***
…Oh, we’re not gonna take it No, we ain’t gonna take it Oh, we’re not gonna take it Anymore… — Хэй, дурашка, вырубай, — довольно высокая для своего возраста черноволосая девушка пробегает мимо младшего брата и, задев рукой его миску с хлопьями, нажимает на кнопку небольшого радио. Песня резко затихает. — Э-э-эй, Мира, так нечестно! — мальчик с вьющимися рыжими волосами недовольно морщит небольшой курносый носик и тут же снова тянется к прибору, но старшая сестра быстренько хватает радио, не давая родственнику даже коснуться него. — Ма-а-ам! — Ах ты мелкий…! — Опять у вас разборки? В дверях кухни показывается симпатичная рыжеволосая женщина, сверкая совершенно обворожительной улыбкой, из-за которой на веснушчатых щеках проявляются глубокие ямочки. На теле сидящий как влитой джинсовый комбинезон, на ногах — немного великоватые домашние мягкие тапочки с заячьими мордочками, подаренные детьми на прошлый день рождения, а янтарные глаза излучают бесконечную теплоту. Женщина медленно проходит в помещение и со вздохом плюхается на свободный стул, подпирая подбородок рукой. Явно ожидает объяснений. — У нас всё хорошо, — выдавливает улыбку Мира, блеснув выразительными голубыми глазами в сторону брата. — Правда, Ванечка? — Вообще-то она мешает мне слушать музыку, — Ваня показывает сестре язык и подрывается в сторону мамы, чуть не грохнувшись со стула. — Мам, мам! Скажи ей! — Что за музыка-то хоть? Женщина аккуратно принимает радио из рук дочери и ставит его обратно на стол. Нажимает кнопку включения и замирает на первых же нотах. …We’ve got the right to choose and There ain’t no way we’ll lose it This is our life, this is our song We’ll fight the powers that be, just Don’t pick our destiny, 'cause You don’t know us, you don’t belong… — Алёнка? В проходе появляется чёрная макушка. Мужчина бегло окидывает взглядом комнату и, обнаружив жену сидящей за столом в компании детей, проходит на кухню. — Владик… — женщина тут же поворачивает голову в сторону мужа, и тот замечает, как загораются её глаза, а по лицу растекается ностальгическая улыбка. …Oh, we’re not gonna take it No, we ain’t gonna take it Oh, we’re not gonna take it Anymore… Брови Влада в удивлении приподнимаются, когда он сосредотачивает внимание на льющейся из радио песне. Снова переводит взгляд на жену — та сияет, точно начищенный самовар. — Рыжая, — мужчина хмыкает и, подойдя почти вплотную к Алёне, протягивает руку, чтобы потрепать ту по волосам…***
Около пятнадцати лет назад.
Май.
От лица Автора.
— Протягивай руку. Парень сделал неожиданно робкий шаг вперёд, застыл на месте и зажмурился, будто бы ему в глаза резко попала целая куча солнечного света. В груди в очередной раз зародилось то знакомое отвратительное чувство липкого страха. Он всё бы отдал, лишь бы не испытать его вновь. — Я сказал руку, Влад. Владимир смотрел на сына с таким равнодушным выражением на лице, что, едва взглянув на него, невольно закрадывалась мысль, а точно ли мужчина помнил о том, что молодой человек перед ним приходился ему родственником. Идеально уложенные гелем чёрные волосы; идеально выглаженный костюм, стоящий, без сомнений, целое состояние; идеально сидевшие на ногах лакированные туфли… И абсолютно пустые ярко-голубые глаза, смотревшие, однако, прямо в душу. Влад допустил мысль о том, что внешне являлся почти точной копией этого ужасного человека, и оттого правая рука начала непроизвольно дрожать, когда он всё же попытался поднять её навстречу потёртой линейке. Не выдержав медлительности сына, Владимир перехватил запястье парня и самостоятельно резким движением отодвинул ткань пиджака вверх, затем проделав это же и с белоснежной рубашкой. Его холодному взору открылась бледная кожа, покрытая царапинами, синяками и кровоподтёками. Глазом не поведя, мужчина замахнулся линейкой, и Влад невольно едва заметно вздрогнул. Владимир заметил это короткое движение сию же секунду. — Жалкое зрелище. Удар. Ещё один. Влад крепко стиснул зубы и поджал губы, стараясь не демонстрировать никакой реакции. Судя по тому, как заблестели злобой и безумием глаза отца, тот получал от всего происходящего какое-то извращённое удовольствие. Удар. Ещё один. На и так травмированной коже возникали всё новые и новые повреждения. Влад зажмурился, изо всех сил пытаясь не последовать рефлексу и не одёрнуть руку — за любое непослушание, даже самое незначительное, всегда следовало очередное наказание. И возможно, хлестание линейкой по руке было ещё не самым страшным из них. Влад даже не стал задаваться вопросом, почему же сейчас отец вновь над ним издевался, применяя насилие. Быть может, дело было даже в сформировавшейся на костюме лишней складке — парню было уже всё равно на это, ведь никакой небольшой промах не должен становиться причиной постоянных избиений. По крайней мере, как он думал, в нормальных семьях… к числу которых необычайно состоятельные в плане бюджета Мороковы, увы, никогда не относились. Спустя довольно непродолжительное в сравнении с другими разами время Владимир закончил с нанесением небольших увечий сыну и злостно откинул линейку на стоявший неподалёку комод. — Убирайся с глаз моих долой немедля! — мужчина презрительно скривил губы. — Приведи себя в порядок, смотреть противно. И чтобы через семь минут был в столовой на ужине! — Да, отец. В этот раз его голос на удивление не дрогнул. Влад уткнулся взглядом в пол и побрёл по шикарно отделанным ступеням на второй этаж. По пути его глаза случайно выхватили стоявшую возле перил длинную вазу с пышным букетом цветов. Искусственных, выставленных напоказ — таких же, как и всё в этом злосчастном доме. — Влад…? — раздался над головой шёпот, такой тихий, что парень сначала подумал, будто бы ему послышалось. Влад поднял голову и увидел стоявшую прямо перед ним старшую сестру. Оглянувшись, он сделал ещё пару шагов ей навстречу и почти что одними губами прошептал в ответ: — Он не трогал тебя сегодня? Как там мама? Темноволосая девушка в удлинённом фиолетовом платье без лишнего декора поджала губы и устремила свой взор на брата. Влад тут же заметил уже почти зажившую тонкую царапинку на щеке, оставшуюся с прошлого раза. «Поцарапалась, когда нюхала букет роз», — совсем неубедительно оправдывалась она перед всеми задающими «лишние» вопросы людьми. Однако ей верили… либо слишком умело делали вид, ведь семье Мороковых что-то предъявлять ох, как не стоило. — Варя, отвечай, — шикнул Влад и, крайний раз обернувшись, схватил сестру под руку, заводя в находящуюся в нескольких шагах ванную комнату. — Да нечего говорить, ты и сам всё уже понял, — так же недовольно начала девушка, но Влад заметил застывшие у неё на глазах слёзы. — Мама из комнаты не выходила со вчера, Бог знает, что там происходило, я лишь слышала крики краем уха. Я вернулась с занятий немногим раньше тебя, но он меня не бил. Видимо, влетает мне меньше действительно из-за моего пола. Варя смахнула только-только начавшую скатываться по щеке слезу и вдруг схватила руку брата, молниеносно задирая ткань вверх. — Бог ты мой… — прошептала девушка, когда увидела почти что самое настоящее кровавое месиво. — Варвара! — Иду, отец! — прокричала в ответ девушка и, бегло обняв Влада, стремглав унеслась туда, откуда только что раздался голос ненавистного родителя. Парень лишь грустно посмотрел ей вслед, не издав более ни звука. Ужин начался ровно во столько же, во сколько обычно. И атмосфера в воздухе стояла тоже до отвращения привычная, сильно давящая, — Владу казалось, будто в его груди поселился огромный ком неуютности и волнения. Брат и сестра сидели рядом друг с другом точно по струнке, держа спины максимально прямо, так, что поясница уже начинала болеть от напряжения, хотя ещё даже не вынесли главное блюдо. Влад косо глянул на Варю, и она послала ему незаметный окружающим беглый взгляд в ответ, сохранив абсолютно невозмутимое выражение лица. Оба знали, о чём может зайти речь на семейном застолье. — Да где же его черти носят?! — громко выругался сидевший во главе стола Владимир, с раздражением уставившись на наручные часы. — На месте, господин! В дверях обеденного зала появился дворецкий и, грациозно проплыв внутрь, уже в следующую секунду был возле стола, переставляя наполненные едой тарелки с подноса на белоснежную скатерть. Чуть дело было закончено, мужчина тут же испарился из комнаты, будто его тут и не было мгновенье назад. Все присутствующие до раздражающей идеальности отточенным движением одновременно подхватили со стола вилки и принялись за ужин. Всё как по команде. — Думаю, сын, ты догадываешься, что сегодня у нас есть особая тема для разговора, — невозмутимым тоном начал Владимир, медленно отрезая себе кусочек стейка, неизменно средней прожарки. Влад почувствовал, что ком, до этого находившийся в груди, пополз вверх. В ушах зазвенела воцарившаяся тишина, прерываемая лишь тихим скрежетом ножа о тарелку. Напрягало. Руки немного задрожали, ладони вспотели, но парень крепче перехватил столовый прибор и поднял чуть осмелевший взгляд, тут же наткнувшись своими глазами на два холодных кристаллика, уже изучавших его. Отец выжидающе молчал. — Догадываюсь, — кивнул Влад и вновь перевёл взгляд на тарелку, не выдержав зрительного напора. — Завтра утром у тебя вступительный экзамен в музыкальную консерваторию, — наконец выдал Владимир, и Влад нахмурился. Это он и ожидал услышать, однако до последнего надеялся, что его не станут насильно впихивать туда, куда он не особо горел желанием попасть. Правда о его собственном мнении, судя по всему, спрашивать будут лишь в следующей жизни. Как минимум. — Хорошо, отец, — Влад снова холодно кивнул. Показывать своё лёгкое негодование — последнее, чего он сейчас желал. — Будь полностью готов к восьми часам и спускайся в столовую, — распорядился Владимир, промакивая уголки рта бумажной салфеткой. — Сейчас же быстрее доедайте и расходитесь по комнатам. Чтобы через семь минут ног здесь ваших не было. Касается каждого. Как всегда закончив трапезу раньше других, глава семьи деловито поднялся со стула и, поправив ворот пиджака, размеренным шагом вышел из помещения, оставив после себя лишь едкий аромат своеобразного дорогого мужского парфюма. Влад перевёл взгляд на маму, однако она и после ухода отца продолжала сидеть с опущенной головой так, что тёмная длинная чёлка прикрывала бóльшую часть лица. Младший Мороков вгляделся в знакомые с детства черты и, к своему разочарованию, обнаружил, что нижняя губа родительницы была разбита. — Мам…? — тихо обратился к ней Влад, обеспокоенно глянув при этом на сестру. Варя так же настороженно рассматривала сидевшую напротив мать — наверняка тоже заметила. — Спокойной ночи, дети, — женщина быстро поднялась, всё так же не поднимая взгляда, и, скрестив пальцы рук перед собой, вышла из обеденного зала. Влад отложил вилку и с негодованием стукнул кулаком по столу, вслед за чем последовал тяжёлый вздох Вари.***
После холодного душа ходить по дому в одном халате было такой себе затеей, особенно если учитывать гулявшие по коридорам в ночное время сквозняки и прохладный пол под ногами. Но Влад, наплевав на все эти не самые приятные факторы, медленно плёлся к своей комнате, стараясь не издавать лишних звуков в столь поздний час. Как только парень вошёл в комнату, он наконец позволил себе опереться о стену и скатиться по ней на пол, прикрыв глаза. Разросшаяся в течение дня до вселенских масштабов усталость отдавала острой болью в висках, заставляя даже обычную подготовку ко сну стать сложнейшим для выполнения заданием. — Чёрт, — тихо прошептал Влад и с едва слышным стоном поднялся с пола, направляясь к прикрытому шторой окну. Отодвинув тёмную ткань, парень стукнул по определённому месту на подоконнике, и сверху свесилась тоненькая верёвка, за которую он тут же потянул. Небольшой кусочек стены рядом с кроватью с глухим стуком повалился на ковёр, и из тёмного пространства, ранее скрываемого этим самым кусочком, вывалилась специальным образом изогнутая железяка. Влад подошёл к ней и взял самодельную «открывашку» в руку. Затем побрёл к другому концу комнаты и нагнулся, выискивая взглядом практически незаметную даже вооружённому взгляду дырочку в полу. Железяка с лёгкостью вошла в неё, поддевая изнутри своим кривым концом. Влад отложил плитку в сторону и выудил из открывшейся взору ямки толстый блокнот и шариковую ручку. Сел на край кровати и принялся писать: «Двадцать шестое мая, завтра экзамен. Из-за него я не беспокоюсь. Я легко сдам его и буду в числе лучших. Может даже лучшим. Если конечно мне не откажет рука, по которой сегодня особенно усердно хлестал линейкой мой дорогой отец. Помню, как год назад Варя сдавала этот экзамен. Довольно успешно, третье место. Может, если я возьму первое, отец наконец перестанет относиться ко мне как к выродку и начнёт меня уважать? Тайник надёжен. Первую ступень защиты отец не может найти при обысках комнаты уже два месяца, что уж говорить про вторую и третью. До сих пор до жути хочу прогуляться до другой части города, чтобы глянуть как там всё устроено хоть одним глазком, но отец меня никогда туда не пустит. Там ведь живут «недостойные»…» Влад неожиданно фыркнул, причём непозволительно громко. На его лице появилась злая ухмылка. Оставшуюся часть страницы он заканчивал уже будучи похожим на в некоторой степени одержимого: «…Интересно, дорогой отец, всегда ли ты сам был столь достойным? И достойно ли ты терпел удары линейкой от своего отца? А если бы тебя привязали к кровати и встали бы напротив, а в руках держали бы не линейку, а бейсбольную биту, ты бы так же сохранял самообладание? Или на твоём лице появился бы страх? Я бы хотел его увидеть на этой лицемерной маске, натянутой на череп…»Надоевшее.
***