Наофуми до призыва в Мерломарк

      Ко мне воззвали сквозь неоны, противный шёпот, козий ропот. Я видел знак, мать легиона очень зла. Братья мне несут молву, что сам себе творю беду. Бежать обратно говорят, пока уж матерь так добра. Но я не слушаю, живу. Отныне так, как я того хочу...       Игнорировал их слишком долго. Теперь не избежать мне злого рока... Отныне братья мне кричат: "Ты больше не один из нас!"; и говорят мне следом скорби, о том, как разобью меня в погонке. А мне не страшно, лишь досадно. Уж мало времени теперь. Осталось только наслаждаться, моей волшбой белёсых грёз.       Я просыпаюсь от кошмара. Нет волнений, нет препятствий. Встаю, сгибаюсь, разминаюсь. Иду я ближе к шуму речки, зная кто меня там ждёт. Вскидывая бренные одежды, кладу их на деревьев грозди.       Пройдя чуть дальше, вижу речку. А в ней плескаясь, расслабляясь, сидела дева без обета. Меня не видела пока, и развлекалась как могла. Себя ласкала, так стонала... Моё имя ласково шептала. Я усмехнулся, огляделся, нет никого в этой глуши.       И вот когда она была на пике, я вышел из своего укрытия. Моя хоть худощавая, но стройная фигура, была замечена ей сразу. Увидел как к щекам её стекала кровь, и как она краснела, словно помидор.       Опять невольно посмеялся. Она привстала, ко мне сразу зашагала. А подойдя к моему лицу вплотную, поцеловала, сжавшись в руки. Как так вышло? Я не знаю. Само уж как-то получилось...       Мы слились в вальсе страсти с наслажденьем. Но нету в этой пьесе богомерзких ритуалов, в которых мы все распивали Божью Матерь. Нет... То была страсть, в чистейшем её виде. Любовь, в самом благоверном проявлении. Мы наслаждались каждым мигом... В конце концов, излив всю душу ей, упал на камни рядом с ней. Она дышала так протяжно, от игр отходя моих.       И всё же чистой страсти узниками мы стали, но ничего плохого я не вижу. Нам это нравится, мы наслаждаемся... Так смысл прекращать нам этот круг? Пусть он порочен, пусть чем-то и безбожен. Она моя отныне и вовек. А те, что решатся вызволить её с моих объятьях... пусть не жалеют, о своём пагубном грешении.       Ну вот, она уже очнулась. И грудь свою рукой прикрыть старается. Я улыбаюсь, она в ответ ласкается. Ведь даже после стольких наших с ней ночей, стольких стенаний ласки в перемешку страстей. Она всё ещё невинное дитя, взрослеющее с каждым новым лучом света. Её тело стало рослей и солидней моего. Но сердце детское, спасённое, избрало меня в свои заветы.       Она кивнула: "Нам пора". Мною велит собираться. Не противлюсь, собираюсь, смотрю как бронька к ней всё льнёт, и снова жажда пробудилась в чреве. Но я стерплю, не стану зверем. Дождусь согласья, разрешенья...       Разоделись, развернулись, и к привалу зашагали. Наслаждались пеньем леса, зовом неба, да и близостью друг друга. Наконец вернулись к месту, где мы мельком приостановились. Там две лошади на привязи лежат, сон свой крепко хоронят. Я готовкой занялся, да Рафталии помог. Быстро полдень наступил, новый путь он нам открыл.       Всё собрали, разобрали, наконец идём мы дальше. Лошадей мы отвязали, да вперёд всё поскакали. Там и сям виднелись монстры. Мы развернули от них плоть, оставляя себе мясо. Шкур набрали: "Вот улов!"; а я в догонку: "Едем дальше".       Итак день ото дня с волны, мы наслаждаемся свободой, пока на бой нас не созвали. И снова вечер, очередной привал. В этот раз, решили спать. Но не успеваю веки прикрыть, как жгут кошмары разум. Но я терплю, ведь это плата.       Плата... За ту что дарит мне покой.