Раскаяние

Разговор не клеился с самого начала. Веномус нервно потирал вспотевшие ладони, потупив глаза в пол и старался изо всех сил не встречаться с нетипично пронзительным взглядом Боксмэна. Надо признать: выходило тяжело. Подобное поведение не было свойственно биоинженеру ранее, однако почему-то именно на текущий момент образовался некий блок, не позволяющий так просто и смело зыркнуть на собеседника. Отвратительное чувство. Ощущаешь себя жалким, слабым и никчёмным. Мерзким. Трусом. «Приемлемо ли будет встать и уйти?» — зародилась мысль, едва не перетекающая в действие, но все, на что хватило воли — это слегка дёрнуться в кресле и… поменять положение, поерзав на сидении. Тело парализовало. Профессор был не из тех, кто верит в магию, способную насильно удерживать на месте, однако происходящее заставило его усомниться в своих взглядах. — И это всё? — Боксмэн, находящийся напротив, скрестил руки на груди, не упуская из виду ни одного лишнего движения мужчины. — «Прости меня» — это всё, на что ты способен? — повторил он вопрос, не получив ответа так быстро, как хотелось бы. — Если ты так и будешь сидеть здесь, тратя моё время, то лучше уходи. — Нет, я… — чуть было не подорвался Веномус и тут же отвесил себе мысленную оплеуху за непростительную несобранность. — Это явно не всё, логично же… логично, что я здесь не только для этого, — профессор продолжал избегать пронзительного взора лорда. Конечно, он планировал не просто принести извинения. У него в голове зарождалась целая тирада, которую он сочинил по дороге к дому Бокса. Но где же она теперь? Почему слова не льются сами собой ровным водопадом? Всё в одночасье испарилось, оставило голову абсолютно пустой. Подобного предательства от самого себя мужчина не ожидал. Треск сухих ветвей в камине нарушал напряженную тишину. Обычно этот звук символизирует нечто теплое, уютное и согревающее не только снаружи, но и изнутри. Вот только и для Боксмэна, и для Веномуса он стал назойливым раздражителем, чем-то, что будет еще долго ассоциироваться с вечером, наполненным нервотрепкой и выяснением отношений. Пламя, некогда бодро пляшущее на сгорающем полене, принялось постепенно испаряться, падать в крошки образовавшегося пепела. Древесина догорала. — Странно получается, профессор Веномус, — впервые за долгое время имя биоинженера прозвучало столь официально, подчеркнуто холодно и с легким пренебрежением, — совсем недавно, когда мы работали вместе, ты пел по-другому. Был сговорчивее, не боялся, — медленное повествование Боксмэна звучало издевательски, словно он нарочно мучил слушателя. — Ну, а теперь, что мы видим? Ты даже жалкого звука выдавить не в состоянии, — последние слова учёный почти выплюнул с неприкрытой злобой. Профессор Веномус вздохнул, насилу держа себя в руках. Успокоения ради посмотрел в окно, где среди непроглядной зимней темени кружились светящиеся крупные снежинки. Погода ближе к ночи совсем разбушевалась. Зрелище за окном стало куда интереснее пола и ковра. Завывающая вьюга едва не распахнула окно. — Что ты еще хотел бы от меня услышать? — мужчина утомлённо дрогнувшими пальцами потёр переносицу. Главное — не сметь срываться или сдаваться. И первый вариант, и второй приведут к окончательному краху, а Боксмэн гарантированно выставит за дверь, не оставив шанса вернуться. Нет ничего глупее упустить последнее, что у тебя осталось, ведь цель визита очевидна: спасти руины прошлых отношений. А отношения ли были? После длительных обдумываний Веномус вынужден был признать: да, между ними постепенно зарождалась химия. А он собственноручно загубил те зачатки, не позволив им развиваться далее. — Уж точно не пресловутое «прости», — разочарованно отрезал учёный. Он мог бы оттолкнуть все попытки загладить огромную вину, отправить Веномуса далеко и надолго, заодно впечатав ему в лицо торт, который теперь, будучи нетронутым, покоился на столе. Объективно — профессор заслуживал именно этого. Если бы не назойливое желание принять старания и хотя бы попытаться выслушать. Чувства, которые, казалось, уже затоптаны и уничтожены, проклюнулись, давая о себе знать вновь. Лучше бы они исчезли раз и навсегда, а не засоряли с трудом обретённое душевное равновесие. — Пожалуйста, дай мне время и шанс все исправить не словами, а действиями, — виновато проговорил профессор и опустил голову. Обстановка давит, вынуждая сжаться, подобно ничтожному созданию, которого вот-вот, да запинают ногами. Мужчина уж и позабыть успел, каково это — быть слабым. Выглядеть перед кем бы то ни было именно таким, не способным что-то предпринять и исправить в мгновение ока. Пора бы смириться, что в плане чувств он такой и есть. Потерянный. В ответ профессор Веномус получил лишь раздражённый вздох. Не совсем ровный — звук дрогнул, словно Боксмэн вот-вот, да перестанет играть роль неприступной башни и его вновь можно будет с лёгкостью взять извинениями. Хотел бы биоинженер в это верить. Однако постепенно проясняя ситуацию, впервые будучи обеспокоенным положением, он прикидывал, насколько глубокой может быть обида лорда, постепенно теряя надежду на быстрое восстановление прежних отношений. — И как ты собрался это исправлять? — Боксмэн озлобленно прищурился. — Ты же в чувствах ноль без палочки. Или поверил в себя? Поверил в свое всемогущие абсолютно во всём? — он превосходно знал, насколько слабая у Веномуса эмпатия и не гнушался давить на больную точку. — Как всегда: задираешь планку выше головы. Ты идиот. Ты знал об этом? — лорд старался не выходить из себя, но правда есть правда — Веномус поступает неразумно. — Мы что, на экзамене?! — темноволосый в отчаянии ударил ладонью об поверхность стола и тяжело задышал. — Что за вопросы вообще?! Я пришёл?! Пришёл. И сижу тут, перед тобой распинаюсь, — Веномус зыркнул на учёного, и встретив возмущение на лице напротив, граничащее с откровенной агрессией, поспешил притихнуть благодаря единственной мысли: один неверный шаг — и будет вышвырнут отсюда прочь. — Почему ты просто не можешь поверить мне? — интонация, пусть и не сразу, но вернулась в прежнее спокойное звучание с переливами неуверенности. — А я тебя не приглашал! — теперь бушевать пришел черёд Бокса. — И даже не ждал! Представляешь?! — лорд всплеснул руками в негодовании от неуместного проявления недовольства со стороны профессора. — Я прекрасно проводил этот вечер, а ты своим появлением его взял и испортил, так и знай! — голос зазвучал громче, а брови нахмурились, покуда плечи подрагивали от накала обстановки. — Ты правда думал, что если припрешься ближе к ночи спустя кучу времени словно из ниоткуда и осчастливишь меня?! Да ты глуп! — уже прикрикнул инженер. Восклицание эхом прокатилось по помещению. Хотел было Веномус возразить, опровергнуть, даже нагрубить, но его прервал удар чем-то лёгким по голове. От неожиданности он охнул и, потирая слабо ушибленное место, успел заметить — Боксмен за это время успел сложить газету в трубочку и воспользоваться ею в порыве ярости. — Не смей повышать на меня голос! — прозвучало над мужчиной. Это было не больно. Совсем. По крайней мере, физически. Почти невесомо, какую силу бы к удару не применил Бокс. Вот только груз на сердце лишь усилился, сдавив грудную клетку. Профессор не мог подобрать слов — лорд прежде никогда не вел себя подобным образом, когда они были вместе. Он мог позволить себе замахнуться лишь на тех, к кому питал отвращение или ненависть. — Прекрати жалеть себя так, словно я тебе череп проломил, — инженер небрежно отбросил чуть смятую газету на стол, явно не планируя больше возвращаться к чтению. Веномус почти понял. Абсолютно всё, что чувствует Боксмен. По крайней мере, по отношению к бывшему коллеге и близкому другу. И от этого стало лишь тревожнее. Печаль и чувство безысходности грузом свалились на профессора в первый раз за долгие годы. Как же искренне он хотел в отдельных случаях избавиться абсолютно от всех эмоций подчистую, оставить одно, самое ценное: рассудок. Например, сейчас. Тот неприятный и ускоренный сердечный ритм, разносящий по телу отнюдь не тепло, а удушающий жар, пульсация в висках и зависший в голове вопрос: «Когда же всё закончится?» — Я… я могу уйти, — ровно, но сдавленно и тихо промямлил биоинженер, вцепившись пальцами в собственную одежду и вперевшись взором обратно в пол. — Но ты впустил меня сам, Боксмэн, — словно попавшая в капкан птица, он вновь постарался внешне казаться увереннее, в надежде таки заполучить благосклонность лорда. — Ты позволил мне зайти и высказаться, но если тебе в тягость, я и впрямь могу вновь оставить тебя, — скрепя сердце, Веномус поднял потяжелевшую голову. — Так проваливай! — Бокс вскочил со своего места. — Чего тогда ждёшь?! Особого приглашения пойти к черту?! — учёный оскалился и, постукивая каблуками, ринулся к двери. — Тогда милости прошу, вон из моего дома! — он указал руками на выход и для подтверждения сказанного нащупал ручку. Веномус резко поднялся следом и поёжился. Никто за час «беседы» не позаботился об отоплении помещения — последний хворост растворялся в камине, а огонь теперь выглядел тусклыми, умирающими. В комнате будто вмиг стало мрачно и зябко, несмотря на плотно закрытое окно. — Ты серьёзно сейчас? — мужчина попытался вразумить Бокса, который на текущий момент вряд ли до конца понимал, о чем говорит, руководствуясь нахлынувшими негативными эмоциями. — Ты действительно уверен, что не готов продолжать разговор? — он говорил гораздо глуше, вынашивая сомнительную мысль, что лорд таки передумает и приведет рассудок в порядок. — Я неясно выразился?! — воскликнул инженер и решительно подошел к Веномусу. — Вон отсюда! — Боксмэн пальцами протеза цапнул профессора за рубашку на руке, словно брезгуя касаться кожи, и подтолкнул к двери, будто котенка за шкирку. — Оставь меня в покое, наконец! Исчезни! — Я не хочу никуда исчезать! — повысил голос биоинженер, вырвав руку из хватки учёного и на всякий случай спрятав её за спину. — По крайней мере, до тех пор, пока я не пойму, чего тебе вообще надо на самом деле? Я ведь- Он не успел завершить начатую фразу, ибо вновь получил по лицу газетой. На сей раз по щеке, гораздо мощнее. Рефлекторно схватившись за пострадавшее место, профессор ступил вперёд, норовя поймать руку Бокса, дабы отобрать, наконец, странное оружие, с помощью которого тот пресекал все попытки объясниться или хотя бы дать достойный ответ. — Ты из меня все терпение высосал! — коротко рыкнул инженер, принимая тщетные попытки высвободиться из достаточно крепкой хватки Веномуса. — Что тебе ещё надо?! — дёрнувшись, Боксмэн отступил на несколько метров назад, пока не уперся в стол, но применять физическую силу, дабы выставить гостя из дома, уже не решался, пусть и грозно постукивал сложенной в трубочку брошюрой по ладони. Это уже больше похоже на чертов театр. Пора закругляться, и вместо пустой ругани потратить время на по-настоящему стоящий диалог. Профессор собирался сделать первый шаг к разрешению разразившегося скандала. Благо, не успевшего превратиться в нечто погромче. Не за дверью — и на том спасибо. — Боксмэн, — начал он самым строгим тоном, на какой только был способен и направил сосредоточенный взгляд на собеседника, ясно давая знать — пора покончить с шоу. — Если ты меня прогонишь — я уже не вернусь. Ибо не увижу смысла стараться снова. Ты этого пытаешься добиться? Скажи, что тебе конкретно нужно. Ты хочешь наладить отношения между нами? — рассчитывая на положительный ответ, биоинженер неловко ступил вперед и протянул руку Боксу. Об отказе Веномус и думать побаивался. Впервые за столь долгое время его что-то страшило. Лорд, изобразив отвращение, поморщился, бросил презрительный взор на предложенную руку и фыркнул. — Убери это, — проворчал инженер, не оставляя возможности на тактильный контакт. — Я дал тебе возможность зайти и извиниться. Но я не говорил, что ты сможешь отделаться только одним «прости», — повторил Боксмэн фразу, произнесенную несколько раньше. — Я-то хочу. Но одного моего «хочу» здесь недостаточно. Что же ты будешь делать с обидами, которые у меня действительно есть, и скрывать это перед тобой, то есть, их виновником, не собираюсь? — бровь с интересом поползла вверх, но тут же опустилась, придавая лицу прежний хмурый вид. — Все, что ты сейчас делал — это заикался, вбрасывал глупые предложения и вздыхал. Больше ничего. Веномус хотел было вспыхнуть, бросить в лицо лорду все накопившиеся возмущения, но зная, чем данная выходка способна обернуться, безвольно ссутулился в бессилии и уронил голову вниз так, что длинные пряди волос частично спрятали лицо. — Дай мне время, — ровно, но обреченно процедил мужчина и обхватил себя двумя руками не то от холода, не то от нервного напряжения, чтобы своеобразно обезопасить себя от сжирающего изнутри стресса и перманентного чувства вины. — Просто время. Чтобы все исправить и чтобы ты это понял. Он рефлекторно сжимался в жалкий ком, покуда ждал, когда либо прикрикнут, либо, в худшем случае, ударят той чёртовой газетой. Морально готовил себя к любому развитию событий. Но Боксмэн не оправдал пугающих ожиданий. Лорд не удостоил ответом выданную за раз кучу обещаний Веномуса, смотрел куда-то мимо. Даже не кивал, будто принципиально пропустил всё мимо ушей. Воцарилась тишина, наполненная ожиданием. Не проронив ни звука, инженер на удивление ровно прошагал обратно к креслу и присел, что могло означать одно: ещё не конец. — Сначала я думал, что хотя бы ты не сделаешь мне ничего плохого, — из раздраженного тон Бокса переменился на глубоко разочарованный. — Ты не казался мне тем, кто способен причинить вред, по крайней мере, с момента, когда мы узнали друг друга получше, — газета была небрежно отправлена на стол. — Кто бы мог подумать, что ты подведёшь меня? Мне стоило заранее учесть, что с тобой иметь дело — это как лезть в пасть крокодила. Невольно вспоминая прошлые грубейшие ошибки, Веномус мрачнел, когда, казалось, уже некуда. Усевшийся обратно на место, он ссутулился, подперев ладонью щеку и не знал, что стоит говорить на излияние лорда. Посочувствовать? Выразить соболезнования? Или вообще не лезть? — Если мог бы — то уничтожил бы к тебе все чувства прямо сейчас, отдал бы за это всё, что угодно, — долго теряться Веномусу не пришлось, ибо Боксмэн довершил рассказанное негромким ворчанием, фразой, принесшей очередной урон уверенности в себе и планам по налаживанию прежних отношений. Пришел черед профессора говорить. — Увы, но ты не можешь такое контролировать, — мужчина пожал плечами, стараясь спрятать окончательно расстроенное состояние. — Ты впустил меня и волен высказывать все накопившееся, — нельзя было не признать и себе, и Боксу о справедливости болезненных, но самых что ни на есть правдивых слов. — Быть может, есть еще что-то? — Веномус не придумал идеи получше, кроме как дать собеседнику вдоволь выговориться. Но вместо предложенного шанса вылить на профессора ведро грязи, Боксмен покосился на него, как на неразумного ребёнка, только что споровшего откровенную чушь. С одной стороны, и впрямь хотелось поделиться болью с виновником, но с другой — выглядит как бесполезная идея, причем ненадёжная, способная в два счета выставить хрупкую сторону. Веномус однозначно того не достоин. Говорить о чувствах, мешающих все те месяцы жить также мирно, как и раньше, о тоске, мечтах и надеждах всё вернуть…нет, он не заслуживает. По крайней мере, на данный момент. — Не стоит полагать, что я буду тронут твоим проявлением внимания, — отверг предложенное Бокс прежним суровым тоном и скрестил руки на груди. — Я не впервые вижу тебя и не стану пищать от слепого восторга. У тебя много работы, буду честен. Померкший взор Веномуса блеснул в полумраке оживившимся светом. В груди странно кольнуло — неужели облегчение? Измотанный, утомлённый и растерянный, мужчина вперился глазами в Боксмэна с немым вопросом, написанном на лице. Прощён ли? — Я… благодарен за проявленную благосклонность, — нескладно произнёс профессор одними губами, едва не переходя на полушёпот. Он не знал, который час, сколько пришлось провести здесь, долго ли осталось до рассвета… Голова опустошена. Что ж, худшее позади — а это главное. Веномус утешал себя, как мог. Он понятия не имел, что будет дальше. Фантазии помутнели, стали темнее, расплывчатыми. Мужчина молчал. Но он и сам не знал — ждёт ли чего-то или всего лишь переводит дух. Захочет ли Боксмэн встретиться вновь? И если захочет — то когда? Сотни нерешенных вопросов в голове и на них одинаково отсутствует вразумительный ответ. Но и задавать их профессор не решался. В другой раз. Важнейшее дело выполнено, но радоваться — а чему радоваться? Не то, что сил нет, так еще и смысла. Впереди долгая работа над собой и едва не загубленными отношениями. Расставались в безмолвии. Итог разговора не подвели, ибо по исходу итак всё становилось понятно, поэтому остатков энергии на беседы никто тратить не решился. Боксмэн стоял у порога, покуда профессор вяло натягивал пальто, укатывался в шарф и приводил внешний вид в порядок. И каждый думал о своём, о личном. Но определённо связанным с произошедшим — иных вариантов быть и не могло. — Встретимся послезавтра на работе, — отчеканил лорд, когда Веномус, собранный и готовый покинуть дом, в последний раз взглянул на отражение в зеркале и поправил волосы. — Ты снова берешь меня к себе?.. — изумление проскользнуло в уставшей интонации профессора и он, так и не закончив начатое, повернулся лицом к инженеру. — Да, — Боксмен выдержал секунды мучительной тишины, прежде чем дать короткий, но утвердительный ответ. В отличие от биоинженера, он был нетипично хладнокровным. Они распрощались короткими кивками головы. Веномус вышел за дверь и снова остался в одиночестве. Только теперь он ощутил, насколько тепло было внутри дома по сравнению со снежной ночной улицей, где уныло завывал ветер, бродя вдоль пустынных улиц. В домах горел свет. Силуэты ходили в разные стороны, обнимались, сидели вместе и держались за руки. Рождество, в конце концов. В этот праздник нужно быть вместе, рядом друг с другом, делиться любовью и нежностью. Профессор невольно заглядывался на обитателей, пока понуро брел вперёд. Дома его наверняка заждалась Финк, гарантированно засидевшаяся в видеоиграх допоздна. Следовало поспешить. Веномус шел совсем не с чувством выполненного долга, не с гордостью и даже не с радостью. Он поёжился от порыва ветра, чуть не сорвавшего слабо завязанный шарф. Под ногами раздавался назойливый хруст снега. Мужчина был здесь один такой. Волочившаяся в неизвестном направлении унылая фигура, плотно замотавшаяся в ткани зимней одежды, смотревшая в недалёкое будущее и крепко зарывшаяся в противоречивые рассуждения о предстоящих днях болезненного воссоединения.