Предатели

- Дом, милый дом… Я негромко засмеялась от осознания того, как же сильно изменилось это место с тех пор, когда я в последний раз видела его. Если дома раньше были немного покосившимися, то сейчас они были полуразрушены. Везде грязь, беспорядок. Это больше не было похоже на румынскую деревеньку. Теперь здесь царила монархия во главе с матерью Мирандой, чокнутой учёной, ставившей опыты на местных жителях. И теперь уже бывшие местные жители в любой момент могли напасть на меня из-за любого угла, поэтому я прикупила у Герцога пистолет и патроны на все деньги, которые у меня были. Проблема заключалась в том, что евро здесь не принимались. Валюта была, как и в старые времена – в леях. Слава высшим силам за то, что у меня хватило ума взять с собой старые деньги, которые я сохранила как сувенир, когда в Румынии в ход пошло евро. С неба падал мокрый снег. Жалобно завывал ветер, раздувая светлые пряди моих длинных волос. Было столько вопросов, однако ответов на них не было совсем. Как найти Миранду? Как убить её? - И как, чёрт возьми, выжить?! «Раньше надо было думать, как выжить. Теперь твоя задача – найти матерь. Прознать её слабости. И каким-то образом расправиться с её детьми. Я вдруг истерически рассмеялась. - Какая же я дура… Припёрлась в деревню, в которой ликанов, как грязи, пять ебнутых на всю катушку мутантов и небольшая кучка местных жителей. А у самой из отличий от нормального человека – только лишь неспособность к старению, да регенерация. Ну и пистолет, из которого я и метко стрелять почти не могу. По пути в деревню я встретила кучу монстров, которые так и норовились меня сожрать. Один чуть не оттяпал мне пол руки, но я успела застрелить его, прежде чем он успел что-либо сделать. Твари были до жути живучие, скорее всего, благодаря мегамицелию. Чтобы убить их, приходилось стрелять аж по три, а то и по четыре раза, однако если целится в голову, можно было уложить и с одного удара. Если говорить короче, после часа прогулочки по деревушке, я была измотана как эмоционально, так и физически. Ещё и в ушах звенело с непривычки от громких выстрелов. Сейчас я сидела на крыше одного из ветхих домишек. Он был одноэтажный, а рядом валялась огромная куча каких-то досок и железяк. Вот по ним-то я и смогла залезть куда мне было нужно. Свесив ноги, я всё думала, что же делать дальше. Найти Миранду? А что толку? Всё равно я не знаю, как её убить. Знаю только, что она может принимать абсолютно любую оболочку. Если подумать, то это свойство даёт ей не хилую такую массу преимуществ. Может, она прямо сейчас следит за мной в облике какой-нибудь птицы, сидящей на дереве неподалёку. По небу плыли мрачные серые облака. Я, сощурив глаза, смотрела на них и ловила ртом снежинки. Прямо как в детстве, мы с друзьями играли кто поймает больше снежинок за отведённое количество времени. Правда, потом все мои друзья из деревни умерли от испанки, но положительные воспоминания от времяпрепровождения с ними у меня остались. Я улыбнулась, припоминая светлые моменты из детства. «Какие хорошие были времена…» Но чёрт возьми, меня никак не покидала мысль о том, что я могу умереть в любой момент. «Я не выживу, если не найду себе убежище и способ убить свою мать». Мозг постепенно закипал. «Точно! Герцог!» Этого засранца нужно было найти в срочном порядке. Он ведь упоминал что-то о Миранде, когда я покупала у него оружие. Может, если он что-то знает, он поделится информацией? Возможно, найти его будет не просто, но это, похоже, мой единственный выход. Однако, покидать деревню, что вновь оказаться с ликанами нос к носу, не очень-то и хотелось. А хотя плевать на всё. Плевать если я умру. Раз уж мне больше по душе нормальная жизнь и я влезла в эту кашу, значит пути назад нет. Я проверила пистолет. «Патроны почти закончились». Да насрать. Если что, я умею быстро бегать. И… И всё. «Инстинкт самосохранения послал тебя нахуй, дорогая». *** Всю жизнь он шёл по одной дороге без возможности свернуть, сойти с неё. И каждый раз задавался вопросом: сколько ещё придётся так жить? И сколько придётся жить в принципе? В его жизни всегда отсутствовало понимание, что он делает и зачем. В шестнадцать лет он его отправили на войну, в тысяча девятьсот сорок первом. Нет, он не был из тех людей, которые не хотели воевать. Наоборот, он жаждал гибели врага. Не воспринимал его в серьёз, не считал человеком. Такое мировоззрение и отношение к жизни другого погубило его. Два грёбаных года. Резня, кровь, трупы… Кошмар, ужас, смерть, смерть, смерть. Убивая всё это время он чудом оставался жив, понимал, что когда-нибудь и его ждёт страшная участь, но тем не менее держался до последнего. Карла Гейзенберга убили зимой под Сталинградом, двадцать седьмого декабря тысяча девятьсот сорок второго года. Он молился, что если ему придётся умереть, то он умрёт мгновенно. Но его желание не исполнилось – молодой человек умирал долго и мучительно. Чувствовал, как медленно немеет тело, как конечности перестают функционировать, как силы постепенно, не торопясь, уходят. Умереть в семнадцать – тот ещё подарок судьбы. Но кому было до него дело? Люди умирали тысячами каждый день, а уж для простого немецкого солдата погибнуть при боевых действиях точно лучше, чем попасть в плен и потом сдохнуть в трудовом лагере СССР. Для него эта смерть стала неплохим исходом и концом. Но всё переменилось, когда он вновь открыл глаза в незнакомом месте. Гейзенберг чувствовал, как что-то медленно прорастает прямо внутри его тела, двигаясь к голове. И вот он, решающий момент – мицелий поражает мозг. В этот момент решается, будет человек жить, или же нет. И Карл выжил. А уж хорошо это, или плохо, сказать он точно так и не смог. И с тех самых пор у него больше не было шанса свернуть с дороги, ведущей в адское пламя судьбы. Всем, как и раньше, было на него плевать. Ещё с детства он интересовался инженерией, вживлением механизмов в живое тело. Его отец считал его отбитым на голову и водил по психиатрам, дабы выяснить, почему его единственный сын, который родился между прочим после трёх неудачных попыток (все три раза рождались девочки), был каким-то странным и занимается, если так можно выразиться, аморальными вещами. - Это же надо придумать, засовывать железяки в дохлых крыс, чтобы оживить их! – мужчина тащил двенадцатилетнего мальчишку за шиворот, - Ты где этой дряни начитался, гадёныш?! Ну ничего, погоди у меня, я-то из тебя всю дурь выбью. А если не выйдет, из тебя в психушке нормального человека сделают. Он хотел, чтобы Карл стал примером для подражания. Стал хорошим рабочим, женился, родил сыновей, был гражданином, который хоть что-то дал своей стране. Когда началась война, отца одним из первых отправили на фронт. Он не продержался и полгода – вскоре семья Гейзенберг была осведомлена о ужасной трагедии. Мать не выдержала, и спустя месяц покончила с собой. Теперь всю семью тянула старшая сестра, которой только исполнилось девятнадцать. Карлу не жаль было отца, но он долго не мог смириться со смертью матери. Ему казалось, только она любила его, только она заботилась о нём и действительно уважала своего сына. Она порою пыталась защищать его от отца, но тот лишь избивал её в ответ на попытки противиться его условиям. «И она любила его несмотря на то, что он с ней делал. Кажется, у неё действительно было очень доброе сердце. Но раз доброе сердце губит человека, на кой чёрт оно мне нужно?» Гейзенберг первым нашёл мать, повесившуюся на чердаке. Он помнил, как тогда сковало всё его тело, как он попытался закричать, но голос куда-то пропал. Он также помнил остекленевшие глаза мамы, они были бледного зелёного цвета, выражающие только лишь пустоту. Карл тогда заглянул в них, но только лишь на секунду, больше он не смог продержаться. Эти пустые, немного закатившиеся глаза словно смотрели в душу, неотрывным жутким мёртвым взглядом. С той поры, когда он стал жить на фабрике, которая досталась ему в наследство от отца, погибшего во второй мировой войне (и слава богу), одиночество стало его вечным спутником. Миранда считала его самым удачным экспериментом, оттого и делала ему различные поблажки, немного превозносила его над остальными, как «любимого сыночка». Другие лорды побаивались его, даже вампирша Димитреску, которая порой и провоцировала конфликты, всё равно остерегалась своего названного брата. Карл всеми силами ненавидел Миранду. Он был единственным экспериментом, у которого сохранились точные воспоминания до смерти, в отличие от остальных, которым память немного изменили, оттого Моро, Беневьенто и Димитреску души не чаяли в матери. У Гейзенберга, кстати, еле язык поворачивался называть её «матерь». Аж выворачивало оттого, что приходилось произносить подобное. Матерью он спокойно мог называть ту женщину, которая с детства заботилась о нём, правда потом покинула его, совершив самый эгоистичный в мире поступок – суицид. И теперь желтоватый свет лампы освещал лежащий на письменном столе очередной чертёж, сделанный накануне. Силы были полностью исчерпаны. Как бы он не заставлял свой мозг думать, тот категорически отказывался работать. Карл лежал на кровати, прикрыв глаза. «Нужно поспать». Мысли не приходили в голову, мозг больше не мучали странные несуразные выдумки. Гейзенберг почти погрузился в сон, как вдруг услышал рычание мотора. «Сука». Он быстро встал, накинул на себя рубашку, и так и не застёгивая её вышел из спальни. Поднялся вверх по лестнице, параллельно закуривая сигару, быстрым шагом добираясь до мастерской. Медленно приблизился к люку, из которого слышались громкие звуки. - А ну-ка завали ебло, блядина! Шум в миг стих. Гейзенберг привычным движением потёр переносицу. Давно пора отключить это недоразумение под названием «Штурм». Мало того, что толку от него никакого, так ещё и при перегревании у него воспламеняется пропеллер, который грозит попортить других роботов. Сколько работы было вложено в эту злосчастную фабрику, чтобы создать всё это. Сколько времени. Он никогда не считал, сколько он здесь. Шесть, семь десятков лет? «Чёрт, даже думать об этом не хочется». И никогда не получалось сбежать, как бы он не пытался. Миранда всегда ловила его поличным, после чего жестоко наказывала. Обычно, после её пыток на полное восстановление уходил месяц, а то и больше. - Я столько дала тебе, Гейзенберг: жизнь, власть, могущество. И ты так решил отплатить мне? – Карл лежал на земле, его рвало, тело будто перекрутило в мясорубке. Кости словно разом переломало во всех возможных местах; он даже не мог кричать, настолько это было больно. - Простите. Матерь. – получилось как-то тихо и хрипло. Боль на мгновение стихла. - Повтори. – ледяным тоном приказала она. Но у него не получилось. Вместо слов раскаяния Гейзенберг выдал лишь какой-то неразборчивый звук. Боль тут же вернулась, ему казалось, она стала ещё сильнее, чем была ранее. Карл так и не понял, сколько это продлилось. Может пять минут, может двадцать. Может вообще час. В тот момент он лишь понимал, для Миранды он, сёстры и Моро лишь пустое место. А хотя может и нет, для неё они, вероятно, инструменты для достижения своей цели – возрождения дочери. Он тогда возненавидел Еву всей душой, – если бы не эта сволочь, ему бы не пришлось сидеть в этой грёбаной деревне. «Заткнись. Тогда бы ты сейчас лежал где-нибудь в земле. А хотя, лучше бы я тогда умер. Нахуй жизнь, в ней нет смысла, если нет ради чего жить». - Я слышала, немцы не склонны нарушать законы. – хмыкнула Миранда, проходя мимо лорда из стороны в сторону. - Все люди разные! – сквозь зубы процедил Карл. По его щеке скатилась маленькая слезинка. «Помогите». - Тогда, быть может, я сделала неправильный выбор? Матерь Миранда расправила свои черные, как смоль, крылья и вместо неё в миг появилась стая ворон, которая за несколько секунд скрылась между деревьями. - Сучара… - прошептал мужчина, пытаясь встать. Но только он попытался двинуться, все конечности вдруг свело, его начало трясти, - Гейзенберг грузно рухнул на мокрую землю. Из глаз одна за другой покатились слёзы. Не от физической боли или унижения, а от отчаяния, от понимания того, что он никогда больше не увидит свободы. От мыслей его оторвал телефонный звонок. Он быстро подошёл к старому аппарату годов так пятидесятых. - Слушаю. - Сегодня в пять. – короткие гудки. И больше ничего. *** До прихода матери все сидели тихо. Никто не переговаривался, даже Энджи, у которой вечно было шило в заднице, сидела на коленях Беневьенто и неотрывно смотрела в одну точку. Только Димитреску с довольным видом ёрзала на стуле. Собрание, явно, проводилось по её вине. - Дорогие братья, Донна, вы даже не представляете, что приключилось накануне. – вампирша улыбнулась, оглядывая семью. - Что, если не расскажешь сейчас, жопа треснет? - Так вот… - Димитреску перебила Карла, окинув его не добрым взглядом своих ярких жёлтых глаз, - Вчера мои дочери сумели поймать чужачку. - Ой, блять… - раздражённо прошептал Гейзенберг, вытаскивая новую сигару, - Ну и что с того? Опять будешь хвастаться, как вы её вчетвером жрали? - Никак нет, - улыбнувшись через силу, протянула леди, - Матерь тогда была в моём замке и осмотрела нашу нежданную гостью. Она сказала, что та женщина может стать неплохим сосудом для Евы. Карл поперхнулся дымом. - Это действительно прекрасная новость, Альсина! – тихо отозвалась Беневьенто, поглаживая свою куклу по голове. - Ева! Она скоро будет с нами! – Моро захихикал и даже начал пританцовывать от счастья. - Что с твоим лицом, Гейзенберг? Неужели тебе вновь чем-то не угодили? Димитреску фыркнула, вытаскивая красную помаду, чтобы подправить макияж. - Нет, как же, я безумно рад. – невозмутимо ответил мужчина, выпуская клубы дыма. – Ну так и где же наш сосуд? - Матерь Миранда и мои дочери скоро прибудут вместе с ним. *** Время тянулось медленно, мозг словно расплывался, а я уже не была уверена, что доживу до завтра. Всё произошло слишком быстро, я даже не успела ничего сделать. Я шла по следам колёс повозки Герцога, которые на мою удачу попались на моём пути. Их уже начинало заметать снегом, поэтому я торопилась найти торговца как можно скорее. Но в один момент я заметила, что следы оборвались. Просто так, мгновенно, словно повозка ехала и вдруг исчезла с лица земли. Я постояла немного, подумала, но, как известно, в моём случае думать не очень помогает, прошла ещё немного в глубь леса, как вдруг услышала звонкий весёлых девичий смех. Вокруг меня в миг закружился рой мух, противных и грязных. Они отвратительно жужжали, так и норовясь попасть в рот, нос или глаза. Я зажмурилась и зажала нос рукой. Мухи были везде: противные твари шевелились в моих волосах, садились на тело. Но вскоре смех прекратился, и мухи, кажется, отстали от меня. Я медленно открыла глаза. Передо мной стояли три девушки в чёрных платьях и плащах: рыжая, брюнетка и блондинка. «Дочери Димитреску». - с ужасом подумала я и сделала шаг назад. - Ого! Кто это тут у нас? – ласковым голоском пролепетала Кассандра, злобно скалившись. - Наконец-то на наши земли забрела чужачка… - Белла потёрла руки и улыбнулась. - Так давайте же скорее пожрём её плоть, сёстры! – младшая из дочерей Димитреску вытащила серп и замахнулась на меня. Я пискнула и отпрыгнула назад. - Нет, Даниэла, - блондинка схватила сестру за руку, - сначала притащим её в замок и расскажем маме. По моей спине пробежали мурашки, сердце заколотилось, как бешеное. Уж ладно ликаны, но встреча с лордами без должной подготовки – тот ещё пиздец. Я рванула в другую сторону от мутанток, но одна из них тут же оказалась прямо передо мной. - Куда это ты собралась, милая? – она вонзила серп в мою ногу. Я ощутила резкую боль. «Только бы не повредила кость». Я вскрикнула и схватилась за ногу, из которой фонтаном хлестала кровь. - Отлично. Теперь не убежишь! – захохотала девушка, после чего у меня закружилась голова и я потеряла сознание.