К тому времени, как они добираются до Вест-таун, Йен приходит в себя. Если, конечно, можно назвать нормальным и сознательным человеком существо, обвисшее рядом на пассажирском сиденье и мычащее себе под нос.
Микки страшно напуган. Он боится, не случилось ли с рыжим что-то непоправимое, но, если честно, в то же время ему на всё плевать. Он твёрдо намерен оставаться рядом. Хватит уже на его век глупых ошибок. Его сын достаточно умный и взрослый для того, чтобы понять своего отца. И он хорошо относится к Йену. И если Микки придётся всю оставшуюся жизнь менять рыжему ублюдку подгузники и кормить его из ложечки, то так тому и быть, он с этим смирится.
Когда приходит время подниматься в квартиру, Микки впервые в своей жизни радуется, что они с Евом не настолько богаты, чтобы позволить себе жильё в доме с консьержем. Йен едва в состоянии переставлять ноги. Они с Микки движутся со скоростью маленьких неторопливых ёжиков, пока добираются до лифта, где рыжий несколько раз умудряется попытаться сползти по стене на пол и остаётся в вертикальном положении только благодаря тому, что висит на плече у Микки, пока тот крепко прижимает его к себе, обхватив за поясницу обеими руками.
Как только они оказываются в квартире Микки, слабые батарейки Йена садятся окончательно, и Микки слишком устал для того, чтобы тащить его задницу до спальни. Всё, что он может сделать — это уложить Йена на диване, на котором длинноногий засранец даже не в состоянии уместиться, не согнувшись при этом в три погибели.
Микки почти умудряется задремать на полу, прислонившись спиной к краю дивана, когда рыжему становится плохо. Он успевает свесить голову и его тошнит прямо на ковёр гостиной. Микки удаётся влить в Йена полстакана воды, прежде чем тот снова отключается, как чёртова лампочка, не произнеся ни слова.
У Микки уходит полчаса на то, чтобы почистить ковёр, но в конце концов он решает, что лучше просто выбросить этот хлам на мусорку. Им с Евом всё равно давно было пора заменить его на новый.
Ещё какое-то время он сидит рядом с диваном на полу и долго смотрит на спящего Йена, но в конечном итоге усталость снова берёт своё. Микки засыпает, прислонившись щекой к сиденью в ногах у Галлагера. Когда он просыпается, — неожиданно и слишком резко — Микки несколько секунд глупо моргает, не понимая, какого чёрта он не в своей постели, а на полу. Он глухо стонет, поднимаясь на ноги и разминая затёкшие мышцы шеи, когда вдруг понимает, что Йена на диване нет.
— Ну, блять, — устало хнычет Микки и тут же слышит слабый звук со стороны кухни.
Микки оборачивается, и его сердце замирает, пропуская сразу несколько ударов, только для того, чтобы сразу подскочить к самому подбородку. Йен стоит посреди кухни, его рука, в которой рыжий сжимает нож, сильно трясётся, но даже отсюда Микки может видеть нездоровый, почти решительный блеск в покрасневших чужих глазах.
— Совсем в сосну въебался, Галлагер? Ты чё вытворяешь? — выкрикивает Микки и тут же мысленно ругает себя. Он так вымотался за эти кошмарные часы, которые провёл, нянчась с чокнутым придурком, что совсем забыл спрятать ножи.
— Не подходи, — шипит Йен сквозь зубы. Пятится назад, пока не упирается задом в разделочный стол. Лезвие ножа теперь плотно прижимается к его запястью.
Микки подходит ближе — медленно и очень осторожно, без лишних резких движений — и прислоняется плечом к дверце холодильника, скрестив руки на груди. Он должен попытаться сохранять самообладание и показать взбесившемуся идиоту, что совершенно спокоен. Если бы это ещё было возможно, потому что Микки уже чувствует, как его накрывает волной внезапной бессильной ярости.
— Серьёзно, блять? — он криво усмехается. — Хочешь вены себе вскрыть? Ну, давай.
— Микки, просто уйди, — устало умоляет Йен. — Пожалуйста.
Охренеть. Просто уйди, прекрасно, мать его.
— Охуел? Это моя квартира, — фыркает Микки, задрав подбородок, как обычно делает рыжий.
— Хорошо, — вздыхает Йен. — Тогда я уйду.
— Мгм. Только нож, блять, верни на родину, ёбаный Дэнни Трехо.
— Мик, я серьёзно. Я ведь это сделаю.
— Да, блять, верю я, думаешь, нет? Только вот так, — Микки размыкает руки и проводит ребром ладони поперёк запястья, — нихуя у тебя не выйдет. Откачать успеют как нехуй делать. Вдоль режь. Располосуешь вену. Блять, даже обоссаться не успеешь, как кровью истечёшь. Можешь мне поверить. Видел однажды такую хуйню. Скорая к чуваку так и не доехала. Сдох прямо у себя посреди ванной.
Пока Микки говорит, начинает мелкими шагами подкрадываться к Йену. Тот, очевидно, на мгновение опешил, что Микки оказывается только на руку. Лезвие ножа всё ещё плотно прижато к бледной молочной коже на запястье рыжего. Тонкая струйка крови сочится из-под него и капает на кафельный пол кухни.
На его, блять, ебучий светлый кафельный пол. Микки кажется, что сердце неистово стучит где-то у него в ушах или трепыхается в горле, отдаваясь эхом по всей черепной коробке.
Взгляд Йена растерянно блуждает вдоль собственного жилистого, длинного предплечья. Веки с пушистыми рыжими ресницами беспорядочно подрагивают. Микки не удаётся заглянуть ему в глаза, но он понимает, что Йен на минуту ушёл глубоко в себя. Он должен действовать быстро и решительно, пока глупый ублюдок не сотворил с собой хуйни, которую никому не удастся потом исправить. Двумя молниеносно быстрыми шагами Микки сокращает расстояние между ними и хватает Йена за руку, сжимающую нож, крепко обхватив запястье.
— Если что-то решил, не тяни, блять, кота за яйца, — выплёвывает Микки и, откинув голову назад, с силой бьёт лбом Йену в переносицу.
Точности удара помогает тот факт, что рыжий на время своих раздумий прислонился задом к рабочему столу и немного ссутулился, компенсировав разницу в росте между ними. Его пальцы, сжимающие рукоять ножа, расслабляются. Йен сползает по стойке на пол, заливая кровью, хлещущей из носа, светлый кафель Микки.
— Мудак, блять, — выплёвывает Микки, когда хватает кухонное полотенце, чтобы смочить его холодной водой под краном.
Присев на корточки рядом с Йеном, он понимает, что тот в глубоком нокауте.
Вот и прекрасно, мать его. Давно стоило это сделать. Возможно, когда спящая красавица очнётся, её ебанутые извилины немного встряхнутся и займут наконец правильные места под этой красивой глупой черепушкой.
Микки приподнимает Йена с пола, обхватив его за плечи. Кладёт его голову к себе на колени лицом вбок. Начинает бережно счищать кровавый беспорядок, предварительно осторожно ощупав переносицу Йена на наличие или отсутствие возможного перелома.
Его домашние треники теперь безнадёжно заляпаны кровью рыжего. Микки стоит позаботиться о том, чтобы они сегодня же заняли своё законное место на помойке, пока Евгений не вернулся домой и не наткнулся на всё это.
— Какой же ты… — рычит Микки в сердцах, но тут же чувствует, как сдувается. Сильное нервное напряжение понемногу отпускает. Микки начинает колотить мелкой, неприятной дрожью. — Сука ты конченая, Галлагер, — всхлипывает он, роняя крупные солёные капли непрошенных слёз облегчения на грязную, замызганную блестящую майку своего рыжего.
Микки не может сказать, сколько времени он проводит на полу кухни, удерживая голову Йена на своих коленях. Он просто сидит, прислонившись спиной к шкафу, и рассеянно ласкает затылок Йена, пропускает между пальцев грязные, засаленные волосы до тех пор, пока Йен снова не начинает подавать признаки жизни.
— Мне нужны мои таблетки, — выдавливает он охрипшим голосом и болезненно хмурится, переворачиваясь так, что Микки теперь может видеть его лицо.
— У меня есть твои колёса, — сообщает Микки. — Мне их Лип привез, когда…
Он вдруг замолкает и повисает пауза.
— Почему ты приехал за мной, Мик?
Вопрос рыжего не должен ставить Микки в тупик, но именно это и происходит. Не то чтобы Микки на самом деле не знал, почему он помчался за Йеном очертя голову, стоило только Липу вручить ему заветные баночки с надписями на латыни и пометками «для Йена Клейтона Галлагера». Разумеется, Микки прекрасно понимает причину, но будь он проклят, если он в состоянии прямо сейчас говорить об этом вслух.
— Давай отведём тебя в постель, — вместо ответа произносит Микки.
Йен смотрит на него снизу вверх ещё несколько секунд, прежде чем начинает медленно и неуклюже подниматься. Микки с опаской косится на кухонный нож, который всё ещё лежит на полу рядом с ними, и Йен горько, вымученно ухмыляется.
— Можешь не волноваться за это. Возможно, мне и незачем больше продолжать это дерьмо, но я больше не готов закончить его на твоих глазах.
Микки догадывается, что под «дерьмом» Йен подразумевает свою собственную жизнь. Он небрежно фыркает в ответ на реплику, но когда возвращается на кухню, чтобы набрать стакан воды для Йена, всё равно выгребает все ножи из ящика, чтобы спрятать их в кладовке, глубоко на верхней полке.
Он оставляет Йена в своей спальне, чтобы тот мог спокойно, без лишнего смущения выпить свои таблетки, а сам направляется принять душ. Когда первые тёплые, тугие струи обрушиваются на его гудящий и слишком напряжённый затылок, Микки истошно орёт, упираясь лбом в стену и подставляя шею потоку горячей воды, пока ноги его не подкашиваются, и Микки не начинает медленно оседать на мокрый, тёплый кафель.
И ему, блять, всё равно, что рыжий слышит, как Микки бьётся в болезненной психоделической истерике. В конечном итоге, у него есть для этого ровно столько же поводов, сколько было у Галлагера для того, чтобы послать к чертям годы спокойной и нормальной жизни и спустить всё это в унитаз, когда Йен перестал принимать свои таблетки.
Когда Микки наконец находит в себе силы, чтобы вытащить свою ослабевшую тушку из душа, он обматывает бёдра полотенцем и возвращается в свою комнату. Он находит Йена неудобно свернувшимся на расправленной постели. Тело рыжего дрожит и сотрясается так сильно, что первая жуткая мысль, которая пронзает Микки, как зазубренный кинжал:
не решил ли его ебанутый на голову Галлагер отравиться таблетками? Микки осторожно опускается рядом с дрожащим Йеном на край постели, бережно гладит его по трясущейся голой спине.
— Эй, — тихонько зовёт он, когда Йен сразу не реагирует на прикосновение.
— Всё… Всё в порядке, — заикается тот сквозь крепко стиснутые зубы. — Это просто… побочный эффект. Скоро пройдёт.
Микки вздыхает с таким облегчением, что в груди становится больно и слишком тесно. Его дыхание дрожит и срывается, когда он снова гладит Йена вдоль постепенно расслабляющейся спины.
Чёрт, возможно, Микки не стоило позволять Галлагеру принимать Литий поверх той дряни, которой он закинулся в гей-клубе.
— Останься… со мной, — почти беззвучно просит Йен. — Только сегодня, пожалуйста, останься со мной.
Покачав головой, Микки вяло ухмыляется. Поднимается с постели, чтобы натянуть мягкие пижамные штаны, но сразу после возвращается к рыжему, чтобы устроиться под его тёплым, ещё немного дрожащим боком.
Только теперь Микки замечает, как Йен осунулся и похудел. Его лопатки сильно заострились, и под ласкающими ладонями Микки отчётливо проступают рёбра.
Видимо, придётся откармливать паршивца, чтобы Микки смог вернуть себе своё
непутёвое, чокнутое божество во всей его безумной красе.
— Ты такая заноза в моей грёбаной заднице, Галлагер, — шепчет он в затылок Йену.
Всё, что Микки слышит в ответ — только приглушённый подушкой влажный всхлип. Спустя буквально секунду дыхание Йена выравнивается, становится глубоким и спокойным. Микки не знает, сколько времени он лежит без сна, крепко обнимая своего рыжего, но в конце концов усталость снова берёт над ним верх, затягивая Микки в мир тревожных, тяжёлых снов.
***
На утро понедельника Микки просыпается от неприятного пронзительного звука. Стараясь разлепить глаза, он почти вслепую шарит рукой на прикроватной тумбочке, пока не находит наконец источник проклятого раздражителя. Дерьмом оказывается мобильник Галлагера. Микки даже забыл о его существовании и понятия не имеет, как гаджет очутился в его собственной спальне, но он здесь и будильник на нём трезвонит, как царь-колокол, раскалывая гудящий череп Микки пополам.
Микки смотрит поплывшим взглядом на экран, прежде чем вырубить зловредную штуковину и постараться при этом не отправить её ласточкой в ближайшую стену.
Времени семь утра, и Йену пришла пора принимать его лекарства. Микки не специалист в области психиатрии, но даже ему ясно, что после такого жуткого срыва рыжему необходимо посетить врача, чтобы тот на время скорректировал дозу Лития, однако прямо сейчас думать об этом ещё слишком рано.
— Эй, Йен, — бормочет Микки, стараясь осторожно и мягко растолкать Галлагера, но тот реагирует слишком слабо. — Детка, ну же, давай. Пора принять лекарства.
Боже, детка, блять? Если бы Йен был сейчас в себе, он наверняка натянул бы за это Микки глаза на жопу. Однако, прямо сейчас рыжий предсказуемо не реагирует на неуместное в другой момент ласкательное. Поднимает голову с подушки и шумно сопит, но глаза его так и не открываются. Микки кладёт таблетки на язык Йена после того, как тот послушно открыл для него рот, и толкается в его губы краем стакана с водой. Йен делает несколько глотков и роняет голову обратно на подушку, моментально провалившись в сон.
Микки неохотно выползает из теплой, уютной постели и плетётся в уборную отлить, после чего возвращается и снова вырубается под боком у Йена, обняв его всеми конечностями сразу, как пластичный, липучий осьминог. Он всё ещё подспудно боится, что когда проснётся, Галлагера не окажется рядом с ним, и тогда Микки точно схватит сердечный приступ.
Когда он просыпается в следующий раз, то понимает, что прошло около трёх часов. Йен по-прежнему мирно сопит в его —
их — нагретой постели, безнадёжно слюнявит при этом подушку, и Микки Милкович впервые,
за пиздец какое долгое время, ощущает нечто, похожее на призрачную надежду. Возможно, — только возможно — у них с Йеном ещё есть единственный последний шанс исправить и починить то, что было однажды так жестоко сломано. И Микки готов приложить все усилия. Пускай ради этого ему даже придётся унижаться и ползать перед Галлагером на коленях на глазах у собственного сына.
Остаток дня Микки проводит в странной домашней суете, которая кажется ему почти нереальной. Он готовит для Йена куриный суп, как порекомендовал Джек. Периодически приносит новый стакан с водой на прикроватный столик, потому что, слава богу, Галлагер время от времени просыпается для того, чтобы попить.
Микки почти час болтает по телефону с Полиной и рассказывает ей в красках обо всём, что случилось с ним накануне. Он также говорит с Евом, предупредив сына о том, что у них на какое-то время поселился гость. Евгений радостно повизгивает от восторга и вслух выражает свои надежды на то, что Йен не станет для них лишь гостем. Микки едва хватает сил, чтобы сдержать собственные слёзы радости и облегчения.
Микки звонит Липу, понимая, что после того, как он отыскал рыжего, они с Липом даже не перекинулись парой слов. Микки не может заставить себя сердиться на Галлагера за то, что тот первым не стал обрывать его телефон в попытках что-то выяснить. Он прекрасно осознаёт, что Лип попросту боялся всё это время услышать что-то, что невозможно будет переварить.
Йен весь день в основном спит. Микки удаётся разбудить его ближе к ночи, когда приближается время снова принимать лекарства. У него даже получается затолкать в исхудавшего и ослабевшего рыжего несколько ложек куриного бульона и заставить его сгрызть сухой тост. Они ужинают вместе и за всё время не перекидываются более чем пятью словами, но их молчание не слишком неловкое, как предсказуемо могло бы быть. В основном это уютно и почти легко.
Перед тем, как снова отправиться в постель вместе с Йеном, Микки позволяет себе один-единственный поцелуй. Это коротко и почти целомудренно, но кончик языка Йена, слабо скользнувший по нижней губе Микки, дарит ему обещания, которые Микки ревниво прячет в самый дальний ящик собственного сознания, где никто не сможет их обнаружить и похерить, прежде чем они смогут воплотиться в жизнь. И если Микки совсем немного больно, когда его рыжий плачет во сне и зовёт его по имени совершенно несчастным и разбитым голосом, то он справится с этим дерьмом до того, как оно успеет трахнуть его в полной мере.
***
— Ты мог бы и позвонить мне, чёртов мудак, — ругается Мэнди, больно ударив Микки кулаком в плечо. — Господи, что с твоим лицом?
— Отвали, — огрызается Микки, протискиваясь мимо надоедливой сестрицы к сыну. — Чёрт, чувак, мне кажется, или ты на самом деле стал немного выше?
— Пап, ты ведь в курсе, что мне уже не пять, — говорит Ев после того, как целует Микки в щёку.
Интересно, когда этот засранец научился так закатывать глаза? Не сказать, чтобы Микки не догадывался, чья школа сыграла в этом решающую роль.
— Вы двое, уйдите с дороги. Мой мочевой пузырь, кажется, уже размером с озеро Мичиган и вот-вот лопнет.
Мэнди расталкивает их, решительно продираясь к туалету.
— Эй, Мик, в твоей корзине для белья, кажется, завелась новая разновидность плесени, — громко заявляет Мэнди.
Выходя из уборной, она брезгливо держит двумя пальцами блестящую майку рыжего, перепачканную один только бог знает чем. Микки чувствует, как жар смущения заливает его щёки и уши. Выхватив вещь из рук сестры, он судорожно сжимает её в руках, всерьез подумывая о том, не стоит ли ему малодушно сбежать, спрятавшись в своей безопасной комнате.
Голос сына отвлекает его от глупых крамольных мыслишек и заставляет всё же проследовать в гостиную.
— Где Йен? Он ведь здесь? Могу я увидеть его, прежде чем приедет Лип?
За час до их приезда Лип написал Микки, выразив желание забрать Евгения на пару дней, чтобы прокатиться с мальчиками и Тэми по всем детским развлечениям, которые только в состоянии предоставить Чикаго. Он взял для этого два дня отпуска на своей работе. Микки не знает, как выразить благодарность Липу, но он был рад слышать, что голос Галлагера старшего звучал гораздо бодрее, чем это было ещё совсем недавно. Очевидно, между ним и Тэми что-то пошло на лад, и Микки на самом деле счастлив об этом знать.
— Йен! — радостно кричит Ев, как только они входят в гостиную.
Микки наблюдает, как мальчик кидается к Йену, чтобы крепко обнять его за талию обеими руками. Когда Микки выходил из гостиной, чтобы встретить Мэнди и Ева, Йен ещё оставался в спальне. Должно быть, громкие голоса разбудили его, и Микки не может заставить себя огорчаться по этому поводу. Поскольку даже учитывая фактическое присутствие рыжего в его квартире, практически Микки оставался в полном одиночестве, пока Йен дрых сном младенца в его постели и понемногу набирался сил.
Сейчас он выглядит немного лучше, если не принимать во внимание тот факт, что синяки под его глазами делают Галлагера похожим на огромную красную панду.
— Иисусе, вас двоих что, кто-то использовал в качестве бейсбольных мячей? — восклицает Мэнди, переводя взгляд с Йена на Микки.
Только теперь Микки вспоминает, что сам он выглядит немногим лучше. Его переносица припухла и здорово болит. Под правым глазом ближе к скуле образовался синяк вокруг неприятной, глубокой ссадины. Костяшки на пальцах его левой руки разбиты. Микки остаётся лишь надеяться, что придурок-охранник ещё долго будет трястись от страха за благополучие своей жалкой задницы в ожидании звонка от своего начальства, оповещающего о его увольнении с работы. В конечном счёте, он ведь фактически нанёс личное оскорбление сенатору США. Точнее, его выдуманному зятю.
Что больше всего поражает Микки во всей сложившейся ситуации, так это то, что Ев, увидев его в дверях, даже виду не подал, что у его отца что-то не так с лицом.
— Мой мобильник сел, — вяло сокрушается Йен, падая на край дивана, когда Ев наконец отпускает его, чтобы скрыться в своей комнате. — Могу я воспользоваться твоим?
Микки садится на середину дивана подальше от рыжего. Он не смотрит на Йена, рассеянно наблюдая за тем, как на приоткрытом окне слабо колышется занавеска. Что, если Галлагер сейчас соберётся вызвать Убер или позвонить кому-то из своих…
Блять. Микки совсем не хочет об этом думать. И…
Боже, он точно не имеет представления, что станет делать в этом случае.
Видимо, буря эмоций, которые обрушиваются на Микки, как разрушительная лавина, так явно проносится на его лице, что Йен это сразу замечает. Осторожно, будто опасаясь напугать Микки, он двигается по сиденью дивана, пока их колени не прижимаются друг к другу.
— Мик…
Микки молчит, понуро повесив голову, поэтому Йену приходится прикоснуться к его подбородку и приподнять голову Микки так, чтобы их лица оказались на одном уровне.
— Эй, я просто хочу позвонить Липу, — мягко объясняет Йен. — Если ты не против. Хочу попросить, чтобы он привёз кое-что из моих вещей. Очевидно, что в твоих джинсах я бы смотрелся слишком модно. Не уверен, что мы оба готовы к такому, — Йен коротко фыркает, приподняв уголки пересохших губ. — Думаю, что мой психиатр окажется такого же мнения, — продолжает он. — У нас была назначена встреча на сегодня. Это было ещё пару недель назад, до того, как…
Как всё дерьмо полетело ко всем сраным хренам. Йен этого не озвучивает, но Микки умеет читать между строк. Однако, всё равно он не может сдержать лёгкий вздох облегчения по поводу того, что, кажется, его рыжий пока не намерен подхватить свою задницу и снова сбежать, бросив Микки одного у разбитого корыта.
— Па-ап, — Ев кричит из своей комнаты. — Звонил Фред. Сказал, что они с Липом собрали для Йена кое-какие вещи. Они приедут за мной через полчаса.
Микки и Йен коротко переглядываются, прежде чем одновременно рассмеяться.
— Кажется, у кого-то в твоей семье синдром Кассандры, — говорит Микки.
— Синдром бывает Дауна, идиот, — насмехается Мэнди, поставив на журнальный столик перед ними два стакана ледяного лимонада. Микки даже не знал, что у него в холодильнике есть лимоны. — Если ты имел в виду комплекс Кассандры, то ты всё равно промазал.
— Блять, нет, — хмурится Микки. — Разве Кассандра не была предсказательницей?
— Была, — Мэнди пожимает плечами, втискиваясь на диван между Йеном и подлокотником таким образом, что последнему едва ли не приходится влезть на колени Микки, поскольку тот не намерен сдавать свои позиции и отодвигаться. — Если, блять, она вообще была, — продолжает тем временем Мэнди. — В любом случае, комплекс Кассандры — это когда человек знает о предстоящем дерьме и пытается убедить других, но ему никто не верит.
— Чёрт, — Микки вздыхает и смотрит на Йена, задрав обе брови. — Скажи мне, что она несёт херню, — просит он искренне, но Йен в ответ только смеётся и мотает головой. — Вы, блять, оба — грёбаные зануды, — ворчит Микки, надувшись и сложив руки на груди.
Сидя на диване рядом с Йеном и Мэнди, он вдруг вспоминает, как они делали почти то же самое давным-давно. Это было в доме у Милковичей, и Микки тогда сильно рисковал, поймай его Терри даже на единственном слишком долгом взгляде в сторону Галлагера. Но Микки всё равно тогда был самым счастливым придурком на всём свете. Он надеется, что где-то там, наверху по-прежнему есть кто-то, кто готов дать им с Йеном последний шанс.
