В этом мире нет смысла, и тот, кто узнает это, обретет свободу. А. Камю
— Профессор Слизнорт принял вас на курс? — Макгонагалл недовольно нахмурилась. — Вы осознаете, что его лекции проходят трижды в неделю? Гарри, все еще находясь в некой эйфории от разговора со Слизнортом, кивнул, хотя он совершенно точно не знал, что занятия проводят так часто. — Не понимаю, отчего вы вбили себе в голову, что Темные искусства сделают вас лучшим аврором… Она ворчала и никак не подписывала его регистрационные бумаги на новый курс, видимо, в надежде что-то ему внушить. — Считаете, что знания могут быть лишними? — спросил Гарри, ерзая на неудобном деревянном стуле. — Знания о таких вещах могут быть губительными, окажись они не в тех руках. Она снова принялась сверкать грозным взглядом из-под очков, но Гарри упорно его игнорировал. — По-вашему, он зря меня взял? Я выгляжу как ненадежный человек? Гарри прикинулся оскорбленным. Профессор Макгонагалл принялась вертеть лист с его подписью, словно стараясь найти там что-то доселе не замеченное. — Я бы вообще не позволила изучать такое молодым людям. Вы так подвержены влиянию… Гарри был утомлен этим бесконечным разговором и ее причитаниями. Кто знал, что самым неприятным окажется именно этот момент: когда ему просто нужно включить новый факультатив в расписание. — Если возникли какие-то проблемы с моими бумагами, может, мне стоит сходить к директору? — попробовал он уже не таким доброжелательным тоном. Макгонагалл уловила его раздражение, неохотно поставила подпись на его копии и дала расписание новых занятий. — Благодарю, — быстро сказал Гарри, выхватывая из ее рук документы. Он поднялся с адского стула и уже готов был выйти из кабинета, как ее слова заставили его остановиться: — Мистер Поттер, прошу отнестись к этому серьезно! Помните: вы можете бросить этот курс, он факультативен! Гарри не обернулся. Когда у него на самом деле возникла мысль бросить Темные искусства, было уже поздно. Шаги его, гулкие и быстрые, знаменовали его сошествие туда, откуда не было пути назад.***
Обед был уже в самом разгаре, когда Гарри зашел в столовую. Перед ним образовалась неожиданная дилемма: он мог сесть на свое обычное место, а мог занять желанный стул в компании, за которой столько наблюдал. Он позволил себе минуту размышлений (не слишком ли нагло, когда занятия еще не было? не слишком ли трусливо, если он сейчас не подойдет?), а затем с невозмутимым видом все же подошел к шестерке. Ладони у него вспотели, но он заставил себя кивнуть и произнести: — Всем добрый день, я Гарри Поттер. Руки он не подал: все были заняты своими блюдами, да и тогда его мокрые ладони перестали бы быть секретом. — Мы знаем твое имя, — недовольно сказал Драко Малфой. Свободное место оказалось рядом с Роном, который сидел, насупившись, в огромном бордовом свитере, но, заметив Гарри, улыбнулся. Собравшая волосы крабиком Гермиона читала книгу и пила кофе. Она отвлеклась от страниц и поприветствовала его, а в следующее мгновение снова опустила взгляд. Братья лениво ковырялись в омлете. Взлохмаченный и облачённый в самую несуразную полосатую рубашку из всех когда-либо виденных Гарри Сириус выглядел как модель после показа, а одетый во всё чёрное Регулус казался уставшим и даже немного больным — оба поздоровались с Гарри без особого энтузиазма. Том тем временем не сводил с него глаз — он выглядел бодрее и собраннее на фоне Блэков в своем отглаженном темно-сером пиджаке, из кармашка которого выглядывали старинные круглые карманные часы на золотой цепочке, а на его руке (он небрежно махнул Гарри) на большом пальце красовался перстень с черным прямоугольным камнем. — Итак, ты уже изучал Темную магию, — заговорил Драко. Сегодня он был в серебристой мантии и зализанными назад волосами — на вкус Гарри это был перебор, но кто он такой, чтобы судить: сам он пришел в своих единственных брюках и серой водолазке. — Верно. — Напомни, чем знаменит Григорий Льстивый? Гарри знал этот тон. Его проверяли на вшивость, и, судя по кидаемым взглядам, результаты проверки были интересны всем. — Он создал елейную мазь и с ее помощью подчинил короля. Имя короля он напрочь забыл, но, к счастью, уточняющего вопроса не последовало. Драко поджал губы. — А твое мнение о Герпии Злостном? Считаешь, правду пишут? Гарри начал раздражаться, с каждой секундой все явственнее чувствуя на себе пристальное изучающее внимание, неприятной щекоткой ощупывающее его со всех сторон. — Ты о спорах, он ли в действительности первым создал крестраж? Или о василиске — он ли его вывел или всего лишь задокументировал его существование? Гарри старался держаться непринужденно, хотя информацию про Герпия он едва помнил — ему куда интереснее было изучать сами проклятия и ритуалы, чем эти скучные жизнеописания. Благо Драко, видимо пребывая в полной уверенности о его нулевой подготовке, начал с простых вопросов — таких, на которые в первую очередь натыкаешься, когда немного углубляешься в термины и понятия. — Да об обоих. Видишь ли, профессор придерживается определенной точки зрения и особенно не любит, когда с ним вступают в полемику по таким очевидным вещам. Теперь стало ясно, отчего Драко его так бесит кроме этих идиотских вопросов: во всем виновата его манера речи. Он отвратительно растягивал гласные и имел тот самый британский акцент, который буквально вопит о частных школах, личных гувернантках и баснословном богатстве. Хотя Гарри не был больше нищим, как он считал в детстве, в нем осталась эта скрытая зависть к детям, которые тратят чересчур много, оценивающе смотрят на любую твою одежду, со снисходительной улыбкой рассказывают об отдыхе на своем личном пляже и высокомерно вышагивают по Оксфорд-стрит. Такие, как Драко — бабочки, засушенные и выставленные под рамкой, застывшие в каком-то параллельном мире. Дурсли успешно вбили в него определенную разъедающую мысль: деньги портят. Поэтому Гарри лишний раз не тратился — подсознательно он полагал, что настанет момент, и он тоже будет растягивать гласные в этой дурацкой манере. От голоса в своей голове, который говорил фразами Вернона, хотелось избавиться, однако пока что Гарри с трудом еще различал, где его, а где чужие умозаключения. — Как же может жизнь древнего грека быть очевидна? Драко нагнулся ближе, попытавшись нависнуть над не впечатленным Гарри. — Сохранилось множество сведений… — Этот спор ни о чем, — строго прервала его Гермиона. Гарри, который был готов спорить на данном этапе уже о чем угодно, сел обратно на свой стул, вдруг осознав, что отзеркалил позу Драко. Тот недовольно закатил глаза, но, к удивлению, спор прекратил. — Однако если говорить о современности, то что ты знаешь о… — Я знаю, что библиотека все еще открыта, а я твоим репетитором не нанимался, — выплюнул вмиг снова взбесившийся Гарри. — Ого, да ты у нас с характером! — радостно вскрикнул Рон, в свойской манере опуская свою лапищу на его плечо. Драко открыл рот для наверняка ядовитого ответа, но шутливый тон подхватил Сириус: — Малфой, дай нам спокойно поесть, пока своими расспросами ты не дошел до вопроса, на ком опробовали яд глизня, — сказал он и повернулся к Гарри: — Честное слово, если после этого ты решишь, что он последний зануда, то будешь прав. И сам засмеялся над своей шуткой. Гарри улыбнулся, а Рон захохотал на весь зал. — Скоро будет звонок, — вдруг подал голос Том, — советую поторопиться и перестать трепаться. Гарри принялся ускоренно доедать свой скрэмбл, размышляя, как такой человек, как Риддл, может знать слово «трепаться». — Гарри, — строго произнесла Гермиона, — надеюсь, ты помнишь, что Темные искусства у нас сегодня в три. Не рекомендую опаздывать! — Да-да, дорогой мой друг, — протянул Сириус, размазывая по тарелке фасоль, — опаздывать — это привилегия Слизнорта — никогда не угадаешь, во сколько он придет, но приди ты хоть на секунду позже его, и ты труп. Сириус пихнул Регулуса, и тот, оторвавшись от книги, начал шустро заталкивать в себя бутерброд, который минутой раньше сделал ему брат. Рон воодушевился и хотел было подхватить новую тему, как вдруг увидел взгляд Тома — он на их реплики неодобрительно дернул уголком губ — и молча переключился на третий пирожок. Через минуту раздался звон, предвещающий окончание завтрака, и их теперь уже семерка встала, чтобы разбрестись по своим занятиям. Гарри чувствовал себя ужасно довольным — он уже ощущал единение с ребятами и представлял, как похожий на него прошлого студент сейчас, возможно, наблюдает за ними и мечтает тоже сидеть рядом, общаться, как только что непринужденно делал Гарри. Они с Роном пошли в одну сторону — у них были схожие занятия, хоть и разных курсов, и они проводились в одном крыле. — Эй, дружище, — сказал Рон, вышагивая рядом, — приходи после лекций ко мне послушать пластинки. Зуб даю, ты еще нигде не слышал такого чистого звучания, как у моей малышки! Гарри рассеянно кивнул. Они вышли в открытый с двух сторон коридор — осенний ветер тут же выдохнул им холодом в лица. — Эй, там профессоров не видно, а? — громко зашептал Рон, доставая смятую упаковку сигарет из кармана потрепанной мантии. — Стой-ка, дай закурю, у нас еще есть пара минут. Гарри послушно замер, ожидая, пока Рон зубами подцепляет белую сигарету, прикрывая все свои действия ладонью. — Давай, подсоби, — попросил он, и Гарри приставил свою палочку к концу сигареты, вызывая крохотный огонек. Рон тут же торопливо затянулся, сгорбившись поближе к темному углу. Гарри смотрел, как он курил, стряхивал пепел на улицу и то и дело убирал пряди волос за уши — они постоянно лезли ему в лицо из-за того, что он наклонился. Он напомнил нахохлившегося воробушка. Гарри задумался, как люди могут делать одно и то же, но выглядеть совсем по-разному: Том делал из процесса курения настоящее искусство, и Гарри, который только терпел запах табака и сам никогда не желал влезать в этот дрянной порочный круг, любовался; однако Рон с его мельтешением и порывистыми движениями с сигаретой выглядел карикатурно. — А ты что, не куришь? А то у меня есть еще одна, — предложил Рон, заметив, что Гарри молча стоит, прикрыв его своим телом от любопытных глаз — курить в коридорах, даже открытых, было нельзя. — Не люблю это всё, — ответил Гарри, переминаясь с ноги на ногу и немного отвернувшись от траектории дыма. — Мерлин, да ты реально как Гермиона, — ухмыльнулся Рон. — Она прочла мне штук десять лекций о вреде курения, мол, магглы что-то там нашли… но знаешь что? — он проигнорировал явное желание Гарри отвернуться и придвинулся ближе, чтобы прошептать на ухо: — Нашему замечательному Тому она и слова не сказала. Том для нее как божество, а у них, видать, не может быть рака легких. Гарри хмыкнул, ничуть не удивляясь такой «несправедливости». — А ты что думаешь о Томе? — А что тут думать, дружище? Или ты никогда не видел симпатичных на лицо умников? И сам засмеялся над своей шуткой. Гарри улыбнулся. Непосредственность Рона ничуть его не раздражала, наоборот — в отличие от сомнительного удовольствия, полученного от общения с Драко, с Роном Гарри тут же почувствовал некую возникшую связь — будто по сути незнакомец ведет себя так, словно вы уже приятели, хотя вы едва до этого разговаривали. Гарри никогда не начинал разговор, не был чрезмерно общительным, поэтому всегда ценил таких людей, как Рон: которые игнорировали его скованность, первыми заговаривали и нарекали себя его другом даже до того, как сам Гарри осознавал, что обзавелся таковым. — Ну вот и все, — сказал Рон, палочкой испепеляя окурок, — а теперь побежали, а то опоздаем! И припустился вперед. Гарри ничего не оставалось, кроме как побежать следом. Перед развилкой — Гарри надо было направо, а Уизли налево — Рон бросил ему вслед: — Поттер, встречаемся в три, не забудь! Гарри замедлился и посмотрел на то, как Рон отдаляется: рыжие волосы то вспыхивают под солнечным светом, когда он пробегает мимо окна, то снова темнеют и теряют свой огненный блеск, и так до самого поворота.***
За десять минут до трех Гарри вошел в знакомое крыло. Все занятия до этого он провёл в размышлениях о том, как пройдет их первый урок. Будут ли спрашивать? Это будет семинар или лекция? Сможет ли Слизнорт что-то им продемонстрировать? Почти все уже были на месте: Рон ругался с Гермионой, Том сидел на первой парте и небрежно листал что-то очень древнее, а Драко с нескрываемым пренебрежением следил за ссорой. — …я же чувствую, — недовольно сказала Гермиона, наморщившись, — ты курил сегодня раз сто — от тебя пахнет за километр! Рон закатил глаза. Том единственный заметил вошедшего Гарри и кивнул ему. Их класс, который Гарри нашел только потому, что остальные были заперты, напоминал кабинет Слизнорта: все шкафы были завалены потрясающими артефактами, безделушками и сувенирами; стена около двери была увешена картинами (на одной птица чистила пёрышки, лапка пристегнута к жердочке, на другой — светлела пустая опушка, деревья едва заметно покачивались, на последней дама, прикрывшись цветастым веером, тихо перешептывалась с хмурым господином). На последнем из учебных столов стояла гипсовая голова: нос горбинкой, крупные пряди змеями окутали высокий лоб, пустые белые глаза словно наблюдали за Гарри — он осторожно повернул голову к окну, чтобы не ощущать на себе этот бездушный взгляд. Был в классе и шкаф — огромный, из темного дерева, и весь заставленный книгами. На подоконнике нашлись цветы. А еще — восемь фарфоровых белых чашек с синим узором индийского огурца и пузатый чайник. Окна выходили в сад, причем на ту сторону, куда обычно не заходили студенты, поэтому все оказалось в небольшом запустении: кусты алых роз, грушевые деревья, высокий газон, плющ, поднимающийся к их окну и уже протянувший свои вьюнки на подоконник. — …тоже курит! Ему ты ни слова! — возмущенный крик Рона отвлек Гарри от разглядывания. — Том не курит такие отвратительные вонючие сигареты! Где ты их только откопал! У меня от них голова кругом, — пожаловалась Гермиона, грозно взирая на покрасневшего Рона. — Мерлин, я сейчас опробую на вас все темные проклятия, если вы оба не заткнетесь! — злобно прервал их перепалку Драко. — Я не готов слушать это уже в начале семестра. — Ну так не слушай, Малфой, дверь там, — прошипел Рон, разворачиваясь к нему для новой перепалки. — Драко, ну хоть ты скажи ему, что это просто невозможно! Я скоро сама буду пахнуть так, словно курю по пачке в день, — обратилась к нему Гермиона. И хотя Гарри был с ней согласен, его напугал ее напор. — Ничего я не буду ему говорить, Грейнджер, — оборвал ее Драко, — просто в следующий раз, когда он посмеет скурить эту свою крепкую гадость, слушать Слизнорта будет с того грушевого дерева. Поникшая было Гермиона вновь воспряла духом, а Рон недовольно поморщился. Дальнейшую перепалку прервали звуки шагов по коридору. В дверь вошли Блэки. — Опять сретесь из-за дешевых сигарет Рона? — вместо приветствия насмешливо спросил Сириус. — Рег, иди поставь всем чайник, пожалуйста. Регулус послушно пошел к сервизу, пока Сириус усаживался на парте перед Гарри. — О, новенький! — воскликнул он, игнорируя уже открывшего рот Рона. — Еще не хочешь сбежать из этого балагана? Вблизи Сириус пах чем-то терпким и крепким, Гарри не разбирался в запахах, но мог точно сказать, что это был приятный густой аромат. — В раздумьях, — ответил Гарри притворно серьезно. — Да он умеет шутить, — прокомментировал по-доброму Сириус, — неужели дождался! А то некоторые цитируют Платона и считают это забавным. Сириус скривился. У него было открытое живое лицо, и это сразу понравилось Гарри. — Эй, — возмутился Рон, — я вообще-то тут главный шутник! — Ты здесь главный клоун, Уизли, — язвительно бросил ему Драко. Пока Рон возмущенно хлопал ртом, пытаясь подыскать ответную колкость, Регулус левитировал чашки каждому на парту. — Осторожно, — тихо проговорил внезапно возникший рядом с Гарри Регулус, — мне пришлось дублировать одну из чашек для тебя, смотри, чтобы не треснула. Голос у Регулуса был тихим, и Гарри пришлось прислушиваться, словно ему рассказывали секрет. — Что же, все в сборе? — прогремел Слизнорт, вошедший неизвестно когда. Рон разочарованно поджал губы, с сожалением оставляя последнее слово за Драко. Профессор медленно прошел к своему столу, и Гарри смог рассмотреть его шикарную темно-зеленую мантию из бархата с золотыми пуговицами. Весь его облик был будто из некой сказочной истории. Все в нем казалось особенным: никто так не поворачивал голову, не собирал такую разномастную коллекцию, не улыбался, заманивая в такое тонкое искусство, как темная магия. И не только он — вся команда казалась ему сошедшей со страниц: Драко с его мантиями, Рон, прячущийся в тенях с зажженной сигаретой, Гермиона, сложившая руки на груди, — древнеримская фурия, Сириус с его широкими улыбками, Регулус, тихий и загадочный, и, конечно, Том, весь образ которого отсылал к чему-то древнему и могущественному, как безымянная сила, которая манит куда-то вглубь. Гарри нравилось обожествлять их. Он бы и сам хотел быть обожествленным. Ветер нагнал тучи, и в комнате потемнело, окно распахнулось и задребезжало, пока Гермиона не закрыла его, взмахнув палочкой. И в этой полутьме профессор начал свою лекцию, которая сохранилась в памяти Гарри особенно ясно. — Итак, — сказал Слизнорт, — как вы все заметили, к нам присоединился новый ученик. В связи с этим я хотел бы поговорить с вами о природе Темных искусств или, если позволите это назвать иначе, о природе зла. Гарри, доставший листы для записи, забыл о них; чай стыл на парте, и он вспоминал о нем, только когда сам Слизнорт прерывался, чтобы отпить из своей чашки. Лекция захватила все его внимание, он слушал о знаменитых темных магах, их жизни и размышлениях. Слизнорт упомянул и неизвестные Гарри ранее дневники, которые профессор ловко цитировал и тем самым заставил по-новому взглянуть на некоторых известных темных магов: например, Локсий в своих дневниках описывал причины, по которым он отнял бузинную палочку у предыдущего владельца и как он сначала использовал ее для мести действительно ужасным личностям, а затем сам не заметил, как возомнил себя всемогущим и стал тем, против кого боролся. Разидиан в своих дневниках тоже расписывал совсем иное, а не то, что ему приписывают: мол, Элиана сама его любила, насильно он ее в жены брать не собирался, а деревня пошла на него просто из-за того, что он занимался темной магией. Конечно, Слизнорт твердил, что верить дневникам полностью не стоит, но другой взгляд на знакомые истории существует и стоит считаться и с ним. После этого, профессор завел разговор о том, как на зло и темных магов смотрели в разные времена. — Почему маги в античность без труда создавали как темные, так и светлые ритуалы и чары, не разделяя их между собой? — вопрошал он, оглядывая студентов своим цепким взором. Начался дождь. — Дело в их многобожии? — подал голос Регулус. — Верно, — кивнул Слизнорт. — Как можно корить людей за создание, к примеру, ритуалов с жертвоприношениями, когда их боги совершали куда большее зло? Разве можно судить тогда людей? Как вообще понять эту черту, когда светлая магия перестает быть таковой? Ведь в Центральной Африке совсем иные понятия, и там маги пользуются аналогом Империо без проблем. — Христиане считают античных богов демонами, — произнес Том, и Слизнорт воодушевленно кивнул. — Демокрит призывал убивать «зловредных» людей, и до сих пор есть смертная казнь в некоторых государствах, но убийство все еще считается грехом, а Авада Кедавра запрещена, хотя то же секо может справиться не хуже. Авада Кедавра милосерднее поцелуя дементора, но запрещено только первое — не кажется ли вам это забавным? Что же такое зло? — Платон полагал, что зло — это выражение свободной воли человека, — ответила Гермиона. — Но разве не зло — лишать этой воли? — Раз грань так тонка, любое темное заклинание субъективно названо темным, — задумчиво сказал Драко. — Я об этом и говорю, — улыбнулся Слизнорт. — Мы изучаем магию, названную темной, но грань между ней и светлой магией на самом деле едва ли проведена достаточно заметно. — Разве темная магия не названа так, потому что ее цель — навредить? Секо можно порезать фрукты, но Авада может только убивать, — неожиданно для себя вступил в рассуждение Гарри. — Что же, ты считаешь и эвтаназию чистым злом? Избавление от страданий — милосердие или жестокость? — Наше правительство считает это жестокостью, — сказал Рон, который до этого только слушал, положив голову на ладонь и попивая свой чай. — В Швейцарии иное мнение. Мы сажаем в Азкабан всех, кто использует Аваду, но что, если это была самозащита? Если мы будем защищаться Бомбардой и убьем нападавшего, вопросов будет меньше. Значит ли это, что смысл не в итоге, а в средстве? В этом классе мы размышляем, а не просто штудируем древние трактаты. Я учу вас мыслить за рамками и задавать вопросы, и в этом моя основная цель, — Слизнорт навис над первой партой, на которой сидела Гермиона, и обвел всех внимательным взглядом. — С помощью Империо правительство могло заставить всех нас перестать использовать темную магию, перестать убивать, но, как и сказала мисс Грейнджер, разве забирать у человека свободную волю не то же зло? Гарри сидел и чувствовал, как у него кружится голова. Весь мир казался ему смутным и размытым, как если бы он снял очки. Грань между добром и злом стиралась, и если раньше Гарри рассматривал изучение Темных искусств как средство, которое в дальнейшем могло помочь расследовать преступления, как дополнительная заманчивая информация, то теперь он хотел понять это искусство и понять, почему человек мог захотеть им овладеть. — Разве Темные искусства не развращают разум? — спросил он. — Развращает ли разум маггла пистолет, дорогой Гарри? — по-доброму вопросил Слизнорт. — Ответ: зависит от человека. Кто слаб разумом, тот развратится и с помощью Редукто, почувствовав толику власти над людскими жизнями. — Развратили бы темные заклинания нас? — насмешливо протянул Рон. — Ваши ставки, господа! Зуб даю, первым развратился бы Драко. — Эй! — возмутился названный. — Почему сразу я? Первой была бы Грейнджер, и Мерлину ясно. — Хватит нести чушь, — скривилась неодобрительно Гермиона. — А что это? — начал дразнить ее Драко. — Или ты ставишь на новенького? Гарри хотел было подать голос, когда Сириус хмыкнул: — Почему никто не думает на Тома? По мне, так самые спокойные люди — главные психопаты. Том никак не отреагировал на выпад, только приподнял бровь, словно не мог поверить, что такая чушь пришла кому-то в голову. Зато Гермиона воскликнула: — Тогда почему мы не рассматриваем Регулуса? Сириус нахмурился и открыл было рот, но профессор хлопнул в ладони, привлекая внимание: — Заканчиваем дискуссию. Мы здесь вовсе не с целью развращения, а с целью обогащения, — подмигнул он, вовсе не выглядя недовольным их небольшой перепалкой. — Наше время истекло. Встретимся послезавтра! Гарри с трудом осознал, что прошло уже полтора часа. По его ощущениям, лекция длилась не более тридцати минут, и он почувствовал сожаление, что лекция кончилась — впервые с начала учебы в университете. Дождь закончился, небо немного просветлело, и их класс перестал казаться одиноким убежищем в непогоду. Как только они выйдут из их крыла, им придется вспомнить и о существовании всего остального университета. Мысли копошились и извивались в голове, как при лихорадке, воздух наполнился приятной прохладой, и Гарри чувствовал воодушевление. Он прогулялся по саду, не в силах прервать свое состояние возвращением в обычные комнаты общежития. Сентябрь не радовал теплом, поэтому двор был почти пустым. Гарри сел у фонтана в тени высоких стволов деревьев с еще зеленой листвой. Он чувствовал необычайно ярко простую истину: он жив, и все вокруг, все видимые объекты таят в себе необъяснимые и запутанные тайны. В какой-то момент Гарри очутился под окнами кабинета, где у них была пара, и, задумавшись, не сразу заметил две фигуры около грушевого дерева, два огонька сигарет — Сириус и Том разговаривали и курили. Смотрелись они восхитительно: Гарри про себя решил, что они больше всего похожи на аристократов, и даже сейчас легко можно было забыть, что они не на приеме. Сириус почти не уступал Тому в изящности, но все же в его движениях не было той лености и неспешности, а во взгляде было чересчур много огня. Гарри было интересно посмотреть, как Том выглядит, когда что-то выбивает его из колеи — видно ли это вообще? Умеет ли он тепло смеяться, злобно кричать, целоваться в конце концов? Или весь он состоял из полутонов: не улыбка, а поднятие уголков губ, вместо крика ледяной голос, а что у него вместо поцелуев? Короткий чмок в губы? Вместо секса лежание рядышком в темноте? Гарри покраснел от своих мыслей. И с чего он подумал о сексе? Секс и Том вместе у него не вязались, зато Сириуса представить было легче легкого… Снова: куда пошли его мысли? Он даже подумывал подойти под предлогом стрельнуть сигаретку, но Гарри не курил и курить весь семестр после этого не собирался. Поэтому он в последний раз бросил на них взгляд (Сириус хохотал, рука на плече Тома, пока тот в уже знакомой манере едва заметно криво усмехался) и вернулся в общежитие. Как и всегда, там был хаос: студенты бегали туда-сюда к своим друзьям, в общий зал, библиотеку. Тут и там громко смеялись, кричали, где-то звучала музыка. Гарри почти дошёл до своей комнаты, когда увидел Невилла, держащего в руках сэндвич, и внезапно вспомнил, что ужин он пропустил. Заметив соседа, Невилл радостно улыбнулся и сказал: — Гарри, а я тебя и ищу! Рон просил передать, что он тебя ждет. Комната 313. Гарри кивнул, с сожалением наблюдая за надкусыванием сэндвича. — Где ты взял еду после ужина? — Попросил на кухне, — пожал плечами он. — Эльфы добрые, если ты к ним по-людски. Дать тебе половину? Гарри благодарно принял часть сэндвича. Они ели в приятном молчании, Невилл стоял, облокотившись на дверь, в своем шерстяном свитере, из которого торчал воротник белой рубашки, и прямых брюках; волосы его были взлохмачены, а брови так низко нависли над глазами, что, даже улыбаясь, Невилл выглядел так, будто был чем-то расстроен. Дверь в его комнату была приоткрыта, и Гарри заметил огромное количество цветочных горшков, которые стояли и на тумбочке у кровати, и на полу, и на подоконнике. Пустая и строгая комната Гарри стала казаться холодной и безликой, поэтому идея сходить в гости к Рону воодушевила его. — Слышал, ты теперь тоже в группе Слизнорта, — сказал Невилл, когда они уже доели. — Поздравляю. — Спасибо, я сам очень рад, — улыбнулся Гарри. Невилл начинал ему нравиться. Поздравил он его искренне, и сам был как открытая книга, а Гарри ради разнообразия хотел знать кого-то, кто не выглядел так, словно думал на другом языке. Рон тоже понравился ему по этой же причине: он казался простым. Комната 313 была на другом этаже; потертые цифры были едва заметны на темном дереве, но дверь не была закрыта и пахло оттуда теми самыми сигаретами, которые Рон курил этим утром, поэтому Гарри в любом случае не прошел бы мимо. Он постучал об косяк, дождался «ага, входи» от хозяина комнаты и переступил порог. Комната Рона казалась еще более крошечной по сравнению с его: на незаправленной кровати лежал вязаный вручную плед; на подоконнике жались друг к другу бутылки и баночки, тарелки с уже непривлекательно выглядящей едой; на тумбочке валялись пергаменты, книги, часы, тикающие вразнобой; из-под кровати торчало древко метлы; стул был накрыт снятой одеждой, а на столе рядом с учебниками и потертой сумкой гордо стоял старый патефон. — Присаживайся, дружище, — махнул рукой Рон, вдавливая в пепельницу (ею служила десертная тарелка) окурок сигареты. Окно было открыто, и пара фантиков от шоколадных лягушек одиноко перемещались по велению ветра по комнате. Гарри присел на краешек стула, еще раз осмотрел стол и заметил пару рамок с фотографиями семьи Уизли — он и не знал, что у Рона столько братьев! На ближайшем снимке они кучковались на фоне пирамид, все как один радостные и ужасно рыжие. — Что ты как чужой, — хмыкнул Рон, заметив, что Гарри сидит аккуратно, чтобы ничего не смять и не задеть. — Давай-ка это уберем! Он стянул со спинки свои вещи и бросил их в раскрытый шкаф. Гарри сел поудобнее. — Будешь пиво? У меня как раз есть две банки. Одну Рон уже открыл и, сев на кровать, начал пить. — Завтра на занятия… — Мерлин, это всего лишь пиво, дружище! — сказал Рон, кидая ему бутылку. Гарри пожал плечами, открыл со щелчком банку и немного глотнул. Пиво было горьким и теплым, но он заставил себя пить, пока оно не стало казаться ему вполне приемлемым. Гарри обычно не пил, поэтому спустя полбанки ему уже стало весело и болтовня Рона (Гермиона зануда, Драко полный болван, заметил, да? Погода уже испортилась, на матче по квиддичу Пушки Педдл продули, сегодня заменял Снейп, жуткий тип…) стала казаться ему сборником анекдотов. Когда Рон останавливался, Гарри тоже успевал добавить что-то о своей первой неделе, и у них даже получился диалог. В какой-то момент в дверь кокетливо постучали (Гарри услышал тихие стуки будто в такт некой мелодии), Рон поднялся с кровати, пошатнувшись, хохотнул и громко сказал: — Входи, золотце! В комнату тут же вплыла девушка, на ходу поправляя чересчур короткую юбочку. На ней были высокие чулки и туфли на небольшом каблуке, и она громко процокала к Рону по деревянную полу. Рон тут же заграбастал ее в объятья, и Гарри открылся обзор на ее длинную золотистую косу. Они что-то прошептали друг другу, потом отстранились, и девушка обернулась к Гарри — у нее были лисьи черты лица и щечки с едва видным ямочками, она махнула кудрявой головой и улыбнулась. — Гарри Поттер, верно? Девушка протянула ему руку, и Гарри, замешкавшись, ее пожал. Она захихикала — тонкий высокий звук. — Я Лаванда Браун, его девушка, — указала она на Рона. — Рад знакомству, — вежливо ответил Гарри, получив в ответ еще одну порцию кокетливого хихиканья. — Ну что же, милый, — повернулась она к Рону, — завтра в Хогсмиде? Рон кивнул и гордо ухмыльнулся Гарри, мол, посмотри, какую отхватил красотку. Лаванда театрально послала воздушный поцелуй в сторону своего бойфренда и ушла, оставляя после себя сладкий аромат ванили. Рон сразу же, как захлопнулась дверь, стер с лица глупую ухмылку и прокашлялся. Открыл окно пошире. — Я вроде как обещал тебе музыку? — спросил он, подходя к столу и по пути выкидывая пустую банку в неизвестном направлении. Оказалось, за столом были спрятаны приставленные к стене пластинки в потертых упаковках. — Настоящий винтаж, закачаешься, — бормотал Рон. — Отец подогнал. Гарри любил музыку, но никогда не имел устройства, где бы можно было ее слушать. Тетя всегда включала радио, когда готовила, и он приоткрывал свою дверь, чтобы послушать — и все равно, что она не включала ничего позднее 65-го. То, как Рон возился со своим патефоном, подействовало на него умиротворяюще: он осторожно достал пластинку, приговаривая, как важно держать все в чистоте, медленно поставил ее на место, придвинул к началу тонкую иглу и опустил ее на пластинку. Сначала было слышно одно шуршание, потом началась песня, красная стертая наклейка в центре закружилась — Гарри узнал группу The Who. — Потрясно, да? — спросил Рон и смотрел на Гарри, пока тот в ответ не кивнул. Рон закурил, вытянувшись у окна, качая своей рыжей головой в такт словам. Гарри закрыл глаза. Беги, беги, беги Мой совет для тебя — благодать: У тебя самый черный кот Дважды хочет удачу отнять… Рон сначала замычал, потом басом, на одной ноте, игнорируя наличие других, запел, и у Гарри в ушах с двух сторон раздавалось: БЕГИ БЕГИ БЕГИ