Мятные леденцы

      Микки не привык — да кто вообще может к такому привыкнуть? — просыпаться по субботам в девять утра. Когда он слышит дикий шум, доносящийся из их гостиной, первое желание Микки: спрятать голову под подушку и зажать ей уши покрепче. Когда становится очевидным, что это никак не помогает, Микки отшвыривает бесполезную подушку в сторону и с хриплым рычанием выползает из-под простыни.       Судя по звуку, в гостиной либо только что взорвался большой адронный коллайдер, либо её атаковало стадо взбесившихся носорогов. Чёрт, только не снова. Микки широко зевает и лениво чешет живот, задрав край своей футболки, когда выходит из комнаты, чтобы тут же столкнуться в коридоре с сонным Евом.       — Что происходит в нашей квартире? — хнычет Ев, потирая кулаками заспанные глаза.       Микки гладит сына по макушке, прежде чем опять взъерошить растрепанные светлые волосы.       — Мэри Поппинс снова вышла на тропу войны.       — Не-ет, — стонет Ев, закатив глаза. — Я надеюсь, от нашей гостиной что-нибудь ещё осталось.       Проходя мимо прихожей, Микки косит взгляд в сторону входной двери, и первое, что он видит — женские босоножки на грубых толстенных каблуках, поразительно напоминающие ходули. Микки наклоняется, чтобы поднять одну из них за тонкий ремешок.       — Если что-то и осталось, то бьюсь об заклад, что твоя чокнутая тётя Мэнди торжественно отправила всё это на помойку, откуда притащила эти говнодавы, — бормочет он себе под нос, подталкивая Ева в сторону гостиной. — Ты разорила сундук нашей чёртовой бабули? — любопытствует он, покрутив вокруг пальца неподъёмную босоножку своей сестры.       — И тебе доброе утро, придурок, — огрызается Мэнди, выхватывая из рук Микки свою обувь.       Злость и излишняя агрессивность — всегда были заводскими настройками Мэнди Милкович. За это Микки и любит её больше всех остальных. По крайней мере агрессию Мэнди время от времени можно направить в мирное русло. Особенно в том случае, если всем этим будет заправлять непревзойдённый Йен Галлагер.       Кстати, о нём. Окинув взглядом наполовину разорённую гостиную, Микки находит Галлагера стоящим на стремянке и откручивающим люстру с потолка.       — Микки!       Заметив появление Микки, Йен слетает со стремянки со скоростью большого рыжего торнадо и подлетает к нему, сразу обнимая Микки вокруг талии. Тянется к нему за поцелуем, но Микки смущённо отворачивает голову.       — Серьёзно? — смеётся Йен. — Думаешь, твоё утреннее дыхание способно напугать меня?       Он запускает руку в карман спортивных штанов, чтобы вытащить оттуда мятный леденец. Микки изо всех сил борется с желанием уткнуться носом в серую футболку Йена, но безнадёжно терпит поражение.       — О, боги, — Мэнди закатывает на них глаза. — Эй, поющие в терновнике, здесь, вообще-то, ребёнок. Отложите свои обнимашки ещё на полчаса.       — Ребёнку нравятся их обнимашки, — хмыкает Ев, прежде чем удалиться в сторону ванной комнаты.       — Почему на полчаса? — интересуется Микки.       Он только успевает закончить фразу, как на его языке чудесным образом появляется мятная конфета. Собственно, чудо заключается в том, что Йен проталкивает леденец в рот Микки своим собственным языком. Микки старается не замурлыкать от удовольствия, но снова его настигает неудача.       — Мы с Евом собираемся поехать к Игги, — охотно поясняет Мэнди. — Нужно, чтобы он подписал согласие на продажу дома. Покупатель уже дышит мне в затылок, как чёртов кобель на случке.       — Это отвратительно, — кривится Микки, нехотя выпутываясь из объятий Йена. — Позвольте спросить, чем, блять, вам не угодила сраная люстра? — он поднимает взгляд к потолку, где люстра уже болтается на двух креплениях из четырёх.       — О, чёрт, — восклицает Йен.       Микки не успевает моргнуть глазом, как Галлагер оказывается снова на верху стремянки.       — Я купила вам новую, — признаётся Мэнди, кивая на коробку, стоящую на журнальном столике. — Этому старому дерьму уже лет десять ставят пропуски на городской свалке.       Микки пожимает плечами, снова чешет живот под растянутой домашней футболкой, чтобы тут же уловить боковым зрением пристальный и на удивление прямой взгляд Йена. Рыжий всё ещё стоит на стремянке, сжимая в руках открученную люстру. При виде обнажённой кожи Микки в зелёных глазах вспыхивает огонь, которого Микки не видел там по ощущениям целую вечность или что-то вроде того. Точнее, он его видел, но каждый раз Йен прятал глаза, как только догадывался, что его застукали. На этот раз он ничего не прячет. Микки поспешно отворачивается, пропустив несколько дрожащих вздохов.       — Как скажете, — ворчит он в попытке вернуть своё безразличное лицо.       С тех пор, как неделю назад Мэнди переехала в соседнюю квартиру, жильё Микки словно превратилось в съёмочную площадку шоу «Игра вслепую». Первые пару дней Ев и Микки пытались как-то бороться с этим, но Мэнди и Йен решили объединить свои усилия, поэтому поражение отца и сына предсказуемо оказалось неизбежно. Что могут значить два Милковича против Милковича и Галлагера?       Не то чтобы Микки на самом деле что-то имел против ремонта. Он просто хотел проявить упрямство, только и всего. К тому же, переезд Мэнди предоставил Йену возможность обзавестись собственным массажным кабинетом, поскольку в квартире Мэнди оказалась подходящая для этих целей свободная комната.       Из тех немногих планов на будущее, в которые посвятил его Йен, Микки понял, что тот намерен сменить свою специализацию со взрослого массажиста на детского. Это Микки обнадёжило, даже более чем. Теперь остаётся дело за малым: немного поднажать, чтобы вытолкать наконец Галлагера из его новой, неожиданно возникшей зоны комфорта в виде квартиры Микки, и заставить его понемногу вернуть свою жизнь в привычное русло.       Однако, работа рыжего — это последнее, о чём вот уже почти месяц только и может думать Микки. Есть ещё кое-что. И это, на его взгляд, куда более насущная забота, по крайней мере, лично для него. Микки в состоянии некоторое время в одиночку обеспечивать их троих финансово, но он, блять, не представляет, сколько ещё сможет продержаться без секса. Не сказать, чтобы у него прежде были с этим какие-то проблемы, но это было прежде. Не тогда, когда горячий засранец продолжает спать с ним в одной постели, обнимать по ночам Микки, как Мишку Тедди, и при этом даже не пытаться сделать хоть что-то даже минимально сексуальное.       После того, что произошло в те жуткие пару дней, Йен покидал квартиру Микки по большей части лишь для того, чтобы встретиться с доктором. На первую встречу они отправились вдвоём с Микки. Йену скорректировали дозу его лекарств, и док сразу предупредил, что какое-то время у него могут возникнуть проблемы с либидо. Под «каким-то временем» подразумевалась неделя или около того, но прошёл почти целый месяц.       Они с Йеном не обсуждают то, что случилось. Они не говорят о будущем и уж точно не вспоминают прошлое, и последнее Микки устраивает вполне. Но они просто живут вместе, как старые супруги — вместе готовят, вместе смотрят фильмы на Нетфликс, ходят за покупками в супермаркет и спят в одной постели. В одной, блять, чёртовой постели, и у Микки уже потихоньку съезжает крыша от всего этого. Он никогда даже представить себе не мог, что рутина с Йеном может так его доконать.       Разумеется, Микки подозревает, — да он уверен на все сто — что дело вовсе не в рутине, а в банальном отсутствии траха. Но что он вообще может сделать? У Йена, похоже, с этим какие-то проблемы. И дело ни хрена не в снижении либидо, потому что Микки не настолько тупой идиот. Он прекрасно всё видит, замечает на себе каждый раз этот горящий взгляд исподтишка. Когда ходит по квартире в одних боксёрах, когда выходит из душа, замотанный в полотенце, после того, как дрочит в этом самом душе по вечерам — конечно, в тех случаях, когда Ева нет дома — и даже не старается приглушить собственные стоны в надежде, что блядский придурок наконец поднимет свою веснушчатую задницу и придёт к нему. Но всё, что он в итоге получает — это виноватые щенячьи глаза и хмурого, молчаливого Йена на весь остаток вечера.       И да, терпение Микки на исходе. Точнее было бы сказать, оно уже давным-давно иссякло и держалось до сей поры исключительно на честном слове, но с Микки хватит. Он твёрдо намерен поговорить с Йеном не позднее, как сегодня, тем более, что до самого вечера они будут предоставлены самим себе.       Именно по этой причине, а не потому, что эмоциональный фон Микки Милковича как у одноклеточного, Микки едва не падает с кухонного стула, когда Йен поворачивается к нему лицом за стойкой и заявляет твёрдо и решительно:       — Мик, нам пора поговорить.       Взгляд Микки испуганно мечется из стороны в сторону, однако помощи ему ждать неоткуда, поскольку Ев и Мэнди уже ушли некоторое время назад. Нет, разумеется, он и сам об этом думал. Микки просто не рассчитывал, что Йен первым предложит начать наконец общаться. Интересно, какого тогда дьявола Микки кажется, что его загнали в угол?       — Эм… — тянет он очень информативно и вдумчиво. — Наверное, действительно пора.       — Да? — рассеянно уточняет Йен.       — Да, очевидно, — пожимает плечами Микки.       — Хорошо, — соглашается Йен. — Тогда лучше сделать это на диване, ты так не считаешь?       Микки снова пожимает плечами.       — Мне всё равно.       Такими темпами у него скоро разовьётся нервный тик.       Между ними повисает пауза и это уже начинает реально выводить Микки из себя. О чём бы там ни захотел поговорить рыжий, Микки выдержит это и примет любое его решение с достоинством. Возможно, после того, как его колени устанут ползать перед ублюдком по твёрдому, холодному полу — какого, спрашивается, хрена он выкинул этот дурацкий ковёр, если так и не купил на замену новый?       В любом случае, Микки понимает, что если Йен всё-таки решит, что им стоит расстаться, он не сможет просто взять и отпустить его. Придётся привязать придурка к радиатору бельевой верёвкой и держать его в их спальне, пока Микки не найдёт какого-нибудь доморощенного экстрасенса, способного промыть чуваку мозги и убедить его…       — Микки, — окликает его Йен, обрывая на середине лихорадочного потока мыслей.       Микки делает глубокий вдох и на пару секунд задерживает дыхание, прежде чем развернуться всем корпусом на высоком стуле. С которого, стоит заметить, он так и не соизволил слезть.       — Если ты решишь, что нам нужно расстаться, знай, что я уважаю любое твоё решение, но это не значит, что я его приму, — выплёскивает Микки на одном дыхании.       Он даже умудрился ни разу не выматериться, что само по себе огромный, мать его, прогресс.       В комнате снова устанавливается тишина, в основном потому, что Йен моргает своими невозможными глазами, как растерявшийся малыш.       — Ты думал, что я собираюсь расстаться с тобой? — спрашивает Йен таким тоном, будто не верит собственным ушам.       Микки чувствует, как его щёки начинают пылать, как если бы он весь день проторчал на открытом солнце.       — А это не так? — осторожно интересуется он, хотя уже и без ответа рыжего понимает, что в очередной раз дико облажался с предположениями.       — Боже, нет! — Йен издаёт нервозный звук, который, судя по всему, подразумевается как смех. — Я… чёрт…       — Блять, Галлагер, — настаёт очередь Микки закатить глаза.       Он спрыгивает со стула, схватив Йена за руку, и тащит его в гостиную. Толкает обалдевшего в конец парня на диван, чтобы сию секунду, пока тот не пришёл в себя, оседлать его колени.       — Вот теперь мы можем продолжить, — выдыхает Микки с долей удовлетворения, когда видит, как Йен задержал дыхание и таращится на него почти испуганно.       — Мик, я…       — Ты не собираешься меня бросать, верно? — уточняет Микки. Йен отчаянно мотает головой. — Круто. Я бы всё равно никуда тебя не отпустил. Хватит с меня дерьма, Галлагер. Ты уже достаточно бегал от меня. Ты, блять, не Джулия Робертс, а я не сраный Ричард Гир, ясно?       — Ты говоришь о сбежавшей невесте, — смущённо говорит Йен. — Я ведь не твоя невеста.       Микки фыркает насмешливо и дует на непослушную чёлку Йена.       — Ну… — он кусает нижнюю губу. Микки всё ещё смущён, однако настроен твёрдо и, блять… — Ты не невеста, — бормочет Микки. — Но, может, согласишься стать женихом?       Они оба молчат. Микки сквозь свои штаны чувствует, как потеют и трясутся мелкой дрожью ладони Йена, которыми тот крепко обхватывает его за задницу. Наконец Йен нарушает эту почти оглушительную тишину слабым, неровным вздохом. Его лоб упирается в лоб Микки.       — Тебе не обязательно давать мне ответ прямо сейчас, — говорит Микки.       Мать его! Он просто собирался обсудить их отношения. В его намерения точно не входило делать Галлагеру предложение руки и сердца. Ещё и так криво. Микки готов поклясться, что вообще не думал о том, чтобы узаконить их отношения, по крайней мере, до нынешнего момента сто процентов не думал. Так какого же хрена его тупое, тревожное сердце готово теперь от волнения проломить грудную клетку и выскочить прямо рыжему на колени?       От самого страшного экзистенциального кризиса в истории Микки спасает твердеющая выпуклость в паху Йена, которую он вдруг — неожиданно — ощущает своей задницей.       — Микки… — начинает Йен, но Микки перебивает его.       — Боже, заткнись, — и жадно прижимается ртом к чужим дрожащим губам.       Они оба стонут в поцелуй, который с каждой секундой становится всё жарче, всё требовательней. Микки прижимается задницей к уже окончательно сформировавшейся твердости в паху Йена, похотливо ёрзает на коленях парня, стараясь максимально усилить контакт. Он так сильно хочет этого ублюдка, что чувствует, как его собственный член начинает пульсировать и ныть в его штанах.       — В спальню, — командует Йен и кто такой Микки, чтобы не подчиниться?       — Чёрт меня подери, Галлагер, — рычит Микки, оседлав голые бёдра рыжего, когда они в считанные секунды оказываются без одежды в их постели. — Я уже почти готов был привязать тебя к кровати и, блять, изнасиловать.       — Да? — ухмыляется Йен, вскинув одну бровь. — Это потому ты, блять, месяц дрочил на меня в душе, пока я лежал на этой самой кровати и ждал тебя?       — Ждал, говоришь? — фыркает Микки. — Ублюдок, — произносит он нежно и любяще.       Наклоняется, чтобы достать из-под матраса тюбик со смазкой. Йен приподнимается на локтях и впивается зубами в шею Микки чуть ниже челюсти. С усилием втягивает в рот нежную кожу, чтобы потом долго и бережно ласкать языком багровый след. Они снова оба стонут, когда их эрекции прижимаются друг к другу и начинают протекать на их напряженные животы.       Наконец Микки отрывается от Йена и приподнимается над ним, широко разведя колени в стороны. Наносит лубрикант сразу на два пальца и начинает смазывать себя изнутри под пристальным, затуманенным взглядом своей личной порнозвезды.       — О, боже, Мик… Это… это горячо. Ты такой горячий, — бормочет Йен срывающимся, хриплым голосом.       Микки действительно уже весь горит от нетерпения, но мстительно растягивает момент подготовки. Только для того, чтобы позволить себе полюбоваться, как Йен буквально разваливается под ним на части от желания и невозможности заполучить задницу Микки сию же секунду.       Наконец терпение Микки летит в тартарары. Трахать себя собственными пальцами — это, конечно, охуенно приятно, но если он не сможет ощутить в себе этот невероятный член немедленно, Микки точно распылится на атомы.       — Готов меня трахнуть, Галлагер?       — Мик…       Судя по перепуганному взгляду Йена, очевидно, он не настолько готов, насколько Микки мог надеяться.       — Йен, что не так? — спрашивает он, потому что, блять, они два взрослых мужика и должны наконец научиться общаться на словах, а не только на языке тел.       — Ты хочешь сделать это… без резинки? — мямлит Йен напряжённо и…       Ну, что за чёрт!       — Ты трахался с кем-то без презика? — выясняет Микки.       Не то чтобы он реально хочет услышать признание в подобном, но, опять же, это то, что делают взрослые люди.       — Нет, — вяло бубнит Йен, отвернув в сторону лицо.       Микки не может теперь видеть его глаза, но почти уверен, что они влажно блестят.       — Тогда что? — спрашивает он как можно мягче.       Йен сорванно вздыхает и возвращает взгляд Микки. Его нижняя, слегка неровная челюсть дрожит, а в глазах плещется такое безграничное раскаянье, что Микки понимает: никогда в жизни он больше не желает видеть своего рыжего таким раздавленным и виноватым.       — Я думал, тебе будет неприятно даже прикоснуться ко мне после… — Йен снова вздыхает. — Ну, ты понимаешь…       — Блять, ты реально придурок или, сука, прикидываешься? — взрывается Микки, лихорадочно выдираясь из рук Йена, которыми тот всё ещё крепко сжимает его бёдра.       Зарывшись лицом в подушку, Микки неудовлетворённо и обречённо рычит, пока не слышит, как Галлагер рядом с ним начинает влажно сопеть носом. Микки поднимает голову и видит, что Йен спрятал лицо в ладонях.       — Эй. Чёрт, Йен, — зовёт Микки, но Йен никак не реагирует. — Блять, иди ко мне, — просит он тихо, но настойчиво.       Не успевает Микки сообразить, что происходит, как тушка Галлагера тут же оказывается на нём. Влажное лицо Йена тычется Микки в шею. Горячие губы оставляют поцелуи везде, куда рыжий только может дотянуться своим ртом, не двигаясь при этом со своего места. Микки гладит его рукой по взъерошенному затылку, пропускает мягкие волосы между пальцев. Вторая его рука рассеянно блуждает по спине Йена, нежно пересчитывает выступающие позвонки, ласкает тонкую, бледную кожу, заставляя Йена дрожать от мурашек, которые покрывают его идеальное тело при каждом прикосновении пальцев Микки.       — Я люблю тебя, идиот, — ласково признаётся Микки. — Чёрт, я всегда тебя любил. Ты правда думал, что одно дерьмо способно выбить это из меня? Ты, блять, пиздец, как ошибся во мне, Галлагер.       — Дерьма было слишком много, — сокрушается Йен, всё ещё не поднимая головы.       — Мне, блять, всё равно, ясно? — горячо и искренне возражает Микки. — И мне не нужно знать о том, какими способами тебя трахнула твоя чёртова болезнь. Я всё ещё хочу тебя себе. Пиздец, как сильно хочу… Йен…       Чёрт! Если Микки снова скуксится прямо сейчас, ему останется только с разбегу удариться головой о стену.       Йен наконец приподнимается на нём и смотрит Микки прямо в глаза своими влажными, до смешного зелёными глазами. И Микки под ним плавится и тает, как снежинка на тёплой ладони.       — Да, боже! — жарко выдыхает Йен, когда мучительно медленно начинает входить в Микки.       Микки не в силах удержать стон облегчения. Это почти похоже на рай. Это чувство и стонущий рыжий на нём и, блять, в нём. С ним… С Микки — навсегда, чёрт возьми.       Они трахаются медленно и чувственно, почти смущающе нежно на взгляд Микки, но это на самом деле потрясающе. Микки кажется, что его душа отделилась от тела и парит где-то под самым потолком. Ему действительно жаль, что он не может посмотреть со стороны на них обоих. Микки никогда не считал секс чем-то реально красивым, по крайней мере визуально, но прямо сейчас он уверен, что происходящее между ним и Йеном, как самое настоящее откровение — это должно быть очень красиво.       Проходит совсем немного времени, когда Микки понимает, что надолго его не хватит. Он слишком долго ждал этого. Такого — не болезненного на грани фола, а глубокого и здорового во всех возможных отношениях.       Его тело под Йеном напрягается всё сильнее. Пятки Микки, наверняка, больно упираются в поясницу рыжего, который скользит внутри него, вздрагивает от каждого прикосновения Микки и стонет, продолжая осыпать шею и лицо Микки поцелуями со знакомым вкусом пресловутых мятных леденцов.       — Если ещё раз бросишь меня, ублюдок, я убью тебя, — хрипло рычит Микки, двигая бёдрами навстречу толчкам Йена. Выгибаясь под возбуждающим весом тела своей самой большой любви.       — Если ещё раз женишься на ком-то другом, я убью её или его, — парирует Йен.       Микки коротко смеётся и тут же громко, протяжно стонет, когда член внутри него попадает в сладкое, чувствительное место.       — Тогда… ох, чёрт, прямо здесь… да… Тогда тебе, вероятно, стоит принять моё предложение?       — Вероятно, я уже принял его. Я сказал «да». Это… это был мой ответ.       — То есть, да, значит, «ДА»? — фыркает Микки возбужденно. — Просто, я решил, что это, блять, было «Даа!»       — Ты идиот, — смеётся Йен. — Чёрт, Микки, я… ох, чёрт!       — Я, блять, тоже, — стонет Микки, вскидывая бёдра. По его телу начинает разливаться знакомое тепло. Внизу живота ноет, член, зажатый между их потными животами сильно протекает. — Прикоснись ко мне. Пожалуйста, Йен, — почти хнычет Микки и снова хрипло стонет, когда Йен запускает руку между ними, чтобы крепко сжать пульсирующий член Микки.       — Кончи со мной, — шепчет рыжий и начинает двигать рукой вдоль текущей эрекции Микки вразнобой со своими собственными теперь неритмичными толчками.       Микки снова выгибается и рычит, впиваясь зубами в изгиб плеча и шеи Йена. Пока он долго и бурно кончает в ладонь Йена, тот сильно дрожит на нём, переживая собственный оргазм.

***

      Эпилог.       — Блять, не могу поверить, что ты только что уронил меня, мудак, — стонет Микки, поднимаясь с пола и потирая ушибленную задницу.       — Можешь подать на меня в суд за это, — парирует Йен, который всё ещё валяется на полу прихожей их квартиры, тихо ржет и, кажется, не собирается вставать.       Чёртов придурок. Микки так любит его, что почти не может от этого дышать.       — Почему бы мне этого не сделать, — ворчит Микки и подаёт руку Галлагеру, помогая ему подняться. — Почти уверен, что это вопиющее неуважение к чужой собственности, чувак.       — Почти уверен, что твоя задница — это, блять, моя грёбаная собственность, чувак.       — Что? Схуя ли это?       — Хотя бы потому, что несколько часов назад ты подписал свидетельство о браке, в котором помимо твоего, указано только моё имя. И потому, что я, блять, единственный, кто когда-либо её трахал.       — Ты так в себе уверен, МИЛКОВИЧ, — посмеивается Микки. Падает на новый большой диван в гостиной, и голова Йена тут же оказывается у него на коленях.       — Уверен процентов на двести, ГАЛЛАГЕР, — весело подмигивает Йен.       Микки насмешливо фыркает, запуская растопыренные пальцы в ярко-рыжие волосы. Йен такой красивый в своём чёрном смокинге, что Микки больно на него смотреть.       — То есть, блять, фактически, это должно означать, что твой грёбаный член не принадлежит только мне? — не может не поддразнить Микки.       — Почему это? — рыжий комично округляет зелёные глаза, в то время, как Микки пожимает плечами.       — Ну, это ведь был твой выбор — сделать его достоянием общественности.       — Иисусе, — Йен закатывает глаза. — Ты, блять, теперь будешь тыкать мне этим дерьмом до конца жизни, я прав?       Микки не может удержаться, чтобы не засмеяться. Он давно уже не думает о прошлом Йена так, как думал раньше. Точнее, конечно, он, блять, думает о нём. Не может не думать, но спустя время это стало практически не больно. Микки обещал себе, что выдержит любое дерьмо, оставшееся между ними, и он выдержал, так и есть.       — Допустим, — начинает Микки с хитрой кривой ухмылкой, — тыкать, между нами говоря, является пока лишь твоей привилегией.       — Эм, — Йен усиленно делает вид, что мысленно перебирает варианты ответов.       Микки почти может слышать, как жужжат и щёлкают шестерёнки в его оранжевой голове. Улыбка Микки сама собой расплывается до ушей. Он чувствует, как жар разливается по его лицу, сползает по шее вниз и покрывает всё его тело до самых кончиков пальцев на ногах.       — Думаешь, нам стоит исправить это досадное недоразумение? — неожиданно — или ожидаемо — вдруг предлагает Йен.       Микки судорожно сглатывает сухой, горячий ком. Куда к чертям подевалась вся его слюна?       — Ты хочешь попробовать что-то новое? — спрашивает он, потому что хотя Микки и не такой идиот, чтобы не понимать, о чём толкует его новоиспечённый муж, но ему просто необходимо услышать устное подтверждение.       — Почему нет? — Йен беспечно пожимает плечами, но Микки не может не заметить, как загораются красным кончики его ушей.       Охренеть! Микки ждёт самая неожиданная и жаркая брачная ночь, о которой он даже не мог бы мечтать.       — Итак, — оживляется Йен. Поднимает голову с колен Микки и вскакивает с дивана. — Наши чемоданы собраны. Билеты Лип прислал мне по электронной почте. И это, блять, не обсуждается, ясно? Лип хотел сделать нам подарок и он сделал его.       Снова этот упрямый подбородок. Микки театрально возносит взгляд к потолку, прежде чем встать на ноги и сразу оказаться в тёплых, уютных объятиях.       Подумать только, завтра они с Йеном — блять, с его грёбаным мужем — летят на Фиджи, где проведут свой медовый месяц. Если бы ещё полгода назад кто-то сказал Микки, что он увязнет в такой сладости, Микки бы не поверил ни за что. Однако, вот — теперь это его жизнь. Точнее, ИХ.       Руки Йена лениво блуждают по спине Микки, пробираются под белый пиджак его свадебного смокинга, пока тёплые мятные губы не находят губы Микки.       — Так, что? Ты собираешься трахнуть меня, муж мой? — улыбается Йен, закончив глубокий, нежный поцелуй. Сладкий мятный леденец остаётся у Микки на языке.       Сердце Микки совершает в его груди немыслимый кульбит, а кровь начинает нестись по венам со сверхсветовой скоростью.       — Для начала, думаю, нам стоит проверить, не стошнит ли нас от всех украшений, которыми набили нашу спальню твоя невестка и мои подруга с сестрой, — ворчит Микки в основном для того, чтобы скрыть одолевшее его волнение.       Йен в ответ только простодушно смеётся.       — Не думаю, что у Тэми могли возникнуть проблемы с этим. Она ведь урождённая Тамиетти.       — И что, блять, это должно мне сказать?       — Все Тамиетти — страшные снобы и зануды, — фыркает Йен.       — Логично, — ухмыляется Микки. — Она влюбилась в твоего брата. Это уже говорит о каких-то явных девиациях. Вот только Полина не…       Микки не успевает закончить фразу, когда его молниеносно подхватывают под живот и закидывают на плечо.       — Мы не будем обсуждать моего брата и его жену в нашу брачную ночь, Мик. И даже твою Поли.       — Блять, поставь меня, придурок. Чёрт, не могу поверить, что ты снова это делаешь. Галлагер! Если ты опять…       — Это была случайность, Мик, — авторитетно обрывает Йен поток ругательств Микки. — Эй, — он вдруг застывает у входа в спальню, прежде чем толкнуть дверь ногой.       — Чего ещё?       — Я ведь говорил, что люблю тебя?       — Говорил, — хмуро ворчит Микки. — Раз сто или сто пятьдесят только сегодня.       И если при этих трёх коротких словах, произнесённым его рыжим, сердце Микки каждый раз начинает биться в два раза чаще, то кроме него и Йена это никого, блять, не касается.