Печенье к кофе

Льющиеся из колонок басы, приумноженные магией усилителей звука, пульсируют в груди под такт биению сердца. Неоновые софиты играющими лучами бьют по чувствительной сетчатке глаз, заставляя щуриться. Разговоры стаффа существуют где-то фоном в беззвучном режиме, перебитые переплетениями гитар и бойкими ритмами ударной установки. Душно. Пот скапливается над губой, медленно плывёт вниз по вискам, обесцвеченные волосы липнут ко лбу. Пары спецэффектов полупрозрачной дымчатой вуалью купают ноги до колен. Сегодня финальное шоу в Калифорнии. Отыграно уже двенадцать концертов в Штатах, осталось ещё пять, а затем Канада и Латинская Америка. Скрестив руки на груди, Юнги подпирает стену и усталым взглядом мажет по вылезающим из кожи на сцене артистам. Хосок буквально жонглирует барабанными палочками, бабочкой порхая над ударной установкой. Кондиционер треплет каштановые пряди, обдувает разгорячённый незаурядным кардио обнажённый торс. Сияющий взгляд. Широкая улыбка. Он не выглядит уставшим, но Юнги знает, что частые покусывания губ вовсе не фан-сервис, а признак тотальной заёбанности. Чимин же наоборот расслаблен. Он искренне наслаждается выступлением, кокетничает с публикой и с удовольствием давит на струны соло-гитары, не забывая в ритм инструменталу соблазнительно пританцовывать. Мин поражается его энергичности, сам бы он и одного концерта не осилил. Временами того же мнения о своих ресурсах и вечно капризничающий Тэхён, который сегодня, на удивление, бодр и весел. Драные джинсы в обтяжку, на пару тонов светлее — жилетка на голое тело в заклёпках и нашивках. Мокрые мятные волосы облепляют широкое скуластое лицо. Пухлые губы, миндалевидные карие глаза, уйма серёжек в ушах, и неизменная от концерта к концерту жвачка во рту. О-о-о! О таких девочки только и мечтают по ночам! Вовсе неудивительно, что фан-база басиста ничуть не уступает по числу фан-содружеству фронтмэна. Кстати о нём. Чонгук, как и Тэхён, та ещё заноза в заднице, правда, с ним Юнги повезло чуть больше, чем Намджуну со вторым. У музыкантов десяток менеджеров, не говоря уже о полусотне технарей, и, по-доброму, каждый должен печься за всех в равной степени, да только между собой — чисто по-братски — участников группы, как и ответственность, разделили, и на долю Юнги выпала чернюшная душонка вокалиста. И, надо отдать должное и быть справедливым, Мин не жалуется, искренне сочувствуя Намджуну, подопечный которого буквально неделю назад чуть не откинулся от передоза. Наркотики, неразборчивые половые связи, включающие даже перепихон с фанаткой за тур-автобусом, чрезмерное потребление алкоголя, скандалы, драки — это лишь малая часть скелетов, что скрываются в шкафу Ким Тэхёна. Джину вообще повезло больше всех, ибо Хосок самый учтивый и доброжелательный, уравновешенный, трудолюбивый мальчик, которому звезда не в фарш раздробила мозг. Джей-Хо только и делает, что радует своего смотрителя халявной бутылочкой пива или очередной наградой, схваченной в битве бест драмеров года. Но Юнги снова не жалуется, ибо ему перепадает кое-что другое. Чонгук красивый до чёртиков, и он знает о своём влиянии на неокрепшие умы жаждущих внимания девочек. Дарованной властью фронтмэн умело пользуется со знанием дела, начиная покорять искусно подобранным образом и заканчивая тёмными взглядами и облизыванием розовых влажных губ. Чёрные узкие джинсы, ничуть не прикрывающие карамельную кожу подкаченных бёдер; майка с глубокими прорезями под мышками, из завесы которой частенько показываются коричневые соски; массивные берцы и кожаный ремень с металлической пряжкой. Длинные серёжки покачиваются в ушах, смоляные волосы мокрыми прядями падают на лоб, хоть и были аккуратно уложены на макушке перед выходом на сцену. Выбритые виски, пирсинг в брови и нижней губе, татуированный рукав, сыскавший себе компанию в лице извивающейся змеи на рёбрах. Пара тяжёлых серебряных браслетов, кольца на тонких пальцах, несколько цепочек вокруг блестящей от пота шеи. Чонгук уверенно двигается по сцене, грациозно и соблазняюще. Крепко сжимает микрофон, покачивает головой в такт мелодии и не забывает обольстительно улыбаться, обсидиановыми глазами выстреливая в душу очередной потёкшей девочке. Низкий баритон, несвойственный певцу в обычной жизни, одурманивающе плывёт из колонок, вбивая очередной гвоздь в крышку гроба каждой вожделеющей фанатке. Сегодня Гук донельзя активный в плане соблазнения. Валяется по сцене, двусмысленно сотрясает бёдрами воздух, блуждает руками по собственному телу, и в момент, когда пальцы сжимаются вокруг скрытого джинсами члена, Юнги становится немного дурно. Чон разбрасывает томные взгляды направо и налево, кусает губы и ими же изучает головку микрофона как бы случайно, как бы невзначай. Вот паршивец спрыгивает со сцены и подходит к металлическому ограждению, хватает какую-то девушку за шею и притягивает, утыкается ей в лоб своим и продолжает агрессивно выплёвывать слова песни. Безумие какое-то! Сумасшествие! Бред! Что угодно, лишь бы не признавать пробежавшую искорку ревности. Юнги понимает, что это глупо — они никто друг другу, нет никаких титулов и красноречивых определений между ними, Чонгук ничем не обязан и волен делать что заблагорассудится. Какое значение имеет то, что изредка они делят узкий диван гримёрки на двоих? Ну и не всегда только диван, да и не так уж редко и делят, но в целом даже это не имеет значения — никто в любви не признавался и в верности не клялся, поэтому может делать что душе угодно, не боясь натолкнуться на чужое порицание. Гук взрослый мальчик — ну почти, — поэтому сам разберётся со своей личной жизнью, ну, или как минимум, с жизнью в рамках сценического образа. Обрадованная девчушка, позабыв как дышать, обхватывает руками предплечье кумира, до белых ногтей впивается дрожащими пальцами в татуировки. Чонгук отнимает микрофон от лица и быстро чмокает рандомную счастливицу в губы под всплеск криков неумолкающей публики. И тут Юнги замечает, что влажные ладони уж больно саднят от впившихся ногтей. Выругавшись, Мин снова скрещивает руки на груди. Пусть радуется. Пусть считает себя особенной. Наверняка не будет рот мыть до конца жизни. Мокрые сны с участием горячего певца ей обеспечены. Немудрено догадаться, чего эта пигалица хочет и о чём обещают быть ей мыли. Что почувствует, войди в неё сам Чон Чонгук? Какого это быть под ним и выгибаться? Слышать его низкий рык на ухо? Интересно, спало бы возбуждение этой дурёхи, знай она, что её брутального рок-кумира с завидной периодичностью трахают в задницу? Ехидная ухмылка невольно растягивает потрескавшиеся губы. Coffen была последней перед энкором. Запыхавшиеся артисты под крики зала с улыбками — вымученными и нет — покидают сцену, махая руками. Стоит скрыться от пытливых глаз фанатов, как Хосок сразу выдыхается, отчаянно стонет и, морщась, принимается тереть виски. Чимин падает лицом в гору полотенец, а Тэхен тянется за сигаретами. Появившийся последним Чонгук утирает лоб тыльной стороной ладони и с широкой улыбкой принимает протянутую Юнги бутылку воды. Пот блестящими ручейками заливает крепкую шею, от каждого жадного глотка кадык дёргается под загорелой лоснящейся кожей. — Было неплохо, — сухо подмечает Мин, сопровождая певца в небольшую гримёрку для смены наряда. — Я знаю, — самодовольно парирует, выкидывая пустую бутылку в мусорное ведро. Эта наглая лыба Юнги бесит, хочется стереть её к чертям собачьим, да и в целом Гуку рот помыть, желательно с мылом и хлоркой. — Ага. Смышлёный дохера. — Игнорируя импульсивные порывы сказать и сделать что недоброе, парень лишь ускоряет шаг, оставляя музыканта в непонимании плестись позади. — Эй! Ты чего? — Гук в два счёта догоняет разъярённого менеджера и хватается за тонкое запястье в стремлении остановить. Юнги руку вырывает, фыркает что-то неразборчивое и дальше несётся сломя голову, буравя ничего не видящим взглядом пол. Чон роняет цепочку матов, вцепляется в чужие плечи и припечатывает белокурое недоразумение к стене. Коридор пустует: артисты и стафф готовятся к выходу на бис. — Какого чёрта? — Всё нормально. Чонгук прищуривается. Мажет языком по губам и подаётся ближе. Пот мешается с дорогущими духами Тома Форда. Тёмные глаза пытливо изучают слегка порозовевшее скуластое лицо, очень быстро сползая к изгибу капризных малиновых губ. Горячо выдохнув, Чон склоняется в намерении поцеловать, но сталкивается лишь с вовремя подставленной щекой. — И это, по-твоему, всё нормально? — Тебе скоро на сцену. Не трать время. Не заставляй девственниц в пубертате ждать. — Юнги толкает музыканта в грудь, тот пошатывается, но с места особо не двигается, будто ноги клеем к полу прихвачены. Гук хмурится, кусает губу, а затем внезапно растекается в хитрой шкодливой улыбке. Глаза-полумесяцы светятся, морщинка на лбу разглаживается. — Тебя задел этот глупый поцелуй, да? Ты ревнуешь? — Чего? — Лицо менеджера кривится, почти натурально передавая негодование, которое, если и есть, то только по поводу случайно рассекреченной базы. Фыркнув, Мин срывает руки с плеч и вновь давит на чужие выпуклости грудей под мокрой майкой. — Тебе явно переутомление в голову ударило, Чонгуки. — Знаешь что, хён? — не переставая улыбаться и не обращая внимания на сторонние отчаянные попытки выбраться, парень склоняется и выдыхает тяжело в раскрасневшееся ухо, со стоном, опаляя жаром чувствительную кожу до мурашек. — Ты не имеешь права ревновать, ведь мы никто друг другу, верно? Мы просто «хороший секс», просто «способ снять стресс». А люди, несвязанные отношениями, могут делать что угодно и с кем угодно. Разве я не прав, Юнги-хён? Юнги шипит через стиснутые зубы, когда влажный поцелуй утопает в изгибе шеи. Пальцы впиваются Чону в грудь до белых ногтей. Какого чёрта? Какого чёрта он вляпался в ловушку собственных слов и принципов? — Так что пока ты и дальше будешь меня динамить, я продолжу лобызаться с фанатками, — усмехается в кожу, а после впивается в неё зубами, да так сильно, что отпечаток непременно обещает остаться. Метит. Негласно делает своим. Вопреки чужой воле и детским капризам. — Пошёл к черту! — С сотой попытки музыканта всё же удаётся оттолкнуть. Потерев пальцами ноющее пятнышко на шее, Юнги роняет череду ругательств. — Катись на сцену, мелкий ублюдок! Чонгук не злится, но широкой улыбкой и насмешливым взглядом злит Юнги. Пятясь, парень стаскивает с потного тела майку и бросает её в Мина, подленько хихикая. Влажную вещицу менеджер ловит, но зазнавшегося птенца испепеляет гневным взглядом. Публика шквалом аплодисментов и громкими криками встречает вернувшихся кумиров. Тэхен за кулисами успевает принять на грудь, и, помоги Всевышний, это не выльется в каверзную неразбериху. Хосок разжёвывает пару таблеток аспирина, буквально на плечах Чимина выплывая на сцену. Чонгук же продолжает сиять белозубой улыбкой и металлом пирсинга. Майку заменяет чёрная приталенная футболка с дырками, подсушенные феном волосы длинной чёлкой ниспадают на левую сторону лица. Под первые аккорды финальных треков парень уверенной походкой следует к высокой стойке. Длинные пальцы в кольцах обхватывают микрофон, и доносится громкий восторженный рёв, дарованный радушному залу слушателей. Кавер на Билли Айдола. Песня, сводящая с ума каждую девчушку недвусмысленной лирикой и жаркими мотивами. О, Чонгук сейчас оторвётся — как минимум, на зло Юнги что-то провокационное выкинет. На вопросительные взгляды в сторону внезапно появившегося засоса Мин испепеляющей ненавистью зыркает в ответ. С белобрысым коротышкой шутки плохи — каждый в стаффе знает об этом, поэтому старается по-быстрому сменить фокус заинтересованности. Намджун суетится рядом, с беспокойством поглядывая на разгорячённого алкоголем Тэхёна. Юнги понимающе жамкает товарища по плечу, по традиции подпирая стену своим бренным телом. Толпа дружно подпевает, пока Чонгук сканирует её хищным голодным взглядом. Ухмылки, усмешки, язык, скользящий по губам, что завидно часто касаются шершавой головки микрофона. Стойка в умелых руках податливо танцует, будто женское гибкое тело извивается. Флирт, кокетство, соблазнение. Фронтмэну всемирно известной рок-группы нет в этом равных. Но не только публику Гук может дразнить. Есть ещё кое-кто. Когда после игривого гитарного соло песня перетекает в бридж, Чон со шкодливой улыбкой отворачивается от толпы. Потемневшим взглядом он быстро выцепляет окаменевшего у стены хёна, прячущегося в темноте закулисья. — Я обошёл весь мир с тобой, малыш. Тысячи миль рядом с тобой. Чонгук улыбается уголками губ, которые так сладко и маняще мажут по серебристой сетке микрофона. Рука касается груди, сжимает футболку. Глаза тёмные, глубокие, играют языками бесовского пламени. Не понимая, как реагировать на несуразную выходку, Юнги на мгновение теряется, кукольно хлопая ресницами. — Я утирал твои слёзы боли, малыш. Тысячи раз только для тебя. Гук оттягивает головкой микрофона нижнюю губу и прикрывает масляные глаза. Жилистая рука перебирается на горло и сжимает, обхватывая тонкими пальцами. Покрасневший Юнги чертыхается. Рядом застывший Намджун, закусив щёку изнутри, впервые забывает о выпившем Тэхёне, сосредотачивая весь интерес на медленно закипающем коллеге. Ногтями Мин до боли впивается в тонкую кожу предплечий. Какого чёрта он творит? — Я продал свою душу ради тебя, малыш. Я… Юнги не хочет ничего слушать. Он прикладывает ладонь к взмокшему лбу и обречённо стонет, откидываясь затылком на холодной бетон стены. Что скажут зрители? Такая выходка не останется незамеченной. Поплывут слухи, черт побери! — Я отдал тебе всё, но взамен не получил ничего. Разлепляя свинцовые веки, Мин всё-таки бросает быстрый взгляд на сцену. Чонгук по-прежнему смотрит на него. По-прежнему такой же соблазнительный, такой же нуждающийся и умоляющий сделать с ним уже хоть что-нибудь. С этими пальцами на шее, поплывшим отчаянным взглядом и закусанными губами. — Я всего лишь хочу, чтобы ты был рядом со мной. Юнги тоже этого хочет. Хочет наконец иметь права на этого засранца, хочет сделать его своим полностью, чтобы ни одна девчонка даже в мыслях не смела посягать на Чон Чонгука. Его Чон Чонгука. — Боюсь, у вас могут быть проблемы, друг, — усмехается Намджун, ответно хлопая коллегу по плечу. — Отвали, — буркает через сжатые зубы, наблюдая за тем, как Гук все же разворачивается обратно к толпе и продолжает воодушевлённо выкрикивать слова припева как ни в чем ни бывало. В голове кружится, и лёгкая тошнота крыльями бабочек щекочет желудок. Приятная тошнота, будоражащая, предвкушающая. Закусив губу, Юнги откидывается макушкой на холодную стену и закрывает глаза. Губы невольно тянутся в улыбке. Полушёпотом вылетает такое любовное и нежное «придурок».