«Почему они все такие счастливые?»
Смотрел на Итэра рядом и думал:«Почему у него все так просто?»
— Просто выбери то, что хочешь. Сяо тогда лишь поджал губы на эту фразу друга. Выбрать и сделать правда легко, но понять чего хочется — невозможно. Проще просто плыть по течению, где каждый день — день сурка. За тебя выберут, за тебя решат. Разве плох такой исход? А можно ли считать себя живым в такой ловушке? Сяо даже этого не знал. Не было у него до недавнего времени свободы, но сейчас её предоставили, что ему делать? Сяо ощущал себя выкинутым птенцом из гнезда, который с большой вероятностью просто разобьётся о землю, даже не прочувствовав, что такое полет. Пара по философии как нельзя кстати подходила под анализ самого себя, а мерный голос профессора Чжун Ли звучал на манер метронома, погружая в этот транс, и если бы не сзади сидящий одногруппник, громко щелкающий автоматической ручкой, Сяо познал бы уже весь дзэн, попивая белый чай вместе с самим Буддой. Мозг как назло сфокусировался на раздражающем звуке и в голове звучал настолько оглушительно, что лицевые мышцы лица Сяо уже дергались в такт. Гневный скрежет выдирания листа видимо прошёлся не меньшей звуковой волной по аудитории, раз некоторые обернулись на Сяо, совершающего акт вандализма с тетрадью по экономике, да простит его профессор Нин Гуан, а профессор Чжун Ли даже прервался на несколько секунд, лишь кинул взгляд янтарных глаз на нарушителя спокойствия и продолжил свой монолог, касаясь изящными пальцами своего подбородка. Быстро чирканув послание ровно на середине белого листа, Сяо педантично сложил его вдвое — воспитание, как никак, даже если там были угрозы смерти. И, не оборачиваясь, махнул рукой с бумажкой назад, улавливая, как та приземлилась на стол, а после и шелест, когда её начали открывать. Хотя бы на эти короткие минуты можно было насладиться лекцией, ну, или своими тараканами, без лишнего шума, разглядывая начинающиеся закатные лучи, что попадали в широкие окна, благо третий этаж позволял. Философию Сяо любил, особенно когда её ставили последней и пара выпадала на такое время. Хоть усталость и давала о себе знать, но атмосфера, создаваемая правильным человеком, что полностью отдавался своему предмету, и таким мистически красивым временем суток, открывала второе дыхание. Конечно, все омрачалось личными бедами с головой, но это уже побочное. На моменте, когда профессор Чжун Ли перешёл к учению Моцзя и начинал говорить о самом Мо-Цзы, через плечо Сяо на стол приземлился аккуратный журавль. Оригами было сделано настолько искусно, что парень немного загрузился, но увидел часть своей надписи, поэтому принялся с камнем на сердце разворачивать белоснежного журавлика. Ценить чужое мастерство Сяо умел, но бумажку потом пришлось скомкать, вновь обращая на себя внимание массы, уж слишком много для этой недели тихий Сяо издал звуков. А все потому, что вокруг его кривой фразы почти на весь лист: «Прекрати щёлкать, иначе я тебя щёлкну по твоей тупой роже, а ручку засуну тебе же в зад.», красовались вполне себе ровные маленькие сердечки, образуя одно большое, а внизу, едва понятными иероглифами выведено предложение: «Попробуй дотянись, Карапуз.» Где-то скорее всего начал извергаться какой-нибудь вулкан, который спал с самого его появления, потому что тема роста запретна, и каждый в группе знал это. Сяо наглядно показывал, как может кинуть любого через себя, а после ещё и унизить словесно. Такая участь не обошла даже Итто, но Сяо в тот раз начал первый, ибо его просто вывело из себя, что кто-то выше него раза в два! От непреднамеренного убийства, по крайней мере в ближайшие пять минут, парня спасла речь профессора, который заканчивал тему и задавал темы для рефератов. Стоило Господину Чжун Ли сдержанно улыбнуться и попрощаться, покидая аудиторию, Сяо скинул вещи в сумку и вскочил, разворачиваясь назад. Как сказал бы Син Цю — Сяо испытал неимоверно сильное чувство удивления. Как сказала бы Ху Тао — Сяо просто охуел. На него сверху вниз смотрели лазурные глаза, такие спокойные, как глубина самого океана. Сложно было в них разглядеть что-то живое, хоть на лице и была вполне себе хитрая усмешка. Глаза — зеркало души и Сяо показалось, что у этого парня ее и вовсе нет. Рыжие волосы ураганом контрастировали с глазами, мягкие на вид вихри спадали на лицо, пока на фоне светлой кожи созвездиями рассыпались веснушки. — Мой рост поверг тебя в шок? Уже и не важно какие глаза и волосы у этого идиота, потому что его рот — плата за такую внешность, и, возможно, рост, не иначе. — А ты, я смотрю, достаточно головой побился о всякие проёмы, раз все мозги растерял, — зло прошипел Сяо, складывая руки на груди. — Какие низкие шуточки у тебя. Щяо, да? — рыжее недоразумение протянуло ему широкую ладонь в качестве приветствия, а губы растянулись уже в полноценной лисьей улыбке. — Я тут по обмену, меня зовут Чайльд Тарталья. Сяо казалось, что его зубы раскрошатся от того, как сильно он сжал челюсть после очередной колкости, но решив, что он своим нынешним видом только доставляет удовольствие наглецу, заставил себя расслабиться и очень вежливо протянул свою ладонь в ответ. — Странно, а пока не заикаешься, — спокойно произнёс Сяо, вспоминая итальянскую комедию — уж навык истории был прокачан на максимум, как и навык язвительности, и нужно было пользоваться. Чужие холодные пальцы коснулись на мгновение, но оставили после себя странное ощущение, которое перетекло в мурашки. Улыбка же наоборот стала теплее. И как только у Тартальи получается проявлять эмоции так отчётливо через мимику, оставляя глаза пустыми? — Другого ответа и не ожидал от тебя. До встречи, — тем временем Тарталья отсалютовал двумя пальцами, подмигивая, и направился к выходу, перекидывая через плечо рюкзак. А ведь Сяо мог перекинуть через плечо самого Тарталью, но момент упущен. Уже спускаясь по лестнице, на шее повисает Итэр, с шумом выдыхая приветствие на ухо, из-за чего собственные волосы закрывают обзор и их приходиться убирать. Блондин же тем временем отпускает своего заложника и выпрыгивает вперёд, уже шагая лицом к лицу перед Сяо, но они не успевают и двух метров пройти, как Итэр хватает Сяо за плечи и с недоумением вглядывается в лицо друга. — Ты чего улыбаешься… Теперь уже Сяо отвечает тем же взглядом и ощущает на своих губах улыбку, которая начинает медленно сползать. — Пиздец, это все этот клоун заразил. Как Итэру удаётся всегда становиться синонимом слова «удивление», никто не знал, но у него выходило это так превосходно, что не доставало только бегущей строки в глазах с явными вопросами. Сяо же хватило сил только прикрыть глаза, и этот вербальный ответ принялся за: «Пожалуйста, не нужно миллион вопросов.» — Тарталья, который по обмену у нас. Так выбесил, — продолжая путь к выходу, проворчал в своей манере Сяо, — видимо, его гадкие ухмылочки оказались заразными. Итэр же задумался, заговорил лишь только когда они вышли с территории, и было время прощаться: — Я слышал о нем весьма неприятные слухи, связанные с насилием, — карие глаза настолько серьёзно выглядели, что проигнорировать это нельзя было, — поэтому, будь осторожнее. — Неужели настолько все плохо? — Сяо поднял бровь, вспоминая нового знакомого, и этот образ едва ли подходил для кого-то, кто был связан с чем-то таким. — Это все слухи, — Итэр же улыбнулся, но волнение все равно осталось в его теплом взгляде. Где-то в глубине души Сяо был эмпатом, поэтому чувства Итэра перетекли и на него, стоило им разойтись. Парень и сам применял силу частенько, но в целях своеобразной самообороны от тупых шуток, а не ради своего же удовольствия. Не успел горе-философ и до дома дойти, как телефон в кармане толстовки начал нещадно вибрировать, оповещая о сообщениях. Пришлось достать и с недовольством убрать обратно, потому что это был чат группы, в который только сейчас добавили Тарталью. Не хотелось забивать голову чем-то, ведь потом это обязательно еще сильнее выльется в очередной кошмар, сопровождающий каждую ночь. Беспокойные сны уже стали обычным явлением. Липкие, холодные и неимоверно тяжелые. Но эта ночь стала большим исключением. Цепи в багровой крови, окутанные черным непробиваемым туманом и сковывающие тело Сяо резко сменились на зимний еловый лес, который тянулся бесконечным темным лабиринтом, где единственным светом были сугробы из снега, укрывающие стволы, пока между этих самых деревьев мелькал рыжий лисий хвост, заводя путника все глубже в лес.