После полуночи

      На улице тихой птицей завывал ветер, заставляя перешёптываться между собой пожелтевшие осенние листья. Бревенчатый дом на опушке скрывался за низкорослыми деревьями и мелкими кустарниками, становясь практически невидимым среди густой лесной растительности. Из избушки приглушенно слышались голоса, те принадлежали младшему сыну ярла, и молодому приемнику шамана, успевшему прославиться своими уникальными навыками в врачевании. Внутри сновал туда-сюда беловласый мужчина, расставляя посуду, горшки с едой, да два деревянных бокала для дурманящего эля. Он явно не ожидал, что к нему нагрянет полуночный гость. Тот выглядел максимально не подобающе для приёма: Чимин был одет в свободную льняную рубаху, которая бесстыдно открывала вид на обнаженные ключицы чуть ли не норовя сползти с плеч; и в штаны из такого же материала, подвязанные на поясе плетёным кожаным шнурком. Длинные волосы подбирал дубовый гребень, однако, непослушные – словно дети, короткие пряди выбивались, опадая на лицо. Закончив суетливую возню, мужчина наконец присел, шумно выдохнул, а затем произнес: – Я конечно тоже скучал, сын ярла, но что будут говорить люди? Ты просто взял и пропал среди ночи… – прикусывает внутреннюю сторону щеки изрядно нервничая. – В Корновэли не спокойно, тебе нельзя отлучаться так на долго, тем более в такой час, – отчитывал словно малое дитя. – Для всех я ушел посоветоваться с богами, разве это плохо? – взяв бокал Юнги аккуратно наливал из бочки пенный темный эль, он пах пряным солодом и ярко выраженным запахом древесины в котором томился. – Однако, единственный с кем ты ведешь полуночные беседы это – «Я», – протягивает бокал Юнги, чтобы тот налил ему тоже. – Ты с ними всегда, может они услышат мои тревоги через твои уши, – заполняя ещё один сосуд он закупоривает бочонок, ставя его под стол. Чимин ничего на это не отвечает, только устало головой мотает, да накладывает горячую пищу. Обсуждая насущные вопросы, они добрели после каждого глотка пенного напитка. Постепенно важные дела отходили на второй план, сменяясь разговорами для души. Забавные истории, шутки, и рассказы о приключениях полились рекой за обеденным столом, позволяя рассказчикам полностью расслабиться, уйти от мирской суеты, наполнить пустоту в сердцах друг другом. Юнги, не стыдясь себя откровенно любовался шаманом, сидящим подле него. От того пахло спелыми гроздьями облепихи, аромат буквально въедался в легкие кружа голову теплом и сладостью. Широкая сияющая улыбка на румяном лице заставляла сердце беспомощно трепыхаться внутри, да глупо улыбаясь в ответ. Всё это казалось сном, приятной томящейся негой в которой хотелось утонуть. Потеряв власть над самим собой, мужчина не заметил, как его холодные пальцы коснулись багряно-розовой щеки шамана. Их взгляды пересеклись, настало томное молчание, слышно было только шелест листьев вне дома, и крики птиц пронзающих ночную мглу. Подушечки мягко проскользили вниз огибая каждый изгиб, останавливаясь на тыльной стороне шеи, притягивая ближе к себе. С губ Чимина сорвалось хриплое: – Молодой господин, – шумно выдохнув он опускал веки, успевая мазнуть мутным взглядом из-под ресниц. Ощущая кожей губ опаляющее дыхание, Чимин изнывал от нетерпения. Хотелось, как можно скорее коснуться пьянящих чужих уст. В одночасье жар напротив пропал, затем чья-то до боли знакомая голова коснулась полуобнажённого плеча. Шаман обеспокоенно молвил, обвивая мужчину руками. – Юнги? Юнги молчал, сдирая кожицу на обветренных губах, его широкие ладони коснулись чужой спины в объятьях. Он зашептал: – Я не могу, не могу… Понимаешь? – носом зарываясь в пространство меж шеей и ключицей, он как будто бы хотел сбежать от самого себя, от своего желания. – Не можешь что? – аккуратно спрашивая, словно баюкая. Чимин нежно гладил дорогого его душе человека по голове, цепляя пальцами растрепавшиеся косы. – Не могу целовать тебя более, не хотя при этом продолжения, – словно стесняясь своих слов он тыкался как слепой котенок возлюбленному в шею, ища защиты и тепла. Перед Чимионом тот становился беспомощным, слабым, ранимым. Голос едва слышно шелестел дрожью, Юнги спотыкался, подбирая нужные слова. – Хоть я и опытен, но подобного у меня… Я боюсь… Боюсь причинить тебе боль, вместо наслаждения… Боюсь сделать что-то не так, ибо не знаю, – мужчина резко замолчал, псевдо-укрытие пропало. Его алеющие щеки накрыли дрожащие ладони, на него смотрели с такой любовью и пониманием. Юнги застыл, не вымолвив ни слова, только глядел в вязкую карюю пучину глаз. Пока шаман слушал откровения, внутри всё переворачивалось, колотило от эмоций и чувств. Чимин столько раз намекал, что сбился со счёту. Ему думалось, что Юнги не хочет его, что это чисто платоническая любовь, не более, однако он хотел. Хотел только не знал, как… Шальная мысль пролетела стрелой ударяясь о сознание. Лукавый блеск скользнул в глазах Чимина, и тот едва весомо коснулся губ напротив. Не описать словами насколько сильно он хотел отдаться своим чувствам, чтобы его смыло надвигающейся волной. Отстранившись на пару нечастных миллиметров Чимин молвил: – Юнги, ты веришь мне? – голос звучал по интимному томно, тягуче и обволакивающе. Рука коснулась чужого запястья, окольцовывая его в ожидании ответа. Толстые восковые свечи, стоявшие на столе, мягко освещали пространство вокруг них едва доходя до стен. Пыльный жёлто-оранжевый цвет мягко окутывал Чимина, в глазах Юнги он казался поднебесным, до колкой боли нереальным. Облизав и поджав только что целованные губы, тот прикрыл глаза кивнув в согласии. Юнги безоговорочно верил Чимину, чего бы это не касалось. Дождавшись безмолвного ответа, шаман поднялся с бревенчатой лавки увлекая Юнги за собой. Последний шёл словно в пьяном бреду, мерно следуя за статной белокурой фигурой. Оказавшись в спальне рассудок обоих начал мутнеть пожираемый влекущим желанием. Чимин с хлопком закрыл за спиной Юнги дверь, мягко вдавив его в бледно-коричневое дерево. Младший сын ярла на миг опешил, не ожидая такого напора, но в мгновение ока собрался вновь. Руки его скользнули под свободную рубаху изучая гладкую кожу спины, губы впились в губы напротив жадно лаская. Воздух окрасили возбуждающие звуки поцелуев, тихие вдохи, и, едва уловимые ухом стоны. Отстранившись от Юнги, Чимин уперся ладонью в тяжело вздымающуюся грудь. Румяное лицо расплылось в жаждущей ласк улыбке, затем язык толкнулся в щеку, словно намекая. Шаман отошел на пару шагов, голова его шла кругом, но останавливаться он не хотел. Дрожащими пальцами тот едва сумел развязать тонкий кожаный шнурок, что держал на его бедрах штаны. Завидев настолько бесстыдную, по мнению Юнги картину, дыхание у викинга перехватило, ком застрял в горле, не давая и слова молвить. Глаза жадно впитывали в себя каждый кусочек нагой кожи, стройные ноги Чимина казались ему совершенством. Хотелось скользнуть выше, узнать, что дальше. Но рубаха мешала обзору, едва прикрывая округлые ягодицы, и, другие сокровенные места. Чимин подходит до невозможного близко, обжигая ушную раковину Юнги он произнес: – Я покажу тебе как мы можем, – поджимает припухшие от поцелуев губы, – только… Делай так, как я скажу. Ладно? – после этих слов он стыдливо берет ладонь Юнги в свою, и ведет к столу, где сушились душистые лекарственные травы, да томились ароматные масла в прозрачных стеклянных сосудах. Найдя нужную склянку с жидкостью Чимин только норовился сесть на мягкую кровать, что находилась на расстоянии вытянутой руки, как вдруг его резко разворачивают к себе и сажают на стол. От неожиданности тот ойкнул, цепляясь за плечи Юнги. В полумраке мало освещаемой комнаты раздался хрипловато-возбужденный шёпот: – Что мне делать, Чимин? – одна рука нежно коснулась бархатной щеки, вторая ловко освободила густые белые волосы из плена гребня. Те струясь упали стеной водопада вниз застилая собой поверхность. Губы тронули едва ощутимо кончик носа поцелуем, Юнги хотелось подарить ему всю нежность, что теплилась глубоко внутри. Шумно выдохнув шаман коснулся ладонью руки, которая покоилась у него на щеке. Глядя из-под ресниц, он поднес её к своим губам мягко касаясь костяшек. Голос Чимина разнесся неприкрытым кокетством: – Я покажу, а ты запоминай… – с этими словами он обхватил пухлыми губами указательный и средний палец буквально насаживаясь на них ртом, мягко посасывая. Язык беззастенчиво обвивал их словно змея скользя вверх-вниз заставляя Юнги грузно задышать. – К-ххх-а… Чимин, – мужчина прикусывает губу от ранее неизвестного ему чувства. Это были всего лишь его пальцы, но Юнги казалось, что он испуститься прям в портки, так и не познав дальнейших утех. Кто бы мог подумать, что тот настолько хорошо умеет владеть своим языком. – Что? Тебе не нравиться? – невинно звучит, когда тот выпускает длинные фаланги изо рта. Взгляд устремившийся на Юнги ловит заалевшие мочки ушей, и стиснутые в едва проглядную линию губы. Чимин отдал бы многое, чтобы полюбоваться этим выражением лица подольше. Подмывающее внутри чувство толкало на ещё более развратные вещи, не имея сил и причин для сопротивления он отпускает себя полностью. Разведя пальчиками пальцы возлюбленного на манер рогатки, тот ведет кончиком языка от основания до подушечки пальцев, описывая круг на конце. Затем вновь глубоко вбирает каждый из них, создавая вакуум, и вновь отстраняется с оглушающим чпоком. Последние остатки разума молодого господина стремились покинуть голову, но, решили резко вернуться в тот момент, когда Чимин развел ноги. Он замер, жадно глотая ртом воздух, словно рыба на суше. Всё внутри горело, а внизу живота сводило трепещущей жаждой. Два его пальца обхватили в кулак, а сверху в отверстие наливали масла не жалея. Юнги чувствовал, как по коже растекалась вязковатая жидкость, потом Чимин начал двигаться вверх-вниз, вырывая из глотки него полу рык: – Шаман, ты уверен, что твоя рука должна обвивать именно пальцы? – просипел Юнги тяжело сглатывая. – Да, уверен… Потерпи ещё немного, – шумно вдыхает, а затем льет меж ягодиц масла не жалея. – Чтобы я смог принять тебя, ты должен обо мне хорошо позаботиться, – прикусывает краешек губы неловко улыбаясь, – помогу тебе немножко, – Чимин направляет его руку к сжатому колечку мышц и продолжает, – сначала один, как только ты почувствуешь, что он беспрепятственно двигается внутри добавляй второй, и, третий…Понял? Юнги одобрительно кивает не в силах ответить, его колотит от волнения, но он делает так как велено. Когда первый палец входит на пол фаланги Чимин в руках Юнги замирает выдыхая. Откидывает голову и мычит сквозь сжатые губы: – Ты можешь… Смелее же, – голос его казался на пару тонов выше, и жалостливее. Это чертовски заводило обоих. Мужчине дважды повторять не надо, поняв по выражению лица, что любимому вовсе не больно, а совсем на оборот, он начал медленно двигаться. Спустя пару мгновений по комнате стали разноситься хлюпающие звуки и прерывистые вздохи. Чимин вжимался спиной в бревенчатую стену пытаясь не съехать со стола от интенсивных размеренных толчков. Мягкие стеночки постепенно сдавались под напором изящного длинного пальца, не почувствовав особых препятствий Юнги решает добавить второй. Обветренные губы обцеловывали зарумянившееся лицо, шею, острые ключицы, и нагие плечи в попытке немного облегчить проникновение. Тяжело задышав Чимин продолжил свои наставления: – После второго пальца ты должен будешь нащупать одно заветное местечко. На ощупь оно упругое и эластичное, в последующем тебе нужно будет целиться именно… А-аааа! – громко вскрикивая шамана буквально подбрасывает, он цепляется за плечи Юнги сильно их сжимая, прячет алеющее лицо меж шеей и ключицей молодого господина. – О Боги, – сипит сквозь зубы издавая полустон, – ты так быстро у-учишься… – мычит скуля. Юнги же кусает за ухо вбирая то на половину в рот, обводит кончиком языка раковину продолжая двигать пальцами внутри, доставая всё глубже, и глубже: проезжаясь по комочку мышцы, заставляя Чимина дрожать и всхлипывать от удовольствия в его руках. Неустанно, словно в забытие он начал шептать шаману ласковые слова самозабвенно задыхаясь от происходящего: – Чимин, ты самое прекрасное, что случалось со мной, – мажет по скуле поцелуем наращивая темп, – я никогда не жаждал кого-то так сильно, как тебя… Я никем не дорожил так сильно, как тобой, – скользя вниз помутневшим взглядом он натыкается на полувстваший орган, и обхватывает головку растирая большим пальцем обильно сочащуюся смазку. Без устали осыпая любимого ласковой нежностью Юнги добавляет третий палец, Чимин в его руках дрожит, не стесняясь стонать в полный голос. От тихих всхлипов не осталось и следа, разнузданные вскрики, с пошлыми шлепками и хлюпаньем заполняли комнатку все больше, и больше. Подходя ближе к разрядке Чимин взмолил: – Юнги…А-ах, – тянет свои руки к лицу возлюбленного, – П-поцелуй меня, пожалуйста, – дрожащий голос на грани исступления сносит Юнги крышу, и, тот повинуется, впиваясь жадно в губы. Язык Юнги скользит в чужом рту, заполняя собой оставшееся пространство, исследуя каждый миллиметр. Проходиться по нёбу вызывая табун мурашек, и сплетается с чиминовым воедино не желая расставаться. Шамана трясёт, он уже на грани. Цепляясь сильнее за плечи, тот буквально впивается сквозь ткань в плоть мужчины, и вскрикивает, сходя на полустон: – Юнги, я… – не успевает он договорить, как его тело наливается тяжестью и послеоргазменной негой, содрогаясь он тихо выдыхает, глотая ртом воздух. Белесые капли стекают по рубашке ударяясь об дощатый пол. Опадая от бессилия на Юнги, тот, всё же превозмогает приятную усталость, и шепчет на ухо. – Каждый раз, я отчаянно желаю прожить с тобой бок о бок отмеренный нам век, будь со мной, пока твоё сердце бьётся в груди… – с этими словами, Чимин прикрывает глаза уходя в сладкую дремоту. Юнги чувствуя обмякшее тело счастливо поджимает губы, кутая в своих объятьях он еле слышно с дрожью произносит. – Всегда… Всегда буду, даже в небесном чертоге Вальхаллы…