***
На самом деле, ответ до боли прост, но до ужаса болезненный. Когда Дазаю было около десяти лет, он с родителями поехал в другой город к родственникам. Его отец любил набирать большую скорость, Томоко очень боялась этого, но никак не могла повлиять на стиль езды супруга. К счастью, всё всегда проходило спокойно и максимальное наказание, это штраф. В этот раз удача отвернулась от них. Гнав по прямой дороге, которая погрузилась в угнетающий полумрак, на встречу машине Дазая вылетела другая. Столкновение было неизбежно, ведь водитель той машины был мертвецки пьян, хоть это и узнали позже, но сама машина виляла по всей дороге. Тот день стал точной невозврата в поведении, стиле и общении юноши. Удар пришел на переднюю левую сторону, прямо на сторону Иошихиро. Автомобиль несколько раз развернуло и сбросило в ближайшие кусты. Осаму вылетел через выбитое стекло, прокатившись по небольшому склону. Его тело все было искалечено и изрезано маленькими, и не очень осколками стекла. Как Осаму рассказали, то его отец умер ещё в момент столкновения, а маму спасло то, что вскоре после аварии мимо проехала неравнодушная семья. А дальше всё было как в тумане: скорая, звуки, которые громким эхом внедрились в мозг; первичная обработка ран, фантомная боль, которая иногда настигает его вновь; полиция, которая паниковала, увидев ребенка. Из больницы маленького Дазая забрал его дядя, Мори приглядывал за ребенком около месяца. Он почти не разговаривал, сидел всё время в комнате, выделенной специально для него, а выходил изредка, поесть. Он только один раз попросил Мори ему что–то купить — бинты. Он забинтовал все свои раны, меняя бинты раз в два дня и обрабатывая. Томоко вышла из больницы спустя месяц, ей провели операцию, и провели первичную реабилитацию. После этого она вернулась домой, ведь у неё маленький сын. В первый год бинты скрывали только руки и ноги, там остались напоминания о том страшном дне. Дальше бинты стали покрывать всё большее пространство. На руках и ногах появлялось всё больше порезов, а на шее красовалась странгуляционная борозда. Все это под бинтами, которые не снимал никто кроме самого Дазая, не видели, что под ними. Томоко после аварии была всё более заботлива к своему сыну. Порой даже казалось, будто она, проявляя бо́льшую заботу и нежность, пытается извиниться за весь тот ужас, в котором не виновата. В этом ужасе никто не виновен. Мать недоумевала, почему на таком хрупком теле мальчика столько бинтов. Дазай же объяснял это тем, что ему не симпатичны оставшееся раны. — Сынок, почему у тебя столько много бинтов? Что ты скрываешь? — нежным, бархатным голосом произнесла Томоко. Она сидела за столом на стуле, взволнованная. И правда, эти стальные нотки волнения за своего сына. Любая мать будет волноваться за сына, особенно когда он так изменился. Женщина бережно гладила истощённую, маленькую ладошку мальчика. Осаму поднял пронзающий взгляд на маму и тихо хмыкнул: — Мам, ну я же просил. Не волнуйся ты так. — голос стал более холоден. — Просто мне не нравятся оставшееся шрамы. У Томоко задрожала губа, ясные нежные глаза наполнились хрустальными слезами, и мать крепко обняла Осаму. А парень стоял неподвижно, безжизненно глядя в даль.***
Дазай поморщился от нахлынувших воспоминаний, он он старался не вспоминать тот день. Именно тогда его жизнь разделилась на до и после. Достав сигарету из пачки он закурил. Облако белого дыма контрастировала с серыми цветами города, показывая, что не все люди погрузились в мирный сон. Сигарета тлела в худых пальцах, показывая то, как она медленно умирает. Осаму часто задумывался над тем, почему он начал курить, но однозначного ответа никогда не было. Кто-то курил для наслаждения, кто-то для успокоения, ну а кто-то для приближения смерти. Правда последнее Дазай приписывал лишь к себе, но это его не волновало. Докурив, шатен отправился прямиком в комнату. В квартире стояла тишина, было слышно только тихое сопение Томоко где-то за стеной. Сев за стол, Дазай взял лезвие. Ослабив и стянув бинты с предплечья он вонзил край холодного металла в белоснежную, фарфоровую кожу и провёл по ней. Осталась глубокая рана, из которой сразу полилась алая кровь. Он не знал как справляться с эмоциями, которые ему не известны. Вроде хочется плакать, а вроде смеяться. По итогу одолевала пустота, а в чувство приводила лишь боль, принесённая самому себе. Сейчас было одно желание — умереть. Но, к сожалению, он не мог воплотить его в реальность. Осаму было жаль мать, которая и так похоронила мужа, а если придётся отдать сырой земле ещё и сына, то она ляжет рядом, медленно умирая от чувства безысходности. Поэтому Осаму просто мучал себя, давая прожить спокойную и отчасти счастливую жизнь матери. Еще один порез, рядом с прошлым, но немного глубже. Шатен поморщился от неприятных чувств, вернувших его в реальность. Уставившись на небольшую лужицу крови, которая становилась всё больше, Дазай перевязал порезы бинтами, не забыв обработать их. Он понимал, что только на время заглушит моральную боль, но это было хотя бы какое-то спасение. Решив прогуляться по ночному городу, он забыл выключить геолокацию в приложении, которое показывает местонахождение. Одев черные джогеры, высокие берцы, черную толстовку и куртку с маской, Осаму вышел из дома. На улице все ещё кружились мягкие, как пух, снежинки. Машин не было, город погрузился в мирный сон, и лишь редкий свет в окнах многоэтажек показывал, что не все спят. Достав наушники, осаму включил нирвану. Их песни расслабляли, наводили порядок в душе. I'm worse at what I do best And for this gift I feel blessed Our little group has always been And always will until the end Музыка разливалась приятным теплом в ушах, она играла будто из сердца, а не из наушников. Дорога хоть и была не близкой, но время пролетело незаметно. Лишь песни сменяли одну за другой. Снегопад усиливался, как и слой снега на дороге. Вход на кладбище уже был в поле зрения Дазая. Он спокойно шагал в такт музыки, и зайдя на территорию Осаму прикрыл глаза. Сделав глубокий вдох, он шумно выдохнул и отправился в дальнюю часть. Туда он придёт не глядя, ведь путь к плите отца он помнит наизусть. Надгробие слегка припорошило снегом, смахнув его шатен сел рядом, облокотившись на могилу. —Привет, пап, — Осаму сразу загрустил, положив голову на верхнюю часть. — Как ты тут? Надеюсь, ты больше не чувствуешь боль и вину. Осаму знал, что ему не ответят, но он был уверен, что его слышат и Иошихиро сидит по другую сторону, слушая сына. — Я не знаю как это описать, но я встретил человека, которому могу полностью довериться. Он весёлый и красивый до безумия. Я не знаю что делать, ведь я не смогу долго с ним общаться, я просто убью его морально. Мне страшно, пап, мне очень страшно за него. — Дазай говорил тихо, было слышно лишь шелест ещё не опавших листьев. Он часто приходил на кладбище. Тут можно выговориться и просто уйти в себя на долгое время.***
Чуя лежал в теплой постели залипая на ленту новостей. Он не мог уснуть как бы не хотел, в его голове крутился Осаму и разговор с ним. Чуя знал, что Дазай много раз совершал самоубийство, что он не тот, за кого себя выдаёт. Но сам же шатен не хотел рассказывать об этом, он сразу начинал уходить в себя и просто молчать. Для него это была больная темя, Накахара это понял сразу. Зайдя в «Зенли», это приложения для отслеживания местоположения друзей, он увидел метку Дазая на кладбище. Накахара думал, что его друг может там делать? Может, просто гулял? Но он не двигался, просто был на месте. Чуя поднялся с кровати и взяв вещи, он тихо оделся. Его родители спали в соседней комнате, иногда ворочаясь во сне, что было хорошо слышно из-за эха. Но ему было всё равно. Надев какие то джинсы, первые попавшиеся под руку, и толстовку, он вышел в коридор. Быстро накинув куртку и впрыгнув в кроссовки, он взял ключи и выбежал из квартиры. Быстро спустился с пятого этажа, он чуть ли не бегом отправился на кладбище. Оно очень большое и если не знать, куда идёшь, то можно спокойно потеряться среди могильных плит. Бродив между могил, параллельно рассматривая даты смерти, Чуя услышал тихое бормотание неподалёку от него. Это был последний шанс не заблудиться на этом месте и, возможно, найти Дазая. Он отправился на голос. На подходе к месту в глаза начал бросаться тёмный силуэт, сидящему спиной к одному из надгробий. — Дазай? — Голос подрагивал от нарастающего холода и от небольшого страха нарушать умиротворяющую тишину. Силуэт заметно повернул голову в сторону звука, исходящего не от него. — Чуя? Что ты тут забыл в столь поздний час? — У Осаму подрагивал голос, подавляя плачь. — По твою душу суицидальную пришёл, — Накахара сел перед Дазаем на корточки и расставил руки — иди сюда. Осаму привстал, так же сел на корточки и подался вперёд, падая в объятья. Слёзы потекли с новой силой пропитывая синюю толстовку Чуи влагой. — Чу, пошли прогуляемся. — Осаму выполз из объятий друга и встал, протянув руку. — Конечно, пошли, мне часов в пять домой надо только. — Чуя посмотрел на время, которое переходило отметку в половину четвертого. — Пошли в парк? —Пошли — уже с более сильными нотками счастья произнёс Дазай, направляясь к выходу с кладбища. Погода стала ещё спокойнее, полностью передавая атмосферу спокойствия вокруг. Лёгкий снег шёл прозрачной стеной, ничуть не колыхаясь от испарившихся порывов ветра. Они молчали, наслаждаясь минутами тишины вдвоём. Им было комфортно, они это знали. Осаму понял, что не обязательно постоянно надевать маску шута при людях, как делал это постоянно. А Чуя удостоверился, что не все хотят причинить ему зло и боль, которую ему причинили многие с кем он когда-либо общался. Обоих настораживало лишь то, что Ода стал отдаляться от них, стал меньше рассказывать о проведённом дне, ушёл из компании. Дазай думал, что он просто отдыхает от компани гиперактивного шатена, а Чуя, что тот немного приболел. На подходе к любимому парку, Дазай достал пачку сигарет «Marlboro» с фиолетовой кнопкой. Он всегда их курил. Уже некая традиция покупать именно эти, а так же пагубная привычка. — Бросай ты их. — Накахара посмотрел на Дазая, который держал сигарету в зубах, поджигая её. — Я бы бросил, но... — Осаму замешкался, — но я всегда начинаю курить, когда стрессую. Это успокаивает. — он сделал глубокую затяжку, выпустив дым над головой. В последнее время Дазай стал больше курить и пачка уходила буквально за полтора дня, хотя раньше её хватало дня на три — четыре. Чуя замолчал, пытаясь подобрать слова, но в голову ничего не лезло, лишь то, что он замечал на сколько часто Дазай курил. Он так и не рассказывал о себе чего-то большего, чем поверхностные факты. Парни дошли до дальних лавочек, скрытых кустарниками от основной дороги. Сев, Дазай лёг на колени Чуи, вытянув ноги за пределы скамьи. Накахара уже привык к тому, что Осаму мог лечь на него, обнять или взять за руку при всех. Для них это нормально. Голубоглазый перебирал тёмные волосы, пытаясь собраться с мыслями для довольно серьёзного разговора. — Дазай ,— внезапно начал тот.— нам надо поговорить. — Я слушаю Чу. Наверное, сейчас я готов ответить на многие вопросы. — Осаму прикрыл глаза, полностью отдав себя моменту. — Отчего ты так хочешь умереть?— вопрос был как гром среди ясного неба. Дазай не знал как правильно на него ответить, как себя вести и что говорить. Будто только знал, что Ода хочет прислать к нему Накахару. — Я не знаю, как сказать.— он замолчал. — много факторов. У меня погиб отец в аварии, появилось много шрамов по всему телу, меня унижали в школе из-за этого и это только малая часть. — Выпалил тот на одном дыхании. Вдруг послышались тихие всхлипы. Дазай не понимал, почему сегодня его так подкосило, ведь он не показывал свои эмоции давно, скрывал слезы. Всё было под запретом, любая лишняя эмоция. — Прости Дазай, я.. я не знал, что это для тебя больная тема.— Накахара немного приподнял его и крепко обнял, водя руками по куртке. Он продолжил молчать, успокаивая своего друга. — Чу, все хорошо, не волнуйся. Просто состояние паршивое сегодня. — Он вытер слезы.— Правда, всё хорошо. Рыжеволосый положил его голову обратно на колени, снова начал перебирать мягкие пряди. Они тихо разговаривали ни о чём, легко перескакивая с одной темы на другую. Вокруг снова воцарилось спокойствие. Тихий парк и двое парней, которые обсуждали всё, что только взбредёт в голову. Они не хотели затрагивать больную тему, по крайней мере сейчас.