Печенье к кофе

Юнги откладывает очки и откидывается на спинку большого кожаного кресла. Под закрытыми веками плавает песок. Мужчина старательно массирует переносицу, не обделяя вниманием и пульсирующие виски, по которым со всей силы ударяет своими металлическими тарелками обезьянка из мемов. Лишённый влаги шершавый язык проходится по не менее сухим губам, пока Мин жмёт на кнопку связи с секретарём. — Кофе, Чонгук. Мне нужен кофе. — На том конце даже не удивляются басовитому хрипу вместо обычного человеческого голоса. Юнги тем меньше похож на рядового смертного, чем больше работает. — Уже девять вечера, Юнги-ши, не слишком ли мы засиживаемся в канун Нового года? — Чем быстрее ты принесёшь мне кофе, тем быстрее мы отчалим. Чонгук знает, что спорить бесполезно, и ему на самом деле лучше как можно быстрее снабдить босса священным напитком, чтобы успеть добраться домой до боя курантов. Юнги закоренелый трудоголик, его упорство, целеустремлённость и перфекционизм изо дня в день восхищают помощника, но иногда, в такие дни как сегодня, излишняя зацикленность на работе кажется неуместной и раздражает не на шутку. Мин теперь массажирует указательными и средними пальцами лоб. Галстук душит, и его приходится ослабить. После разговора с секретарём проходит больше пяти минут, но на столе до сих пор на красуется стаканчик с холодным американо. Пальцы нервно постукивают по подлокотникам кресла. Истекают ещё три минуты, и только тогда дверь распахивается. На пороге большого светлого кабина, ожидаемо, Чонгук, но с пустыми руками, зато напуганный, с распахнутыми глазами-блюдцами. — У нас закончились капсулы в кофемашине, и я решил спуститься на первый, чтобы разорить покрывшийся паутиной автомат, но... такая проблемка… Дальше нашего крыла пройти я не смог, потому что дверь оказалась закрыта. Веко Юнги нервно дёргается. — Что значит закрыта? — Это когда ключом активирован механизм, препятствующий малейшему движению от обозначенной фиксацией траектории. Мин моргает несколько раз, смотрит на секретаря как на идиота, а потом усмехается. — Ты шутишь так? — Скользящее раздражение указывает на то, что забавы младшенького Мину отнюдь не нравятся. Мужчина подрывается с места и пулей вылетает из кабинета, рабочий сектор с множеством столов и длинный коридор он преодолевает за несколько секунд. Стеклянная дверь под давлением руки не сдаётся, как и под весом всего тела не открывается. Юнги матерится сквозь сжатые зубы. — Я же сказал. — Возникший за спиной секретарь пугает до чёртиков. Прижав к груди ладонь, с недовольной миной Мин оборачивается. — Как? Как это возможно? — У охраны сегодня сокращённый рабочий до девяти. — Да плевал я на его рабочий день! Какого чёрта этот австралопитек закрывает сектор с людьми внутри? — В коридоре не горел свет, рабочая зона тоже обесточена. Наше с вами крыло в отдалении. Да и кому захочется сидеть в офисе допоздна в Новый год? Неудивительно, что охранник подумал, будто сектор пустует. — А проверять этого осла не учили? Завтра же узнаю, кто это, и уволю к чёртовой матери! — Узкие чёрные глаза горят адским пламенем. Мин, шипящий ругательства со вздувшимися на висках и шее венами, как никогда грозен и устрашающ, а ещё чертовский горяч. — Юнги-ши, пожалуйста успокойтесь. Но Юнги-ши не слушается, ещё раз дёргает злосчастную дверь, а потом ударяет ладонью по стеклу, изрекая очередное ругательство. — У нас нет запасных ключей? — Запасной комплект на вахте первого этажа, но даже будь ключи у нас в руках, дверь всё равно открыть можно только снаружи. Мин закрывает лицо руками и тяжело вздыхает. Плечи медленно опускаются и поднимаются. — Кофемашина, говоришь, не работает? — Чон кивает. — Отлично! Я заперт здесь в Новый год, так ещё и без возможности набухаться кофеином. Через пять минут начальник занимает излюбленное кресло в кабинете и возобновляет целительный массаж ноющих висков. Чонгук скромно пристраивается на кожаном диване у стены. Больше получаса ненароком лишённые свободы офисные трудяги штудируют имеющиеся варианты спасения. Когда выбраться самостоятельно не видится возможным, идут в ход варианты обзвона коллег с просьбой примчаться и вызволить, да только кто поедет в новогоднюю ночь-то? Под конец жаркой дискуссии Юнги на полном серьёзе предлагает спуститься с тринадцатого этажа по карнизу и пожарной лестнице. Младший хоть и хихикает, но переживает не меньше. Как бы ни мечтал он, а вместе с ним и нервно тарабанящий пальцами по столу генеральный директор ставшей склепом компании выбраться из западни судьбы-злодейки, не маячит на горизонте удобоваримый расклад покинуть здание до середины следующего дня, и это в лучшем случае. — Сколько времени? — Начало одиннадцатого. Юнги стонет вымученно и расслабляет галстук, чтобы стянуть его вовсе. Следом и рукава белоснежной рубашки нетерпеливо закатываются по локоть. — К чёрту! Если и суждено встретить здесь Новый год, то хотя бы в комфорте. Чонгук не может сдержать улыбки. Когда истинный гнев покидает бренное тело его босса, то тот очень даже милый в своём сварливом старческом ворчании. А ещё трудно не залипнуть на бледные, увитые венами предплечья. Чон соврёт, если скажет, что компания его начальника в новогоднюю ночь нежеланная. — Тебя наверняка ждут дома, — размышляет Мин, бескомпромиссно закидывая ноги на стол. — Родители. Нужно будет написать им о случившемся, чтобы не ждали. — Парень в лёгкой неловкости поправляет отросшие пряди. — А вас? — Меня только моя собака. Но, полагаю, переход в следующие триста шестьдесят дней она переживёт самостоятельно. — Юнги замечает слабо сдерживаемые смешки Чонгука и добавляет с умным видом: — У него с утра была целая миска еды вообще-то! Уж явно хватит на закуску после боя курантов. — Младший распадается на частички звонкого заливистого смеха, такого заразительного, что губы Мина непроизвольно в ответ растягиваются. Нос парнишки морщится, показываются кроличье зубки, а вокруг глаз собираются морщинки, и Юнги клянётся, что в жизни не видел никого красивее. — А знаешь, твоя компания даже получше будет. Уж очень Холли капризен, а ещё на редкость молчалив. — И он уж точно не умеет так смеяться. — Сочту за комплимент, Юнги-ши. — Хён. Зови меня хён.

***

У Чонгука в столе обнаруживаются карты, поэтому некоторое время молодые люди проводят за незамысловатой игрой на интересы, хотя Юнги и ляпает что-то про ставку от новогодней премии. С Мином, вопреки ожиданиям, сформированным массовыми предрассудками вечно чем-то недовольных коллег, легко и уютно. Он не такой угрюмый и мрачный, каким хочет казаться. Когда мужчина расслаблен и доверяет собеседнику, то выглядит донельзя милым и забавным, то и дело вбрасывая неплохую шуточку в непрекращающиеся диалоги. Не сказать, что всего этого Гук не замечал раньше. Заметил, и давно, отчего ещё больше влюблялся в своего босса с каждым днём. Моменты, когда Юнги настоящий, когда маска безупречного начальника приспущена, на вес золота, и парень умеет выцеплять их, умеет ценить и упиваться с наслаждением. — Сейчас бы мандаринов, — жалуется Юнги, расстёгивая пару пуговиц у горла. Такой «комфорт» кажется Гуку опасным для его гейского сердечка. — А если я сотворю для вас чудо, мне следует ожидать прибавки со второго квартала? Изящная чёрная бровь выгибается в неприкрытом вызове. — А ты сначала сотвори! Парень быстро поднимается с дивана, уносится прочь к своему рабочему месту и возвращается с тремя крупными мандаринами, самодовольно улыбаясь. — Вот чертяга! — негодует мужчина, но губы растягивает и заветный оранжевый фрукт принимает. — Что там ещё у тебя в столе есть? Небось и бутылочка игристого найдётся? Чуть смущённо Чонгук пожимает плечами. — К сожалению, только пачка шоколадного печенья и орешки в глазури. — Не беспокойся. Напитками нас обеспечу я. — Глаза парнишки круглеют. — А что ты думал? Я только кофе здесь пью? У меня вредная работа, Чонгук. С такими как вы, — мужчина подаётся вперед и щёлкает Чона под подбородком, — управляться непросто. Гук алеет.

***

В столе секретаря и правда обнаруживается тайник всяких надобностей. Приспособленный журнал дарит отличную возможность попроходить банальные, но не лишённые позорной забавности тесты. Юнги берёт на себя инициативу и мучает помощника каверзными вопросами в рамках поставленных авторами теста задач, но иногда и придумывает пункты опросника, желая узнать юношу получше. Таким образом отныне известно, что у Чона нет отношений, его свидание мечты это прогулка под луной вдоль пляжа, а в подарок он больше всего на свете хочет щенка, желательно добермана. — Уже 23:30. Всего полчаса. — Думаю, будет неплохо посмотреть на салюты. Зря что ли здесь панорамные окна! Юнги лениво отрывается от дивана, где они с секретарём сидели почти плечо к плечу, и подходит к дальней стене в намерении поднять чёрные жалюзи. Медленно перед глазами рисуется завораживающий вид на ночной Сеул. — Снег идёт, — поражается Чон, тоже поднимаясь с дивана. — Это редкость. В Корее снега не допросишься. — В Новый год должны случаться чудеса, не правда ли, Чонгуки? Парнишка вздрагивает будто молнией пронзённый. Нежное обращение, впервые слетевшее с губ Юнги, вгоняет в привычную для сегодняшнего вечера краску. Сердце учащает ритм, а губы непроизвольно тянутся в улыбке. Приятно. Безумно. — Ну так где же обещанный алкоголь? Пора бы уже старый год проводить, — неловко переводит тему Гук, смущённо пряча взгляд и засовывая руки в карманы брюк. От галстука, кстати, парень тоже избавился, а вот рубашку расстёгивать не решился. — На книжной полке за сейфом. Достань пока, а я обеспечу нас музыкальным сопровождением. И действительно. Через пару минут помещение наполняют лиричные мотивы. — Слушаете OneRepublic? — удивляется секретарь с бутылкой виски в руке. — А что я должен, по-твоему, слушать? — забавляется Мин, вытаскивая пару стаканов из ящика. — Мои музыкальные вкусы весьма специфичны, начиная Rammstein и заканчивая сочинениями Шуберта. А OneRepublic отлично подходят для создания лёгкого сказочного флёра. А ещё они довольно романтичны хочет добавить Чонгук, но вовремя прикусывает язык. Виски быстро кружит голову, ибо шоколадное печенье та ещё закуска, и вот Гук, сидя на краешке стола самого босса, неосознанно жмётся к нему, расположившемуся рядом. Плечо к плечу, бедро к бедру. В руках наполненные алкоголем стаканы, перед глазами пульсирующий праздничной ночной жизнью Сеул. — Будете загадывать желание ровно в полночь? — интересуется загазевший Чон и масляными глазами смотрит на мягкий изящный профиль. Юнги оборачивается. Он так близко. С ума сойти. Можно рассмотреть мелкие морщинки вокруг глаз, лёгкую щетину над губой, можно пересчитать каждую ресничку и утонуть в глубине кофейной радужки. От него так пахнет… Мускусом, смородиной, ванилью и нотками мандарина. — А ты? — Угу. — Чонгук бездумно кивает, не в силах оторваться от чужих распахнутых влажных губ. Загадает. Непременно загадает, чтобы этот момент никогда не кончался. Больше года парень сходит с ума по своему начальнику, и кто бы мог подумать, что судьба в лице нелепой случайности одарит его в новогоднюю ночь так щедро. Чудеса поистине случаются. Начинает играть одна из любимых песен Чонгука, и волна мурашек проходится по телу с первых нот. Неловкий взгляд на часы. Осталось всего три минуты. Раз чудеса случаются, почему бы не попробовать? Just say... — Вы мне нравитесь, хён. — Юнги вновь оборачивается, но поймать ответный взгляд ему не удаётся — парнишка буравит виски на дне стакана. Чуть волнистая чёлка падает на глаза, губы плотно сжаты, плечи высоко поднимаются. Чонгук пахнет грушей и корицей, пахнет сладко и пряно. — Сильно нравитесь. Мне кажется, я влюблён. Чон слышит, как мужчина усмехается. Тёплые пальцы касаются волос у виска. Сердце бешено колотится, дышать становится тяжелее. — Посмотри на меня. — Костяшки нежно скользят по щеке к подбородку, за который смущённое румяное лицо Чона и приподнимают. Огромные глаза, масляные и подёрнутые дымкой, отражают все муки разрываемых сомнений, страх в шоколадной радужке плещется, как и безграничное обожание жаром пышет. — Такой красивый. — Юнги прикусывает губу и проводит большим пальцем по чужой нижней. — Красивый диковинный цветочек, которым судьба соизволила одарить меня. Чонгук почти не дышит, смотрит в блестящие ониксы и с ума сходит. Хочет ответить, спросить, выведать непонятную суть, да только не успевает и звука проронить, потому что его губы накрывают чужие. Виски, шоколадное печенье, мандарины… Невероятный коктейль сплетённых воедино вкусов. Пальцы разжимаются, и стакан разлетается на сотни мелких стёклышек. Тело горит, буквально плавится. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Дыхание жаркое, рваное. Бледная рука ложится на чужую, слегка подрагивающую, сжимает успокаивающе. От вязкой сладости голова кружится. Боясь упасть, за широкие плечи Чонгук хватается, а к нему лишь ближе подсаживаются, да за ушком ласково поглаживают. Резкие взрывы побуждают юношу оторваться, да только не дают ему, нежно, но крепко удерживают за челюсть, продолжая целовать. Пользуясь заминкой, Юнги скользит в чужой рот языком, а Чонгук охает и впивается пальцами в крепкое плечо, льнёт ближе, почти вжимаясь в тело напротив. Где-то вдали подсознания парень понимает, что трещат и лопаются за окном фейерверки. Значит три минуты прошли, но песня OneRepublic ещё не закончилась. Волшебство, не иначе. Интересно, а правда то, что как встретишь Новый год, так его и проведёшь? Чонгук отдал бы всё, чтобы весь год нежиться под поцелуями своего начальника.