Teacher's Pet

Всю последующую неделю встречи Манджиро и Женевьевы протекали по одному сценарию: он приходил к ней по вечерам и оставался на ночь, его крепкие объятья стали важной составляющей для хорошего окончания дня, а он без краткого чмока перед сном не мог более уснуть. Утром они оба уходили в школу — кто-то позже, кто-то раньше — и так по кругу. Манджиро действительно взялся за ум — человек слова, обещания сдерживает — ежедневное посещение занятий и выполнение домашних заданий было тому подтверждением! Более того, он оставался после уроков вместе с Женевьевой, чтобы подготовиться к предстоящей олимпиаде, которая уже была не за горами, подбираясь к школьникам все ближе. Как же ему хотелось в моменты, когда они оставались наедине в пустом кабинете, поцеловать её и проявить хотя бы чуточку своей физической привязанности, но он знал, что это будет просто недопустимо, и единственный тактильный контакт происходил у его затылка с её ладонью — и это в лучшем случае. Всё, что он мог себе позволить, это поглядывать на неё украдкой, пока она того не видит. Манджиро не был единственным старшеклассником в школе, который смотрел на молодую преподавательницу таким взглядом, поэтому в этом не было ничего подозрительного. Женевьева же, в свою очередь, вела себя максимально сдержанно и холодно, будто того, что между ними происходит за пределами школы, и вовсе не существовало. Никаких поблажек по отношению к своему «любимчику» и близко не было. Личную и профессиональную жизнь разделяла титанически крепкая стена. Всё шло и-де-аль-но. Звук вибрации громко раздался на учительском столе, в то время как класс вместе с самой Женевьевой оживлённо разбирал новую тему, отвлекая школьников от самого урока. Заприметив это, она подошла к столу и взглянула, кому же она так срочно понадобилась. У неё уже были предположения о конкретной персоне, и они оказались верны. Она сказала ученикам приступить к письменному заданию, чтобы не галдели и времени зря не теряли, а сама вышла из класса. — Алё, пап? — ранее серьёзный тон Женевьевы тут же смягчился, стоило ей заговорить с родным человеком. — Привет, дочка-красавица, — с неподдельной радостью в голосе ответил Венсан. — Или мне стоит обращаться к вам «Окухара-сенсей», а? Я такой грубиян! — басистый смех мужчины громко раздался в динамике. — Очень смешно, пап, — хихикнула Женевьева и прислонилась к стене, стоя возле кабинета с глупой улыбкой на лице. — У тебя что-то срочное, или ты просто так поболтать позвонил? — Хотелось бы конечно и поболтать, но, я так понимаю, ты на работе, да? — получив от дочери утвердительное «угу» в ответ, Венсан продолжил. — Мы с мамой сейчас в городе, — как только Женевьева услышала слово «мама», её лицо скривилось в недовольной гримасе, — хотели пообедать или поужинать вместе с тобой в каком-нибудь хорошем ресторане, смотря как у тебя получится с твоим-то плотным графиком. Как смотришь на это, м? — некогда приятный настрой сошёл на нет. Женевьева успела сильно истосковаться по отцу, что нельзя было сказать о её чувствах матери. Хотелось увидеться с ним и поговорить о том да сём, не беспокоясь о сквозящем в мимике матери осуждении. Крупно повезёт, если Вивьен будет в хорошем настроении и не будет цепляться ко всему подряд — тогда и ужин пройдет спокойно, в противном же случае… Приближающийся стук туфель вырвал Женевьеву из мыслей, заставив обернуться в источник звука. Уоллес-сама, как всегда при полном параде, с гордо поднятой головой уверенно шагал по коридору вместе со своим секретарём. Идеально черный костюм, выглаженный до ниточки, идеально чистые лакированные туфли, идеальная укладка. Уголки его губ приподнялись, стоило уловить Окухару в стенах коридора, и теперь именно в её сторону он и двигался. — Женева, ты тут? — переспросил Венсан, когда в ответ так ничего и не услышал. — Пап, я не могу говорить, тут… Добрый день, Уоллес-сама! — Женевьева тут же улыбнулась, стоило директору подойти поближе. — Добрый-добрый, Окухара-сенсей… — Уоллес выдержал краткую паузу. — Вышли, чтобы отдохнуть от сорванцов? — Не совсем. Ответить на звонок от отца, — она сжала в руке телефон, ведь он мог посчитать этот разговор во время урока за непрофессионализм. Но отреагировал Уоллес совсем иначе. — Что ж, передайте от меня привет Окухаре-саме, — при упоминании Венсана директор заметно оживился. То же самое можно было сказать и про самого Венсана. Услышав знакомый голос, он задорно рассмеялся, и попросил Женевьеву передать директору телефон, от чего девушка опешила. — Пап, ты как себе это представляешь? — полушёпотом прокричала она в трубку, отворачивая голову в сторону, чтобы её выражения лица не было видно, несмотря на то, что директор уже направился дальше по коридору, сдержанно кивнув ей на прощание. — Пап, ты! Что? Хорошо… — Женевьева сдалась, понимая, что отец просто так не отстанет. — Уоллес-сама, подождите, пожалуйста! — она окликнула директора, заставив того обернуться и остановиться. Цокот высоких каблучков разбавлял тишину коридоров. Как только Женевьева подбежала к директору, накрыв динамик рукой, произнесла. — Уоллес-сама, заранее прошу прощения за это, — на лице директора играло недоумение, однако перебивать свою подчинённую он не стал, — отец настаивал на том, чтобы я дала вам телефон, — с этими словами она протянула телефон прямо в руки директору. О чём разговаривали эти двое, Женевьева не знала. Она, как и секретарь, стояли у окна, облокотившись на подоконник, дожидаясь, пока Уоллес закончит разговор, который длился больше пяти минут. Женевьева впервые слышала, чтобы кто-то общался с директором так фамильярно. По карнизу громко тарабанил дождь. С самого утра погода измывалась над городскими жителями. Добираться Женевьеве с утра пришлось на автобусе — бензин закончился ох как некстати! «Надо будет на днях зайти в тот магазинчик. Возможно, там я смогу купить канистру бензина» — отметила про себя Женевьева, вспоминая, как ей показалось, автомастерскую «S.S MOTOR.» — Держите, — Женевьева и не заметила, как директор Уоллес подошел к ней, с мягким улыбкой возвращая телефон. — Уоллес-сама, бога ради, прошу, простите! — начала она тараторить, путаясь в словах. Женевьеве было жутко неловко, что из-за гиперобщительности отца ей пришлось оторвать Уоллеса от дел, но, судя по тому, каким довольным он выглядел, можно было сказать, что разговор его ничуть не потревожил, а даже наоборот порадовал. — Перестаньте, Окухара-сенсей! — успокоил её Уоллес. — Я был рад поговорить с вашим отцом, — в его тоне не было ни капли лжи. — И кстати, — он уже собирался уходить, как вдруг остановился, вновь оборачиваясь к Женевьеве. — Ваш отец пригласил меня на семейный ужин вместе с вами. Я предложил ему хорошее место в центре, местный шеф-повар мой старый знакомый. Высшее качество обслуживания я вам гарантирую. Можем поехать после того, как я закончу свои дела, — Женевьева молча слушала. Уоллес не дал даже времени на размышления, просто поставил перед фактом, отчего отказ в их разговор никак не вписывался. — Вы же свободны? — он поинтересовался под видом простой вежливости, чтобы скрыть факт уже твёрдо принятого им решения. Вроде как предоставил выбор, но Окухара просто не могла ответить отрицательно. Все было спланировано за неё, что ей не особо нравилось. Да и как на зло никакие отмазки в голову не лезли. «Что, блять?!» — Конечно, если вы не против, — добавил он с довольной ухмылкой. — Конечно не против, — Женевьева напялила дежурную улыбочку, стараясь выглядеть как можно более невозмущённой, когда внутри готова была взорваться от такого исхода дел. То, что на ужине будет её мать — полбеды, с этим она уже свыклась, но что там забыл Уоллес? В любом случае, она злилась не на него, а на отца. — Вот и славно. Тогда будьте готовы к трём. — Н-но у меня уроки до четырёх… — Ничего страшного. Дети только рады будут уйти домой пораньше. Ученики тут же прекратили свои шуршания и выровнялись как по струнке после её возвращения. Это немного позабавило Женевьеву, но настроение от этого лучше не стало. Несмотря на это, она должна была отчитать урок как следует, а потом — на перемене, если на это останется время — поговорить с отцом. Поэтому, откинув мысли в сторону, она вернулась к теме занятия. Оставалось пятнадцать минут, которые в срочном порядке нужно было заполнить оставшимися материалами. Тихонько вытащив из сумочки ключи от дома и спрятав их в кулачок, Женевьева встала с места и начала расхаживать по классу, параллельно рассказывая об условных предложениях. Словно в игре «змейка» она ходила меж рядов, заглядывая в тетради учеников, чтобы посмотреть все ли они успели записать, и когда очередь дошла до Манджиро, что сидел на последней парте, Женевьева аккуратно бросила ключи в его портфель. К счастью, сегодня он, как и в другой любой день, был раскрыт настежь. Звук падения был приглушён какими-то тряпками, что валялись внутри (Женевьева обязательно спросит у Манджиро об этом потом, потому что книжек там не наблюдалось). Когда Женевьева села на место, ей на телефон пришло сообщение от Манджиро. — Зачем ты кинула мне свои ключи от дома? — Выгуляй после школы Ричика, пж ♡ — У меня не получится — Буду аж вечером — Куда-то уезжаешь? — Ага — Родители приехали в город, нужно будет встретиться сразу после школы — Хорошо — Мне что-то за это будет? ;) — Конечно, малыш ;) — Двойку в журнал не поставлю ♡ —: ( Тихий смешок вырвался из груди Окухары, когда она взглянула на расстроенную моську Манджиро. Он старался вести себя максимально серьёзно, будто бы до сих пор недолюбливает её питомца, однако его действия говорили совершенно об обратном. Почти каждый его приход сопровождался шуршанием собачьих лакомств в пакете. Когда Женевьева была занята, он добровольно проявлял инициативу в том, чтобы поиграть с псом. Порой даже засыпал с ним, притягивая к себе, словно плюшевую игрушку, на что тот совершенно не возражал. А их схожесть, что в поведении, что внешне — вообще отдельная тема… Потому его «возмущения» были вдвойне забавны. По окончании уроков Женевьева направилась в свой кабинет. У неё оставалось двадцать минут, поэтому она решила подготовиться к предстоящему ужину, как морально, так и внешне. Свой «фирменный» пучок она распустила — в стенах школы она предпочитала собранные волосы, придерживаясь довольно размытых рамок школьного дресс-кода, но вне их давала коже головы отдыхать, предпочитая привычной элегантной строгости удобство и шарм. Волнистые локоны упали на свободную льняную рубашку молочного цвета. Верхние пуговицы были расстёгнуты, обнажая её ключицы — выглядело это ничуть не пошло, всё в рамках приличия. Просто, нежно, и довольно женственно. Низ рубашки был заправлен в макси юбку кремового цвета. Стоит отметить, что лаковые лодочки на высоком каблуке были такого же цвета, эдакое финальное дополнение образу. Из украшений на Женевьеве были только серёжки. Зная, что у отца и Уоллеса (помимо его работы директором) имеется одного рода бизнес, Женевьева предполагала, что именно это могло послужить одной из причин, по которой он пригласил его пообедать. С самой первой встречи мужчины нашли общий язык, в результате чего и поладили. Уоллес был для отца Женевьевы идеальным примером незаменимого партнёра, в котором сочеталось хладнокровие и умение правильно себя преподнести, что в своих подчинённых мужчина очень ценил. Более того, судя по рассказам отца, они периодически поддерживают общение, правда на какую тему, уточнять он не стал — посчитал не таким уж нужным, чтобы лишний раз этим забивать дочери голову. «Наверное, ещё один партнёр по бизнесу лишним не будет» — рассуждала Женевьева, поправляя макияж у зеркала. Ровно в три часа, сразу же после окончания последнего занятия, как и было обговорено, Женевьева вышла из своего кабинета, выдвигаясь в сторону выхода, где и встретилась с Уоллесом, который так же, как и она, направлялся к выходу. Они оба сдержанно рассмеялись, обратив внимание на то, как синхронно оказались в одном и том же месте, в одно и то же время, будто их связывали телепатические вибрации. Перед тем, как выйти на улицу, Уоллес, как подобает настоящему джентльмену, коим себя позиционировал, достал зонтик и раскрыл его, запуская под него Женевьеву. Из-за нелетной погоды им пришлось держаться друг дружки довольно близко, чтобы дождь не внёс свои изменения в их наряд, что со стороны выглядело весьма… интригующе. Да, именно так бы выразились другие преподавательницы, которые по чистой случайности в этот момент выглянули в окно. Озаряло оно школьную парковку, от того видно было отчётливо, кто и с кем куда идёт. Новоиспечённая молоденькая преподавательница, сразу получившая отдельный кабинет, сейчас идёт рука об руку с директором и садится в его машину, пассажирскую дверь для которой он любезно открыл — звучит как хорошая горячая сплетня, не правда ли? Новость, движимая чистым ли желанием добраться до истины или простой женской завистью? Стоит хорошо подумать, но маловероятно, что лица присутствующих в том кабинете искривились бы в презрении из-за одной только любознательности. Садясь в машину, Женевьева уже готовилась к предстоящей поездке, которую будут сопровождать периодическое неловкое молчание и вынужденная беседа (с её стороны), в целях обойти повисшее напряжение, однако этого не произошло, по крайней мере — последнего пункта. Их разговоры крутились исключительно вокруг работы, обсуждение других тем Женевьеве давалось с трудом в силу того, что кроме деловых вопросов их больше ничего не связывало, поэтому Уоллес не стал напирать и включил радио. «Чтобы разговорить её, понадобится неформальная обстановка. Тогда-то всё и пойдет гладко» — такого мнения был Уоллес. Если вам интересен человек и вы хотите узнать его получше, вы либо говорите ему об этом напрямую, либо… наблюдаете за ним, изучаете его. И только тогда, когда прощупаете все его углы, можете, пользуясь приобретённой о нём информацией, идти к нему. Второй способ долгосрочен и требует большей отдачи, вложения различных ресурсов, но гораздо более эффективен, а цель оправдывает средства. Спустя чуть больше получаса Уоллес и Женевьева были на месте. Центр одного из самых престижных районов Токио встретил их огромными высотками: шикарные гостиницы, бизнес-центры, эксклюзивные рестораны, штаб-квартиры, бутики всемирно известных брендов. Даже несмотря на столь пасмурную погоду жизнь здесь играла яркими красками (в прямом смысле). Район буквально светился от огней, неоновых вывесок на зданиях и рекламных щитов. Найдя свободное место на парковке с особым трудом — был вечерний час пик — они припарковались, и, прыгнув под зонт, направились в сторону небоскрёба. — Думаю, ваши родители уже на месте, — сказал директор, заходя в здание. — Я предупредил об их приходе. Их должны были встретить по высшему разряду. Они встали напротив лифта и, как другие люди, столпившиеся вокруг них, стали дожидаться, пока он спустится. Как только двери раскрылись, Уоллес обвил руку вокруг Женевьевы и вместе с ней зашёл внутрь. Его рука была буквально в паре сантиметров от её тела — тактичный жест, ведь причинять дискомфорт лишними прикосновениями, тем самым смущая молодую особу, ему не хотелось. Однако этого было достаточно, чтобы другие присутствующие в лифте не толкались вокруг, задевая её. Чувствуя на талии едва уловимое прикосновение директора, Женевьева чувствовала, как по позвоночнику пробежали мурашки, и далеко не от удовольствия. Схожее ощущение она испытывала при аллергии, порой оно отдавало в нос, из-за чего девушка отвращённо морщилась. От Уоллеса исходила подавляющая аура, создающая вокруг дискомфорт, отчего стоящие подле на интуитивном уровне дистанцировались, как только могли. Всё, что ей оставалось, это надеяться, что они как можно скорее доберутся до нужного этажа и отлипнут друг от друга, ведь она больше не могла вдыхать его приторно-сладкий и до тошноты тяжёлый парфюм. Запах знаменитого Tom Ford'a, несомненно, хорош, от него сразу разило роскошью и хорошим состоянием, но его было слишком много, от чего голова начинала побаливать. Он был слишком сладким. Чересчур сладким. Семидесятый этаж высотки встретил Женевьеву приглушенной музыкой и любезным хостесом, который, как только встретил их с Уоллесом, принялся провожать до забронированного столика почётных гостей. Пока они шли по залу, Женевьева с восхищением разглядывала всё вокруг. В интерьере ресторана преобладали исключительно теплые оттенки, отчего можно было подумать, что смотришь в камушек янтаря на просвет. Небольшие квадратные столики, окружённые низкими креслами, с игривой строгостью поблескивали стоящими на них винными бокалами, явно демонстрируя высокий статус подавляющего большинства своих гостей. Массивные застеклённые стеллажи со спиртными напитками явно долгой выдержки прекрасно дополняли атмосферу, придавая ей некий шарм, на который Женевьева сразу обратила внимание. Теплый свет ламп, падающий на бежевые и красные поверхности, смешивался и создавал в помещении атмосферу на грани между комфортным теплом и удушающей жарой. Женевьеве такая палитра цветов явно пришлась не по вкусу — казалось, она давила на неё со всех сторон, чего нельзя было сказать про Уоллеса. Судя по его довольной не то ухмылке, не то улыбке, чувствовал он себя как рыба в воде. Его ничуть не смущали приглушённые тона красных оттенков, можно сказать, они были неотъемлемой составляющей его быта. — Вы как всегда пунктуальны, Уоллес, — стоило им подойти к нужному столику, сходу подметил Венсан, приподнимаясь с места, чтобы обменяться дружеским рукопожатием, — Женева, дорогая! — воскликнул с особой радостью. Он тут же заключил дочь в объятия, чем порядком смутил. Тактильная коммуникация на людях, даже с самыми близкими персонами, никогда не приносила Женевьеве удовольствия и не была чем-то остро необходимым, скорее вынужденная мера, однако отталкивать отца она не стала, потому что изрядно по нему истосковалась. Сдержанно похлопала его по спине, шепча на ушко: «ну всё-всё, хватит, пап». — Доченька, а мамочку не хочешь поприветствовать? — голос Вивьен, доносящийся из-за спины отца, заставил глаз девушки дёрнуться. Она называла её так лишь тогда, когда нужно было создать образ идеальной семьи. От поддельной нежности в обращении желудок выворачивался наизнанку. Это дешёвое представление для чужих глаз вызывало очень странную гамму чувств: от глубокой тоски до дикой ярости. Будь она на несколько лет младше, когда этот спектакль нужно было отыгрывать на постоянной основе, она бы пустила скупую слезу прямо за столом. Мимолетно вспомнила, как искривлялись материнские черты в отвращении, когда она плакала. Объятья отца в тот момент не могли в полной мере восполнить недостаток маминой поддержки. Причина, по которой женщина не могла позволить себе проявить хоть каплю эмпатии к родному чаду, оставалась под строжайшим секретом, попытки разгадать который Женева оставила в далёком прошлом. Стоя перед матерью, она почувствовала уязвимость, которую ни перед кем прежде не испытывала, и ей стало дурно. Но ей больше не десять, а мать больше не важная составляющая её жизни. Как и всегда, Вивьен отдавала предпочтение тёмным оттенкам в нарядах и строгим линиям в образе. На ней было облегающее платье цвета горького шоколада, тянущиеся по бокам чёрные полосы вытягивали силуэт, подчёркивая грацию его обладательницы. Нижний край юбки едва касался голени. Для её возраста она выглядела более чем просто «хорошо», словно настоявшееся вино, вкусовые характеристики которого раскрывает только время. Она не стеснялась выбирать вещи, которые во всей красе подчёркивали её отточенные спортзалом изгибы. Глубокое декольте украшало золотое ожерелье, подаренное мужем на их двадцатую годовщину свадьбы. Тонкие губы были окрашены матовой помадой с холодным подтоном. Прямые стрелки и густо накрашенные ресницы делали проницательный взгляд Вивьен похожим на кошачий. — Давно хотела познакомиться с вами, Уоллес, — игнорируя присущие японской культуре приставки, произнесла она в обход формальностям, и после короткого объятия с дочкой протянула руку. — Много о вас слышала. — Надеюсь, только самое хорошее, Окухара-сама, — усмехнулся Уоллес и подался вперёд, чтобы взять руку Вивьен и оставить на ней едва ощутимый поцелуй в знак приветствия, а после выровнялся. — Зовите меня Вивьен, — женщина дёрнула свою руку с высокомерием. Вежливость Уоллеса ей явно льстила, что нельзя было сказать о нем. — Как скажете… Вивьен, — его лица коснулась привычное равнодушие. — Ну, раз все уже познакомились, предлагаю рассесться на места и приступить к ужину, — прокашлялся Венсан, приглашая всех к столу. Венсан и Вивьен сидели рядом, как подобает любящим супругам. Уоллес с Женевьевой напротив, сохраняя небольшую дистанцию. Со стороны это выглядело, как знакомство жениха с родителями, от чего девушке становилось дискомфортно. Подле директор, перед лицом — любимая мамочка, и всё это в красном, как адский котёл, заведении, массивные стены которого давили сильнее. Уоллес ни разу не выставил себя в дурном свете, будучи обладателем кристально чистой репутации, однако в его присутствии Окухаре становилось немного не по себе, и с чем это было связано, она не понимала. Но, несмотря на это, она старалась держать улыбку на лице, чтобы не испортить обед, плавно перетекающий в ужин. — Уоллес, почему вы выбрали ресторан французской кухни? — спросила Вивьен, как только изучила меню, кидая на мужчину взгляд исподлобья. Она сложила руки в замок и уткнулась подбородком в них. — Я предположил, что вам она придётся по вкусу. Ваши имена — большая редкость для Японии. К тому же их происхождение только подкрепило мою теорию. Хочу отметить, что это один из самых лучших ресторанов в Токио, и кухня здесь на высшем уровне, — мужчина делал вид, словно во время пояснения изучал меню, чтобы визуально не пересекаться с Вивьен, когда на деле с выбором блюда определился, как только перешагнул порог ресторана. — Я приятно впечатлена вами, — хихикнула Вивьен, а после перевела своё внимание на подошедшего официанта. Она отдала предпочтение Салату Нисуаз и несколько раз подметила, чтобы повар добавил меньше оливкового масла. Выбор Уоллеса пал на деликатес французской кухни — устрицы, а Женевьева… Погрузилась ли она с головой в меню или собственные мысли, было не ясно. Вырвал её из них голос официанта, обратившегося к близ сидящему Уоллесу: — Могу поинтересоваться, чего желает ваша дама? — сочтя молчание Женевьевы за стеснение, юноша решил обратится к Арканджело, сведя все к тому, что они пара. Тут-то Женевьева и оживилась, что нельзя было сказать про самого Арканджело. Его губы расплылись в улыбке, и он уже был готов ответить, но Женевьева опередила его: — Я н-не его девушка, — с выпученными глазами сказала она, отводя взгляд в сторону. — Мы коллеги… — работник, видя, насколько неловко стало молодой особе, тут же извинился за возникнувшее недоразумение, произошедшее по вине его ошибочного предположения. «К сожалению», — подумал Уоллес, едва заметно усмехнувшись. И пока Женевьева диктовала заказ, Венсан и Вивьен, обменявшись взглядами, тихонько рассмеялись, забавляясь реакцией дочери. Мимолётная усмешка, которая приподняла уголки губ Уоллеса, также не осталась незамеченной. Венсан моментально заприметил это. Мужчина решил развеять неловкость своим заказом. — Ох, как же тут много всего! — с восхищением воскликнул Венсан, изучая с особым интересом позиции в меню. — Сынок, что можешь посоветовать такому старику? — он с улыбкой обратился уже к официанту. Женевьеву восхищало то, с какой заботой отец относился ко всем, будь то персонал, либо член семьи. В рамках уважения для него не было границ. Вокруг него всегда витала яркая аура, от которой всем вокруг становилось спокойно. — Пап, не говори так… — хмуро пробормотала родная дочь. — Ты вовсе не старый. — Солидарен, господин. Вы в самом расцвете сил, — поддержал коллегу Уоллес. Мужчина звонко рассмеялся, перед тем, как вновь посмотреть на стоящего подле официанта. — Думаю, вам понравится изысканный бланкет из телятины, сэр, или говядина по-бургундски. Уста Венсана приоткрылись до ответа, которому быть всеми услышанным, видимо, было не суждено. — Дорогой, выбери что-нибудь другое и не нагружай желудок мясом ближе к вечеру, — Вивьен перебила как супруга, так и несчастного официанта, который и без того из-за неловкой ситуации места себе не находил. — Закажи лучше луковый супчик, позаботься о фигуре, — от такой грубости всем за столом стало дурно. Мужчина с тоской взглянул на себя, после на жену с неким разочарованием, которое старался скрыть за подобием улыбки. — Не считаете ли вы, что одно горячее блюдо не сгодится для полноценного обеда, мисс Вивьен? — Уоллес опередил недовольство Женевьевы, вставая на защиту старшего Окухары. Подобная бестактность за столом была совсем не к месту. — Позвольте господину отведать чего-то посущественнее в качестве исключения, будьте добры, — говорил сдержанно, но прямо, посему Вивьен была вынуждена уступить, хоть идея ей эта сильно не нравилась. — Ну, раз вы так настаиваете… Ужин, на удивление, протекал спокойно. Под чарами красного полусладкого Женевьеве в какой-то момент он даже показался хорошим. Уоллес, как и всегда, был весьма обходителен к Женевьеве — время от времени интересовался, наклонившись к её уху, все ли блюда ей по вкусу; хочется ли ей чего-то ещё, если так, он лично попросит шеф-повара приготовить ей все, что она только пожелает. Она вежливо обрывала каждое предложение отказом. Как она и предполагала, этой встречей отец решил убить сразу двух зайцев: повидаться с дочкой, дабы удостовериться, что у неё всё хорошо, и предложить Уоллесу партнёрство по бизнесу, на что тот с радостью согласился. В нём он увидел весьма достойного и перспективного партнёра, потому решил переманить его на свою сторону. Арканджело в свои годы уже успел достичь немалых высот в сфере недвижимости. Был ли его старт проложен с помощью других людей, для Венсана не имело значения. Положить начало бизнесу — простая удача, когда как заставить его процветать — плод упорного труда. Уоллес был профессионалом своего ремесла: держал своих подчинённых в ежовых рукавицах, не позволяя им и подумать о разного рода осечках — это было бы просто недопустимо. Малейшая ошибка становилась фатальной и приводила ни к чему иному, как к немедленному увольнению. Команда под руководством Уоллеса становилась механизмом, в котором любая шестеренка имеет значение. Малейший дефект — рушится вся система, посему сотрудники находились под пристальным наблюдением. Многие говорили, что методы мужчины крайне жестоки, не беря во внимание особую эффективность. Подстроиться под его требования — задача не из лёгких, но все старания окупаются постоянными благоприятными перспективами с расчётом на дальнейший карьерный рост и, конечно же, достойно оплачиваются. Аналитическое мышление Уоллеса и пристрастие к стратегиям взращивали в мужчине непоколебимое желание и, самое главное, умение достигать всех поставленных целей. Он прекрасный пример для коллег по цеху, находящихся в этой сфере гораздо дольше. — Прошу прощения, — пробормотала Женевьева, выходя из-за стола. — Я ненадолго покину вашу чудную компанию. Надеюсь, вы не будете скучать, — алкоголь уже успел унять её раздражение, и оттого она позволила себе в шутливой форме отлучиться в уборную, прихватив с собой телефон. Ей хватило двух бокалов, чтобы окрасить острые скулы румянцем, который было невозможно скрыть от пронзительного взора Уоллеса. Речь Окухары становилась медленнее, язык заплетался. Взгляд не имел чёткого фокуса, зато приобрёл слабый блеск. Такой директор её еще не видел. Зайдя в уборную, Женевьева первым же делом охладила горящее лицо струйками холодной воды, стараясь не испортить макияж. Ноги уже начинали неприятно ныть от длительного пребывания в туфлях. Хотелось как можно скорее вернуться домой, снять с себя всю одежду и упасть на мягкую кровать. И, возможно, не одной… Удивительно, как пара бокалов может кардинально изменить человека. Явить миру скрытый темперамент, гиперактивность, излишнюю разговорчивость, или, совсем наоборот, — молчаливость. У Женевьевы же алкоголь проявлялся в виде сонливости и, порой, возбуждённости. У неё горело не только лицо, но и всё тело! От пьяных сообщений, которые она уже собиралась отправлять Манджиро, её уберегла Вивьен, вошедшая в уборную. «Да твою ж мать!» — Женевьева прикусила губу, сдавив телефон в руке. — Ты чего так долго, а? — промурчала Вивьен, подходя к зеркалу. Она достала из клатча карандаш для губ и стала проходить им по контуру, освежая макияж. — А что, соскучились уже? — не скрывая сарказма в своём вопросе, язвительно ответила Женевьева. Она облокотилась о стену и, скрестив руки на груди, скучающим взглядом уставилась на мать. — А он ничего такой, — игнорируя вопрос дочери, с усмешкой произнесла Вивьен, на что Женевьева лишь закатила глаза, прекрасно догадываясь, к чему она ведёт. — Присмотрись к нему, дорогая. Он не просто так крутится вокруг тебя… — Он мне неинтересен, — выпалила Женевьева, не став дослушивать до конца. — И в кого ты такая упрямая… — взгляд Вивьен ни на секунды не отрывался от собственного отражения. — Он теперь бизнес-партнёр отца, плюсом к этому и твой начальник. Арканджело понравился твоему отцу. Как и мне. Ваш союз вышел бы весьма… интересным, — она слабо улыбнулась, когда в её голове мелькнули новые перспективы. — Раз он тебе так понравился, может, ты к нему и присмотришься, м? Вы знакомы от силы час, — после этих слов Вивьен резко поменялась в лице. Убрала в сумочку помаду с карандашом и развернулась к дочери. — Сколько раз мне еще нужно повторить, что он мне не нравится? — А кто тебе нравится? — тут-то Вивьен не выдержала и порядком повысила тон. — Ах да-а-а, — протянула она, наигранно хлопнув в ладоши, — дай угадаю! Дорогая, неужели опять какой-нибудь сопливый мальчишка? Как там его звали… Николас, да? Что-то в груди Женевьевы неприятно сжалось от упоминания некогда забытого прошлого, которое совсем не хотелось вспоминать. И то, как заливалась смехом Вивьен, ничуть не делало легче. Она намеренно делала больно. — И в кого у тебя такой отвратительный вкус… — Наверняка, в отца, раз он выбрал в жены такую суку! — сдержанность Женевьевы трещала по швам, она не могла больше держать себя в руках. Отзвук пощёчины резонировал по уборной. Жгучая пульсация прошлась по лицу Женевьевы, отчего оно непроизвольно отвернулось в сторону. Повисло давящее на душу молчание. Грудь Вивьен рвано вздымалась от злости. Женевьева же просто смотрела в пол, гадая, кто же заговорит первым. — Поторапливайся, — начала Вивьен, глядя на покрасневшую ладошку, — мы скоро уезжаем. Напоследок Вивьен сполоснула горящую руку под прохладной водой, а после вышла из уборной, натягивая самоуверенную улыбочку. Следом за ней вышла и Женевьева, предварительно взъерошила волосы, перекинув их на правую сторону, чтобы скрыть за ними покрасневшую щёку. Минутой назад её лицо не выражало никаких эмоций, однако сейчас, направляясь к столику, она, так же как и мать, напялила фальшивую улыбку. — А вот и мои красавицы! — гордо произнёс Венсан, увидев вдалеке дочь с женой. Казалось, его лицо светилось при виде любимых женщин. По завершении ужина Уоллес в очередной раз доказал родителям Женевьевы свою порядочность и серьёзные намерения, направленные в сторону их любимой дочери. Оплату он взял на себя, и никаких возражений со стороны Венсана не принимал. Даже предложение разделить счёт пополам отклонил, заверив, что для него это сущий пустяк, и это меньшее, что он может сделать в знак благодарности за приглашение и вступление в партнёрские отношения. По дороге домой, сидя в машине с родителями, Женевьева молчала, ссылаясь на боль в голове. Донимать её разговорами Венсан не стал, ведь знал, что то, что его дочь так долго просидела с ними за ужином, ни разу не выразив своё недовольство, самый настоящий подвиг для человека, который лишний раз дом покидать не изволит. Вивьен же и не собиралась что-либо обсуждать с ней. Даже когда Венсан вышел из машины, чтобы провести дочь до порога, она предпочла остаться в машине, отмахнувшись от уговоров мужа внезапной усталостью. Стрелка на часах близилась к одиннадцати. Оставшись наконец в одиночестве, Женевьева без сил рухнула на диван, не удосужившись даже раздеться. Родной запах волос Майки, за это время впитавшийся в подушку, заставил её лишь сильнее зарыться в неё, пропитывая ткань солёными слезами.