Глава 1. Под зов муэдзинов. Раздел: легенды и мифы Одна из версий гласит, что оазисы появились благодаря любви Довлета и Сафуры — первых Правителей Нэзиру. Сафура была повержена горем и жаждой мести после убийства их первенца. И тогда Довлет смог придумать, как отвлечь свою супругу. Он знал, насколько Сафура любила пустыню и как стремилась туда по ночам, чтобы узреть самые далёкие созвездия. И тогда Король решил создать в пустыне «островки жизни», чтобы, путешествуя по пустыне вместе с супругой, находить там уединение, спокойствие и прохладу. Довлет накрыл куполами из тьмы острые скалы, вытащил из песков ещё парочку. С носителями дара Воды он договорился о сотрудничестве, и вскоре в оазисах появились ручьи и озёра с чистой водой. Оазисы располагаются весьма интересным способом. Если вы взглянете на карту, то поймёте — это созвездия. Каждый островок жизни можно соединить с другим, и у вас выйдут самые яркие, самые заметные созвездия, которые Довлет отпечатал на песках. Но не все знают о расположениях даров первого Правителя, а те, кто знают, могут рассказать вам ещё одну легенду. Но поговорим о ней в следующий раз?
Закройте глаза. Вы слышите? Это песни песков. Маленькие песчинки перекатываются от малейшего дуновения тёплого ветерка, создавая свою — особую музыку. Музыку, которую мало кто может услышать. Музыку, которая очаровывает. О, сколько неопытных путников, заслушавшись этой мелодией, терялись среди высоченных дюн пустыни? Сколько людей гибли под слоями песка, изнывая от жажды и жары? Сколько людей убила пустыня? Она влечет своим великолепием, мощью, бескрайними просторами, и ты ступаешь на эти пески. Идёшь и идёшь, пока в конечном итоге пустыня не сожжет тебя, отдавая тело в дар Богам. Это просто невероятно. Поразительно! Там нет жизни, нет существования, но среди песков вырос город. Город, чьи жители не боятся зова пустыни; жители, которые научились с ним жить. Ты ступаешь на узкие улочки. Вдохни полной грудью и почувствуешь многообразие запахов. Согревающий и острый душистый перец, который мелкими пылинками оседает в носу и на языке, заставляя проходящих мимо чихать. Кардамон, что можно почувствовать в местном чае или выпечке. Ароматные палочки корицы, которые продавцы раскладывают по прилавкам так симпатично, что невозможно удержаться, чтобы не купить хотя бы одну. Гвоздика с пьянящим запахом и острым вкусом. Одна из запоминающих трав, чей запах прорывается через тысячу ароматов — кориандр. Карри в виде порошка, который рассыпан по маленьким и большим баночкам, но его аромат всё равно пробивается сквозь стекло. А теперь — выдыхайте. Чуть дальше, по улице, стоят уже другие лавочки, и товар на них разложен совершенно иной. Самое время, чтобы снова наполнить свою грудь воздухом и пощекотать желудок сладкими запахами. Продавцы зазывают покупателей, обводят ладонями белую нугу с россыпью орехов внутри, всевозможные виды сорбетов и рахат-лукум в белой, сахарной пудре. Но больше всего внимания привлекает поблескивающая от меда и сиропа пахлава, заманивающая своим внешним видом и запахом. В ящиках подальше положены свежие фрукты, поблескивающие в свете скрывающегося за домами солнца. Шум и гам — вечером на рынке особенно тяжело протолкнуться. Жара покидает город — все стремятся выбраться, чтобы прогуляться или закупиться свежими фруктами и сладостями на утро. Все спешат, галдят, толкаются, протягивают продавцам мешочки с монетами и стараются побыстрее покинуть эту городскую суету. Столица живет. Столица дышит. Она двигается стремительным течением реки. А сестры Луна и Солнце неотрывно наблюдают за этим. — Мой Принц, ты просишь меня о таком, а потом вечерами читаешь мне лекции об «ответственности»? — тишина королевских покоев рушится от тягучего голоса темноволосой красавицы, завораживая и лаская слух. Карие глаза подсвечиваются в темноте яркими огоньками; и эти огоньки не желают выпускать из своих тисков ночного гостя, развалившееся на софе подобно Королю. Девушка делает шаг, и лёгкое мелодичное позвякивание браслетов сопровождают её до самого края низкого столика. — Неужели никто не может оказать честь нашему Принцу в исполнении его «ужасного» плана? — губы расплываются в хитрой улыбке, когда она перегибается через стол, чтобы подцепить кончиками пальцев виноградину и оторвать её от общей кисточки зеленых ягодок. — О, Ракши, — второй голос, раздавшейся в комнате, подобен сладкому лукуму или пахлаве, приятным бархатом растекается, отталкивается от стен, — ты хочешь услышать многочасовую лекцию от Акрама? О! Или ты хочешь, чтобы я подал плохой пример для своей сестры? — брови ночного гостя скользят вверх, пока он поднимает светлые глаза на Ракши. — Для всех я должен быть достойным правителем. — Но ведь все и так догадываются о том, что их Принц сбегает в город. Какая разница? — Ракши вдыхает, закатывая глаза, и подцепляет пальцами ещё парочку виноградинок, которые тут же скрываются за её губами. — Догадываться и знать наверняка — это разные вещи, Ракши, — уголки губ Принца приподнимаются в улыбке, когда наложница слегка мотает головой, наполняя комнату перезвоном вплетенных в её волосы украшений. — Я не приказываю тебе, Ракши. Я прошу тебя, как моего хорошего друга. Прикрой меня. Я обещаю, что не буду долго гулять. Иначе вся эта бумажная работа доведёт меня до ручки. Мне нужна капля свободы. — Ишурин прижмёт меня к стенке и будет угрожать, если прознает про твои хулиганства, Амир. Ему я соврать не смогу. А он когда-нибудь обязательно узнает. И если от Акрама тебе грозит всего лишь многочасовая лекция о хорошем поведении, то Ишурин поступит более изощрено. Ты же знаешь, этот старый дурень приверженец традиций и правил. — Это будет уже моей проблемой, Ракши. Твою задачу я уже определил. Девушка повержено выдыхает, пока губы её улыбаются ослепительной во мраке комнаты улыбкой. — Разве я могу отказать своему будущему Королю? Губы Амира дрожат в ответной улыбке, и он чуть склоняет голову, выражая своё почтение подруге. Их дружба зародилась практически сразу же, как пожалавшая во Дворец делегация иностранцев принесла в дар Принцу юную девушку — тогда ещё совсем малышку. Бойкую, уверенную, умную, несмотря на то, что она была намного младше Амира. Ракши была и остаётся поразительно сообразительной. В её обществе он находит странное умиротворение, наслаждение в беседах, что с годами стали только взрослее. Но как бы не сверкали звезды в светлых глазах Принца, их не связывает ничего кроме платонической любви друг к другу. Пожалуй, так, как Амир ценит Ракши, он не ценит никого из гарема. — Тебе не о чём беспокоиться, — Ракши делает шаг в сторону Принца, поднимая руки и накидывая на его тёмные волосы капюшон, — но прошу, дай и мне возможность думать также, — красавице достаточно лишь красноречиво заглянуть Принцу в глаза, слегка качнув головой, чтобы украшения заблестели в свете свечей. — Не попади в неприятности, Мой Принц. Тебе ли не знать, сколь многие мечтают о твоей смерти. — Твои слова становятся похожими на речи Акрама, Ракши. Я начинаю беспокоиться. Людям свойственно завидовать тем, что — как некоторые любят говорить — родились с золотой ложкой во рту. Тем, кто обладает достаточным богатством, чтобы ни в чём себе не отказывать. Тем, кто обладает такой сильной властью, что может распоряжаться чужой свободой. Тем, кто обладает таким сильным статусом, что имеет полное право взирать на тебя сверху вниз. Вот только эти люди мало задумываются о том, что за всё в мире нужно платить. «Золотая ложка» стоит непомерно дорого, и цена её исчисляется не в звоне монет; не в золоте или драгоценностях. Она исчисляется в ответственности. Ответственность — это то слово, которое Амиру вбивали в голову с самого детства. Ответственность за поступки, за счастье ближнего, за сестру и за собственную страну. И, в некотором роде, Амир признателен за то, с каким рвением и напором его раз за разом продолжают этому учить. Это позволяет ему не только не бояться своего, задолго решенного будущего, но и быть готовым к нему. И пусть Амир старается следовать наставлением Ишурина, но иногда и ему хочется вдохнуть свежего воздуха столицы. Расправить крылья и попробовать полетать, хотя Принц точно знает — взлететь он не может. «Не попади в неприятности, Мой Принц». Голос Ракши колокольчиками звучит в голове Амира. Не попади в неприятности? А что, если именно эти неприятности Принц всегда и искал? Он без особо труда покидает пределы Дворца, уже выучивший места и время, где наиболее удачно сможет проскочить мимо стражей, сменяющих друг друга на ночное дежурство. Принц оборачивается безликой тенью, скользя мимо патрульных и выскакивая через чёрный ход, который используют работники королевской кухни. Амиру не претят белокаменные стены Дворца, что так величественно возвышаются на Асшаном. Не претит безвылазно сидеть за длинным столом и бороться с болью в районе плеч, честно исполняя свой долг. Но порой его безмятежно тянет за пределы. Туда, где кипит жизнь. Где разносятся призывы торговцев купить фрукты или специи. Туда, где никто и не обратит внимание на юношу в простом потрепанном плаще, наспех накинутым на тело. Отец редко брал его с собой в город, но каждый раз юный Принц во все глаза наблюдал за играющими на песчаных улицах детьми, мысленно представляя себя рядом с ними. Пожалуй, именно тогда в его голове зародилось желание «сбежать» и хоть ненадолго ощутить себя обычным ребёнком, а не наследником великого государства. И пусть это было безответственно, Амир всегда отвечал за свои поступки. Как, например, и сейчас, прогуливаясь по шумному рынку, озаряемому светом небольших фонарей, он вкладывает меж ящиков, полных сладостей, монету. Единственную в его распоряжении, стоит заметить. Тогда как сам Принц с предвкушением прячет под ткань плаща «честно» украденный небольшой кубик, щедро посыпанный белоснежной пудрой. И пусть он может скупить на ту же монету сотню таких, так намного веселее! А сладость становится только вкуснее. Толком не размышляя над направлением, он шагает по широким улицам Асшана, стараясь лишний раз не попадаться на глаза страже, пока не решает свернуть в узкий проулок, тем самым срезав путь до Звездной Площади. Его фигура мигом укрывает переулок тенью, сделав его, кажется, еще темнее. Но не успевает Амир дойти до конца, как в него буквально что-то влетает. Или кто-то — он понимает это спустя мгновение. Кубик лукума благополучно выпадает из чуть дрогнувшей руки, оставляя пару неровных отпечатков на его одежде и одежде незнакомки. Правда горечь об утрате улетучивается также стремительно, как и секундная растерянность.за пару минут до появления звёзд
Она никогда не думала, что извилистые дороги жизни приведут её сюда ― в столицу. Рыжеволосая откидывается на мягкие подушки, прикрывая глаза, пока кожа впитывает в себя остатки прогретого воздуха. В атмосфере витает яркий аромат специй и терпкого вина. Где-то в кофейне варят кофе и подают его со сладкими кубиками лукума. Тут так размеренно и спокойно, что на душе тут же становится легко. Ха! Кто-то бы посмеялся ей в лицо. Асшана ― столица. Торговля тут идёт полным ходом, а в час пик невозможно перейти дорогу. Но, по сравнению с тем, где она была два года назад… ― Вот чёрт. Я опаздываю, ― голос Акрама заставляет её лениво разлепить веки и взглянуть на обеспокоенное лицо друга, который тут же отставляет наспех выпитую пиалу с вином в сторону, поднимая на неё свои чёрные глаза. ― Исá, ты сможешь добраться сама? Мне… мне нужно через час заступать на дежурство. А ещё мне необходимо подготовить всё к выбору Танджи. Знаешь же, сколько во дворце суматохи. ― Ммм, а его будущее Королевское высочество без твоей помощи справиться не может? Ему же решать, кто станет его будущим Танджи. К чему вся эта суматоха? Я почти уверена, что всё будет как обычно. Каждый чиновник будет продвигать своего человека, ― лениво тянет Иса, слишком разморенная дневной жарой и хорошим вином; губы её расплываются в улыбке, когда лицо друга мрачнеет на пол тона, а в темноте его глаз загораются опасно-осязаемые огоньки ― Акрам излишне предан будущему Королю и своему другу. ― Ладно-ладно. Прости. Я дойду сама, тут недалеко. И доберусь даже без приключений. Встретимся завтра? Губы Акрама трогает легкая улыбка. Он кивает, поднимаясь со своего места, и прощается с ней кивком головы. Солнце давно скрылось за дюнами и барханами пустыни и уже не слепит глаз, побуждая всё больше и больше людей вылезать из своих домов, чтобы насладиться вечерней прохладой. На улицы вынесли столики и стульчики, низкие скамейки, на которых накинуты мягкие подушки. Улочки наполнило ароматами вкусной еды, побуждая идти вслед за приказами желудка. Исадόре нравится здесь. Ей нравится работать в ювелирном магазинчике на углу улицы, согнувшись над листом и нанося линии будущего украшения; нравится по многу часов подбирать размер и цвет камня. Но это всё что-то… не то. Она все это время так стремилась к спокойной жизни, что потерялась в конец. «Ты могла бы попробовать себя в роли Танджи» ― кидает ей Акрам, словно невзначай, в начале их разговора. — «У тебя хорошая техника! Да и я… я давно думал, что за спиной Принца нужен кто-то похожий на тебя. Представь, сколько шума будет, если кто-то узнает! Ассасин на службе у королевской семьи. Но ты всё равно подумай». Подумай. Как-будто всё это так легко и просто, и делается по щелчку пальцев. Попробуй. Ведь это уже не будет являться заказными убийствами. Она будет помогать, будет защищать, а не бесцельно пронзать чью-то плоть острыми ножами. Подумай. Иса тихо выдыхает, задумчиво прокручивая в пальцах парочку монет и с тихим звоном кладя их на дастархан. И лишь потом поднимается с мягких подушек, проводя пальцами по легкой ткани, разглаживая заломы и складки. Рыжеволосая покидает Абару, сворачивая с людной и ароматной улицы. Путь до места, которое Иса теперь называет домом, небыстрый, но есть возможность сократить его на пару минут. И пусть идти придётся малолюдными, тёмными переулками — разве это может напугать ассасина? Асшана великолепена. Завораживающая, пленительная. Отличается от того, что читала Исадора будучи в Ордене в тех многочисленных книжках. О, там и доли той реальности не отобразили — Иса второй год сравнивает те строки и картины, но видит совершенно иное. Домики в этих книжках были нарисованы скудно, без должной детализации. Асшана — столица посреди песков пустыни. Место, где чистая магия текла по улицам, поддерживая жизнь в этом невероятном городе. Им стоит восторгаться, а не накидывать на скорую руку «домики». — Чёрт, — ругательство срывается с губ само собой, стоило чуткому слуху уловить топот парочки сапог позади. Исадора не надеялась, что в этот же вечер вляпается в какую-нибудь передрягу — и почему только все неприятности случаются с ней именно тогда, когда рядом нет Акрама? Хочется верить, что она просто накручивает себя. Что обернется, а за спиной не будет никого. Ну, или что сейчас Акрам выйдет из-за угла какого-нибудь поворота и преследователи отстанут. Асшана, может, и самый прекрасный город в мире, но даже здесь не всегда спокойно, а солнечные плащи в такие дебри не забираются. Где-то вдали слышится завывание муэдзинов, и Исадора прибавляет шагу. «— Постарайся не светить своими возможностями, Иса, — наставление Акрама бьет по вискам. — И не показывай оружие. Это не дружелюбно!». Не Акраму говорить ей о дружелюбии, когда тебе на пятки наступает парочка пьяных мужчин… О, Исадора сама выпила — не смогла удержаться. Но если они начнут сокращать расстояние; если в их головы закрадутся какие-то пагубные мысли, Иса сможет за себя постоять, но Акраму не будет тем, кто явно оценит способ. — Эй, хари-и-и. Не заметив того, как шаг ускорился сам по себе, Исадора прислушивается — топот подошвы сапог за спиной участился. Вряд ли эти два Господина желают бескорыстно спросить дорогу у иностранки. А значит, что ситуация выходит вполне дерьмовой. Калечить людей Исе не хочется — она приехала сюда, чтобы отдохнуть и оставить позади часть своей работы, а не резать всех попало. А ведь эти бедняги и не знают, что в арсенале у рыжеволосой «хари» есть парочка острых кортиков. Надежно прикрепленные к поясу и бёдрам, они умело спрятаны от лишних глаз. Да и использовать их остроту и силу на ступающих по её следам господах нет никакого желания. Нужно действовать аккуратнее и… изощрённее. Она легко перескакивает через низенький забор, сворачивая на другую дорогу — тут темнее и гораздо тише. Ещё пару поворотов, и она вскакивает в один из переходов, лихорадочно перебирая мысль за мыслью. Не услышав шагов позади себя, Иса поворачивает голову в сторону. Она пытается различить шорох пыли, перешептывания прямо как её учили когда-то. Вот только будь она прилежной ученицей, не совершала бы ошибок. Всё внутри неё концентрируется на звуках за спиной — и она не замечает, как влетает в чьё-то тело. Исадора тихо ойкает и отскакивает назад, скользя пальцами по ткань одежды, чтобы нащупать холодный металл рукояти кортика. Ей хочется грубо послать Акрама с его наставлениями о хорошем поведении. Если эти… Всё тело подрагивает и покрывается мурашками, стоит ей только поднять голову на своё препятствие. Это… не те мужчины. Она запомнила их. Хорошо запомнила. Тёмные спутанные волосы. Слишком тёмная, грубая от песков пустыни кожа. Чёрные глаза под густыми бровями. Этот же… отличается. У него тоже тёмные волосы, но длиннее обычного. Прямые, гладкие, не спутанные. Чуть смугловатая кожа, но цвет ровный — это уже говорит о том, что незнакомец мало времени проводит на солнце. Одежда на нём новая, а вот мелкие потёртости слишком аккуратные, словно специально нанесенные на ткань. А глаза! Исадора замирает на секунду, пока её взгляд жадно скользит по радужке глаз незнакомца. Практически бесцветные, прозрачные. Такого цвета не может существовать в природе. Возможно, этот незнакомый ей господин просто плод её разыгравшегося воображения?с появлением первых звёзд
Слух улавливает звук шагов, и Иса отвлекается от любования светлых глаз, оборачиваясь через плечо, пока сам незнакомец с недоумением глядит на свои испачканные в пудре пальцы. А ведь она даже и не замечает белые пятна на собственной одежде — в голове со скрипом крутятся шестерёнки, пытаясь подкинуть хоть какую-нибудь идею. А потом механизм резко замирает. Внутри рождается почти что гениальная идея. Они могут быть последними нахалами, но не глупцами явно. И если увидят и уверуют в то, что хари уже занята другим господином, лезть не станут. — Слушай, — голос Исы срывается на шепот, пока сама она неспешно подбирается к незнакомому господину чуть ближе, — я не знаю кто ты такой. Но мне очень нужна помощь, — шаги слышатся всё ближе, и Иса не сдерживает требовательного приказа, — сейчас же. От порыва тёплого ветра капюшон окончательно спадает по волосам незнакомца, и он даже не думает возвращать его на место. Лишь бросает в сторону блондинистой хари недоумевающий взгляд. Потом и за спину девушки, и, кажется, Исадора видит, как в его голове складываются кусочки паззла. Он понимает её без лишних слов и уговоров. Ей не нужно умолять его или срочно придумывать новый план, потому что в следующую секунду тёплые сухие пальцы мягко смыкаются на её запястье. Незнакомец возвращает свои бесцветные глаза к глазам Исы и делает шаг, разворачивается спиной к стене, упираясь в неё и позволяя Исадоре подступить к себе. Кто она? От кого бежит? Может она воровка или убийца, что, заметив его внешний вид, не преминет вонзить нож в спину? Однако выбор сделан, и девушка не замечает лукавой улыбки, мелькнувшей в уголках губ после раздавшегося «приказа». А вот огонёк в светлых глазах незнакомца Иса видит отчётливо. Кажется, он понимает её. Не задает лишних вопросов; не смеётся над ней. Ситуация глупая и безумно противоречивая. Но это… весело. И это веселье передается и ей, застревая где-то в гортани, не смея сорваться с губ даже тихим смешком. Их глаза — синхронно — всего на секунду находят проход, прежде чем рука незнакомца с запястья перемещается ей на талию, прижав к телу чуть теснее. Они не поверят. Подойдут, потому что их ничего не останавливает. — Ох, извини. Потом можешь отомстить мне. Как-нибудь потом, — хрипло шепчет рыжеволосая, перед тем, как обхватить похолодевшими ладонями лицо темноволосого красавца и приподняться на носки. Светлые глаза снова упираются в незнакомку, стоит ей вновь заговорить. В них отблеском одинокой монетки на дне фонтана мелькает непонимание, вновь сменившееся удивлением, стоит только ощутить прикосновение прохладных пальцев. Он не стоит истуканом, сраженным напором незнакомки, а весьма ловко опускает вторую ладонь на её шею, нагнувшись. Иса прижимается своими губами к его — сначала медленно, чтобы он не отпрянул от неожиданной близости — всё-таки стоит учесть щепетильное отношение местных к такому — а потом куда увереннее. Из нее просто отвратительная актриса. А если не умеешь играть, не играй. Да и целовать его… более чем приятно. Шаги стихают. Замирают где-то совсем рядом. Слышится неразборчивое бормотание и разочарованный вздох удаляющихся. Но Исадора удаляться не спешит. После дневной жары камень еще не остыл. От него исходит приятное тепло, что ощущается даже через одежду. Но незнакомец не обращает внимания, будучи увлеченным «достойного мести» поступком светловолосой красавицы. Кажется, мир вокруг застыл в предвкушении, тогда как спонтанный и поначалу неуверенный поцелуй даже не думает прекращаться. И если в самом начале мужчина не спешил отвечать, со временем инициатива стала — словно песок сквозь пальцы — утекать от Исы. Он так сладок, тягуч и даже если бы преследователи решили остановиться возле пары чуть дольше, в их головы не закралось бы мысли о неправдивости происходящего. Ловко и так естественно перехватив дело в свои руки, темноволосый незнакомец мягко отстраняется, при этом не спеша выпускать девушку из своих рук. Затем его глаза, на дне которых плещется нечто туманное, устремляются в сторону выхода из переулка. — Что бы это ни было, тебе оно больше не грозит, маленькая хари, — лишь спустя мгновение, наполненного взаимным и отнюдь не стеснительным разглядыванием, мужчина выпускает Ису из своих рук. Иса слегка покачнулась, потеряв точку опоры в его руках. Было в этом жесте что-то, словно ей позволили отстраниться. Взгляд серых глаз скользит по светлым, словно солнце, волосам, по мягким и приятным чертам лица, небесным глазам, затем устремляется ниже, чем заставляет темные брови сойтись на переносице. Мужчина вытягивает руку, кончиками пальцев смахивает с одежд Исадоры белые пятна пудры, а после, оттолкнувшись от стены, выпрямляется. — Асшан прекрасен, как звезда в песках. Но нам ли не знать, сколь опасны они бывают, — легко отзывается он и вновь позволяет улыбке поселиться в уголках губ. — Думаю, месть может подождать. Я иду к Звездной Площади, и могу проводить, если тебе по пути, — на миг он меняется в лице, чуть склонившись к Исе и взглянув поблескивающим азартом на нее. — А еще, теперь ты должна мне лукум. Исадора всегда знала, насколько пустыня может быть жестокой. Она убивает так же безжалостно, без зазрения совести, как это делал каждый ассасин в их Ордене. Но без меча, без стрел и остро заточенных кинжалов. А ещё Иса знала, насколько пустыня может быть притягательной. Подует ветер, и песок зашелестит совсем неслышно. Он зашепчет свои «сказки» на ухо путнику, чтобы сбить его с намеченной дороги, чтобы он заблудился, чтобы пески забрали его навеки. Этот шепот завораживает даже бывалых путешественников, что уж говорить о новичках! Безжалостно прорывается под кожу, ласкает, заставляет поверить в милосердные помыслы. А потом путники оказываются одни среди шуршащих песков, которые затягивают их всё глубже и глубже в пустыню. Его голос тоже схож с шелестом песков. Мягкий, слишком манящий и чарующий. У обычного человека такого голоса быть не может. Наверное, если она пойдет за этим голосом, он погубит её? В прошлом Исадоре столько времени приходилось бродить по искушающим разум пескам пустыни, но сейчас она, отчего-то, млеет в чужих руках. Он — совершенно ей не знаком, и ситуация из-за этого становится чудовищно волнительной. Они даже, возможно, и не встретятся никогда. Вкус недавнего поцелуя ещё не сошёл с губ, и Исадора поджимает их, словно пытается собрать оставшиеся крупицы. Живя в Асшане ты учишься различать множество вкусов. Терпкость свежезаваренного кофе по утрам. Или пробуя всевозможные специи на язык, чтобы подобрать «то самое». Вгрызаясь в пропитанную мёдом пахлаву или отламывая кусочек щербета. Всё сладкое, ароматное и до невозможности яркое. И даже сейчас, Иса акцентирует внимание на вкусе ― может в ней говорят отголоски ассасинских замашек, а не очарованность незнакомцем? Подбородок слегка приподнимается, когда пальцы темноволосого смахивают с её одежды остатки белой сахарной пудры. В духоте воздуха становится резко холодно, когда руки соскальзывают с талии, оставляя Ису наедине со своим личным пространством. Один небольшой шаг назад, чтобы увеличить между ними расстояние и задышать свободнее. ― Боюсь, что мой дом в другой стороне, ― голос тихий, но до незнакомца долетает всё до последнего слова. ― Ох, как жаль. Не вернуть мне такой серьезный долг, ― Иса вдруг улыбается, слишком раззадоренная сложившейся ситуацией. Расскажи она об этом приключении Акраму, насколько сильно он разозлиться? Как много вопросов будет задавать потом, когда пелена гнева спадёт с него? Он будет спрашивать всё? Имя? Возраст? Цвет глаз и волос? О чём они говорили? Наравне с тем, как она думает рассказывать ли о столь необычной встрече другу, незнакомец также допускает подобную мысль. Перед ним так явно предстал образ слушающей его Ракши, что не перебивает, не задает лишних вопросов, но внимает буквально каждому его слову. И пусть это происходит лишь в его голове, уже сейчас он слышит всего один вопрос, сорвавшийся с ее губ. «Как скоро, думаешь, ты сможешь ее забыть?». Прохладу кожи, отлив светлых волос в свете далеких фонарей, блеск глаз и мягкость губ. Наверняка он не ответит на вопрос подруги и лишь задумчиво посмотрит куда-то в сторону, думая, что же из всего этого сделало незнакомку «особенной». ― Но, так как мы вряд ли когда-нибудь пересечемся, а в должницах я ходить не хочу, ― Иса щурит глаза подобно незнакомцу, сталкиваясь с опасными звездами в его глазах ― слушать его голос, идти на него опаснее зову пустыни, но Исадора всё равно делает пол шага вперёд, словно бросая вызов пленительности его глаз и самой себе, ― позволено ли мне откупиться? Незнакомец не может сдержать улыбки. Есть в ней нечто благосклонное, как, впрочем, и в каждом жесте его самого. В ассасины всегда брали невиданной красоты девушек и юношей ― когда противник срывает с них капюшон, их сбивает с толку молодость и красота лица перед ним, и тогда можно нанести последний удар. Но даже проведя среди таких людей не один год, Исадора не может перестать его рассматривать. «Уходи, убегай», ― практически надрывно кричит внутренний голос, бьется в панике о стенки черепной коробки. Исадора не отступает, не отступает назад и незнакомец. Он видит, как взгляд пытливых глаз все блуждает по нему, словно ищет какие-то ответы, но не придает этому значения. Слишком часто незнакомец сталкивался с подобным разглядыванием, что со временем стали неотъемлемой частью его существования. Красота и притягательность одновременно дар и проклятие, как даром и проклятием есть его сила. Знай девушка с кем говорит, поступила бы иначе? Говорила бы иначе? Он не хочет знать. Он, подобно тому, как смаковала крупицы поцелуя Иса, смакует момент искреннего общения, без подхалимства и вранья. Пусть этот день сохранится в памяти именно таким. Настоящим. Между ними снова практически нет расстояния, свободного места, и тело окутывает приятное тепло. Исадоре даже не требуется приподниматься на мысках, чтобы непозволительно близко оказаться к его лицу — темноволосый незнакомец послушно склоняется к ней. Она не поцелует его более, нет. Потому что ей нужно бежать от него и не оглядываться. Игривость поднимается вверх, по горлу, проявляя себя в хитрой улыбке и блеске глаз. Ей достаточно всего лишь качнуться немного вперёд, чтобы снова ощутить сладковатый привкус его поцелуя, но Иса остается непоколебимо стоять на месте. Пусть это знакомство запомниться ей так. Пусть ничего не измениться. Холодная монета оказывается в её пальцах, практически бесшумно опускаясь в один из карманов на одежде ночного знакомого, и падает в самый низ с тихим перезвоном от соприкосновения с тканью. Пальцы поднимаются вверх, подхватывая края упавшего с него капюшона. Иса может остаться. Может узнать его имя, возраст, и они встретятся «когда-нибудь потом». Но пальцы решительно поднимают простую ткань, скрывая черноту его волос в тени. И только тогда Исадора делает практически целых три шага назад. Как и прежде, мужчина остается спокойно стоять на месте, стоит Исе приблизиться. Он лишь чуть склоняет голову, и серые глаза внимательно вглядываются в глаза напротив. Их взгляд приковывает, заставляет вязнуть в нем, как вязло бы насекомое в густом янтаре. Между ними вновь сокращается расстояние — он с легкостью может уловить исходящее от девушки тепло и едва различимый аромат ее кожи. В какой-то момент ему кажется, будто он и сам вот-вот поддастся вперед, навстречу новому поцелую, но его губы лишь трогает легкая улыбка, когда на дно кармана опускается одинокая монетка. Принц даже послушно чуть склоняет голову, чтобы Исе было проще накинуть на его голову капюшон, а после выпрямляется. ― Хорошего вам вечера, господин, ― рыжеволосая издевательски низко кланяется, словно в отмщение за шутливо-ласково обращение к ней. Исадора не говорит больше ничего, не делает. Только неспешно разворачивается в ту сторону, в которую шла изначально. Ей не нужно слушать его голос, иначе она не сможет уйти. Останется здесь, в это мрачном переулке, и не сможет покинуть его рук и серых глаз. Поэтому, когда девушка сворачивает, оставляя ночного незнакомца где-то там, позади, она рвано вдыхает, обхватывая свои плечи руками и прибавляет шагу. Нужно побыстрее оказаться дома. И не оборачиваться ― оборачиваться нельзя. Потому что тогда в её сердце закрадется надежда. — Береги себя, хари, — игриво бросает он вслед, все также улыбаясь. И еще несколько мгновений наблюдает за удаляющейся девушкой, с которой наверняка больше никогда не встретится.когда звезды сияли ярче Луны
Дверь с тихим скрипом закрывается, а Иса тут же шмыгает в свою комнату через небольшую гостиную. Она проскальзывает в свою спальню — маленькую и крохотную — чтобы рывком выхватить лист бумаги и остро наточенный карандаш. Ей кажется, что за ней гонится стая голодных собак. Пустынный оголодавший до её плоти Рой. Что если она не успеет и образ пропадёт из её головы? Раствориться, и внутри будет пусто. Кончик карандаша скользит по бумаге резкими рывками, оставляя то слишком светлые, то слишком тёмные линии. И все они, наконец, находят своё единение в одном образе. Чёрные волосы, игриво поблескивающие глаза, едва вскинутый подбородок. Нет, такие глаза она вряд ли забудет. ― Чёрт, ― слово срывается тихим ругательством с её губ, когда пальцы комкают лист бумаги, откидывая его в сторону. Неужели она повелась на шепот пустыни?