***
Дорогой Бомгю, Я думаю, что ты очень классный и очень красивый. Мне нравятся твои длинные волосы, и ты выглядел нереально круто, когда играл на гитаре на шоу талантов. И у нас полностью совпадает музыкальный вкус, хотя никто не знает, что мне нравится та же музыка, что и тебе. Ты, наверное, даже не знаешь, кто я, потому что я учусь в седьмом классе, а ты в восьмом, и еще я очень стеснительный, так что я пишу тебе это письмо, потому что я очень боюсь подойти к тебе в школе. Я просто хотел сказать, что ты мне очень нравишься, и я понимаю, что тебе это может показаться странным или противным, потому что я тоже мальчик. И я знаю, что то, что я чувствую к тебе, я должен испытывать только к девочкам. Но, когда я думаю о своих чувствах к тебе, они не кажутся мне неправильными, и я даже не знаю почему. Если это не кажется тебе странным или типа того, то давай встретимся сегодня в 3 часа у большого дерева на заднем дворе школы, потому что я думаю, что было бы очень круто поговорить с тобой. Если ты не придешь, то ничего страшного. С любовью (если это то, чего ты хочешь),***
— В смысле ты уходишь? — спросил Бомгю уже в третий раз за последние пятнадцать минут. — В прямом, — снова повторил Чонин. — Я не хочу быть в группе, это больше не весело. — Оно и не должно быть весело! — напомнил ему Бомгю, не обращая внимания на то, насколько наивно это прозвучало. — Если ты не хочешь воспринимать группу всерьез, как это делаем мы, тогда ладно! Уходи! Бомгю был уверен в их группе. Его не волновало, сколько людей воспринимали ее просто как какое-то хобби. Он знал, что они хороши, они должны быть хороши. Бомгю посвятил всего себя этому делу. Каждый час бодрствования, все свои силы, которые у него были, он тратил на группу. Он либо писал песни, либо репетировал с остальными участниками, либо играл на гитаре один в своей комнате, либо учился играть на остальных инструментах, если вдруг кто-то из участников неминуемо бросит его снова. Прямо как Чонин сейчас. И, по правде говоря, Чонину следовало бы уйти, если ему, как Бомгю, не наплевать на группу. — Гю, — заговорил Кай с тревогой в голосе, — может, нам стоит остынуть, потому что найти нового солиста намного тяжелее. Бомгю постарался успокоиться. Кай был прав. И следующим участником после солиста, которому тяжело найти замену, был барабанщик, поэтому Бомгю стоило бы следить за своим языком, если он не хотел потерять еще и Кая. Не то чтобы Бомгю сомневался в его верности, поскольку, не считая Ёнджуна, он был в составе группы больше, чем кто-либо из участников… даже будучи десятиклассником, он пришел раньше Чонина. — Извини, Кай, — произнес Чонин. — Я больше не хочу продолжать. Мы скоро выпускаемся, и я не планирую заниматься музыкой после старшей школы. Более того, мне никогда не нравилась та музыка, что вы слушаете, парни… Я знаю, что вас беспокоит это, хотя вы не признаетесь… что я не соответствую вашим требованиям. Чонин был прав. Ему действительно было намного проще год назад, когда Бомгю только начал писать. Но со временем Бомгю хотел играть все быстрее и быстрее. Он хотел играть более тяжелую музыку, с более сложными элементами. И Ёнджун с Каем были согласны. Они не хотели играть обычную альтернативу, ради которой пришел Чонин, жанр, к которому его голос подходил просто идеально. Нет, трое из них хотели играть рок и метал, чем тяжелее — тем лучше. Чем больше времени проходило, тем больше они хотели уйти в метал, прогрессивный рок, хардкор… назовите жанр тяжелее, чем выше перечисленные, и они захотят попробовать его. Они никогда прямо не говорили Чонину, что им нужен был вокалист с более сильным голосом, который не боялся порвать свои голосовые связки из-за смешанного вокала и который мог петь штробасом. Им не нужен был кто-то, кто может кричать, они понимали, что это уже слишком. Но, пока они курили после репетиции (занятие, которое тоже совершенно не привлекало Чонина), они стали сравнивать известных певцов, которых они бы хотели взять к себе в группу, если бы они жили в вымышленном рок ау. Но эти певцы не пели так красиво и сладко, как это делал Чонин. Бомгю и Каю было тяжело смириться с той правдой, которую на них только что взвалил Чонин. Бомгю хотел сказать хоть что-то, чтобы Чонин не чувствовал себя так, будто он здесь лишний. Он не был лишним… но он был прав, они искали кого-то другого. — Извините, что не сказал вам всем это лично, — тихо произнес Чонин, — но я не особо хотел говорить об этом при Ёнджуне. — Справедливо, — согласился Бомгю. Если Чонин считал, что Бомгю упрямый, то Ёнджун переплюнул бы его раз в десять. Ёнджун вышвырнул бы его за порог в ту же самую секунду, когда Чонин бы в первый раз произнес слово «уйти». К его счастью, они находились в оркестровой во время обеда, а Ёнджун в жизни не заходил в этот класс. — Что ж, если завтра утром ты будешь чувствовать себя более эмо, то дай знать, — с ноткой сарказма произнес Кай. — Ага, — кивнул Чонин, уже направляясь к выходу. Он даже и не собирался задуматься над предложением Кая. Как только дверь закрылась, Бомгю обессиленно плюхнулся на стул. — Бля-я-ять, — пробубнел он. — Ты уже думаешь, как найти ему замену, не так ли? — спросил Кай. — Как думаешь, поставить прослушивание на следующую неделю или через? — спросил Бомгю, подтверждая свою виновность в выдвинутом обвинении. — Ты вообще когда-нибудь думаешь не о группе? — спросил Кай, одновременно впечатленный и немного рассерженный. — Я выпускаюсь через 3 месяца, о чем еще мне думать? — ответил Бомгю. Группа, по сути, была всем, что у него есть сейчас. И вот насколько он дорожил ей. Она заставила его чувствовать себя так, будто его шансы на успех были намного больше, потому что он действительно много трудился. — Почему бы тебе не пойти подготовиться к тесту по алгебре, раз ты такой умный? — У тебя точно нет ответов? — спросил Кай. — Даже если бы они у меня и были, я с точностью могу заявить, что тебе не понадобились бы мои ответы ни по одному предмету, — заверил его Бомгю. Он пришел в старшую школу, чтобы повеселиться, а не учиться, и это стало его правилом, когда он был еще первогодкой. — Зачем мне вообще друзья старше меня, если они не могут дать мне списать? — спросил Кай. — Ты умненький мальчик, тебе не надо списывать, — ответил Бомгю. — Ты говоришь как Ёнджун, — произнес Кай и закатил глаза. Он поднял рюкзак с пола. — Мне надо идти готовиться. Дай знать, если что-то придумаешь насчет нашей проблемы с солистом. — Да, бро, как скажешь, — ответил Бомгю, не совсем понимая, как он собирается решать их проблему с солистом… но в то же время точно зная, что он хочет сделать.***
Групповой чат: травы курнуть и в жопу вдуть Ёнджун: ты, блять, шутишь. Кай: ты реально очень долго обрабатывал эту информацию Вы: я не шучу Ёджун: господи, блять Ёнджун: да и пошёл этот придурок нахуй, какая разница Ёнджун: он все равно пел отстойно Кай: окей, это не так. Подумай еще раз. Ёнджун: Ладно Ёнджун: 88888 Ёнджун: Гю, что мы будем делать? Треск в наушниках Бомгю заставил его подпрыгнуть на стуле и забросить телефон на покрытый ковром пол в другом конце будки. — Звукооператор? Ты тут живой вообще? — прозвучал голос режиссера. Бомгю провел рукой по лицу, пытаясь успокоиться. Он ненавидел то, как он всегда подскакивает от любого звука. — Да, извините, — проворчал Бомгю в микрофон. Иногда Бомгю вообще не понимал, зачем он согласился быть звукооператором в театре. С одной стороны, никто в этой гребаной школе не собирался сидеть в этой будке, кроме него. С другой стороны, это было скучно и муторно, и отнимало драгоценное время для написания песен — что объясняло в беспорядке разбросанные по всей будке тетрадные листы с набросками текста и недописанными табами для гитары. И, если быть совсем честным… с очень ОЧЕНЬ другой стороны… у него был самый сильный, глупый, бессмысленный, гейский краш в мире на главного вокалиста. Бомгю был влюблен в Кан Тэхёна уже практически три года. В 10 классе Бомгю не очень сильно волновало, что происходило у первогодок. Не то чтобы он не знал, кто такой Тэхён, когда он… эм… влюбился в него… (подходящего слова с менее слащавым звучанием не существует). И Бомгю было все равно, кто такой Тэхён, и ему и дальше было бы все равно, пока… Иными словами, ему было бы все равно, если бы он не услышал, как Тэхён поёт. Но, к его несчастью, он услышал. Он не был виноват в том, что ему понадобился пюпитр в тот день 3 года назад. Это все вина Ёнджуна, честно. Поскольку Ёнджун, тогда еще ученик средней школы, умудрился получить запрет на вход в хоровую комнату. Он так и не объяснил Бомгю, как он получил этот запрет, что пугало еще больше. Тэхён даже не пел в полный голос, он даже не пел так, как Бомгю знает он способен петь сейчас. Это не важно. Когда Бомгю наткнулся на хоровую комнату через час после конца уроков, там не должно было никого быть. Что уж говорить о первокурснике, который сидел за пианино слишком сосредоточенный на том, что он пел себе под нос, чтобы заметить, как вошел Бомгю. Голос Тэхёна в то время был мягким, но даже тогда Бомгю мог сказать, что в нем было нечто большее. Где-то глубоко в нем таилось могущество. Его голос был четким, почти жалящим своей чистотой. Он был сбалансированным и стабильным. Тогда Бомгю нашел в Тэхёне одну общую с ним черту. Он мог видеть стремление Тэхёна быть идеальным, его потребность репетировать песню до потери пульса. Где-то очень глубоко в душе Бомгю чувствовал себя так, будто Тэхён пел лучше, чем он играл на гитаре. Это вызвало в нем сильную зависть, но в то же время он стал чертовски одержим идеей просто стать лучше… Быть лучше, чем Тэхён. Когда Тэхён наконец заметил его, он подскочил и случайно задел пальцами клавиши расстроенного пианино. Большие глаза Тэхёна устремились на Бомгю, и это был первый и последний раз, когда Бомгю осмелился посмотреть ему в глаза. Он уставился не из-за того, что чувствовал себя неловко. Он не смог отвести взгляд из-за того, что был шокирован тем, каким поразительно красивым был Тэхён. Так что он просто замер на месте — и это было еще более неловко. Бомгю моргнул. Он схватил пюпитр возле себя. — Извини, — все, что но смог протараторить. Тэхён ничего не ответил. Бомгю молил Тэхёна, чтобы тот сказал хоть что-нибудь, что это не выглядело так, будто он ненавидит Бомгю. Вернемся на три года вперед — Тэхён до сих пор так и не сказал ему и слова. Не то чтобы у них была причина для разговора. Они даже не были одногодками. Дело даже не в том, что у них нет общих интересов. Тэхён был очень, очень популярным. Возможно, Тэхён не был квотербеком, или устраивал вечеринки, или был наркодилером. Но все любили Тэхёна. Его избрали вице-президентом школьного совета, как только он перешел в 10 класс и стал достаточно компетентным для этого поста. Он был умным, у него было «отлично» по всем предметам. Он был талантливым, он участвовал во всех хоровых выступлениях и спектаклях. Он был атлетом, капитаном команды по легкой атлетике, и даже поговаривали, что он занимается боксом в свободное время. Не было ничего, в чем Кан Тэхён не преуспел бы. Не было ни одного человека, который не восхищался бы им. Бомгю не понимал, почему всем остальным в школе нравился Тэхён. Он думал, что это из-за его очаровательной улыбки или из-за того, как он кивал, когда с кем-то разговаривал. Может, из-за больших притягательных глаз, которые заворожили даже Бомгю. Возможно, как и Бомгю, они держались возле Тэхёна из-за его музыкального таланта, который он демонстрировал на сцене… это могло быть что угодно, на самом деле. Бомгю ненавидел свою влюбленность. Он ненавидел, что ему нравится то, что было предметом обожания каждого в школе, когда Бомгю всегда был главным аутсайдером. Никому не нравилось то, что нравилось ему… тогда почему всем остальным тоже должен нравиться Тэхён? Бомгю заблокировал телефон и посмотрел на сцену. Актеры массовки и второстепенного плана еще слонялись возле сцены, но генеральный прогон уже почти закончился. Тем не менее, главные актеры, у которых были микрофоны, попрощались с актерским составом, что Бомгю услышал через свои наушники. В центре сцены стояла только одна фигура… Тэхён, конечно же. Он всегда оставался допоздна, репетировал усерднее и уделял больше внимания. У него в руках был лист со сценарием самого эмоционального 3 акта. Он пел тихо, плавно повторяя хореографию, будто задумавшись о чем-то. Бомгю практически не слышал его через наушники. Казалось, будто привидение шептало эту песню только для него. — Бомгю! — раздался неприятный голос. Бомгю снова подскочил, ударившись локтем об акустическую панель. Она упала на ползунок, который опустился вниз под его весом, из-за чего он также соскользнул с панели. Он попытался встать, врезавшись в звуковую панель и нажав черт знает какие кнопки под звук падающих на пол листов с нотами и текстами песен. Грациозно, Бомгю. Очень грациозно. Студент, который был продюсером мюзикла, стоял возле двери звуковой будки. Бомгю снял свои наушники, приготовившись быть отчитанным. — Я понятия не имею, что за хуйня сегодня происходит с тобой, но можешь ли ты хоть иногда в течение следующих трех недель доставать свою готскую башку из задницы, пока ты не испортил все шоу? — спросил он и поставил руку на бедро. Бомгю сделал глубокий вдох, стараясь не закатить глаза. — Окей, — все, что он смог выдавить из себя. Конечно, сегодня он облажался, но он не испортил микрофон или пропустил слишком много подсказок, и это не был прогон в костюмах. И, я вас умоляю, это просто мюзикл в старшей школе — это не настолько серьезно. — Слушай, чувак, я не знаю, зачем ты вообще подписался на это, но можешь ли ты, пожалуйста, успокоить свою невоспитанную, склонную к мятежу натуру на один час в день, когда нам нужно, чтобы ты выглядел живым, или это так сложно? Бомгю хотел разъяснить, что противоречить социальным нормам было больше по части Ёнджуна, а он был лишь соучастником. Но, похер, на воре и шапка горит. — Слушай, я не пытаюсь сорвать ваш спектакль. В следующий раз я не буду переписываться и работать одновременно, не переживай. Я всё понял, — сказал Бомгю, отдавая честь для убедительности. Продюсер закатил глаза. — Ладно, но если от тебя еще будут проблемы, то я расскажу миссис Буртмайер, — пригрозил он. — Да, окей, — Бомгю понял угрозу. Он посчитал ее несерьезной, но он прислушается, потому что иметь дело с режиссером было бы еще более утомительно, чем с продюсером. Продюсер уже направился к выходу, но развернулся снова. — И избавься от дырок на своих штанах к выступлению. Если команда техников выглядит неопрятно, то тогда и мы все, — предупредил он. Бомгю не был уверен в том, насколько это высказывание было логичным, но он проигнорировал этот факт. — Ага, ноль базара, — тихо ответил он. Продюсер ушел и Бомгю остался один в тишине звуковой будки, задаваясь вопросом, почему в его жизни если не одно, то обязательно что-то другое пойдет не так. И обычно все сразу. Сама работа звукорежиссером не доставляла ему хлопот. Единственное, что его беспокоило, это то, что ему приходится терпеть всю эту головную боль, чтобы быть в одном помещении с Тэхёном. Это действительно звучит так же жалко, как оно и есть на самом деле. Он опустился на колени, чтобы собрать упавшие листы. Он залез под звуковую панель, чтобы забрать листок, который залетел под нее. Сквозь шуршание страниц он услышал щелчок двери, но решил, что это просто продюсер, который уже уходил. — Эй, — послышался голос, и Бомгю закипел от злости. Что еще нужно этому идиоту? — Да что тебе, блять, от меня снова нужно, придурок? — спросил он, выползая из-под звуковой панели. — Эм, — послышался более кроткий голос, чем был продюсера. Бомгю поднял взгляд на говорящего, еще больше разозлившись на самого себя. Он так сильно подскочил, что ударился головой об звуковую панель. Потому что Кан Тэхён стоял в звуковой будке и только что впервые заговорил с Бомгю. И Бомгю запорол абсолютно все. Вблизи Тэхён казался меньше. Не менее привлекательным, но более настоящим. Он действительно был здесь… и это было хуже всего. — Извини, я думал, это кто-то другой, — произнес Бомгю, забыв про всю свою гордость. Он поднялся на ноги, чтобы не говорить из-под стола. — Надеюсь, — сказал Тэхён, и Бомгю показалось, что он звучал беззлобно, но тон и выражение лица Тэхёна говорили об обратном. — Я пришел, потому что ты включил вступительную мелодию где-то 10 минут назад, и оно до сих пор играет. — Ой, — произнес Бомгю, подойдя чуть ближе к Тэхёну, чтобы достать до кнопки, на которую он нажал, когда режиссер напугал его. И потом он просто стоял, сверля дырку в полу, без малейшего понятия, что еще можно было сказать. Тэхён тоже молчал. Бомгю даже мог слышать, как билось сердце в его груди, и надеялся, что Тэхён этого не слышит. Он не знал, куда смотреть, потому что он даже на миг не мог взглянуть в завораживающие глаза Тэхёна и не утонуть в них навсегда. — На самом деле, я не знал, что ты еще здесь, — произнес Тэхён. Он кашлянул, будто давая знать, что ему тоже было неловко из-за повисшей тишины. — Извини. Бомгю проглотил ком воздуха. Значит, Тэхён не пришел бы сюда, если бы знал, что Бомгю еще здесь? Что это значит? Неужели ему настолько невыносимо находиться рядом с ним? Бомгю так долго хотел оказаться с Тэхёном хотя бы в одном помещении, и теперь, когда он был здесь, он хочет, чтобы тот ушел. «Пожалуйста уходи, пожалуйста уходи, пожалуйста уходи», — умолял Бомгю про себя. — «Уходи, пока я не сделал все еще хуже… Пока ты не понял, что я влюблен в тебя. Пожалуйста, просто уходи и больше никогда не подходи ко мне». — Это ты написал? — спросил Тэхён. Бомгю устремил свой взгляд на парня. Он был настолько встревожен, что напрочь забыл свое главное правило — никогда не смотреть на Тэхёна. Промелькнувший в руках Тэхёна белый тетрадный лист заставил сердце Бомгю упасть в пятки. Он хотел провалиться сквозь землю, хотел, чтобы эта звуковая панель загорелась и они оба погибли в пожаре, чтобы солнце взорвалось и уничтожило землю. Тэхён, очевидно, держал в руке те самые листы с текстами песен. Почему именно листы с песнями? И, что более важно, с текстом? Почему он? Почему Тэхён? Действительно, почему. Бомгю сглотнул тяжелый ком в горле. Он кивнул, посмотрев на Тэхёна, только чтобы понять, как он отреагирует. Но Тэхён никак не отреагировал, только слегка приподнял брови. — Неплохо, — произнес он и кивнул. Он передал записки в трясущиеся руки Бомгю, теперь ясно понимая, что Бомгю не хотел, чтобы он поднимал их. — Примитивно, но неплохо. Бомгю молча кивнул. Перед ним было жирно выведенное красной ручкой вверху страницы «The Flesh is Guilty by Incineration», после которого последовали неразборчивые выцарапанные шариковой ручкой каракули, которые даже не были песней, а просто каким-то набором слов, напоминающим первые неуклюжие шаги олененка на пути к созданию хоть какого-то подобия музыки. Ему стало противно от фраз, которые он когда-то считал ошеломляющими и крутыми. Сейчас они казались жалкими, глупыми и мерзкими, и Бомгю хотел, чтобы Тэхён вообще никогда этого не видел. — Спасибо, — сказал Бомгю, пораженный тем, каким тихим может быть его голос. — Ага, — все, что произнес Тэхён перед тем, как развернуться к выходу. Бомгю почувствовал, как его сердце вернулось на место и снова забилось как у живого человека. Голос разума кричал ему, чтобы он не упускал свой единственный шанс, который мог ему выпасть. И он наконец сделал самую подобную металлисту вещь за день. — Ты хорошо пел сегодня, — сказал он чуть громче, чтобы Тэхён смог услышать. Тэхён замер, уже держась за ручку двери. — Я сфальшивил в третьем акте, — категорично произнес он. Тэхён оглянулся через плечо, и Бомгю готов поклясться, что он улыбнулся. — Но спасибо. В тишине уже пустой звуковой будки Бомгю стоял и смотрел на листы с лирикой, которые, казалось, были разбросаны по всему полу, и хотел умереть.***
Групповой чат: травы курнуть и в жопу вдуть Вы: опишите меня Кай: 180 сантиметров, 53 килограмма, черные волосы, карие глаза Вы: НЕ ТО типа какой я Вы: как будто вам надо описать мой характер кому-то другому, что бы вы сказали Ёнджун: крысеныш Кай: шумный Ёнджун: может укусить Ёнджун: гей Ёнджун: воняет Вы: Я ЖЕ СКАЗАЛ ХАРАКТЕР Кай: веселый, общительный, шумный, эмо, металлист, гот, король моего сердца Ёнджун: чел сказал тебе описать его, а не соблазнить Вы: Кай, МЕНЯ УСТРАИВАЕТ Ёнджун: давай, рассказывай, какого хера мы сейчас подбираем тебе черты характера как в симсе… Вы: причины нет, мне просто иногда кажется, что в компании других людей я забываю, кто я, и становлюсь тупым позером Ёнджун: лмао трус Кай: мне жаль, Гю): Кай: потом расскажешь на репетиции, что случилось: Р Ёнджун: че шпала сказал Кай: Я ВЫШЕ ТЕБЯ НА ДВА САНТИМЕТРА Ёнджун: на каждом рост выглядит по-разному💅 Вы: разве ты не на работе сейчас? Ёнджун: 💅 И рассказать им потом, что он сделал… типа… ну… Что ж, на самом деле, он не вдавался своим друзьям в подробности того, насколько сильно он был влюблен в Тэхёна. Они знали, что Тэхён был в его вкусе. Но это могло означать что угодно. Они не знали, как безнадежно верным он был Тэхёну. Что он даже не думал о других парнях так, как он думал о нем, начиная с того самого случая в хоровой 3 года назад. С кем бы он ни целовался, он всегда думал о Тэхёне. Они не знали, что истинной причиной, почему Бомгю помогал с постановками каждый семестр, был Тэхён. Они просто… не знали и не догадывались, что чувства Бомгю к Тэхёну были романтическими еще задолго до того, как обрели физическую форму. Они даже не могли поверить, что его чувства могут быть настолько серьезными. Он был тем самым веселым и придурковатым другом, который серьезно относился только к своей гитаре… это была его работа. Если бы он интересовался чем-то другим, это показалось бы странным. Следовательно, почему следующий разговор не удался. — Да я не говорил, что позову его в группу! — кричал Бомгю. — Я просто сказал «эй, вам не кажется, что у него хорошо получится»! — Ага, если у гоночной машины есть четыре колеса и она может ездить, то это не значит, что она может участвовать в международных соревнованиях! — прокричал в ответ Ёнджун, фыркнув между фразами. — Какую музыку он вообще слушает? Imagine Dragons? Хюнин Кай хихикнул, за что Бомгю одарил его свирепым взглядом. — Да чувак слушает Chainsmokers, — присоединился Кай. — Спорим, что он только вчера узнал про Mumford and Sons, — поддержал его Ёнджун. Бомгю не обращал на них внимание, пока они продолжали хихикать друг с другом еще несколько минут. Три оставшихся участника Thursday’s Child сидели в разных углах гаража семьи Хюнинов. Кай лежал на ковре, пока Бомгю сидел на диване, который они притащили сюда прошлым летом, и оба наблюдали за расхаживающим вдоль стены Ёнджуном. — Да заткнитесь вы уже-е-е, — тяжело вздохнул Бомгю. — Я просто думаю, что он мог бы подойти, но давайте закроем эту тему. — Просто потому, что ты влюблен в него, не значит, что он настолько хорошо поет, — с издевкой произнес Ёнджун. — Джуни, я не знаю, — сказал Кай, который всегда был медиатором в спорах. Бомгю любил эту черту в нем больше всего. — Он достаточно хорош. Я знаю, что ты слышал его. — Я просто не хочу очередного Чонина! — ответил Ёнджун. — Он отлично пел, но он абсолютно не вписывался, и мы, блять, не должны мудохаться с кем попало. Бомгю просто кивнул и потом пожал плечами. — И, Гю, извини, но он даже не захочет говорить с нами, — сказал Ёнджун. — Все эти школьные клики — глупость, но мрачные геи-отбросы однажды — мрачные геи-отбросы навсегда. — Эй! — поправил его Хюнин. — Мрачные геи-отбросы и мрачный отброс Хюнин, — исправил себя Ёнджун. «Мрачные геи-отбросы и мрачные отбросы Хюнин и Тэхён», — подумал про себя Бомгю, немного стыдясь того, что Тэхён не был геем даже в его самых влажных мечтах. Горькая правда, не так ли? — Я повешу объявление в оркестровой и музыкальном магазине. И еще сделаю пост в соцсетях, — сдался Бомгю. — И я повешу парочку на доске объявлений на работе, — добавил Ёнджун. — Но мы всегда так делаем, — сказал Кай, подняв голову с пола. — И мы уже знаем, что в школе нет больше учеников, которые слушают металл. Зачем вообще пытаться? — Потому что кто-то еще должен был остаться, — настоял Бомгю. — Я точно знаю.***
Бомгю попросил Ёнджуна и Кая дать ему время до пятницы, чтобы придумать идею получше насчет того, как собрать список участников для прослушивания. До звонка, сигнализирующего о начале выходных, оставалось 10 минут, но Бомгю так ничего и не придумал. Он склонился над столом в столовой, в тщетных попытках сделать домашнее задание по английскому, которое вообще должно было быть сдано этим утром, но он надеялся спрятать его под остальными работами, когда будет возвращаться назад. Вот что он до этого делал. Потому что знакомое ощущение, когда тебя бьют головой об стол, мгновенно вызвало у него головокружение. Что-то сзади толкнуло его и не давало сесть обратно. Он очень сильно хотел, чтобы это не было в порядке вещей. Он хотел, чтобы у него была хоть капля уважения к самому себе, чтобы хотя бы поднять свой взгляд, но он не смог. Он просто сидел, прижатый щекой к прохладной поверхности обеденного стола, задаваясь вопросом, когда появится синяк и через сколько от него отстанут на этот раз. Еще при ударе послышался хруст, и Бомгю молился о том, чтобы это не был его гребаный череп. — Эй, Бомгёрли! Уже вызывал сатану сегодня? Бомгю стало мерзко от голоса, хозяин которого регулярно бил его головой о различные поверхности. — Нет, но еще не вечер, — подыграл ему Бомгю, пытаясь поднять голову, но ее опять прижали к столу. — Миленький флаер, кстати, — произнес его обидчик с ноткой сарказма. Бомгю понял, что тот хруст был листовками, в стопку которых впечатали его череп. — Думаешь, мне стоит попробовать? Бомгю уперся обеими руками о стол и еще сильнее прижался нему, на этот раз вырвавшись и по инерции чуть не перевернувшись через спинку скамьи. Бомгю со скукой посмотрел на нападавшего, но у него не было особо много времени, чтобы церемониться. Он уже давно понял, что лучше просто уйти. Сонхо был мерзким сукиным сыном, каким он был всегда. Он издевался над Ёнджуном в средней школе, пока Ёнджун не укусил его в яростной попытке показать, что он больше не боится. Бомгю всегда был более легкой мишенью, чем Ёнджун: он был более стеснительным, боялся ввязаться в настоящую драку — поэтому Сонхо быстро переключился на него. Однако постоянное присутствие Ёнджуна в течение 3 лет учебы в старшей школе помогло, хотя Сонхо все равно находил способы, как добраться до него. Толкаться и пихаться — это одно, но в Бомгю не было ничего, что Сонхо, казалось, не ненавидел бы. Не было ни одного предмета одежды, над которым не посмеялся бы Сонхо. Бомгю ничего не мог сделать, чтобы его оставили в покое. Бомгю часто задавался вопросом, что он сделал такого, чтобы нарваться на Сонхо и его еще более тупых лучших друзей. Он задавался вопросом, знали ли они, что он гей, или, скорее, догадались ли они, что он гей из-за того, что он дружит с Ёнджуном, который был открытым геем. Один из друзей Сонхо, который в прошлом не скупился на неприятные слова в его адрес, был в одной команде по легкой атлетике с Тэхёном, и Бомгю почти постоянно спрашивал себя, обсуждал ли он его с Тэхёном. — На прослушивание могут приходить все желающие, — сказал Бомгю как можно спокойнее. Он сильно старался не опускаться до уровня Сонхо. — Но, по очевидным причинам, я не собираюсь сообщать тебе наш адрес. Бомгю надел на плечи рюкзак и поспешно выбежал из столовой, даже не оглядываясь на Сонхо. Ему просто нужно было уйти из школы, он уже заебался. Он только остановился, чтобы ввести код от шкафчика. Но, как только он его открыл, дверца сразу же захлопнулась. — Что такое, малыш? — издевался Сонхо, будто сама мысль о том, что кому-то может нравиться Бомгю, была шуткой. — Ты же знаешь, что я дурачусь. Такие красивые девочки, как ты, должны больше улыбаться. Бомгю покачал головой, все еще смотря на замок и снова набирая код. Он понимал, что, когда его просто называют девчонкой, это не оскорбление. Но над ним уже достаточно шутили из-за того, как он выглядит, его ориентации и телосложения… слишком много, чтобы он не понимал их неправильно. Или, скорее, видя, как над ним смеются — правильно. И Бомгю чувствовал, что уже не выдерживает. Именно в тот момент Бомгю почувствовал, как его волосы коснулись его шеи. Краем глаза он увидел, как Сонхо намотал на палец его волосы и крутил ими возле шеи. Только идиот подумал бы, что Сонхо флиртуем с ним, но Бомгю не был идиотом. И, учитывая миллионы мерзких фраз сказанных в адрес волос Бомгю, он знал, что над ним издеваются. Бомгю ударил его по руке. Бомгю понял, что он проебался, и теперь лишь ждал продолжения. И вот тогда началось самое ужасное. Сонхо злобно усмехнулся. Бомгю замер, стараясь не двигаться и не усугублять свое положение. И, пока он жалко замер лишь от одного смешка Сонхо, Бомгю заметил фигуру человека, которого он меньше всего на свете хотел сейчас видеть. Мало того, что Тэхён стоял на другом конце коридора, он еще и смотрел прямо на него. Он смотрел на картину, на которой Сонхо навис над стоящим возле шкафчика Бомгю, так непринужденно, будто это было в порядке вещей. Он возвышался над ним, несмотря на рост Бомгю. Кровь прилила к щекам и лицо Бомгю вспыхнуло, когда он увидел Тэхёна. Ненависть к себе кипела у него в животе, и в тот момент он увидел именно того человека, которого Тэхён тоже должен был увидеть, когда смотрел на него. Бомгю казался себе слабым, беззащитным и жалким. Пока Бомгю отвлекся, он не заметил, как Сонхо полез в его открытый шкафчик. Его сердце упало в пятки, когда он увидел тетрадь с красной обложкой в руках Сонхо. Может, Бомгю был глупцом из-за того, что в век технологий он все еще записывал все свои тексты песен в блокнот, возможно, он просто был романтиком… Романтиком, которому вот-вот вырвут сердце прямо из груди. — Отдай, — со злобой рявкнул Бомгю. — Оу, — веселым голосом произнес Сонхо, приподняв брови. — Почему я не могу оставить ее? Здесь что-то важное, Бомгёрли? — Просто отдай, блять, мою вещь, — сказал Бомгю, сославшись на пятую поправку. — Я не думаю, что смогу, — Сонхо пожал плечами и коснулся пальцами страниц, чтобы открыть тетрадь. Бомгю попытался вырвать блокнот, но Сонхо увернулся. — Да что с тобой? — сказал Бомгю, зная, что он повысил голос до той отметки, когда Хюнин Кай говорил ему, что «это уже не внутренний голос». — Ты одержим мной или что? Это, видимо, задело Сонхо за живое, потому что он отвлекся от блокнота и одарил Бомгю пронзительным взглядом. — Ты ведешь себя так, будто ты влюблен в меня, — сказал Бомгю, используя возможность забрать у Сонхо блокнот. На самом деле, он не верил в ту чушь, которую он сейчас нес, но ему нужно было потянуть время, чтобы отобрать блокнот. Сонхо ударил его в грудь, и Бомгю ударился спиной о дверцу шкафчика. — Не проецируй на меня, ебаный педик! Что ж, если до этого их никто не слышал, то теперь их услышал весь коридор. Бомгю лишь молился о том, чтобы Тэхён каким-то волшебным образом уже ушел отсюда. Сонхо ударил его кулаком в скулу, и первой мыслью Бомгю было то, что это был еще не самый сильный удар Сонхо. Достаточно слабый, если сравнить с предыдущими. И это была последняя мысль Бомгю перед тем, как он увидел тело Сонхо на кафельном полу. Звонок с урока прозвенел так громко, что у него заболели уши. Бомгю не верил своим глазам, но его обидчик был прижат к полу Кан Тэхёном, который сидел на нем сверху и коленями удерживал руки Сонхо на месте. Тэхён ударил его по лицу сначала правым, потом левым кулаком. Сонхо толкнул его по ногам, пытаясь сбросить с себя, но у него не вышло. Бомгю совершенно не понимал, что происходит. Почему он делает это? Разве он не знает, что Бомгю заслужил эти удары за свои слова? Почему он заступился за Бомгю? Он действительно выглядел таким жалким и беззащитным? Он никогда не видел, чтобы Тэхён вел себя так, тогда что вообще сейчас происходит? Бомгю не знал, что ему делать, не знал, стоит ли ему разнять их. Он не знал, покажется ли он неблагодарным, если остановит Тэхёна. И должен ли он спасти ситуацию. Студенты и преподаватели хлынули из классов в коридор, и количество людей, уставившихся на драку, примерно равнялось количеству снимавших это все телефонов. Бомгю инстинктивно подался вперед, не желая, чтобы подобное видео с участием Тэхёна разрушило все его будущее. Но чья-то рука схватила его. Конечно, не так резко, как его сделал Сонхо. Он понял, что это была учительница, класс которой находился в этом коридоре. Она поспешила к Тэхёну, чтобы разнять его и Сонхо. Бомгю казалось, будто это не происходит сейчас с ним. Сонхо не отводил взгляд от Тэхёна, а его рот был открыт в изумлении.***
В комнате ожидания администрации школы было пугающе тихо. Бомгю чувствовал себя так, будто из помещения высосали весь воздух, пока они ждали, чтобы услышать, кого из них троих выгонят из школы. Сонхо вызвали первым, и Бомгю сейчас сидел в нескольких сантиметрах справа от Тэхёна. Они не сказали друг другу ни слова с тех пор, как пришли сюда. Бомгю задавался вопросом, ненавидел ли его Тэхён до глубины души за то, что, скорее всего, его выгонят из школы. — Тебе не стоило этого делать, — сказал Бомгю, не решаясь взглянуть на него. — Нет, стоило, — как ни в чем не бывало ответил Тэхён. — Не стоило, он всегда ведет себя так, — объяснил Бомгю. — Мне все равно, — сухо ответил Тэхён. — Тебя исключат из школы, — предупредил его Бомгю, будто бы он пытался убедить Тэхёна вернуться назад и не заступаться за него. — Поверь мне, — произнес Тэхён более мягким голосом. По крайней мере, так показалось Бомгю. — Не исключат. У Бомгю закружилась голова. Это был второй раз, когда они разговаривали друг с другом. Бомгю не решался даже посмотреть на него, когда тот был так близко, и тем не менее Тэхён осмелился вступить из-за него в драку. Бомгю почти возненавидел его за это. Как будто он и без этого был по уши влюблен в Тэхёна, так теперь он еще должен был добавить «рыцаря в сияющих доспехах» в список его лучших качеств. С другой стороны, Бомгю также подумал, что, вероятно, Тэхён бы заступился за любого другого ученика, которому надрали задницу. И эта мысль почти разозлила Бомгю. — Мне нравится твоя футболка. Бомгю моргнул. — Что? — спросил он, пытаясь убедиться, правильно ли он расслышал. — Я сказал, что мне нравится твоя футболка, — повторил Тэхён. Бомгю уставился на кровавую бойню на своей черной футболке с изображением Black Dahlia Murder. — Тебе нравится футболка или группа? — снова уточнил Бомгю. Потому что казалось, что визуально эта футболка ни за что бы не понравилась кому-то, учитывая пафосные красные брызги крови и надпись с названием металлической группы на ней. Но мысль о том, что Тэхёну может нравится одна из любимых групп Бомгю, казалась столь же маловероятной. Бомгю наконец посмотрел на Тэхёна, но по его лицу трудно было что-то прочесть. Тэхён пожал плечами. — И то, и то, — произнес Тэхён, как будто это была самая очевидная на свете вещь. — Оу, — сказал Бомгю, не зная, что еще сказать. Вся эта ситуация не имела какого-либо смысла. Во-первых, Тэхён спустя столько времени набросился на хулигана, будто он профессиональный борец. Во-вторых, Тэхён пытался доказать ему, что, оказывается, он все это время слушал дэт-метал. Это какой-то розыгрыш? — Ты вообще знаешь, кто я? — в замешательстве спросил Бомгю. — Да, — ответил Тэхён. Бомгю почувствовал, будто у него перехватило дыхание. — Ты звукач. Сердце Бомгю замерло. Тэхён действительно понятия не имел, кто он такой. — Да, но ты хотя бы знаешь, как меня зовут? — спросил Бомгю. — А должен? — спросил Тэхён. Бомгю действительно ненавидел его. Ненавидел, что он разрушил все его мечты. Мечты о том, что кто-то настолько идеальный, популярный, умный и талантливый, как Тэхён, потратит на него свое время. Тэхёну было плевать на него, абсолютно. Наверное, Тэхён только вчера впервые увидел его лицо. Хуже всего было то, что теперь Тэхён был не просто каким-то обычным старшеклассником, которого Бомгю мог посчитать менее крутым, чем он сам. Нет, очевидно, Тэхён тоже был в некотором роде отвязным металлистом, но каким-то образом он все равно пользовался популярностью. Этого не должно было случиться. — Оу, — сказал Бомгю, не совсем уверенный, как побороть свое смущение. — Подожди, я… — сказал Тэхён, по-видимому, пытаясь извиниться. — Кан Тэхён, — произнес строгий мужской голос. Они оба были так увлечены попыткой разбить сердце Бомгю, что не услышали, как открылась дверь. Сонхо, шаркая, вышел из кабинета, опустив плечи, как будто потерпел поражение. Тэхён встал, но, кажется, немного замешкался. — Ты можешь идти домой, — сказал секретарь, указывая на Бомгю. — Что? — переспросил Бомгю. Не то чтобы Бомгю был частым гостем у дисциплинарного комитета, но его лицо мелькало здесь уже достаточное количество раз, чтобы заслужить наказание. Может быть, именно это имел в виду Тэхён, когда так уверенно сказал, что его не выгонят из школы. — Ты понял меня, — повторил мужчина. — Сегодня ты не наказан. Бомгю неуверенно встал и поднял с пола свою сумку. И именно тогда, когда он повернулся к ним спиной, он услышал: — Можно ли Бомгю сначала взять пакет со льдом? У него отек на лице, — ясный и отчетливый голос Тэхёна. Бомгю резко повернул голову, чтобы установить нечитаемый зрительный контакт с парнем, который только что солгал ему в лицо. Зачем врать, а потом сразу же разоблачать себя? Зачем ему вообще, пусть даже на несколько минут, хотеть, чтобы Бомгю думал, будто он не знает его имени? И, что было еще хуже, откуда он, черт возьми, знал имя Бомгю? — Да, без проблем, — разрешил секретарь, указывая Бомгю на кабинет медсестры. Бомгю ушел. Он не заходил в кабинет медсестры. Потому что они с Тэхёном оба понимали, что ему не нужен никакой пакет со льдом. Тэхён просто хотел найти предлог, чтобы раскрыть свою тайну. Он просто хотел еще раз поиграть с глупеньким сердцем Бомгю.***
— Это была типа… бам! И бум! Да? — спросил Хюнин Кай, пока бил кулаками по воздуху, пытаясь воссоздать картинку, которую описывал Бомгю. — Я почти уверен, что то, что ты описываешь, Гю, галлюцинация, — сказал Ёнджун, с невозмутимым выражением лица наблюдая за Каем. — Если это была галлюцинация, тогда объясните, почему у всей школы есть видео, — возразил Бомгю. Ёнджун поднял руки вверх, сдаваясь. — Ладно! Хорошо, — признал он. — Может быть, Тэхён решил побыть добрым самаритянином и избил того парня. Но я не верю в эту шутку с футболкой. Я более чем уверен, что сотни клеток твоего мозга погибли от силы удара Сонхо. — Он не ударил меня настолько сильно, — с раздражением в голосе возразил Бомгю. Бомгю завис, набирая описание под постом с прослушиванием на странице группы. Он чувствовал себя глупо. Обычно именно он настаивал на том, что они находятся на пороге творческого прорыва, что они вот-вот найдут нового участника в течение двух недель. Но это больше не так. Он чувствовал себя глупо, набирая этот отчаянный зов о помощи, наивно надеясь, что хотя бы один человек придет на прослушивание. И то, что он думал так из-за Сонхо, заставляло Бомгю чувствовать себя еще глупее. Он опубликовал пост под барабанную дробь Хюнин Кая, явно готового продолжить репетицию, но Бомгю слишком медлил. — Думаете, у всех групп бывают такие времена? — спросил Хюнин Кай. Бомгю не стал слушать, что ему ответил Ёнджун. Он уже собирался выключить экран телефона, когда на нем появилось новое уведомление из инстаграма. Обычно посты лайкали люди, которые видели их выступление в барах, или находили их по каверам, которые они выкладывали, и так далее. Но это было… еще никто так быстро не взаимодействовал с их постами. kang.th02 понравился ваш пост. Бомгю чуть не выронил свой телефон, когда подпрыгнул. Конечно… конечно, это был не тот человек, о котором он думал. Конечно, ему что-то мерещилось. Он сидел, уставившись в телефон, не желая открывать вкладку уведомлений. — Эй, Лайввайр, ты в порядке? — спросил Ёнджун. Бомгю посмотрел на него и покачал головой. — Да, я в порядке, — сказал Бомгю. — Просто что-то странное померещилось. Не помешало бы открыть вкладку уведомлений, чтобы развеять тревогу. Так он и сделал. И вот снова — kang.th02 понравился ваш пост. Не веря своим глазам, он нажал на название аккаунта, чтобы убедиться, что это не тот, о ком он подумал. И, вот чудеса, kang.th02 либо был помешанным сталкером Кан Тэхёна, либо… ладно. Это был сам Кан Тэхён. Фотографии с марафона по пересеченной местности, с осеннего мюзикла, несколько фотографий с девушкой, имя которой Бомгю так и не удосужился выучить, и самые обычные фотографии рассветов, закатов, еды и, как ни странно, ёжика. Стоп. Как Тэхёну удалось так быстро лайкнуть пост? Может быть, он просто просматривал аккаунт, потому что разговаривал с Бомгю ранее сегодня? Как он вообще узнал аккаунт группы? — Кан Тэхён только что лайкнул наш пост менее, чем за 30 секунд, — сказал Бомгю, не веря своим же словам. — Должно быть, хотел проверить, не случилось ли у тебя кровоизлияние в мозг, — парировал Ёнджун. Он просмотрел подписчиков на странице группы. Из 421-го в середине находился kang.th02. Он проверил несколько последних постов, и лайк kang.th02-а стоял на всех. Он пролистал до их самых старых постов — kang.th02, kang.th02, kang.th02. Куда бы он ни посмотрел — везде kang.th02. — Он лайкнул все наши посты, — более громко произнес Бомгю, даже не обращая внимания на комментарий Ёнджуна. — Подожди, ты серьезно? — спросил Кай, осознавая всю странность происходящего. — Ага, — ответил Бомгю. — И он не сделал это типа сейчас, потому что иначе пришла бы куча уведомлений… Мне кажется, что… он уже давно подписан на нас? — Без обид, — сказал Ёнджун, который всё это время, пока Бомгю переживал нервный срыв, настраивал бас-гитару, — но это просто лайк. Он ведь не оставляет комментарии или типа того. Люди могут лайкать, что захотят. — А что, если ему действительно понравилась моя футболка? — спросил Бомгю, не в силах теперь выкинуть Тэхёна из головы. — Тогда у него хороший вкус, — безэмоционально ответил Ёнджун, что ужасно бесило Бомгю. — Да, но, — взволнованно начал Бомгю. Он хотел поспорить в миллионный раз, что Тэхёну нужно прийти на прослушивание. Но, как он теперь понял, чтобы Ёнджун согласился, ему нужны доказательства. — Неважно. Бомгю чувствовал себя так, словно через него пускали заряды тока на протяжении всей репетиции. Он хотел вести себя более непринужденно. Сейчас ему было восемнадцать, и у него не было повода так волноваться из-за какого-то лайка в социальных сетях от какого-то парня, который едва ли даже знал, кто он такой. Но, вопреки всякой логике, каждый аккорд, каждый удар по струнам, каждый рифф, каждое нажатие педали — казалось ему размытым, словно в тумане, и единственной четкой вещью в его сознании был Тэхён. Как правило, Бомгю проводил в гараже Хюнин Кая еще несколько часов после тренировки, курил, играл в видеоигры или смотрел фильмы и аниме. Но не сегодня. Он был не в настроении валяться без дела. Он чувствовал себя так, словно только что проснулся и сразу пробежал марафон. Он быстро добрался до дома, а еще быстрее поднялся в свою спальню. Внезапно, сидя на своей кровати, он снова открыл страницу Тэхёна. Знаете что? Похер. Он все равно скоро заканчивает школу. Кого волнует, что он опозорится сегодня вечером? Ему не придется долго страдать из-за этого. Он уставился на сообщение, которое напечатал: «Привет, не хочу показаться слишком наглым или типа того, но если ты не соврал и тебе действительно понравилась моя футболка — наша группа ищет нового солиста, прослушивание будет в эту пятницу. Хз подумай об этом, круто, если нет. Еще раз спасибо за сегодня.» Непринужденно. Да, он звучал непринужденно. И совсем не глупо. Совершенно непринужденно. «Не будь тряпкой», — сказал он себе. И нажал отправить. Ни Ёнджуну, ни Хюнин Каю не нужно было знать, что он написал Тэхёну… Неминуемый позор из-за того, что Тэхён не пришел, хотя Бомгю его позвал и об этом знали Ёнджун и Кай, было бы слишком тяжело пережить.***
Так вот, Тэхён не ответил ему. Ну и что? Это не имело значения. Бомгю не написал ничего такого, на что нужно было бы отвечать. Он лишь попросил его прийти в пятницу на прослушивание, что будет реальным доказательством ответа Тэхёна на его сообщение. И, слава богу, Бомгю почти не видел Тэхёна лично всю неделю. За это время была только одна репетиция в театре, и, как всегда, Бомгю спокойно сидел в своем гнездышке в звуковой, полностью отрезанный от остального актерского состава и сотрудников. Прямо как он всегда хотел. Он почти все время думал о Тэхёне. Пытался понять, что означали его слова, и задавался вопросом, думал ли Тэхён о нем тоже. Он хотел знать, солгал ли Тэхён о том, что любит металл, ему было интересно, насколько глубока эта страсть. Ему было интересно, прочитал ли Тэхён его сообщение, и если да, то придет ли он. Больше всего он задавался вопросом, хотел ли он хотя бы одной фиброй души прийти на прослушивание. Дело в том, что Бомгю не просил его о какой-то мелочи. Он не просил его прийти только один раз. Он просил Тэхёна прийти еще сотню раз, полностью посвятив себя этому делу. Он просил Тэхёна питать страсть к искусству и быть таким же преданным ему, как и он сам. И дело было в том, что Бомгю понимал, что он вполне способен на это. Он просто не был уверен, что Тэхён заинтересован в этом сейчас… не говоря уже о создании целой рок-группы… или как бы там их ни называли хардкорщики. Честно говоря, Бомгю на данный момент это не волновало. Он переживал только о том, что Тэхён думает о них и их музыке. Он бы хотел не беспокоиться так сильно о том, что Тэхён о нем думает. Особенно после той драки. Он хотел, чтобы Тэхён никогда больше не думал о нем, хотя в то же время иногда надеясь, чтобы он был единственным, о чем Тэхён когда–либо думал — просто чтобы он почувствовал, насколько это ужасно. Бомгю часто ловил себя на мысли, что если Тэхён не придет в пятницу, то он будет чувствовать себя еще более ужасно.***
— Один человек, — удивленно произнес Хюнин Кай. — В прошлый раз хотя бы пришел тот пацан из средних классов. Бомгю был прав, в этом городе больше не осталось металлистов. Мы встречались уже с каждым, который только ступал на эту землю и мочился на нее. — Ты звучишь отвратительно, когда злишься, — сказал Ёнджун. Даже Бомгю не удавалось найти хоть что-то хорошее в том, что на прослушивание пришел только один человек. Они, как обычно, развалились в гараже Хюнина и курили вейп Ёнджуна, погруженные в безмерную печаль. По крайней мере, пострадать было полезно для подпитки их готической сущности. — Можно я озвучу то, о чем мы все думаем? — риторически спросил Бомгю. — Меня не волнует, что он единственный парень, который пришел, но мы не берем Джареда. Джаред приходил каждый раз, когда они устраивали прослушивание. Он был коллегой Ёнджуна, и достаточно будет сказать, что у нет ни таланта, ни подходящих им личностных качеств. Бомгю лениво затянулся сигаретой Ёнджуна, наблюдая, как облако рассеивается в воздухе, точно так же, как его надежды и мечты стать легендой хардкора. Дверь в гараж со скрипом отворилась, и никто из них даже не посмотрел туда. Обычно это были родители Кая или- — Вы что, забыли написать адрес на листовках, идиоты? — спросила появившаяся у двери сестра Хюнин Кая, Бахи. Ёнджун и Бомгю сразу же переключили внимание на Хюнин Кая, их гения графического дизайна. Хюнин Кай только в недоумении покачал головой. — В любом случае, один из ваших друзей пришел, несмотря на все ваши усилия не пустить его сюда, — сказала она. — У нас больше нет друзей, — возразил Кай. Но он внезапно замолчал. И это вызвало интерес Бомгю. Все происходило слишком быстро, словно снежный ком. Бомгю повернул голову, чтобы посмотреть через спинку дивана на Бахи и незнакомого им посетителя. Бомгю увидел Кан Тэхёна, который держал руки в карманах и глаза которого бегали по гаражу позади себя. Бомгю сразу же бросил вейп Ёнджуна как можно дальше от себя, и тот покатился по полу прямо под ударную установку Хюнин Кая. Он проглотил весь дым, который все равно просачивался через рот, отчаянно пытаясь скрыть чем они занимались. Бомгю был не совсем уверен, почему он не хотел, чтобы Тэхён об этом знал. — Эй! — крикнул ему Ёнджун. Бомгю ничего не ответил, потому что он подавился дымом и кашлял, согнувшись пополам. — Привет, — спокойно поздоровался Хюнин Кай с Тэхёном. — Привет, — ответил Тэхён во всей этой суматохе. — Я знаю, что пришел поздно, но, может быть, вы еще ищете солиста? И Бомгю забыл, как говорить.