Неспящие

      Еще не открыв глаза, Драко чувствовал, что как его сердце, вновь ставшее живым, каменеет с каждой секундой его пробуждения.       Ему вновь трудно дышать. Вновь хочется разрушить невидимую стену, что разделяла его жизнь и сон. Вновь хочется кричать от бессилия и пустоты, проклясть тот день, когда его нога ступила на порог Хогвартса.       — Драко, вставай! — подушка летит прямо в лицо Малфоя, еще больше портя его настроение.       — Тебе лучше отстать, Нотт, — рявкает Драко.       Снова. Снова эта гребанная пустота.       Драко не может смириться с этим чувством, даже спустя столько лет.       Поспешно умывшись и одевшись, Драко берет с кровати прилетевшую к нему подушку и со злостью швыряет ее в открытое окно. Его не интересуют визгливые крики Нотта или смех Блейза, он просто хочет заглушить ту боль, что поселилась в его груди.       Первые минуты после пробуждения всегда были самыми счастливыми и одновременно самыми сложными. Драко словно отрывали, вырывали из безмятежного мира и окунали в серую безликую повседневность, в которой он был абсолютно один на один с водоворотом топких чувств. День приносил отвлечение, но вечер хандру. Драко мог буквально считать минуты до наступления ночи, и ненавидел то, что не мог этому сопротивляться.       Это был наркотик, от которого он не мог избавиться. Одержимость, граничащая с помешательством.       Не желая ждать, пока Крэбб и Гойл соберутся, Драко направляется к шумному школьному коридору. Он старается идти как можно скорее, чтобы не видеть чужие лица и тем более их улыбки. Его до дрожи в костях бесило счастье других людей. Драко любил контролировать свою жизнь, но обстоятельства, в которых он находился, были неуправляемыми. Он был зависим и был худшим врагом самому себе. Изнурен борьбой и пониманием, что это не прекратится. Даже, когда он уедет из Хогвартса пустота останется вместе с ним, глубоко поселившись в его груди. Счастье — это эфемерное понятие, которое было ему не доступно. Драко мог только верить, что после окончания школы боль притупится, и он позабудет об этих снах, но летние каникулы вне Хогвартса с каждым годом становилось все труднее, и несмотря ни на что, он со страхом думал о том времени, когда стены школы закроются перед ним навсегда.       — Драко! — голос Пэнси похож на визг мандрагоры, и Драко морщится, не думая сбавлять шаг.       — Отвали, Пэнс, — грубо отмахивается Драко.       Даже летом Малфой не мог избавиться от этой пиявки. Всего один необдуманный порыв, и теперь он каждый раз вынужден отдирать ее руки, норовящие приклеится к его коже.       Он проходит в темный угол под лестницей, пытаясь вздохнуть полной грудью, но в его жилах был только колкий холод. Драко закрывает глаза, стараясь вернуться к чувству, которое испытывал меньше часа назад, и даже мимолетных отголосков хватает, чтобы он почувствовал желанный покой.       Малфой был проклят этими снами. Другого варианта он не видел. Он был у многих оракулов, сновидцев и просто фанатиков снов и никто, абсолютно никто не мог дать внятного ответа, что с ним происходит. Он несколько раз экспериментировал с зельями и запрещенными заклинаниями, найденных собственными поисками, но это не принесло желаемого результата. Только головную боль и спутанное сознание, вместе со скверным настроением от очередного провала.       Его спасет только бегство из Хогвартса. Из этой дыры, которая создала это мучение.       — Может, ты все-таки решишь соизволить пойти на первый урок? — нетерпеливо говорит Пэнси, облокотившись о стену.       Драко грубо чертыхается.       — Можешь передать своему отцу, что у тебя все равно нет шансов, — жестко говорит Драко.       — Астория не лучший вариант.       — Но и ты не лучше.       На миг слащавая улыбка Пэнси гаснет, но она быстро берет себя в руки.       — Иногда я тебя так ненавижу.       — Вставай в очередь, — фыркает ей в след Малфой, даже не кинув на нее взгляда.       Драко обходит навязчивую девицу, но, к сожалению, они шли в один кабинет, и им было по пути. Пэнси получается именно то, что ей было и нужно. Их видят вместе. Тихие шепотки и понимающие взгляды летят в их сторону, даже не смотря на то, что они идут поодаль друг от друга. Может когда-то Драко и казалось, что Пэнси будет неплохой для него партией, но с тех пор многое изменилось. Теперь он был ее трамплином. Тем, кто поможет привлечь более богатых женихов, но Паркинсон никак не может понять, что объедки — это никому не нужный мусор.       — Теперь понятно куда ты так спешил, — посмеивается Гойл, когда Драко садится рядом с ним за парту. — Или к кому.       — Ты еще больший идиот, чем я думал, если в твоей голове закралась хоть одна мысль, что я могу быть с ней, — раздраженно отвечает Малфой.       — А я ничего и не говорил, — со смехом шепчет Гойл, смотря на вошедшею Помону Стебль. — И зачем мы только до сих пор изучаем эти сорняки?       Драко оставляет его вопрос без ответа, отвлекаясь на смех когтевранки. Еще один кусок маггловской ошибки, который оскверняет самое понятие магии. Хотя среди чистокровных тоже бывают огрехи. Взять хотя бы Уизли. Недоразумение среди их круга.       — Иногда я понимаю, почему ты не остаешься с нами по вечерам, — снова шепчет Гойл, упирая голову в ладонь. — Ты хотя бы не пил это жуткое пойло Блейза.       — Ты можешь замолчать, Гойл? — со злостью спрашивает Малфой, уткнувшись взглядом в окно и надеясь, что день пройдет как можно скорее.       Но его надежда так и не сбылась.       Уроки длились бесконечно долго, невыносимым гнетом возвращая в тупиковые будни бесконечных занятий, зубрешки и заданий, которые были никому не нужны. Разве, что тупице Грейнджер. Эта заноза заявлялась на все сегодняшние уроки с вечно поднятой рукой и готовыми ответами на все идиотские вопросы. Это раздражало не одного Драко. Неотесанная, лохматая, бледная оборванка с кипой учебников под мышкой и дешевой палочкой в руке. Она была любимицей многих туголобых преподавателей, но этого всегда будет мало. Она магглорожденная и это клеймо всегда будет с ней. Даже Паркинсон неизменно всегда будет выше Грейнджер и любой другой грязнокровки, несмотря на ее скудный ум. Сильные поедают слабых, но только слабые надеяться, что смогут перехитрить судьбу. Но смотреть на их тщетные попытки всегда было особым удовольствием.       Но большим удовольствием было бы прямо сейчас сесть на метлу и улететь с этого гиблого места. Это единственное, что приносило Драко хоть какую-то радость. Полет, ветер свистящих в ушах, дрожь и мурашки по всему телу, ощущение свободы и адреналин в крови — вот, что могло заставить сердце Малфоя стучать с удвоенной силой, а мимолетной улыбке появится на вечно хмуром лице. Мало кто это замечал, потому что Драко предпочитал летать в одиночку. Его не привлекал квиддич; копошение десятка фанатичных игроков, которые заняты бессмысленными мечами вместо того, чтобы чувствовать полет. Но игра давалась ему довольно легко, что досаждало его соперникам. Особенно Поттеру. Незначительная, но весьма забавная мелочь. Драко хватался за любую возможность сесть за метлу, и если для этого ему нужен квиддич, значит пусть будет так.       — Слышал новость? — толкая Малфоя в бок и отвлекая его от своих мыслей, спрашивает Нотт с набитым ртом, когда они сидели в Большом зале. — Похоже заучку Грейнджер выперли из дома.       — С чего ты это взял? — скучающе интересуется Драко, переведя взгляд на грязнокровку, уткнувшуюся в талмуд и не обращающую внимания на Уизелла, который что-то упорно пытался прокричать ей в ухо.       — Она приперлась в Хогвартс еще две недели назад, видимо никто даже не захотел приютить такую грязь.       Теперь Малфой с чуть большим интересом смотрит на девушку. К нему в голову подкрадывается мысль, что и он мог приехать в школу пораньше и наслаждаться своими снами, но он быстро одергивает себя.       Нет. Так не может продолжаться и дальше.       Злость на самого себя сбивает непрошенные бредовые мысли. В этом году он должен перестать бежать в спальню по первому зевку. Не ждать первых сумерек, чтобы лечь в кровать и закрыть глаза в ожидании, когда усталость сделает свое дело. Он должен победить свой недуг. Хотя бы попытаться избавиться от дурманящей тяги, чтобы в конце весны он не развалился на части и не лишился рассудка, как только поезд увезет его из школы.       В начале лета один только звук приближающегося вагона вызвал у Малфоя паническую атаку. Он не понимал, что с ним, а его сокурсники, ничего не подозревая, втолкнули его в поезд, пока он был в полубредовом состоянии.       Еще одного такого дня Драко просто не переживет.       — Когда у нас первая тренировка? — переведя тему, спрашивает Драко, резко встав со стула.       — Драко? — непонимающе спрашивает Тео, привлекая внимание многих слизаринцев.       — Я иду на поле.       — Но мы говорили о грязнок…       — Меня не интересует ни Грейнджер, ни любая другая гразнокровка, Нотт, — строго отвечает Малфой. — Лучше займись своими показателями. В этом сезоне ты должен быть в команде.       Драко быстрым шагом пересекает Зал, оставаясь в одиночестве; разделенный тяжелой дверью от сотен учеников, которых вряд ли когда-либо сможет назвать друзьями. Отчасти он сам в этом виноват. Драко был нелюдим.       Он никому не нужен. Ему никто не нужен.       Возможно, лишь его сны.       Сны и только сны. Снова все его мысли были лишь об одном. О той пустоте, которая была его покоем.       Вместо того, чтобы идти на поле, Драко сворачивает к знакомому кабинету. Возможно, это будет выходом. Если он все-таки сможет решиться на это. Если он все-таки не так силен, как думает.       — Профессор Снейп, мне нужна ваша помощь.

***

      Идиот. Проклятый гребанный кретин. Вновь попав на берег озера раньше Гермионы, Драко наворачивает круги, пытаясь в который раз достучаться до своих спящих мозгов и втолковать ему правду, от которой бежала его дневная сущность.       Драко нужна Гермиона. Нужна, как воздух.       Не сны. Она.       — Драко, — он слышит знакомый родной голос, и не может сказать ни одного слова.       Потому что он чувствует прожигающую вину, за откровенность которую должен был ей сказать еще вчера, но слова застревают в горле от следующих слов, которые она произносит:       — Я кое-что нашла.