не добиться, поэтому отошел обратно к стеллажу, тоже утратив к Гарри интерес. Взяв еще пару книг, они быстро ушли, оставив Гарри в каком-то странном состоянии неудовлетворенности. После этого разговора он все меньше наблюдал за ними и, чтобы отвлечься, решил сходить на первую студенческую вечеринку. Выходя из комнаты, он столкнулся с тем самым растерянным пареньком, который разговаривал с Джинни, — только недавно ему стало известно, что зовут его Невилл. — Тоже на вечеринку? — дружелюбно поинтересовался тот, неловко поправляя голубой свитер явно ручной вязки. — Да, — ответил Гарри, стараясь держаться на расстоянии, чтобы не задохнуться от резкого запаха его одеколона. — Ты знаешь, где Визжащая хижина? Я еще там не был. Невилл, к счастью, знал и где она находится, и по каким тайным ходам к ней можно добраться, так что они быстро дошли до нужного места, по пути неловко болтая: Гарри в основном говорил, Невилл односложно отвечал, хотя было заметно, что разговор его не тяготит. Вечеринка была в самом разгаре. Кто-то принес патефон и включал Queen, Led Zeppelin, The Rolling Stones — из того, что Гарри сам знал и слушал. Маггловские группы сменяли на волшебные, потом обратно — он удивился такому разнообразию. Свет был приглушен, темные силуэты танцевали, смеялись, подпевали музыке и курили — все было в дыму, и водолазка Гарри сразу же пропахла табаком. Ему тоже предлагали сигарету незнакомцы, но Гарри решил ограничиться стаканом сливочного пива. Невилл сначала стоял рядом и тоже потягивал пиво, но потом, к удивлению Гарри, заклеймившего в своих мыслях его как стеснительного и интровертного человека, пошел танцевать, оставив нового приятеля в недолгом одиночестве — почти сразу к нему подошли однокурсник Дин Томас и его друг на курс старше Симус Финниган. Они курили травку и смеялись над чем-то понятным им одним. Гарри скоро наскучил их бессмысленный разговор, и он уже подумывал назвать свою попытку социализации провальной, как заметил человека, которого меньше всего ожидал тут увидеть — Тома Риддла. Он сидел на высоком стуле около напитков и курил. Гарри не знал, что он, такой возвышенный и недосягаемый, может делать нечто столь обыденное. Но нет: он сидел, аккуратно держал сигарету, выдыхал дым, приоткрывая мягкие губы, и изящным жестом стряхивал пепел. Увидев Гарри, он махнул рукой в подзывающем жесте. — Гарри Поттер, так? — спросил он и затянулся. — Верно, — ответил Гарри, вцепившись в свой стакан и стараясь не слишком пристально разглядывать лицо Тома. — Хочешь к нам в группу? — Том дождался кивка и продолжил: — Тогда вот что тебе надо знать: Слизнорт обучал твою мать, еще когда преподавал Защиту, — губы обхватили фильтр, затяжка, выдох. — Говорят, она была его лучшей ученицей. Упомяни это. Гарри удивленно поднял брови. Зачем это надо Тому, какой у него мотив? Однако спросить он не успел — Том, видимо решив, что разговор окончен, потушил сигарету и ушел. На следующее утро Гарри снова стучался в знакомую дверь. Профессор все еще был прохладно-доброжелателен. — Мистер Поттер, снова вы, — сказал он, но в этот раз распахнул дверь и пустил Гарри внутрь. Кабинет был полон света так же, как и коридор, и оказался очень уютным: Гарри сразу же заметил внушительный книжный шкаф, полный толстых ветхих томов, и широкий подоконник, на котором соседствовали пестрые цветы и пузатый чайник. Со стен раздалось низкое глухое шипение, и, повернув голову, Гарри увидел заинтересованно извивающихся змей на одной из многочисленных, в разнобой повешенных картин. Убранство кабинета потрясло и воодушевило Гарри — он во что бы то ни стало решил стать частью команды такого яркого и безусловно неординарного человека. — Полагаю, вы пришли по поводу моих занятий, — сказал профессор, с удовольствием наблюдая за восхищением Гарри. — На самом деле я пришел спросить вас о маме. Они уселись друг напротив друга в цветастые кресла — упоминание матери погасило улыбку Слизнорта, но его глаза все еще выражали благодушие. — Правда? И что же вы хотели бы знать? — Она училась у вас, — сказал Гарри уверенно, хотя сомнения в словах Тома у него были. — Она была замечательной волшебницей. Очень-очень печально, что все так вышло… — Я почти не знал её, — признался Гарри. — Буду рад узнать хоть что-то, раз вы были ее учителем. — Конечно, — Слизнорт сложил ладони «домиком» и принялся расписывать потрясающую женщину: добрую, умную и внимательную (мол, всегда поздравляла с праздниками и дарила замечательные подарки), превознес ее успехи в учебе и как забавно та шутила. Гарри, давно смирившийся с потерей близких, вдруг ощутил жгучую скорбь по человеку, которого не успел узнать, и огромное сожаление, что сам он никогда не оценит ни ум, ни доброту, ни чувство юмора своей матери. Слизнорт все сделал сам: сам рассказал, сам расчувствовался и вручил Гарри платок, усмотрев несуществующие слезы в его глазах, сам подытожил: — Гарри, я подумал: было бы здорово учить вас, как дань ее памяти. Придется постараться и обсудить все с деканатом, но одно место для вас я найду! Гарри, уже утомленный и выжатый эмоционально рассказом, встрепенулся и благодарно улыбнулся, а затем, подозревая, что именно эту реакцию от него ждут, принялся на все лады благодарить Слизнорта — и за красочную историю, и за позволение записаться на курс. — Предупреждаю: я не приветствую лень, — обаятельно разулыбался профессор. — Поверьте, профессор, я стану самым усердным вашим учеником.