Поцелуй гибискуса

      Сладкий густой аромат, обволакивая, выманил из сна. Парень открыл глаза: у кровати стоял в вазе огромный букет багровых роз, сверкающих от капель воды. Грелль опешил. Потерянный между сном и реальностью, несмело потрогал нежные, прохладные цветы. Свесившись с постели, почти уткнулся в них лицом и вдохнул так глубоко, что закружилась голова. Настоящие. Никто никогда в этой жизни не дарил ему роз… — Нравится? — Мужчина незаметно вошёл и стоял в дверях, наверное, уже давно. Грелль машинально обхватил ладонями вазу, словно подарок могли отобрать. — Спасибо… — с непривычки он не мог подобрать красивых слов благодарности, которые подобает сказать гордой леди. — Они очень… Они великолепны. Парень кончиками пальцев гладил лепестки, как гладят беззащитного котёнка. В груди дрогнуло, словно кто-то случайно задел давным-давно забытую струну. «Целую грядку засадим розами», — звонко прозвучали в голове какие-то странные слова. Забавно. — Что хочешь на ужин? Могу приготовить пасту, лазанью, стейк… Всё, что пожелаешь. Себастьян произнёс это не заботливо, а как-то нервно, словно в реакции Грелля его что-то смутило. — Стейк? Супер. Обожаю мясо. Помочь тебе? — ласково улыбнулся Грелль, чтобы вернуть общению лёгкость. — Не стоит, — холодно отрезал мужчина и собрался уходить. — Если что, я на кухне. Новое платье — алое, с нашитым чёрным кружевом. Пальцы с наслаждением провели вдоль косточек корсета, туго схватившего талию. Голые предплечья, если приглядеться, портили частые поперечные полосы, и загар на них был чуть светлее. Бездумные следы одноразовой бритвы. Пожалуй, чёрный латекс перчаток до локтя спрячет их. Алой леди нравится её улыбка: на контрасте с кровавой помадой зубы кажутся ещё белее и острее. Этот вечер только для неё, как пообещал Себастьян. Шёлковые простыни усыпаны лепестками роз — романтика, как в самом красивом кино. Как в сказке. Грелль ненавидел сказки, потому что в них всё было до противного хорошо. Но тупое, наивное второе Я упрямо обожало сказки, потому как хотя бы в них всё было хорошо. Всё прекрасно, но почему-то снова напоминает рабочую подготовку. Вот он перевоплотился в алую леди, принял возможные риски, прикинул план действия и сейчас отправится… На дело? Нет, любить. Скляночка амила всегда под рукой, как пачка сигарет и жевательная резинка. — Вам больше не нужно травить себя этим, моя леди, — остановил голос покорного слуги за спиной. — Бывшие любовники не заботились о вашем комфорте и внушили вам, что соитие невозможно без боли. Мне жаль… Грелль медленно поставил пузырёк, не успев поднести к носу. Держа стек в зубах, Себастьян на четвереньках вполз в комнату. В глазах — смирение, сыгранное так талантливо, что хотелось за это хорошенько… наказать. Голое мужское тело красиво. Что мелочиться? Оно бесподобно. Грелль взял стек в руки, провёл по крепким пластинкам пресса и грудных мышц, пощекотал аккуратный кадык. Любовь по договоренности. Дико, но пусть будет хотя бы такая. — Что смотришь? Люби меня! — войдя в роль, заносчиво приказал Грелль. — Как именно вы этого хотите, моя леди? — уточнил тот. Вопрос вызвал сочувственную улыбку. Сочувствие самому себе: Грелль не мог объяснить в словах красоту любви, которой ему хотелось. Наклонившись, взял мужчину за подбородок. — А ты попробуй сам, поимпровизируй. Ты же чувствуешь меня? — озадачив, поймал зубами нижнюю губу, медленно оттянул, но целовать пока не стал. Однако не увидел в глазах чувственности, которую надеялся раздразнить. Искусные губы мужчины горячили плоть, но не сердце, не вызывали брезгливости, но и голода не пробуждали. Грелль трогал и облизывал его пальцы, надеясь, что возбуждение захлестнёт и размоет все душевные преграды. Он любил красивые мужские пальцы — аристократически тонкие, ухоженные, гибкие. Грелль не смотрел, что тот ими вытворял, но тело отзывалось, мощно вздрагивая. Каждое прикосновение — разряд электрического тока. Поцелуй оставлял, как сухое вино, вязкое послевкусие во рту и не более. Себастьян не позволял себя ласкать, полностью обездвиживая любовника на постели и склоняясь к уязвимым местам. — Всё сегодня только для вас, моя леди. Парень замечал в тёмных глазах не удовольствие, а эстетичное, кукольное вожделение, с каким смотрят мужчины по вызову. Когда стек оказывался в руках, Грелль оживал в волнующем предчувствии чужой боли. Но сильные удары не причиняли её, не оставляли синяков. Наверное, под раскалённой кожей Себастьяна кипела не кровь, а, чёрт возьми, ртуть или свинец! Неинтересно. Скука на сей раз обернулась не бешенством, а апатией. Парень лежал, податливый, с исчерпанным желанием проявить инициативу, поиграть, обратить близость в борьбу… Словно взаимодействовал с каким-то роботом. Тело мужчины не знало ни усталости, ни запретов, но не чувствовало рук любовника. Вернее, пыталось чувствовать, делало вид, как по заданной программе. Снова самовнушение? Привередливость? Или просто мало выпитого вина? Грелль закрыл глаза, растворяясь в хмельном аромате лепестков роз — единственно живое, чем хотелось от души упиться. Оргазм за оргазмом, до сбитого дыхания, до судорог в каждой мышце. Это даже не снятое напряжение — это выпитые досуха силы. Себастьян поцеловал его, как бы достойно завершив сеанс любви. Или действие спектакля. — Всё хорошо? — участливо спросил он, заправив за ухо парня взмокшую прядь волос. — Ты замечателен. Мой страстный, горячий зверь. Арр… — выцедил Грелль из себя бесстыжую улыбку и легонько толкнул его носком в грудь. Не собирался жаловаться и позорно выискивать мнимые недостатки. В конце концов, ему не с чем было сравнивать. К сексу со всеми бывшими любовниками побуждало что угодно, но не любовь. И даже не влюбленность. Вообще никакое из живых человеческих чувств. А Себастьян?.. Что побудило сейчас его? Грелль попросил бокал виски со льдом, закутался посильнее в простыню. Крепкий алкоголь согрел пустоту внутри. — Почему ты жил с этим Билли, Грелль? — задал Себастьян вопрос, который парень меньше всего ожидал в эту минуту. — С Билли? Ох, я не знаю… Он, считай, первый, с кем я познакомился, когда приехал в Лондон. Он предложил работать на него, и… Как-то закрутилось, — сказал Грелль, особо не хитря. Себастьян взял его лицо за подбородок и повернул к себе. — Грелль… Ты не должен держать боль внутри. Я не лгу тебе, будь и ты со мной честен. Почему ты жил с ним? — повторил он, так и стремясь уличить в обмане. — У тебя красивое, молодое тело, ты сильный характером, не позволишь любому встречному к себе прикоснуться, но этот мужчина больше года держал тебя фактически в рабстве. Так в чем же причина, Грелль? Что тебя сломало? Что заставило почувствовать себя одиноким и ненужным? Греллем вдруг овладела такая беспомощность, что он не мог даже отвести взгляд. Себастьян не применял к нему силу, тем не менее подло влезал в запретные створки души. — Он сказал, что я буду с ним в безопасности, — слабея голосом, произнес парень. — Причина, Грелль? Почему ты был с ним? Почему сбежал из дома? Слова Себастьяна словно раскодировали щемящую подростковую боль, всё-таки не убитую. — Он пообещал… он пообещал, что не сдаст меня бобби… — залепетал Грелль, чужой сам себе. Голос сорвался в истерический крик. — Он пообещал, что не сдаст меня бобби! Я не хотел, мать твою, к психам за решётку! — Почему ты боялся полиции, Грелль? Что заставило тебя скрываться? — он будто знал, но требовал ответа лично от Грелля. — Признай правду. Признай свою слабость, которой ты так боишься. Признай себя настоящего… Слова наполняли душу отчаянием. Не собирался ничего признавать! Впервые этот красавчик показался самой гнусной дрянью на земле. Он попытался обнять Грелля, но тот оттолкнул. Хотелось остаться одному, спрятаться улиткой в раковину. Внезапное отвращение к самому себе. Да так, что скорей бы отмыться, содрать вместе с мерзостью кожу. Дежавю, без сомнений. И будто в попытке нейтрализовать этот дьявольский гипноз, ударил Себастьяна кулаком в челюсть. Мужчина никак не отреагировал, даже от боли не сморщился. Уголок губ только дрогнул в подобии ухмылки. Люто выбесило, заставив снова шибануть по этой каменной морде. — Так надо, Грелль. Дай волю своим чувствам, если доверяешь мне. Тебе некому было выговориться, ты всегда был одинок среди обычных людей, — бездушный голос, как лезвием по свежей ране. — Оставь меня. Я не хочу никому выговариваться, — процедил Грелль, сжимая кулаки, чтобы опять не распустить руки. И оставшись один, он рухнул лицом в подушку и безудержно зарыдал. Чертовски давно не выпускал из себя слёзы. И чертовски давно не чувствовал себя таким униженным и слабым, каким сейчас сделался перед этим сукиным сыном. Тело залила свинцовая усталость, как от убойного снотворного, что сил не было даже встать покурить.       Ночью он несколько раз открывал глаза, и в состоянии полусна являлись, как из тумана, давние воспоминания детства. Всё это давно пропало в глубинах памяти, как со временем пропадает рожица, нарисованная пальцем на запотевшем стекле. В комнате Грелля на стекле тоже была рожица, он постоянно выискивал ее и обводил, боясь потерять. А ещё была назойливая багатель Бетховена «К Элизе» в музыкальной шкатулке. Вырезки из журналов с модной одеждой, полузасохшая мамина косметика, её же старое красное платье с пайетками, да ещё пластиковая корона с разноцветными стекляшками. Грелль никогда не пытался должным образом вспомнить о своей первой любви. Была ли она вообще? Была… Недолго. Невзаимно. Это случилось в двенадцать лет. Его звали Майкл Пенроуз. Грелль почему-то называл его Крошкой Роузи, а тот обижался, но ничего поделать не мог. Ростом на ладонь ниже Грелля. Лохматые белокурые волосы и фарфоровая кожа. И пальцы. Необыкновенно красивые, длинные, белые пальцы, какие бывают, несомненно, только у принцев. Единственный парень, с кем когда-либо было хорошо. С понятием «хорошо» Грелль связывал отсутствие желания всадить нож в живот. Частенько гуляли с ним вечером по безлюдному пляжу, игрались в развалинах древнего замка, курили ворованные у родителей сигареты. Первый раз поцеловались. Всего один раз, это точно. Но Греллю этого казалось достаточно. Потом жалел. Жалел, что между ними не случилось тогда ничего более близкого. Мать Майкла торговала собой, а отец чинил моторы на пристани, пока не допился до лежачего состояния. Между ними не лежало социальной пропасти, впрочем, как и других препятствий. Грелль украл на ярмарке два одинаковых колечка — обычные, дешёвые, алюминиевые колечки с черепками. Подарил одно Крошке Роузи, сам лично надел ему на палец. И сразу же уплыл в розовые мечты о совместном побеге из этого чёртового городка, о доме, который у них обязательно будет, а рядом — обязательно грядка, полностью засаженная розами. «Целую грядку засадим розами». Да, Грелль повторял это ему, как мантру. И не мог объяснить сам себе, что всё это было? Побег от одиночества или настоящая влюбленность? Но без сомнений, это осталось в памяти самым сильным и нежным чувством, которое когда-либо испытывал, пусть и недолго. Произошло, наверное, то, что называют химией — внезапным притяжением без объяснений. Больше такого не происходило. Ни с одним парнем. И Грелль рвал на голове волосы и отчаянно задавался вопросом: «Почему?!» Почему всё так закончилось? Почему не было ни дома, ни грядки с розами? Почему Крошка Роузи взял и в скором времени просто исчез из его жизни, наверняка, выкинув кольцо? И спустя ни один год нашлось безжалостное объяснение — у Крошки Роузи просто не случилось ответной химии. И никто в этом не виноват.       Грелль окончательно проснулся от душистого жасминного пара. Себастьян сидел на краю постели с чашкой чая и смотрел в его спящее лицо, как обычно, сосредоточенными, изучающими глазами. — Себастьянчик… Прости, я вчера слегка разошёлся, — промурлыкал парень хриплым спросонья голосом, постепенно вспоминая вчерашний вечер. Да, вспылил он вчера неслабо. Невинно захлопав ресничками, потёрся носом о нос мужчины и поцеловал его в обе щеки. Но Себастьян абсолютно не выглядел обиженным. — Тебе не стоит об этом беспокоиться, Грелль, — категорически ответил он. — Вчерашняя близость со мной пришлась тебе не по душе, но я буду стараться угодить твоим вкусовым предпочтениям. — Да брось. Всё хорошо! Понимание друг друга придет со временем, — успокоил Грелль. Как трудно привыкнуть к этой его безумной манере изъясняться… Но по правде, Грелль прекрасно понимал, что такое маниакальное желание быть во всем идеальным для любовника. — Скажи, пожалуйста, Грелль. В твоей жизни был парень, которого ты по-настоящему любил? Возможно, не взаимно, но… любил, — резко перевёл Себастьян разговор. Парень поперхнулся чаем. К чему это он? Крошка Роузи… Что ещё за бредовое совпадение? Себастьян с такой жадностью следил за его взглядом и наклонял вбок голову при малейшей попытке Грелля отвести глаза. — Мм… Кто-то ревнует? — прищурив лукавые глазки, тот поддел его пальцем за подбородок. Ступня медленно скользнула по брючине вверх, к пикантному месту. — Я не хочу, чтобы ты тосковал о своём прошлом. Обнулись, Грелль, у тебя новая жизнь, — настойчиво произнёс мужчина, совершенно параллельный шуточкам и заигрываниям. — Сам ты обнулись, Обнулятор! Не о ком я не тоскую! Что за ерунду ты несёшь?! — разозлившись, соскочил Грелль с кровати, накинул на ходу футболку и, хлопнув дверью, отправился в душ. — Мы должны быть честны друг с другом, Грелль, — продолжал Себастьян через дверь распинаться. Псих какой-то. И глаза эти, всё время одинаковые. Одинаково голодные. Нет, не в эротическом смысле «голодные». Грелль ходил перед ним одетый, голый, специально надевал для него красивое кружевное белье, старательно наносил макияж, укладывал волосы — в любом случае ловил на себе этот до жути странный взгляд, никогда не меняющийся. Съевший собаку на актёрском мастерстве, парень, что ни говори, умел отличить естественность от качественной фальшивки. Ненароком возникало в мыслях сравнение с демоном. Вот уж это явно лишнее! Не хватало самому тронуться умом и начать верить в сказочный бред. С другой стороны, этот человек здорово помог ему и продолжает помогать, просто он немного своеобразный. Ну кто сейчас без странностей? Грех что-то выдумывать и жаловаться. — Есть одна хорошая новость, Грелль, — сообщил Себастьян как-то утром. — «Поцелуй гибискуса» продали одному человеку — соучредителю «Киберхолда». И, что весьма любопытно, очень дёшево. Какая выгода.? — Правда?! Кто этот тип? Ты что-нибудь узнал о нём? Где он живет? Ну же, Себастьян! — недослушав, засыпал его вопросами Грелль, уже сгорающий от любопытства. — Тайлер Мёрфи. Пятьдесят три года. Живет в Чалфонте уже пять лет, с тех пор как развёлся со второй женой, официально имеет двоих сыновей шести и восьми лет, — взялся монотонно рапортовать Себастьян. — Мм.! Погоди, погоди! — спешно допив чай, замахал Грелль руками. — Это слишком скучно. Ты не узнал о нём что-нибудь необычное? Ну… Чёрт, я не знаю! — Нет надобности беспокоиться. Я принесу тебе кольцо, и глазом моргнуть не успеешь. — Нет, нет, нет! Ещё чего не хватало! Даже не думай, — испугался Грелль. — Дай мне его фотографию. Зачем портить увлекательное приключение и поручать это Себастьяну? Ведь можно всё сделать самому, своими ловкими, наманикюренными ручками, отточившими мастерство общения с мужчинами. На фотографии был типичный мужик с редкими седеющими волосами и оплывшим лицом, на котором засохло выражение подчёркнутого хамства и отсутствия комплексов. В голову пришла гениальная идея, не успел Грелль как следует изучить фотографию. — Итак, Себастьянчик… Мне нужен от тебя номер его телефона и имя какого-нибудь его друга, не сильно близкого, но хорошего. Надеюсь, понимаешь? Желательно, чтобы тот находился у него в подчинении, — распорядился Грелль, вальяжно раскинувшись на кровати и прикуривая сигарету. — И узнай, не уходит ли он сегодня вечером из дома. План реализовывался, лучше и придумать нельзя. Опыт не пропьёшь. Греллем овладел такой дикий азарт, что он совершенно не углублялся в детали вечернего сценария, позабыл о рисках. Ещё бы! Теперь у него была поддержка и защита, а значит, можно расслабиться и жить на полную катушку, словно в последний день. Счастливый как никогда, он вертелся у зеркала, строил сексуальные рожицы, примерял платья. — Прости мне мою непонятливость, но в качестве кого ты собрался идти к этому Мёрфи? — полюбопытствовал Себастьян. — Ну ты будто вчера родился, мой дорогой. — Грелль изящно повернулся от зеркала, спрятав руки за спину. — В качестве милой, но наивной и беззащитной шлюшки, готовой на всё. — Ты собрался вступать с ним в связь? — Фи! — брезгливо скривился Грелль. — Ещё чего не хватало. Он не в моём вкусе. Моя задача — осторожно пробраться к нему в дом, ну и пройти квест «Найди кольцо». — А моя? — уточнил Себастьян. — А твоя… — Подойдя на каблуках, тот вынул нож из-за спины и приставил к горлу мужчины. — Быть рядом со своей леди. Да-да… Как Бонни и Клайд. Заветные слова, прошептать которые всегда мечтал. Возбуждение мгновенно пересушило рот. Голодно облизнулся, подумывая, а не заняться ли любовью прямо сейчас, здесь, у зеркала… — Позволь, подмечу одну деталь, которая не даёт мне покоя, — испортил Себастьян всю романтику новым занудством. — Не думаешь ли ты, что твоё дорогое платье выдаст в тебе если не кроссдрессера, то, по крайней мере, девушку, не нуждающуюся в помощи мужчины, не особо привлекательной внешности и довольно сомнительной честности? — О, господи!.. — измученно вздохнул Грелль, закатив глаза. Потом передразнил его каменную физиономию и бесцветным голосом сказал: — Поверь, мужчина с довольно низким уровнем чувственности, вдобавок — логическим мышлением, притуплённым алкоголем, не станет вдаваться в такие детали. Спуститесь с небес на землю, сэр.       На электронной панели высветилось ровно двадцать ноль-ноль, когда машина остановилась на лесной дороге, метрах в десяти от загородного домика Мёрфи. Уже порядком стемнело — удобно спрятаться. — Буду ждать здесь. До полуночи постарайся управиться. Не доставай пистолет без надобности. И да! Никакого физического ущерба, ясно? Забери кольцо и всё, — дал наряд Себастьян. — Окей, окей, босс, — особо не вслушиваясь, согласился Грелль. Его всего трясло от предвкушения. Впервые настоящее задание, где он сам себе хозяин! По глинистому пригорку, скользкому после утреннего дождя, через кусты оказалось не так легко идти на каблуках. Немалыми усилиями взобравшись, испачкал туфли, наделал затяжек на платье, нацеплял репьёв на волосы. Кто он, чёрт подери?! Принцесса или военный разведчик?! Дотащился по гравию до забора, покрыв и дом, и хозяина самыми изощрёнными ругательствами. Не спешил нажимать кнопку звонка — надо немного отдышаться, чтоб со злости не всадить нож в этого урода, главного виновника, и опять наиглупейшим образом не упустить кольцо. Быстренько проверил в сумке нож и пистолет, отряхнулся, поправил лифчик с пуш-апом. Всё великолепно. Дверь открыл хозяин, одетый в старый, криво запахнутый халат и тапочки на босу ногу. Мда… На фотографии он казался стройнее. И всё-таки симпатичнее. — Добрый вечер, мистер Мёрфи, — расплылся в глупой улыбке Грелль, стыдливо одёргивая коротенькое чёрное платьице. Такие, как он, обычно просто кончают от щенячьего восхищения со стороны молоденьких девиц. Мужчина с ленивым интересом оглядел гостью с ног до головы. — Заходи, заходи, Нэнси, — позвал он с вялостью пьяного человека. — Простите, я Элла, — вежливо поправил Грелль. — Элла. Путается в именах — отлично, только на руку. Дом, довольно богатый, показался Греллю мерзким — это слово подходило как нельзя кстати. Всё — и паркет, и мебель — было каким-то грязным и липким, впрочем, как и сам хозяин. И пахло, как будто несколько месяцев не проветривали. Дополняло интерьер ношеное женское белье, валяющееся на стуле. Большую часть зала занимал огромный полированный стол. На импровизированной скатерти — похоже, куске простыни — стояла наполовину початая бутылка Клеймора, графин с мутной розоватой жижей и громадная стеклянная миска с очень неаккуратно приготовленным кроликом. — Да я это… на диете, — тактично отказался Грелль от предложения поучаствовать в этой первобытной трапезе. Мёрфи вывалил на тарелку мясо вперемешку с костями и принялся поглощать большими волосатыми руками, с которых тут же потёк сок и жир. Для Грелля было не новостью, что большие деньги не идут в одном комплекте с джентльменством. Единственно мучил вопрос: «На кой чёрт ему кольцо?» Максимальные его увлечения — это просмотр футбола, игра в гольф, а по выходным — поход в сауну с девочками. Не ошибся ли Себастьян? — А вы живёте один? — решился Грелль немного поболтать, развеять напряженную атмосферу. Мёрфи, смачно чавкая, что-то прорычал и продолжил рвать мясо зубами. — У меня раньше горничная жила, вон там её комната, — наконец сказал он, выковыривая из зубов мясо. — Ты, кстати, как? Не хотела бы у меня поработать? — Я? Да… Конечно! Мне очень нужна работа. А что нужно делать? — восторженно захлопал накладными ресницами Грелль, продолжая изображать легкомысленную девчушку. — Нужно просто уметь создавать уют, который нужен нормальному мужику, — внятным пафосным голосом проговорил Мёрфи. «Да уж, уют здесь создать — нехило надо потрудиться», — ответил Грелль про себя и для вида кокетливо захихикал. — А что у тебя с грудью, Элла? Внезапный вопрос вывел из равновесия. — А что с ней?.. — расстроенно пролепетала гостья, автоматически потрогав лифчик. Тревога получилась очень натуральной. — Ну она маленькая. Маленькая… — с пьяным сочувствием покачал головой Мёрфи. Ложная тревога. Унижение как попытка манипуляции, только и всего. — Такой вот родилась… — Ничего, ничего. Я с этим делом помогу тебе. Отвезу тебя как-нибудь в хорошую клинику. У тебя ж ещё не один мужик будет, а мужику нормальная грудь нравится! — мгновенно нашел утешение мастер комплиментов. Ну это уж совсем за гранью разумного. Грелль вышел из-за стола под предлогом попудрить носик. Боялся не сдержаться и украсить прекрасные бордовые обои его мозгами. Он неторопливо прошёлся по комнатам, раздумывая, где тут припрятано кольцо. Куда мужик с его складом ума мог его засунуть? Это оказалось труднее, чем ожидал. Эх, то ли дело это кольцо прямо с руки снять! Обычно Грелля отправляли на задание, выдав все координаты, тщательно прорисовав каждый шаг. В каком-то детском отупении он бродил, таращился на ящики и стулья. «Ну я же вор, а не детектив, мать его!» — яснело обидное понимание. На прикроватном столике в спальне он заметил маленький перекидной календарь — подобный был у матери. Внизу каждого месяца — цитата какого-нибудь мудреца. «Берегите слезы ваших детей, дабы они могли проливать их на вашей могиле. Пифагор», — прочитал про себя Грелль, склонившись к календарю. И только заметил, что тот почему-то открыт на октябре. Он перелистнул на август — настоящий месяц. Открыл ящик. «Матерь Божья! Тут хватит, чтобы слона свалить, — понимал он, перебирая найденные коробки с морфием, — С помощью этой дряни ведь можно так мастерски подавить сопротивление жертвы, что не останется следов насилия…» Парень опешил от этой странной мысли, что внезапно прокралась в голову. Новый подозрительный интерес возбудила картина над кроватью — репродукция какого-то известного импрессиониста. Грелль ощутил непроизвольное напряжение внутри. Не мог понять, что особенного нашёл в этом непонятном весёленьком пейзаже. На каком-то первобытном инстинкте он прополз на четвереньках по кровати, ступил на тонкое резное изголовье и на носочках потянулся к картине. Шаги за дверью заставили быстро опомниться и спрыгнуть на пол. Мёрфи, ничего не заподозрив, плюхнулся на кровать и начал развязывать халат, спьяну пальцы никак не могли совладать с поясом. — Можно мне водички, пожалуйста? Голова немного заболела, — натянув виноватую улыбку, попросил Грелль. Хозяин издал досадный вздох — наверное, нервничает, как бы девка не расклеилась и не оказалась слишком вялой в постели — и пошаркал в столовую. Через несколько минут вернулся, стащил через голову надоевший халат. — Иди ко мне, моя принцесса, — он похлопал по кровати рядом с собой. Грелль не смотрел на него и отчуждённо вращал мутным стаканом, заставляя воду в нём колыхаться. «Моя принцесса. Моя принцесса…» — окрашенный мерзостью голос свербил в мозгу. — Уже иду, мистер Мёрфи, — поднял шаловливые глаза. — Вы любите уют, верно? Я очень… очень люблю создавать уют. Прогнувшись на постели любвеобильной кошечкой, дразнительно облизнул свою ладонь. Мёрфи протянул руку — схватить за волосы и подтащить к себе, но алкоголь лишил ловкости. Грелль оседлал его надутый, дряблый живот, гибко откинулся назад, сжав упругими ягодицами твёрдый член. Рука скользнула по бедру, под платье. — Знаете, мистер Мёрфи… Вы так напомнили мне моего отчима, — прошептал, резко приникнув к губам, не дал очувствоваться. — Особенно привычкой совать ценные штучки под проклятую картину. Ласковый шёпот вмиг стал звериным рычанием. Скромная улыбка — оскалом. Ненависть вспыхнула, перекрыв доступ к разуму. Нож — крепко в твёрдой руке. Как вывороченное из памяти, одно движение по горлу — глубоко, сильно, быстро. Лезвие чувствуется, как часть собственного тела. Холодным остриём в беспомощное мясо. Приятно до безумия, как и семь лет назад. Кровь хлынула фонтаном из распоротой артерии, горячая, мокрая — победными брызгами в лицо. Грелль запрокинул голову, позволяя крови щекотно стечь по шее, скопиться в яремной ямке. Судорожно втянул ноздрями спертый воздух, пропитанный свежей кровавой смертью. Облегчение, как после бурного выплеска семени. Луна из-за шторы стелила на пол ровную сияющую дорожку. Грелль поднёс к ней окровавленный нож, рассмотрел с новым интересом. Попробовал немного крови на кончик языка, посмаковал во рту, как любил пробовать незнакомый напиток. Напрасно говорят, что кровь у всех одинаковая. Отнюдь нет. Трудно объяснить в чём, но вкусы различаются. У Мёрфи он отдавал едкой горечью, как в подгнившей рыбе. Не впечатляет. Глаза трупа остались зажмурены, словно в последний миг он попытался развидеть собственную смерть. Грелль до сих пор чувствовал ягодицами член, окаменевший в посмертной эрекции. — Лучше бы ты трахнул меня в заблёванном туалете какого-нибудь клуба — остался бы жив, — напоследок признался Грелль, словно труп мог ему ответить. — А может, и не остался… Он не умел изысканно мстить, не копил в себе ненависть, а на безусловном рефлексе выплёскивал её при первой возможности. За что и поплатился в своё время… Знала ли мать о том, что очередной сожитель делал с её сыном? Вряд ли. Греллю проще было решить проблему самому и сбежать в никуда, чем пожаловаться. Что ж, теперь это точно не имело значения. Парень крепко сжал кольцо в мокром от крови кулаке, наслаждаясь болью, с которой острые грани бриллианта впились в ладонь. Выйдя на улицу, широко открыл рот и, забыв о стеснении, жадно вдохнул прохладной свежести, которой можно надышаться только вечером в пригороде. От избытка кислорода закружилась голова. Он снял туфли и прямо босиком пошёл по камням и траве к машине. — Молчи! Молчи, молчи, молчи!.. — не дав Себастьяну сказать ни слова, прыгнул к нему на колени и зажал рот обеими ладонями. Без лишней болтовни и ласк, не впуская между двух тел здравомыслие, впился губами, зубами в мокрую мякоть рта. Пока не остыл от эйфории убийства. Прямо в одежде, на водительском сидении, в неощутимой тесноте. Руки на горле, пока не кончил, — так слаще. Грубо, спешно, голодно, в опьянении от вкуса трофейной крови во рту, на коже, повсюду. Так же будоражит, сладкими судорогами пробирает мышцы, как нож, всаженный в чужое горло минутами ранее. Грелль не чувствовал и не ждал ответной страсти любовника — только свою, которая переполняла, кипела, как ядерное топливо. Он всё сделал сам. Выпустил истомившую энергию на Себастьяне — холодном куске плоти, который не оказывал сопротивления, но просто попался под руку. — Я настоятельно просил тебя: найди кольцо и возвращайся. Зачем, Грелль? — с отцовской строгостью отчеканил Себастьян. Застегнув брюки, он выпрямился в кресле и мрачно уставился в лобовое стекло. — Я управился меньше чем за два часа! — вскрикнул Грелль в своё оправдание. Стараясь слегка уластить его, погладил по колену. — Нуу… Себастьянчик… Я не специально, честное слово. Да я вообще не собирался его убивать! Ну не сдержался — с кем не бывает? — Четыре года заниматься воровством и не научиться действовать хотя бы аккуратно... — вдумчиво произнёс он. — Твои следы по всему дому. — Откуда ты знаешь? Ты что, следил за мной? Следы?! Ну так убери их, зануда! — вскипел Грелль. Нет бы порадоваться за свою храбрую принцессу, сказать что-нибудь приятное… Зачем вообще было отпускать его одного к этому мужику, раз теперь возникли такие лютые ограничения?! То «Тебе не о чем со мной беспокоиться!», то следы, видите ли, не убрал! — Само собой уберу. Через три минуты будут стёрты следы твоего присутствия в доме Мёрфи, через пять — из памяти некоторых людей, которые теоретически могли бы тебя подозревать, — с хладнокровием профессионала заявил Себастьян. — Ох ты ж, мой супергерой!.. — пробурчал обиженный Грелль. Прямо в машине стянул с себя платье, обтёрся от спермы, крови и пота влажными салфетками. На заднем сиденье лежала сменная одежда — аккуратно сложенный в пакет брючный костюм мягкого тёмно-сливового цвета, точно как на одной красноволосой модели в «Marie Claire». Этот оттенок очень подходит к красным волосам. — Итак, чем я могу поднять тебе настроение? — официальным тоном вопросил Себастьян, как только они выехали на автомагистраль. — Хочешь, заедем в ресторан. Выбирай. Грелль только сейчас почувствовал, что умирает от голода и съел бы добрый кусок мяса. — Хм… — вновь взбодрённый и шаловливый, он оторвался от карманного зеркальца, перед которым подкрашивал стёртые губы. — Оставлю выбор за моим мужчиной. Что бы он сейчас предпочёл, не знаешь, мм?.. — Не убрал кровь на виске, — заметил Себастьян, продолжая глядеть на дорогу. — Не тут. С другой стороны. Левее, под волосами. Прямо возле шрама. Вот обязательно надо было напоминать об этом проклятом шраме?!