Котар

Я умер. Мое тело прошло все стадии смерти: трупное окоченение, трупные пятна, которые появляются из-за скопления крови внизу тела, трупное высыхание, когда вся твоя кожа становится, словно гнилое яблоко, автолиз. Автолиз это когда твои клетки растворяются сами в себе. Первым начинают растворяться мой мозг и селезенка. А потом начинается гниение. Бактерии и насекомые медленно поедают мое тело и изнутри и снаружи. Вы знали, что тело на земле гниет в 8 раз быстрее, чем в земле? Нет? Ну, вот я тоже. И, к несчастью, мой труп лежал именно на земле. Я видел его, видел свои глаза, давно высохшие и впавшие в глазницы, видел распухший от бактерий живот. И тогда я понял, что я остался на земле не просто так. Я остался, чтобы страдать и мучиться от боли, чтобы понести самое тяжкое наказание. Бессмертие существует, о, смертные. Но оно вас огорчит. Ад на земле. И ты живешь вечно лишь, чтобы терпеть боль, терпеть горе, ведь это твое наказание за все поступки, что ты совершил, имея тело, живое и теплое. Мое тело одиноко покоилось в парке, в куче мокрой и грязной золотой листвы. Этот парк был давно заброшен, поэтому моими оплакивающими были черви, моим священником крыса, доедавшая ухо. Я не помню отчего умер, и как это произошло. Помню только темноту, резко наступившую на край моего сознания, впоследствии заволокшую его полностью. Помню, как внутри вдруг стало слишком пусто. Да, душа существует. И ее вдруг не стало. Знаете, каково жить без души? Я тоже не знал. Холодный осенний ветер развевал мои красные волосы. Я пытался согреться, тёр руки друг об друга и иногда обдавал их своим горячим дыханием. Это тело лишь оболочка страданий и муки, оно дано лишь для выполнения наказания, не больше. Оно ничем не отличается от прежнего, лишь только отсутствием души. И еще. Я не знаю, кто там заставил меня страдать, но будь то хоть Бог, хоть инопланетянин, он все же допустил ошибку. Один мой глаз по цвету отличался от другого. Врачи называют это гетерохромией, но я-то знаю, что это твой недочет, Бог. Я стоял около станции и ждал поезда, чтобы отправиться в центр. Там у меня как обычно тренировки. А, забыл… Теперь без души не осталось и эмоций. Любые чувства: впечатления, радость, грусть, любовь - теперь это лишь пустой звук для моих прогнивших ушей. Но знаете, так гораздо легче. Вот я веду мяч, все отлажено и четко. Ты не колеблешься, когда соперник преграждает тебе путь, ты лишь уверенно делаешь обход, не думая ни о чем другом, кроме как забить данк. Мяч в кольцо и дело сделано. - Акаши-сенпай,- зовет меня товарищ по команде, имя которого не приходило на ум.- Вам следовало передать пас. - Мяч в кольце, а это - главное. Все для победы, - шепчу я спокойно, но так, чтобы до него дошло. – И не смей больше даже смотреть на меня, - добавляю более громко и строго. Блондин поежился, замечая ужасный холодный взгляд. Он словно пронизывал, вселял в душу странный инстинктивный страх, который испытывает ребенок, оставшись дома один. Кисе сглотнул и больше, действительно, не смел даже кинуть в мою сторону упрек или взгляд. Тренировка прошла далее тихо и спокойно. Спокойно это значит без передряг, ведь напряжение между игроками было огромное. Мы были асами, но работали не в команде, поэтому никто не решался заговорить первыми, а тем более, никто не рассчитывал на дружбу. Я пошел домой. В квартиру, которую я смел так назвать. - Эй, помогите!- Услышал я крик в стороне от меня. В переулке, куда не попадает свет ни одного фонаря, два каких-то безумных наркомана зажали школьника. Это он кричал. Его голос был едва переломавшимся, напуганным и звонким. Я лишь повернул голову и увидел полные страха глаза, смотрел в них более пяти секунд, в то время как парень покрупнее стал шарить по карманам мальчишки. "Помогите!" - еще раз крикнул он, уже обращаясь ко мне. Но я лишь сделал твердый шаг вперед. Меня не волновал этот мальчишка. На лице появилась злая усмешка. Земля - самое подходящее место для мучений, никакого ада не надо. Везде грязь, похоть, насилие и корысть. Люди топят себя в своих низких желаниях, не добиваясь ничего, кроме мраморной плиты. А иные, как я, даже плиты не заслужили. Придя домой, я скинул спортивную сумку и, раздевшись, прошел в свою комнату. Налил из-под крана воды в пластиковую миску с пластмассовой на вкус лапшой и поставил в микроволновку. В моей комнате всегда было темно из-за массивных штор, и холодно, да так, что никакой плед не спасал. Но как я понял, это была часть моего наказания - умирать от холода. Не умереть от холода, а именно умирать. Постепенно, мучаясь от онемевших пальцев ног и рук, ища тепло, но его всегда было достаточно. Ты касаешься горячей кружки, но ты не чувствуешь тепло, ты чувствуешь лишь боль от ожога. На следующий день с утра полил дождь. Он словно копился днями в огромной туче и, наконец, излился, показывая свой гнев и тоску. Я как всегда шел в школу под черным зонтом. Мой бордово-красный шарф неуклюже покоился на груди, при каждом шаге немного качаясь. Я смело проходил лужи, ведь куда еще холоднее. Занятия тянулись как резина, так как мне было все понятно, чуть учитель произносил ключевое слово. Знаете, с исчезновением души, думать стало легче. Без эмоций, без накруток. Твои идеи плавны и ровны. Они не загромождены настроением, не обременены чувствами. Хоть я и раньше был не особо эмоционален, мне это нравилось. Раньше даже в баскетболе приходилось обдумывать каждый шаг, а сейчас ты просто видишь, что сделает противник. По вздоху, по малейшим движениям. В голове ни тени сомнения или волнения, и ты рассуждаешь трезво, поэтому быстро. Этим я сейчас и занимался. Мяч был у противника, но его легко увел Аомине. Это тоже был тот еще гений. Но его гениальность скрывала под собой лишь силу и скорость, ничего более. Дайки тоже был убежденным единоличником и сам забил мяч. Это было уже шестидесятое очко. Игра в одни ворота, чистая победа. Это стало так естественно. Как дышать. - Аомине-чи, ты сегодня был поразителен, - сказал, удивляясь, блондин. Рёта Кисе. Он вечно крутился рядом с Дайки, пытаясь копировать его навыки, не понимая, почему не может обойти эту стену. А дело было всего лишь в его восхищении Аомине. - Отстань, - грубо кинул тот и взял белое полотенце. Мы сидели в раздевалке после игры. И я не сильно торопился домой. - Акаши-сан, - тихо сказал молодой голос позади меня. Черт. Этот мальчишка умеет появляться неожиданно. Я развернулся и снова встретился с голубыми глазами Тетсуи. Хоть он был ниже. - Да? - я продолжал таранить его фирменным взглядом, но его собственный был словно айсберг. Неприступен и скрыт. - Я думаю, игра в паре с Аомине будет самой продуктивной для нас, - он тоже не отрывал взгляда. Я был немного удивлен. Знал бы он, что смотрит в давно высохшие глаза и на давно прогнившее тело. - Хорошо, продолжай так. Главное, победа, - сказал я и начал собираться. Его взгляд не выходил у меня из головы. Он действительно был слишком холоден. Нет… Он не имел температуры. В нем не было ничего, за что можно было зацепиться и вытянуть душу, наполнив ее страхом, уважением или ненавистью. В голубизне его глаз можно было затеряться, а у обычного человека крыша бы поехала от него. Ведь человек привык видеть эмоции и настроение по глазам другого человека. Но Куроко невозможно было прочесть. Этим он мне понравился. Хотелось бы заставить его глазки плакать и наливаться ненавистью. С этой мыслью я пошел домой.