***
— Варя, стой! — в очередной раз воскликнул Влад, несясь через продолжавшую шуметь толпу за сестрой. Алёнка в шоке бежала за ним, переодически по неосторожности снося кого-то на пути. — Да постой же ты! Нагнать девушку получилось лишь за дверьми клуба и то лишь потому, что та наконец затормозила. Дёргано обернувшись, Варя замедлила шаг и нервно смахнула со вспотевшего лба прядь волос. Влад остановился позади неё, пытаясь отдышаться, а рядом с ним прямо встала Алёнка, подняв подбородок, чтобы казаться чуть поувереннее под убийственным взглядом. — Ты… — выдохнула Варя, зажмурившись на мгновение. — Ты что творишь? Я… — Это мой выбор, сестра, — почти сразу перебил Влад, делая шаг в сторону… подруги? Глаза старшей Мороковой распахнулись, а пухлые губы сложились в тонкую линию. — Моя жизнь. Мои поступки. Моё желание. — Если отец узнает… — голос Вари дрогнул. — Он не узнает, если ты ему не расскажешь, — отрезал Влад, кинув короткий взгляд на Алёнку. Та аккуратно потянулась рукой к его руке и крепко сжала его ладонь своей. — Что ты вообще здесь делаешь? Варя со вздохом потёрла лицо, прикрыв глаза. — Я давно заподозрила что-то неладное. И сегодня проследила за тобой. Тебя не оказалось в комнате, а с окна свисал самодельный «канат», — девушка облизнула пересохшие губы и, недолго посмотрев на нахмурившуюся Алёнку, снова перевела взгляд на брата. — Зачем же ты так…? — Я всё тебе уже объяснил. Если захочешь поделиться с отцом, дело твоё. Только я ни от чего не откажусь, а очередное избиение, ты уж извини, как-нибудь переживу. — Да не собираюсь я ему ничего рассказывать! — выплюнула Варя с проступившими слезами на глазах. — Только будь аккуратнее, когда в следующий раз захочешь походить по дому с улыбкой на лице и большими синяками под глазами! Потому что так же, как и я, однажды что-то заподозрить может он! Резко Алёнка подорвалась и заключила девушку в объятия. Варя, абсолютно поражённая, даже не попыталась высвободиться. Лишь тихо всхлипнула и опустила голову. Варя молча ушла в сторону их дома, не сказав при этом больше ни слова. Влад тогда глухо шикнул сквозь зубы, но остался стоять на месте. Хоть они и не были никогда по-настоящему близки, как при идеальном раскладе полагалось бы брату и сестре, он был точно уверен в ней. Варя хорошая, без камня за пазухой — она не стала бы плести интриги и врать в лицо. Но пусть с одной стороны это замечательно, с другой несло опасность, и Влад всеми фибрами души почувствовал подкрадывавшийся всё ближе к нему страх — ведь с таким же успехом врать в лицо она не смогла бы и Владимиру. До рассвета оставалось ещё время, но Алёнка всё равно удивилась, когда Влад вместо того, чтобы тоже возвращаться домой, побрёл через пустую дорогу в сторону парка. В предрассветной тишине всё ощущалось гораздо явнее, и по пути к поляне Рыжова почти отчётливо слышала, как крутились шестерёнки в его голове. Он брёл впереди, опустив плечи и голову и засунув руки в карманы. Не оглядывался даже, слышал, что она идёт следом, такая же задумчивая. Молчание ранило и с другой стороны остужало, отрезвляло мысли. Однако решений проблемам отчего-то не давало, к всеобщему сожалению. Когда они наконец добрались, Влад остановился и поднял голову, глядя на раскинувшиеся внизу трущобы. Теперь на глаза попался и небольшой домик Алёнки, едва заметный с такого расстояния. Парень крупно вздрогнул, когда Рыжова опустила ладонь ему на плечо. — Мне кажется, или ты меня боишься? — попыталась улыбнуться девушка, но в горле встал горький ком. — Тебе кажется. — Я тебе нравлюсь, — внезапно проговорила она, снимая руку с его плеча. Тихо добавила: — Ты мне тоже. Влад хотел было что-то ответить, но Алёнка тут же перебила его: — Можешь сейчас попытаться отрицать это, только обманывать себя больше не получится, — вздохнула. — Это с самого начала была провальная затея. Пытаться подружиться с тобой. Но я увидела в тебе что-то родное и даже не могу описать словами, что именно. Мороков молчал, и Алёнка отвела глаза, тоже начав наблюдать за окружающей обстановкой. А затем небо стало преображаться, и если обычно восходы солнца в их краях были совершенно обычными, желтовато-оранжевыми, то сейчас небо покрылось насыщенно-розовыми пятнами, при этом не пропали до конца звёзды. Алёнка распахнула глаза и расставила руки, словно впитывая в себя всю эту красоту. Втянула носом свежий воздух с запахом цветов и утренней росы. — Владик, посмотри, какая красота! А он тоже смотрел и снова чувствовал, как на смену грусти вновь приходил точно забытый восторг. Когда он повернулся к Алёнке, она уже глядела на него и так сияла, что в голове разом стало пусто. Розоватый свет моментом пропал из её глаз, и они начали темнеть, пряча радужку под расширяющимися зрачками. Она такая красивая для него в этой рваной джинсовке, самых обычных штанах и испачканных кедах. Такая красивая в своей стойкости, вольности и вместе с тем чувственности, раскрывавшейся только когда она находилась рядом с ним. И Влад не выдержал. — Только один раз, — прошептал и сам притянул за затылок, целуя. Влад целовал её почти так, как будто до этого целовал каждый день из года в год. Так, словно это в последний раз. Так, словно не видел её несколько лет и непрестанно скучал. То нежно и ласково, то нетерпеливо и жадно. Алёнка обняла его шею и ступила на шаг ближе, протягивая шею вверх, вставая на носочки, подставляя губы под его ласку. Так интимно, что дышать стало трудно. Если Влад и задумывался о поцелуях раньше, то мысли, что приходили в его голову, были лишь о том, какие они противные и слюнявые. Но, столкнувшись носами, ребята смущённо улыбнулись и снова поцеловались, только держась друг за друга крепче прежнего. Слюнявые. Да Влад пил бы её вечно, вот этими маленькими, нежными глотками. Дышал бы её путаным дыханием, и пусть весь мир катится к чертям. Или куда там должен он катиться после того, как обо всём узнает отец.***
— Ре минор! Плавно зазвучала скрипка. Влад не удержался и улыбнулся ещё чуточку заметнее, вспомнив вчерашний день. Губы ещё долго покалывало, но он всё бы отдал, чтобы это повторить. — Соль мажор! Снова звук скрипки заполнил собой помещение. — Ре мажор… Влад продолжал стоять ровно, выпрямившись точно по струнке, в идеальной позиции, и инструмент в его руках сегодня тоже звучал как-то по-особенному хорошо. Владимир медленно обернулся, нахмуренный до жути и с подозрительным выражением на лице. Прищурился, вслушиваясь. Слишком правильно. — Руку! Рявкнул так, что слышно было наверняка чуть ли не во всём доме. Однако Влад и не дрогнул даже, спокойно отнял от груди скрипку со смычком и оттянул рукав рубашки, подставляя израненную кожу уже занесённой над ней линейке. Удар. — Ты какой-то… — ещё удар. Владимир скривил губы, — не такой… Тебя как будто… — снова, сильнее двух предыдущих, — подменили… Ты что-то затеял! Что-то замыслил! Что ты скрываешь от меня?! Хочешь меня высмеять перед всеми! Отвечай! Удары всё сыпались и сыпались. Старые раны открылись, закровоточили. Улыбка ушла с лица Влада, но он всё равно продолжал стоять, пялясь в одну точку, без единой эмоции. Не щурясь, не кривясь, не хмурясь — с таким отстранённым выражением, что непонятно было, слышал ли он вообще хоть что-то. Обернувшись только тогда, когда удары прекратились, Влад с таким холодным спокойствием посмотрел на отца, что у Владимира дар речи пропал. — Нет, отец. И в мыслях не было. И единственным, что смог произнести шокированный реакцией сына Владимир, было: — Н… ну-ка быстро в комнату! — фраза, сопровождаемая нервным взмахом линейки в направлении лестницы. Влад послушался и молча побрёл к ступеням. Каблуки чёрных лакированных туфель размеренно стучали по холодной плитке в абсолютной тишине. Владимир строго глядел ему вслед и расслабился лишь тогда, когда парень окончательно скрылся из виду. Со вздохом сев на банкетку для фортепиано, мужчина накрыл лицо рукой и сомкнул веки. Что творилось с мальчишкой ему известно не было, но что-то определённо происходило… Причём явно нехорошее.***
Через неделю должен был состояться второй их концерт в группе с Сашей и Алисой — такой новостью поделилась с Владом Алёнка, когда они встретились ночью. Неловкость, которую оба испытали в начале встречи, тогда исчезла после короткого Алёнкинового поцелуя, за которым последовал ещё один, уже более уверенный. Владу нужно было решить, как отпроситься у отца днём, чтобы успеть к началу, и на помощь тогда пришла Варя, с трудом, но всё же согласившаяся сделать одолжение, когда услышала длинную лекцию о том, насколько это важно для брата. Она подтвердила, что в консерватории состоится обязательная коллективная репетиция, на которой Влад, конечно же, тоже должен присутствовать. В момент того, как Варя с серьёзным лицом врала, причём далеко не как профессионал, — девушка несколько раз метнула взгляд в сторону брата, — Влад подумал, что в такой бред он и сам бы не поверил. Но отец купился, что не могло не радовать. Варя ведь не станет говорить неправду. Вечером долгожданного дня Влад записал все мысли о предстоящем событии в свой дневник и спрятал его обратно в полость в полу, затем положил железяку, которой открывал этот тайник, обратно в пространство в стене и всё по привычке замаскировал. На эмоциях совершенно забыв про верёвку, висевшую над подоконником.***
Несмотря на косые взгляды Саши, изначально не задавшиеся отношения с которым стали ещё более натянутыми после того случая в конце их первого выступления, концерт прошёл даже лучше, чем Влад себе представлял по дороге к ночному клубу. — Спасибо-спасибо! — довольно выкрикнула Алёнка толпе вышедших из клуба за ними людей, когда они с Владом оказались от них уже на довольно приличном расстоянии. — Владик, это было нечто! Ты видел их лица?! Они точно будут ждать нашего следующего концерта! Мороков довольно улыбнулся. И от осознания того, что его музыка нравится людям, и от вида неподдельного счастья девушки рядом. Влад взял Алёнку за руку, и по телам обоих в тот же миг разлилась нега. Ему даже мысль пришла в голову, может ну его, бросить всё? Убежать с ней куда подальше, строить собственное счастье, причём не такое, которое в одночасье может разрушиться, а крепкое… такое, чтоб навсегда. Перед пешеходным переходом Алёнка обхватила его лицо ладонями и притянула к себе, целуя на прощанье. Всё слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Думаю, завтра отдыхаем, — вздохнула Рыжова, быстро чмокая парня в щёку. — Так что давай послезавтра. На том же месте. — Хорошо, — Влад потрепал её по голове и направился к излюбленному закоулку через дорогу, когда как Алёнка — в другую сторону, прямиком к себе домой. Дойдя до нужного места, Влад оттащил кусок кирпичной стены, открывая самосооружённый тайник. Свободная повседневная одежда сменилась идеально выглаженным костюмом, растрёпанные волосы Мороков пригладил рукой, от всей души надеясь, что как минимум по внешнему виду отец точно ничего не заподозрит. — Как прошла репетиция, сынок? — задал сам себе вопрос, поправляя галстук-бабочку на шее и прикрывая тайник тем же куском стены. — Успешно. Мы играли Моцарта, — ответ чёткий, без замешательств. Разразился дождь. Хотя ведущая передачи про прогноз погоды утверждала, что возможна лишь лёгкая облачность. В небе сверкнула молния, и следом послышался звук громового раската. Влад ускорил шаг, накрыв голову чехлом со скрипкой, повторяя себе под нос уже заученные слова. «Успешно. Мы играли Моцарта». «Успешно. Мы играли Моцарта». Тем временем дождь стремительно превращался в самый настоящий ливень, и на подходе к дому Мороков промок до такой степени, что у него окоченели пальцы на ногах. Он чуть ли не задыхался, временами переходя на бег. «Успешно. Мы играли…» Случайно подняв взгляд, он ещё издалека увидел знакомую высокую фигуру, грозно возвышающуюся на крыльце дома. Владимир смотрел на сына так, словно готовился прожечь в том дыру. Скорее даже не просто прожечь дыру, а сразу испепелить. Влад поражённо выдохнул и медленно убрал с макушки чехол — тот безвольно повис у него в руке. Замедлил шаг. — Вот ты где, — Влад впервые увидел на лице отца улыбку. Только была она не тёплой, какой в его представлениях должна была бы быть улыбка родственника, а холодной, зловещей. Глаза его метали молнии похлеще тех, что сверкали в небе. — Как прошла репетиция, сынок? — угрожающе спросил он. Влад заметил за спиной у отца крупно подрагивавшую Варю. Девушка стояла с опущенной головой с таким помятым видом, что у парня в груди что-то рухнуло. — Не стой под дождём, простынешь, — Варя подняла потерянный взгляд, и Влад увидел зреющий большой синяк у неё на щеке. — Давай скорее в дом, — короткий несмелый шаг в сторону крыльца, и Влад наткнулся туфлей на камень. Поднял голову. Свет в его комнате был включён, и над подоконником предательски свисала верёвка. — Вот так. Сейчас ты мне всё расскажешь. О том, как играл Моцарта. Что за оборванку ты целовал на глазах у кучи народа. И кого ты там хотел привязать к кровати, встав напротив с бейсбольной битой. Его слова звучали как приговор. Особенно в купе с тем, как Владимир лениво поглаживал личный дневник сына в руке. Владу словно зарядили под дых — дышать стало так трудно, как никогда раньше. — Завтра мы пойдём к нашему доктору, — продолжал Владимир. Влад зажмурился, словно это могло бы спасти его от кошмара, абсолютно реального. — Ты знаешь, он в силах исправить подобные… дефекты. А сегодня мы подробно обсудим твои литературные способности. Влад, будто не понимая до конца происходящего, пошатнулся и ступил на шаг назад. — Здесь и сейчас, Влад, ты должен сделать выбор, — Владимир заговорил повышенным тоном. — Семья… или хлам! Владислав, ты меня слышишь?! Влад распахнул глаза, словно наконец просыпаясь. И решительно развернулся спиной к дому, спиной к месту, где провёл подавляющую часть своей жизни. — Ты куда пошёл… — в шоке проговорил Мороков, распахнув глаза. — Ну-ка стоять! — сын не отвечал, медленно побрёл прочь. — Я сказал стоять! Ах вот как, Влад! Ты выбрал хлам?! Ну тогда это больше не твой дом!!! Вернёшься — я тебя не пущу! Потому что ты выбрал хлам, свою потаскуху, грязный ты недоношенный выродок!!! Это не твой дом, а ты больше не мой сын!!! — Прости… — еле сдержав горький всхлип, прошептала Варя, съёжившись. — Не смей здесь больше появляться, ты, жалкое ничтожество! Сволочь! Потому что ты… выбрал… хлам!!! Чудовищные крики отца эхом раздавались в голове. Влад прикрыл глаза, растворяясь в своих мыслях. Ноги сами понесли его вперёд, подальше от этого места.***
— Владик? Ты что здесь делаешь? Сердце заходится бешеным стуком, внутри всё скручивается в тугой узел, от охватившего напряжения покалывают мышцы. Вот она, перед ним, такая растерянная, заспанная, в домашней пижаме… такая родная. Алёнке многого объяснять не требуется, хватает короткого хриплого «Отец…», чтобы она всё поняла. Алёнка пропускает в дом, оставляет завариваться пакетик с чаем и усаживает на кровать, заключая в успокаивающие объятия. — Ты жил как птица в клетке, — шепчет она, ласково поглаживая по спине. — Нет ничего удивительного в том, что решил вырваться. Ты ни в чём не виноват. — Не очень-то мой дом похож на клетку, — хмыкает Влад, пытаясь отшутиться. — Золотая клетка клеткой быть не перестаёт. Влад рвано выдыхает и отстраняет Алёнку, целуя. Та с готовностью отвечает. Они слишком разные, чтобы быть вместе. Они слишком разные, чтобы это было правдой. Они слишком разные, чтобы рискнуть и попытаться. И всё же Влад прижимает девушку ближе, а она обнимает его в ответ, аккуратно ложась на спину, когда он мягко толкает её в плечо. Это простой поцелуй, очередной — таких ещё много будет… тогда почему от него голова кружится так, что вид перед глазами расплывается? Её мягкие губы сейчас — самое желанное, что может дать ему эта жизнь. Влад касается языком нижней губы, нежно обводит контур, горячо дыша. Хочется зарыдать от переполняющих эмоций. Сердце грохочет в горле, он весь сейчас бочка с порохом: тронешь — полыхнёт. Когда кончик её языка касается его, Влад задерживает дыхание. Несколько быстрых ударов сердца, и поцелуй становится глубоким и влажным. Ему отчаянно мало этого момента, мало её. Алёнка осторожно дрожащими пальцами расстёгивает промокшую рубашку, и Влад от неё избавляется. Следом на пол летит её пижамная кофта, штаны… затем и его. Алёнка трётся о его обнажённую грудь. Каким-то образом исчез бюстгальтер, и Влад под страхом смерти бы не вспомнил, кто его снял. Ладони Алёнки шарят по его груди и спине, оставляя ожоги. Если бы Влад мог, и кожу бы скинул — так полыхает внутри. Где-то потерялось смущение, его и след простыл. Всё забыто, пока губы Влада выцеловывают линию её челюсти и добираются до шеи. Запах её кожи, такой приятный, заполняет до предела. Алёнка вздрагивает всем телом, когда он целует под ухом, трётся носом о мочку. Слабо выдыхает, когда повторяет это со второй. Откидывает шею, подставляя под его поцелуи. Происходящее за гранью фантазии, будто руки сами знают, что делают, губы сами знают, где целовать. Две родинки под правой грудью замечает случайно, а запоминает машинально. Хочется раствориться, забыться окончательно, никогда не приходить в себя. Обнимать так, как умеют обнимать только влюблённые, и когда не отпускать. Влад не помнит, как Алёнка вдруг оказывается сверху и сама целует, целует, целует… полностью отгоняя все сомнения, заставляя их уйти куда подальше. Смотрит затуманено, но прямо, открыто, с душой нараспашку. И в миг окончательно решает за него, опускаясь. О том, куда делось его собственное бельё, Влад и не задумывается. Алёнка двигается медленно, и он вдруг решается посмотреть ей в глаза. Делает это напряжённо, от удовольствия скулить хочется. Зажмурившаяся Алёнка открывает глаза, и Влад спрашивает: — Больно? — Нет, — удивлённо говорит она и слабо выдыхает, когда он выходит до половины и толкается снова, держа её за бёдра. Дыхание громкое, почти в унисон. Движения становятся всё смелее, до изнеможения. По Алёнкиному виску скатывается холодная бисеринка пота, оба неутомимы в чуткости. — Я думаю, что люблю тебя, — бессвязно шепчет Влад, и девушка скользит ладонями вверх, зарывается пальцами в его влажные после дождя волосы. Алёнка почти что выкрикивает ответ, когда удовольствие достигает точки апогея. И падает рядом, продолжая кутаться в его объятия. — Давай сбежим, — предлагает, практически не думая, а Влад согласно кивает головой.Потерянное и обретённое.
Конец.
***