Вероятность соприкосновения

      Она шла в темноте ночного города, как обычно, стараясь найти себе какое-то оправдание. Но его не было.       Пакеты в руках не давали распустить мысли: они были слишком тяжёлыми, и если неосторожно наклониться в сторону, можно очень больно упасть. Пенни перехватила ручки покрепче, заметив очертания своей многоэтажки. Дежурство выдалось не слишком трудным, но она всё равно устала. Ноги ныли, чёлка надоедливо щекотала нос, и Пенни радовалась уже наступившим выходным. Сейчас точно за полночь.       Может быть, её сосед где-то на другом конце города, или решил покопаться в архивах, избегая надоедливых расспросов и бессмысленных разговоров. Она не винила, но Пенни не понимала, что им движет? Слишком многие вещи в этом человеке для неё были заперты на миллионы замков, и она не могла делать выводы.       А может он спит, заперев дверь изнутри. Пенни не знала, и предполагать стало интересной игрой: угадает или нет? *       Дверь в квартиру бесшумно открылась, и Пенни поставила продукты на пол. Закрываясь на два замка, она вспоминала паранойю дяди, которая, похоже, передалась и ей.       Было тихо и темно. Ни звука, ни шороха, ни намёка на действие. Она привыкла к такому раскладу. В мозг ударило знакомое чувство защищённости: ароматизатор, который она выпросила у дяди, отлично справлялся со своей задачей. Но помимо распыляющего устройства в прихожей пахло мясом, томатным соусом, чем-то горьковатым и приятным. Наверное, он опять готовил. Женщина печально приподняла уголки губ, и тут же нахмурилась, отгоняя лишние мысли. Они ни к чему.       Она прикрыла глаза и, убирая растрепавшиеся волосы в хвост, устало выдохнула.       Тишина не была оглушающей. Она была старой, знакомой подругой, которая могла без вопросов принять в свои объятия, тихо баюкая уставшее тело в мягких ладонях. Иногда хотелось плакать, иногда — кричать, и она никогда не отказывала. В любой момент жизни Пенни никогда бы не променяла её на что-то другое. Но пока что было не время окончательно заснуть, и Пенни приложила замёрзшие, холодные ладони к щекам. Не самый удачный метод взбодриться.       Пенни медленно сняла пальто, сапоги и шарф и, немного задумавшись, разложила всё в шкаф по своим местам. Полки были чистыми и как обычно убранными. Сегодня (или вчера?), спеша в Штаб, агент разворотила всё что только можно и была рада, что расписание поменяли. Не хотелось получить крепкий подзатыльник. Она была уверена, что сегодня Талону было нечем заняться, или назойливые третьекурсники предлагали покататься. Это было смешно, нелепо и абсурдно: молоко на губах не обсохло, чтобы звать человека минимум на десять лет старше тебя, выпить за городом. Но она не вмешивалась, считая, что Кло разберётся сам.       По мере приближения к кухне, запах чувствовался всё больше и Пенни, наконец поставив пакеты на барную стойку, окончательно поплыла: мясо, мясо, мясо, напичканное специями и маслом. Желание залезть в холодильник и набросится на запеченную тушку росло в геометрической прогрессии, варварские повадки Гаджет лезли наружу, но у неё было слишком крепкое самообладание, ей Богу.       Пенни оставила портфель на стуле и, хрустнув пальцами, настроилась на испытание воли: оставить все продукты целыми и нетронутыми.       На самом деле, молоко, перец и капуста — самое лёгкое. Она хотела белков и хруста на зубах, да такого, чтоб слышали все. Ощущать во рту этот волшебный балаган вкусов, разгрызать кости… Странное желание, но были и похуже. Морковь, огурцы и куриные ножки немного труднее; Пенни было лень их жарить, возится сейчас не вызывало никакого удовольствия, только лишний грохот. Она упрямо не смотрела на верхнюю полку, убирая овощи в зону свежести. Три приличных десерта, аля «магарыч», от Марины, как она сама это называла, были провождены печальным взглядом агента.       Она потерла руки, немигающе уставившись на белые лампы по бокам холодильника. Пока техника не пикнула, Пенни ничего не делала, пытаясь поймать что-то важное, какую-то давно забытую идею. Голова была пуста, и если хорошенько прислушаться, можно отличить шум ветра.       Она потерла виски и подорвалась с места, заходя в ванную.       Пенни открыла кран, быстро помыла руки и торопливо обтёрла их полотенцем. Мыться или не мыться: вот в чём вопрос. С одной стороны она устала очень сильно, а с другой спать будет до обеда, а там и последствия хуже.       В спешке принимая душ, размышления о глупом мироздании и смещении расписания вызвали раздражение, но долго зациклиться на этом не получилось. Наплевательски относясь к спутанным волосам и горе косметики для ухода, Пенни переоделась.       Полный ящик на стиральной машинке, которым пользовался скорее Талон, чем она, исчез в темноте; Пенни выключила свет и, прикрыв дверь, направилась в свою комнату.       Ворс ковра приятно охлаждал босые ступни.       Она дёрнула за ручку, проверяя, не взбрело ли ему в голову сегодня ночевать на её кровати.       Пенни не хотела будить или в очередной раз устраивать делёжку. Она не была брезгливой или что-то в этом роде. Ей сложно выспаться, когда приходится жертвовать своим удобством ради другого. Обычно, если они спали вместе, кто-то обязательно в итоге уходил в зал; диван внезапно становился самой мягкой вещью на свете.       Ручка на удивление поддалась, и Пенни осторожно зашла в комнату.       За окном было темно и пасмурно, луны, которую заволокли тучи, видно не было. Декабрьское небо больше похоже на приглушённый розовый, нежели на обыкновенный чёрный — напоминало долгие вечерние прогулки с дядей. Она не чувствовала ни мороза, ни собственных рук, но это девочку не волновало, и они с Брейном бесились, швыряясь снежками и толкая друг друга в сугробы, позже отплёвываясь этим самым снегом. Инспектор часто говорил что она может заболеть, но Пенни не слушала, выискивая взглядом спрятавшегося пса. Он прыгал ей на шиворот неожиданно, потом, поборовшись, они катались на земле, и Пенни хохотала, надрывая живот. В прятках Брейн был действительно превосходен.       Она прищурилась и увидела на краю тело; обойдя кофейный столик, села на кровать. Нельзя сразу понять, спал он или нет. Талон лежал к ней спиной, закутавшись в тёплое одеяло. Пенни не слышала чужого дыхания, но знала, что он жив.       Много раз до этого, она в панике будила сожителя и, чуть ли не проклиная его, криком вынуждала продрать глаза. Талон, выдернутый из сна, в замешательстве смотрел на неё как на идиотку, говоря что пора идти проверять слух и зрение. Не то что бы Кло был неправ. Даже наоборот, его можно было понять. Но Пенни всё равно каждый раз проверяла пульс, и с противоречивым чувством недоверия оставляла всё как есть. Талон никак не реагировал на её паранойю, игнорируя всё что только можно.       Днём она никогда не видела его шею открытой, даже если жара плавила железо: чокер, свитер или водолазка с высоким воротом стабильно красовались на Кло в любую погоду.       Сейчас же на Талоне она видела свободную футболку. Часто Пенни спрашивала про это, но ответа не получала никогда. В особенно плохом настроении он огрызался и угрожал Пенни переездом, если та не прекратит до него лезть.       Матрас под ней скрипнул. Женщина перелезла на другую половину, нависая над ним; руки Талона были под подушкой и щекой, запястья закрыты. Если она попытается освободить хоть одну, он точно проснется и устроит головомойку. Лезть к сонной артерии было ещё рискованнее.       — Что опять ты делаешь, дурная голова, — голос у Талона был хриплый и скрипел, как петля, которую надо смазать.       Странновато, но не неожиданно.       Пенни всё равно опешила, застыв на месте; теперь она точно знает, что чужое сердце продолжает качать кровь:       — А ты разве не привык?       Гаджет знала, что он закатил глаза, даже если не видела.       Доводя дело до конца, Пенни слезла с него и села, заставляя Талона развернутся к себе лицом. Он ворчал больше, чем делал, запутываясь в покрывале настолько, что стал похож на куколку. Немного надавливая на его плечи, и помогая вытащить руки, Пенни боялась что-то говорить. Чуть чуть не хватало, чтобы начать смеяться.       — Почему так поздно? — он не до конца лёг, вылезая из «кокона» и опираясь на локоть, сам протянул руку. Пенни быстро прошлась по шершавому запястью, находя лучевую; удары были поразительно редкими и медленными, но для неё это успело стать нормой. Часто из крайности в крайность: либо ненормально быстро, либо пульса вообще нет.       — Волнуешься?       Талон фыркнул:       — Да. У меня не хватит денег платить за твою квартиру, если ты решишь куда-то пропасть.       Пенни скривилась, и не сильно дернула его за ухо, мягко задевая глубокий рубец рядом с виском.       — Грубиян, — она, завалившись на бок, с блаженством распласталась и попыталась накрыться.       — Делись, раз не спишь.       На лицо ей прилетело одеяло, и Пенни покачала головой, расправляя его.       В голову взбрела странная, бессмысленная идея: разговорить Талона, пока он окончательно не заперся в своей голове.       — Как дела? — первое, о чём она подумала.       Молчание было долгим, но Пенни упорно ждала, пока наконец глаза не начали слипаться. Он не шевелился или показывал, что слышит её. Браун знала, что так быстро заснуть Талон не может, и предприняла ещё одну попытку.       — Что готовил? — Пенни почти отключилась, а потому говорила шепотом.       — Нашел три трупа в подворотне. Решил зажарить.       Повисла тишина, и в полудрёме Пенни нахмурилась, пытаясь переварить чужие слова.       — Да иди ты, — она повернулась, и была готова напомнить, где и у кого находится, но почему-то быстро передумала. Наверное, это нехорошо? Если Талон не хочет общаться, тогда зачем его заставлять? Пенни вздохнула. Рассматривать окно или кусок реального мира за ним, было гораздо проще, чем думать о чём-то действительно важном. Она прищурилась, считая смутные силуэты вещей, запоминая их количество на определенном месте, и так до тех пор, пока окончательно не заснула. *       Пенни распахнула глаза от ощущения чего-то мокрого на своих щеках. Опять снилась какая-то дрянь; она ничего не помнила, но паника отчётливо грохотала в голове. Липкими от пота руками женщина откинула подушку куда подальше, ища край одеяла. Ей жарко и плохо, всё кажется чёрным и одновременно неоново-ярким, вырвиглазным. Фантом недруга завис где-то рядом, протягивая свои раскалённые, кривые руки к давно зажившей коже. Пенни стала брыкаться, пытаясь избавится от отвратительного чувства страха. Кажется, она зарядила кому-то локтем по черепу, потому что предплечье заныло острой болью.       Грёбаная дезориентация и все её вытекающие. Который вообще час? Она дёрнулась, пытаясь избавится от духоты кошмара, и спиной уткнулась в мужскую грудь.       Кровь в жилах на мгновение застыла.       Нет, нет, нет—       — Чего ты возишься, — он зарычал, отпихивая её от себя, и Пенни чуть не упала с кровати, но успела схватиться за скомканную простынь, напрягая тело до состояния струны. Это было резко, слишком неожиданно и и и и… ей хотелось разрыдаться.       Вдох… выдохнула и резко села, обнимая себя за плечи. Она дома. Она дома. Дома.       Не одна, рядом с этим ублюдком—       Мужчина тоже поднялся:       — У тебя глюки? — она не была уверена, что он спрашивает из-за беспокойства.       Пусть идёт к чёрту.       Пенни утёрла влагу со щёк, но этого было мало. Вода. Холодная, родниковая, или в крайнем случае обыкновенная; срочно. На несгибаемых ногах, шатаясь, Пенни попыталась добраться до мини-бара, стоящего в другом углу комнаты.       Она почти опрокинула небольшой стул, стараясь как можно быстрее добраться до бутылки. Споткнувшись об стол, она зашипела, но сейчас было не до ушибленного пальца.       В волосы вцепилась пятерня и потянула назад. Сердце ушло в пятки, и мозг передал бразды правления инстинктам самосохранения: Пенни была готова верещать, драться, пока при особенно сильном вдохе не уловила знакомую горечь. Лёгкие горели, и она понимала, что глаза снова начали слезиться.       Человек прижал её к себе, блокируя любое действие. Теперь Пенни сидела на его коленях, но недо-обьятие только ухудшило её состояние. Что-то кричало, выло и ныло, прося скрытся, уйти, оказаться в безопасности. Подальше от всей этой чертовщины. Она попыталась встать, со всей дурью царапая его, до крови. Вертела головой, почти укусила за нос, стараясь освободится. — Не трогай меня! — силы быстро исчерпались, и Пенни обмякла, согнувшись в три погибели.       (Кажется, клетка захлопнулась, а замок неисправен. Мастер, который бы мог починить его далеко, очень далеко, и не сможет приехать, спасти из плена. Теперь она понимала, что чувствуют люди, когда им говорят, что ключи от наручников потеряны или съедены).       Отвратительно страшно. Она не знала, сколько так просидела. Мозг лихорадочно искал спасение, но усталость брала верх.       — Кто ты? — он прислонил тыльную сторону ладони ко лбу Пенни, пытаясь определить температуру. (Талону легче, её не было.)       — Не знаю.       — Где ты находишься?       — Не знаю.       — Подумай лучше. Кто я?       — В своей квартире? — Пенни облизала сухие губы и шмыгнула носом.       В кольце рук было неприятно. Она ощущала ту безысходность, проверенную на своей шкуре. Запах собственных горелых волос каждый раз преследовал её, как Джеймс, отпечавшийся на внутренней стороне век, являясь сплошным кошмаром.       Что он, что Талон — оба помешанные психи. Разница только в самостоятельности.       Эту квартиру она выбрала только из-за смехотворно высоких потолков и такого же неимоверно большого количества квадратных метров. Лишь бы не находится в маленьком, запертом пространстве.       — Тебе что-то нужно?       Он спрашивает?       — Воды.       — Можешь потерпеть? — человек, задумавшись, погладил её по голове, постепенно ослабляя хватку.       Где она?       — Может быть.       Пенни дышала через рот, продолжая умирать от жары.       И где Талон?       Внезапно, что-то холодное забралось к ней под майку, и она вцепилась в его руку, снова напрягаясь.       — Я просто перенесу тебя.       Кто это, и что он здесь забыл?       Что происходит?       — Кто ты? — спросил ещё раз. Пенни съёжилась: её, словно котёнка, взяли под рёбра, действительно возвращая на кровать. Даже если она знает собственное имя, не значит, что будет сообщать его незнакомцу.       — А вы? — собственный голос хоть и не сильно, но удивил. Казалось, человек заставлял себя говорить, и это напрягало её даже больше остального. Пенни окончательно запуталась, и зажмурилась до искр в глазах, до боли в голове.       Ей всё ещё было жарко.       — Кто ты? — человек не унимался.       — Пенни.       Он же не убьёт её, да?       — Где ты находишься?       — В своей квартире.       — Что ты видишь вокруг себя?       Идиотские вопросы, однако.       — Я ничего не вижу.       Матрас под ним прогнулся, и Пенни подтянула колени к подбородку, сворачиваясь в позу эмбриона.       — Ты знаешь, кто я? — лёг позади неё.       — Нет.       Пенни определенно понимала, что смертельной угрозы он не представляет.       — А хочешь?       — Да.       — Помнишь человека, которого насильно… ладно, не совсем, поселила у себя?       — Нет, — Пенни нахмурилась.       — А назойливого мальчишку с горой самомнения?       Человек аккуратно подбирал слова, но манера речи была грубой.       В памяти что-то зашевелилось.       — Где Талон?       Мужчина тихо хмыкнул, но она всё равно услышала.       Он придвинулся ближе, снова обнимая её:       — Постарайся заснуть. У меня нет сил что-то тебе доказывать, — он уткнулся носом ей в шею, прямо под ухом, опаляя кожу горячим дыханием.       Противно.       Пенни скривилась и поёрзала, понимая, что если он без проблем смог её сдержать, то и с удушьем справится.       Время шло.       Часы тикали в другой комнате, и она неосознанно стала считать каждый звук. Глупое занятие.       Пенни было жутко интересно, кто же это? И что он здесь забыл? Она не могла впустить к себе в дом грабителя или неприятеля, это точно. Опасности не чувствовала, но на ум не приходил никто. Может быть, дело не в нём, а в ней? Кто она? Какая у неё профессия? Из всего возможного она знает только имя, не больше. Пенни. Пенни Гаджет… Гаджет. Инспектор, довольно известный. Они могут быть однофамильцами. Или ей могли дать такую кличку, например, за прекрасную способность разбираться в передовых технологиях—       Мужчина резко сжал её, и навалился; теперь Пенни лежала под ним, и нехорошее предчувствие опять затопило мозг. Ещё немного и её кости переломятся от чудовищной силы. Она только-только успокоилась, начав разбираться в происходящем и окружении.       Он мог раздавить её, даже не смотря на примерно одинаковый рост. Интересно, а насколько вымахал Талон с их последней встречи? Подождите, а кто такой Талон, и почему она постоянно о нём думает? Может, брат?       Наверное. Он застонал, и если бы не гробовая тишина, Пенни бы не обратила на это внимание. Ему плохо? Женщина положила ладонь на его загривок, и осторожно погладила.       Ему тоже снится что-то нехорошее.       Пенни это чувствовала; внезапное головокружение имело причину. Или это просто очень плохое здоровье и нервы. Все люди стрессуют, верно? Особенно когда студенты тебя ни во что не ставят… студенты! Значит, она преподаёт!       Бинго!       Пенни мысленно улыбнулась себе, продолжая выводить круги на лопатках, и вниз по позвоночнику, потом обратно возвращаясь к затылку. Его мышцы были странно напряжены, чересчур сильно. Неужели такой сильный сон? Но он до сих пор не очнулся. У этого человека приятные, густые волосы и широкая спина… В её вкусе. Если бы на пальце было кольцо, она бы подумала, что это её муж.              Ха… Муж? Это слово вызывало отторжение и неприязнь. К чему бы, интересно?       Итак, к чему Пенни пришла? У неё есть дядя, квартира, она скорее всего работает в колледже или университете, и к тому же уживается с непонятным, но довольно приятным по телосложению человеком ии-и-и-и… Всё. Кличка… Гаджет…       — Инспектор-Дядя-Брейн-Следи за ним, а я разберусь с П.С.И.Х — НЕ ТРОГАЙ КНОПКУ!       Воспоминания ворохом осыпались ей на уставший мозг, и сердце ёкнуло: опять пожар, опять тошнотворный запах бензина и адовая жара, съедающая каждый миллиметр кожи. Тяжесть событий заглушила все остальные чувства.       Хотелось кричать. Лезть на стену, да все, что блядь, угодно, лишь бы всё прекратилось.       Больше всего Пенни ненавидела именно это состояние: разом проживать огромное количество вещей, от которых она хотела избавиться. Её начинало трясти. Снова.       Вдох-выдох, вдох-выдох. Как учил Стильштейн.       Пенни всё ещё помнила, что сейчас не одна, а у её сожителя проблемы серьёзнее.       У Талона завтра смена, и значит он испортит весь вечер, если не выспится. Это последнее, что ей нужно.       По лицу, к подбородку, снова побежала влажная полоска, и Пенни попыталась протереть глаза, при этом не разбудив Кло. Только коснувшись сухих ресниц, она осознала, что слёзы не её.       Пенни осторожно повернула голову и почувствовала влажную ткань подушки. Она растерялась так сильно, как, похоже никогда до этого: проще драться и желать смерти, чем беспокоиться за благополучную жизнь.       Дерьмо.       Пенни наощупь нашла ладонь Талона и он тут же, едва ли не до хруста, сжал её в ответ. От неожиданности она закусила губу и перевернулась на бок, не расцепляя рук. Ему было явно неприятно: изменила положение Пенни, а значит и он тоже. Теперь, лёжа нос к носу, почти вплотную, она не решалась как-то прервать кошмар. Но сам Талон на это способен не был.       (Слушать те вещи без омерзения и отвращения было невозможно, но при каждой мысли, связанной с его прошлым домом, Пенни выворачивало наизнанку не хуже, чем при виде сгнившего, разлагающегося трупа.)       — Талон, — она легонько потрясла его за плечо, — Талон, т-ш-ш-ш, вставай. Тебе нужно выпить таблетки, — и, продолжая шептать какую-то, по её мнению, успокаивающую чепуху, женщина всматривалась в темноту.       Ничерта не видно, и Пенни должна гадать, как сработает его защитный рефлекс. Ей не хотелось обзавестись очередными синяками, а предугадывать действия других людей трудно. Тем более, в неудобном положении.       Талон не просыпался, не шевелился, и только ладонь горела, напоминая Пенни о том, что он продолжает держаться. Она поцеловала его в лоб, отметая все мысли об абсурде ситуации. И тут и там — лёд, где не коснись, Талон холодный, сухой, и кожа у него жёсткая, шершавая. Может, потому что шея осталась нормальной, пытаясь защитить остатки? Или там всё ещё хуже? Пенни не знала. Она завела его волосы назад, бормоча что-то про идиотские назначения и несносный характер.       — Ты мне надоела, Браун, — Пенни замерла на месте, и тут же облегчённо выдохнула, беря Талона за щёки.       — Иди пей таблетки, маразматик, — Талон поджал губы, и она нервно улыбнулась.       — Хочешь, чтобы у меня был передоз? Понятно, — Он отнял от себя руки Пенни и сел, облокачиваясь на спинку кровати.       — Мне не смешно. Ты не просыпался, и…       — Скажи на милость…       — Потрогай лицо. Вся подушка промокла, — Пенни равнодушно пожала плечами, оставаясь лежать.       — Блять.       — Вот именно.       Она разглядывала сгорбившийся силуэт без тревоги. Наконец-то.       — Я предлагаю забить на всё это.       Пенни знала, что он устал, но чтобы настолько? Отличное начало дня, ничего не скажешь. Что будет утром? Вечером? Через неделю? Месяц?       Пенни закусила губы, сомневаясь в своих догадках.       — Всё плохо, — она вынесла окончательный вердикт, хоть и очевидный для них обоих.       Зная, что Талон ничего не ответит, или уйдёт в другую комнату, Пенни неторопливо привстала и села рядом с ним, в итоге заставляя лечь обратно. Пенни знала, что он не соображает.       На самом деле, она тоже путалась в своих движениях, чуть не заехав Талону по голове.       — Он опять пришёл ко мне, требовал, чтобы я подписала контракт, — Пенни сказала скорее себе, чем ему.       Она перебирала длинные кривоватые пальцы, мягко обводя каждую фалангу. Её уже не так сильно пугал холод чужих рук; было как-то всё равно. Главное, Пенни не видела синих и белых пятен, напоминающих разводы. Тогда бы точно выдала что-то глупое. Она вновь отгородилась от воспоминаний, сохраняя нейтральный непроницаемый фасад.       Талону не нужно её сочувствие. Ему нужен хороший врач.       Пенни поднесла грубую ладонь к губам и бережно поцеловала; в конце концов, она тоже виновна.       — Их много, и они смотрят. В горах море трупов, все твердят, что убил их я.       Голос у Талона хриплый и как обычно, неживой. Тихий, замогильный, но слишком привычный для неё.       Она придвинулась к нему вплотную, не встретив сопротивления. Талон положил руки ей на спину и, закидывая ногу на Пенни, изнеможденно выдохнул. Он совершенно не привык к подобным вещам, это надо исправлять.       Пенни снова потянулась к его затылку. Зарывшись в тонкие, прямые волосы, она попыталась сделать что-то вроде небольшого массажа. Быстро бросив неудачную затею, оставалось просто перебирать пряди, совсем немного накручивая на пальцы.       Она лежала так долго, лениво играясь с чужой спутанной копной, пока от полного истощения сил не перестали двигаться руки. Пенни всё ещё боялась снова отказаться во сне, но ей попросто незачем оставаться бодрой.       Гаджет повела носом от его ключицы до уха, вызывая у Талона умиротворенный урчащий звук. Она могла сделать точно так же, но в этом разбираться — себе дороже. Пенни была уверена, что у него получилось это скорее инстинктивно, чем по собственному желанию.       Она заснула, обнимая Талона в ответ.