Глава 9. Свидетели всему звезды раздел: путь, сложенный из звезд.
Одним из необычайных умений жителей пустыни и шептунов по праву считается умение ориентироваться в пустыне по звёздам. Не имея на руках карт, они мастерски находят путь среди барханов и изредка встречающихся оазисов и торчащим осколками скал. Что самое удивительное ― сколько бы людей не интересовались у них, как они это делают, каждый из них лишь пожимает плечами и отвечает просто. По звёздам. Обычный человек, возможно, обзовёт их излишне набожными, верящими в непонятные божественные силы или в мощь предков. Но учёные лишь сейчас раскрыли секрет передвижения пустынных жителей, ассасинов и разбойников. И у «секретов» есть имена. Четыре недвижимых на ночном небе звёзды. Альдеборан ― на Севере. Регул ― на Юге. Антарес ― на Западе. Фальмальгаут ― на Востоке. Говорят, что эти четыре звезды самые яркие на ночном небе, но даже тогда разительно отличались друг от друга яркостью своего света. Ходит и ещё одна история, только уже о названии этих звёзд. Одна из версий гласит, что самые яркие звёзды были названы в честь четырех детей Сафуры. Дебор, Гул, Гаут и Антар. По ещё одной версии: четыре звезды на небе ― четыре дороги в Рай. И если идти к одной из них бесконечно долго, то ты обязательно придёшь к вратам Рая. Интересно, что те, кто следуют за звездами, всегда скептически ухмыляются на эту легенду, и говорить о её правдивости не приходится. Однако же то, что в то время жители пустыни мастерски ориентировались по ночному небу ― это факт. А те, кто обучены рисованию, могут вам с точность нарисовать карту. Я слышала, что у ассасинов таланты к рисованию ценятся особенно сильно. И если вы взглянете на небо сейчас, хорошенько изучив звездные карты, вы без труда найдете четырех детей Сафуры. И подучив их сияние попристальнее, сможете ориентироваться так же, как это когда-то делали ассасины.
И вновь боль, от которой принц тихо взвыл, а после приложился головой к дереву и принялся смотреть куда-то вверх. Его грудная клетка тяжело вздымалась, по телу то и дело пробегала дрожь, пока танджи собирала кровь в платок. Надо же, он никогда не думал, что окажется в такой ситуации; что кровь Довлета окропит пески великой пустыни. Но все последующие мысли обратились в туман, как и разговор танджи, а сам принц утомленно прикрыл глаза. Больше всего ему сейчас хотелось провалиться в спасительное забытье, пусть даже оно и могло бы стать последним. Он не препятствовал, когда раненое плечо взялись перевязывать, только тихо мычал от боли, хмуря темные брови. Единожды он даже навалился на девушку, безвольно опустив на ее плечо голову. – Как он? – донесся до троицы голос Акрама, что и без слов все понял, едва увидев лицо Амира. – Нам нужно обратно, – весомо заявил Муин, помогая Исе вернуть раненого в более сидячее положение. – Дорога верхом сделает только хуже, – поджав губы, отозвался Акрам и тоже опустился рядом с принцем на колено. – Я отправлю одного из отряда за помощью. Ранним утром они уже должны будут прибыть. Держитесь, мой принц.. Амир лишь слабо кивнул, после чего вновь прикрыл глаза. Хорошо. Хорошо, что рядом есть те, кто не дрогнет и сможет принять верное решение пока он…Мужчина нахмурился от собственных мыслей, что для остальных могло показаться признаком очередной боли в плече. В живых из гвардейцев осталось лишь пятеро, один из которых по приказу Акрама уже отправился в путь, обратно в столицу. Амира не оставляли одного, постоянно пытались с ним говорить, но у него совсем не было сил отвечать. Только медленно кивать или качать головой. Он с трудом мог принимать жидкости, даже под указаниями того, что это необходимо. И более менее ожил только когда огненное светило скрылось за горизонтом. Принц выглядел все столь же слабо и плохо, был бледен и то дело кривился от боли, но все равно упрямо хотел встать на ноги. Даже когда танджи убеждали его в обратном, он взялся за это дело сам, поднимаясь на дрожащих ногах и опираясь о ствол. Еще совсем недавно то место, что они выбрали местом привала, было усеяно телами. Не только разбойников, но и ЕГО людей. Тех, кого он не смог защитить. Взгляд бледных глаз устремился куда-то к краю воды, у которой заметили павших от кинжалов противника скакунов. Среди которых оказался и Бархан. И Амир бы коснулся шеи товарища, прощаясь с ним в последний раз, если бы танджи только пустили его. Но вместо этого его вновь отвели под одно из деревьев, рядом с которым развели костер. Исадора присаживается на корточки около озера, опуская руки в прохладную воду, чтобы смыть с неё кровь: кровь разбойников и Амира. Солнце скрылось за острыми утёсами каменных «гор», и теперь длинные тени спасали путников от жары солнца. Песок под ногами шуршал и скрипел, и Исадора морщилась от непреходящего назойливого шёпота в голове. «Убить» ― слышится около уха слева, совсем близко. «Найти» ― где-то вдалеке слышит рыжеволосая. «Отомстить» ― протягивает голос с правой стороны. О, ей хочется отмахнуться от этого, как от назойливой цикады, но… голос снова и снова появлялся, напоминая о себе ноющей болью в голове. Парадокс пустыни, которые никак не могут понять люди с другой части Континента. Днём тут была просто невыносимая жара, но ночью… ночью наступали холода. Кончиками мокрых пальцев Иса касается середины своего лба, левой скулы, правой скулы, и мажет по подбородку под нижней губой. Обряд омовения, совершаемые ассасинами после убийств ― они скидывают со своих плеч грехи, перед загорающимися звездами. Перед Сафурой ― «сияющей звездой». Для своей «матери» все её дети безгрешны, и ей отстаивать их право на Рай после смерти. ― Не знал, что ассасины набожные, ― голос Муин сливается с тихими переговорами остатками гвардейцев, и Иса стряхивает с ладоней холодную воду, смотря на танджи через плечо, ― или даже ассасины чтят Богов? Ладно, не об этом я хотел поговорить, ― Муин ведёт плечами, скидывая лёгкую вечернюю усталость, ― мне нужно заменить Акрама на дозоре, посмотри за состоянием Принца. Кажется… из нас всех, ты лучше всего в этом разбираешься. ― Признаешь моё первенство, Муин? ― Никогда! ― поникшее лицо Муина озаряется улыбкой, и Исадора улыбается ему в ответ, коротко кивает и выпрямляется. Пальцы Исадоры, всё ещё мокрые, подхватывают миску с чистой, прокипяченной водой, чистую тряпку и небольшую чашку, в которой плескалось что-то коричневое, едва густое и оставляющее следы на стенках кружки. Последнее, было для Исы ― уж ей то точно надолго нельзя было смыкать глаз этой ночью, и кофе могло помочь в этом как нельзя лучше. Рыжеволосая молчаливо опускается около Принца, оставляя кружку для себя подальше. Хватит на сегодня впитывать в песок всё, что только можно. Становилось холоднее и темнее, а на небе принялись загораться далекие звезды. Тогда Муин отправился сменять несущего дозор Акрама, попросив Ису сменить его в наблюдении за принцем. А его тем временем принялась вновь бить дрожь, то ли от наступления ночи, то ли от озноба. Но он все равно обратил свой взор на рыжеволосую. – Кто бы мог подумать, что все обернется…так? – его голос сипел и был лишен привычного “бархата”. А еще казалось, что слова даются принцу тяжело, и что до этого он собирался с силами хотя бы для этих коротких фраз. – Довлет обладал не только силой управлять тьмой, но и умел исцелять. Но я… – Амир поджал губы и перевел взгляд на костер, что хоть немного придавал его коже более “здоровый” оттенок. – ..не он. От голоса Амира у ассасина сжимается сердце ― он не должен был никогда в жизни познать этого. Он должен был жить долгой, счастливой жизнью. Найти себе жену, породить наследников и умереть от старости. Судьба… Исадора не верила в судьбу, но прерывать Амира не стала. Мужчина замолчал, сильнее кутаясь в плащ одной рукой, пока вторая была перевязана и “обездвижена”. А затем вновь обратился к Исе. – Я…так и не… Спасибо тебе, Иса. Как знать, что было бы…не окажись ты здесь. Может это и правда судьба, – сухие губы принца дрогнула улыбка, но после он вновь поморщился и слабо опустил руку на собственные ноги. Испугалась ли Иса? Страх для неё вообще был странным понятием. Она не боялась умереть; не боялась, что когда-нибудь ей прилетит кинжалов в спину; не боялась получить пинок от родного отца. Но в ней всё равно жил страх. Страх за близких людей. Иса боялась за Акрама, когда он приходил к ней в мастерскую раненный и перебинтованный; Иса испугалась и сейчас, когда краем глаза наблюдала за побледневшим лицом своего Принца. Амир вообще не должен был узнавать, какой яд на вкус; он не должен был знать, насколько сильно яд может убить его. И ран на его теле быть не должно. Ей следовало тогда возразить, схватить этого мальчишку за запястье и показать всем, что на самом то деле гонец не обладал Даром ― и гонцом то он и не был. Её остановил не страх ошибиться. Просто всё это было странно и неправильно. Она должна была сигать по крышам домов, выискивать своих жертв и вгонять кинжалы в их тела, а не спасать от этого Принца. ― Тебе не за что говорить мне спасибо. Это ведь моя работа, ― пожимает плечами Исадора, опуская край чистой тряпки в воду и поднимая взгляд на Принца, ― я облегчила действия яда, но тебя немного полихорадит, ― мокрым концом тряпки Иса проходится по лбу Амира, осторожно откидывая чёрные пряди назад; опускается по щекам, оставляя и там мокрый след, к шее; ниже ― не опускается, ― я должна была сразу сказать о своих подозрениях, но… предполагаю, что переубедить тебя всё равно не смогла бы. – Я верю, что для благодарности всегда найдется причина, – его губы вновь другнули в подобие улыбки, а глаза устремились к Исе. – Ошибки для того и нужны, чтобы на них учиться. В следующий раз мы поступим иначе, – Амир считал, что в произошедшем его вины не меньше. Будь он более осмотрительным, внимательным и благоразумным, его люди были живы, а сам он избежал бы участи быть отравленным. Однако своих мыслей озвучивать не стал. – Это я почувствовал. Но надеюсь, что пройдёт. Как и галлюцинации. Звезды, конечно, красиво танцуют, но… Взгляд чуть поблекших, светлых глаз устремился вверх, на небо, где оживали созвездия. Дева, идущая бок о бок с дворовым псом и приветливо машущая ему рукой. Вслед за ней пробуждался и тысячелетний Дракон, что бороздил просторы ночного небосклона. Даже отсюда Амир видел, как поблескивала его чешуя в свете далеких серебряных звезд, как гибкое тело извивалось и как раскрывались могучие крылья. А ещё он видел ястреба, обреченного вечно кружить со змеей в когтистых лапах, над прекрасной чашей. Но не только эти звезды горели стол ярко. В глазах Исы они тоже были. Завораживали. Приковали. Пленили. И, кажется, Амиру сейчас был не так уж и против оказаться в этом плену. Тряпка опускается в миску с водой, и её Иса отодвигает подальше, перехватывая чашку с горьким до безобразия кофе, и усаживаясь напротив Принца. Но бодрящий напиток даже не пригубливает. ― Шрамы никого не красят. Боевые ― да. Но шрамы от ядов только напоминают о ужасах пережитого, ― хмыкает рыжеволосая, упираясь спиной в камень скалы ― осколки и неровности впивались так, что даже сквозь ткань одежды это ощущалось явственно, ― у меня тоже раньше были шрамы. И боевые, и от ядов. Самые страшные шрамы остаются не от этого, ― пальцы подносят кружку к губам, и Иса делает маленький глоток, тут же морщится, оставляя это «питьё» подальше, ― боже мой, какая гадость. Похоже на размешанную в воде грязь. Как Акрам может пить это? ― кофе, сваренное правильно, и запах имело более привлекательный, и вкус насыщеннее и приятнее; это же назвать «кофе» было тяжело, ― когда выжигают Дар, его «достают» из ладоней. Это похоже на то, как достают занозы, только в разы больнее. Поэтому я говорила про то, что люди, обладающие Даром, стараются оставить свои руки и ладони без шрамов. Ты ещё упомянул про то, что Довлет обладал даром исцеления, ― Исадора чуть щурит свои глаза, внимательно следя за лицом Принца, а потом вдруг оглядывается, и понижает голос до шепота, ― твой отец. Мои шрамы смог залечить твой отец. Как оплата за мою… работу. С бывшим Королем Исадору связывала немного, но достаточно, чтобы новость о его смерти оказалась ошеломляющей. Чтобы это оказалось достаточно сильным ударом. ― Отчасти я и пошла на отбор, чтобы отдать долг твоему отцу, не буду этого скрывать, ― Иса поджимает губы, опуская взгляд на свои переплетенные пальцы, ― и мне бы хотелось, чтобы ты никогда в жизни не узнал, что такое яды и как они действуют. Но… кажется здесь я успела ошибиться… И мне теперь придётся знакомить тебя с ядами и как обезвреживать себя от них. Если ты, конечно, согласишься пойти на такое. Амир чувствовал, как слабость одолевает его. Как она, коварной песчаной змеей, расползается по телу, разливая свой, не менее ужасный "яд". Хотелось просто закрыть глаза, откинуть голову назад и уснуть. Но каждый раз, стоило ему только сделать нечто подобное, как окружающие тут же вырывали из дремоты. Интересно, прикажи он всем оставить его в покое, убрать руки и дать просто поспать, ослушались бы они этого приказа? Один человек точно бы ослушался. И именно она сейчас сидела неподалеку. Принцу и без того было зябко, порой пробивала дрожь, от которой не спасал не накинутый на плечи плащ, не потрескивающий перед ним костёр. Несколько коварных капель, что собрались на нездорово бледной коже, все же скользнули за ворот одежды и заставили Кахира поежиться, а после плотнее закутаться в плащ. И в какой-то момент Амир, умиротворенный звучанием чужого голоса и мерцанием "пляшущих" звёзд, почти провалился в сон. Из которого его внезапно вырвал шепот танджи. Стоило только зайти речи об отце, как блаженное выражение, точно фарфоровая маска, треснуло на лице принца, явив за собой недоумение и смятение. Однако в глазах появился недобрый огонь, придающий раненому мужчине нечто пугающее. – Ты была знакома с моим отцом? Король славился не только добродетелью и справедливостью, но и тем, что всегда справлялся с трудностями своими силами. Амир даже подумать не мог, что он может обратиться к Ордену. Как? Когда?...Прежде он никогда не видел Исадору. Встретил её впервые в том переулке. И король ни слова не говорил о том, что имел дело с ассасином. Шрамы которого к тому же еще исцелил. Голова наполнялась вопросами, тогда как мужчина продолжал смотреть на Ису взглядом, от которого хотелось укрыться. Или хотя бы отвести глаза. Амир едва пошевелился, поморщившись от боли, и все же сел прямо. Нахмурился, провел слабой рукой по лбу, избавляя тот от испарины. Но несмотря на его изможденный, усталый вид, голос принца звучал твердо, отдавая нотками стали. – Что за услугу ты ему оказала? Исадора прикусывает кончик языка, немного склоняя голову на бок и глаз с Принца не сводит. Она бы хотела рассказать ему всё и сразу, но что-то останавливало её. Тормозило каждый раз. Акрам знал, потому что сам Король доверился ему и познакомил Исадору с ним; сам рассказал ему всё. Сейчас же была совсем другая ситуация. Иса не могла и доли той правды рассказать Амиру, которую хотела бы. Рыжеволосая медленно кивает, и не дёргается, когда Амир шипит и морщится, пытаясь принять сидячее положение. О… как многого Принц, оказывается, не знает о своём отце: о его хитрости, о поразительном умении вести политические игры так, словно он играет в шахматы; а шахматные фигуры не люди, а та информация, которой он обладает. ― Я была знакома не с твоим отцом. Я была знакома с Королём, ― поправила его Иса, задумчиво поджимая губы, словно подбирая то, что сейчас можно ему рассказать, ― не лучшее время, чтобы отвечать на все вопросы, которые сейчас родились у тебя в голове. Но рано или поздно, ты бы всё равно узнал: от меня или кого-то другого, разницы особой нет. Король был безумным хитрецом, хотя это было тяжело по нему сказать. Безумцем ― потому что всегда ставил всё на кон, готов был рискнуть. Хитрецов… пожалуй, это часть я должна рассказать чуть позже. Когда ты будешь готов к правде. Исадора видит, как некогда спокойные поддернутые дымкой яда глаза Принца становятся похожими на прозрачное стекло, готовое порезать её пальцами осколками. Это была ошибка почившего Короля ― держать всё в тайне от своего сына. Не рассказывать даже тогда, когда он предчувствовал свою смерть. Это было глупо и опрометчиво, о чём Исадора не раз пыталась напомнить Его Темнейшеству. Король отгораживал сына от политических игр, которые вёл сам. В тайне даже от Ишурина, потому что Иса была уверена ― знай этот противный старикан о делах Короля, сразу бы понял, кто такая Исадора. Или, хотя бы припомнил иное её имя. Король Халим ― Иса считала, что это имя может и хорошо описывает его в семье, среди родных, но на политической арене его тяжело было назвать «мягким» ― делал всё в одиночку. Чем не мог не восхищать и пугать врагов. ― Я кое-что для него украла из дворца Осгида, хотя к «залу танцев», которых учат кражам, отношения не имела, ― рыжеволосая опускает свои пальцы на колени, ― Король пришёл к нам шесть лет назад, и потребовал, чтобы эту услугу оказала ему я. Не Призрак, лучший плут и воришка. Не кто-то из шахидов. Уже выглядит, как безумство, потому что воришка из меня отвратительный, ― Иса поднимает взгляд, но на принца не смотрит, скользя взглядом то слева, то справа, словно проверяя, не вслушивается ли кто-то в их разговор, ― и условия у него были странные. Он хотел, чтобы меня заметили. Поймали на краже. Чтобы Королю Осгида доложили, но чтобы поймать меня не успели. Чтобы никаких доказательств не было, лишь увиденное глазами стражника картинка. И пусть это было тяжелее, чем убить того же Короля, я не взяла с твоего отца денег. И он отплатил мне другим способом. Помог выйти из Ордена и начать жизнь в более… отдаленном от них месте. В Асшане. Где никто не знает её имени, не знает её прошлого. Где город настолько живой и суетной, что никто и не обращал внимание на Исадору. Королю удалось найти ей работу в ювелирной лавке, освоиться и понять нравы нового для неё места. И это было ценнее любого золота. ― Лишь спустя время он сказал мне, почему ему понадобилась именно я. Но сейчас я не могу тебе сказать почему. Это должен был сделать он, но…, ― Исе хочется сказать «не успел, не захотел, испугался», но девушка прикусывает язык, ― я и так много сказала, чего не должна была говорить. Правда тебе не понравится. Она бы никому не понравилась, ― Исадора слегка качнула головой, поднимая глаза на Принца, ― не закутывайся, тебе надо пережить лихорадку, а так ты будешь делать только хуже. Этот яд действует, почти как наркотик. Но завтра ты почувствуешь последствия лишь болью в руке. Исадора отталкивается руками от песка, становясь на стопу и выпрямляясь, стряхивая с рук песчинки, и снова приближаясь к Амиру, чтобы скользнуть костяшками пальцев по его лбу, ощутив жар кожи. Температура тела Принца не была запредельной, но заставила Ису немного поморщиться. Нужно было сбить её немного, прежде чем всё-таки разрешить Принцу заснуть. Рыжеволосая молчаливо уходит, но почти сразу же приходит, ставя на край костра ещё одну миску с чистой водой, а в другой руке держа пару стеклянных колбочек, заткнутых сверху пробкой из спрессованной древесины. ― Твой отец знал, кто его травил, ― ещё тише говорит Иса, но глаз на Амира не поднимает, уставившись в воду, ― и не он не давал мне вмешаться, хотя я могла помочь ему. Он ПРИКАЗАЛ мне не вмешиваться в это. А я сейчас вмешиваюсь. Поэтому больше сказанного от меня ты не услышишь. Я лишь скажу, что твой отец вёл очень опасную игру, и вмешал в эту игру меня. Когда ты станешь Королем… может быть, тогда ты узнаешь все «правила» этого. А сейчас я собью немного тебе температуру и дам поспать. Два часа, не больше. Дальше я разбужу тебя, снова собью температуру и дам час на сон. Так будет действовать до утра. – Позволь мне самому решать когда “лучшее” время, а когда нет, – возможно он резок. Даже больше, чем требовалось. Даже больше, чем ему самому хотелось. Но в груди неприятно жгло. Да так, как не жгло даже Белое солнце пустыни. Этот жар распространялся так стремительно, так неотвратимо, что прежде Амир бы принял его за внезапную температуру. Но, увы, он знал название этой “хвори”. Злость. Вот только…на Ису ли? Ту, которой он был готов довериться и подпустить к себе достаточно близко, чтобы ее слова ранили не хуже вражеского клинка. Нет. Быть может на отца? Что решил держать все в тайне. Знала ли матушка? Сестра? Другие танджи… миг лицо принца укрыла гримаса боли, но отнюдь не физической. Как же ему не хотелось верить во все то, что он слышал. Что подкидывал подернутый туманом рассудок. Тоже нет. Где-то в глубине души, Амир знал, в чем истинная причина его злости. Он. Он сам. И никто иной. Слишком беспечный, прячущийся за личиной “ответственного наследника”, а на деле прикоснувшегося к государственным делам лишь с недавних пор. Он редко интересовался тем, что делал отец. Как вел дела. Что знал, пусть их и связывали сотни часов, проведенных за разговорами. Его вопросы были неверны, не до конца конструктивны и значимы. А теперь принц сполна пожинал плоды собственных ошибок. Его взгляд в какой-то момент стал настолько холоден, что казалось был способен рассекать плоть не хуже раскаленного прута. Поговаривали в горах, на самом севере Осгида, находились ледники, способные оставить страшные “ожоги”. Амир никогда их не видел, лишь читал в книгах. Однако на Ису принц больше не смотрел. Только куда-то перед собой. Даже когда она встала на ноги, приблизилась и коснулась его кожи. Он не шелохнулся, ни один мускул не дрогнул на его лице, разве что глаза едва прищурились. И все же Ису слушали. Внимательно. Более не прерывая, хоть принцу хотелось сказать многое. На многое огрызнуться, но он сохранял остатки достоинства, что лежало у его ног разбитыми осколками зеркала. Он не дрогнул когда девушка принялась сбивать температуру. Лишь единожды остановив ее руку четким жестом, после чего сам приспустил с плеч плащ, более не “закутываясь”. Более Амир не обронил ни слова, сохраняя полное молчание и в минуты бодрствования смотрел на далекие звезды, что с каждым часом все сильнее “сжигал” приближающийся рассвет. А в голове никак не унимался рой тревожных мыслей, которых становилось только больше. “Когда ты станешь Королем…”. А готов ли он к этому?