Вспоминай меня при виде мятных леденцов

Узнать о том, что у тебя нашли смертельную болезнь — ужасно. Узнать о том, что спустя несколько лет у тебя случился рецидив, что не был обнаружен вовремя — страшно. Текст на бумаге с результатами анализов выглядит как приговор, а белые стены больничного коридора как тоннель, ведущий в неизвестность. Запах медикаментов будто въелся в плитку на полу и потолке, медленно распространяясь, словно кровь по венам, в укромные уголки больницы, чтобы даже в отдалённом кабинете главного врача пахло различными лекарствами. В прошлой клинике этот запах был не таким едким, отчего находиться там было спокойнее, менее тревожно. Голос доктора доносился будто откуда-то издалека, как и быстрая, но сбивчивая речь матери. Взгляд медленно гуляет то по большому столу, то по окну, рассматривая цветущие деревья. Липкий страх осознания, что это последнее лето, не покидал Джисона с того момента, как его нога переступила порог входной двери в кабинет. Хоть он и бы в некоторой степени оптимистом, но Т4, напечатанное на бумаге и обозначающее четвёртую, последнюю стадию рака, а также неблагоприятная статистика выживаемости загробным голосом шепчут о том, что его страхи весьма обоснованы. Сглотнув вязкую слюну и попытавшись успокоить нервно дергающуюся ногу, Хан наконец напряг свой слух, чтобы слышать разговоры не через пелену: всё-таки обсуждают его болезнь и жизнь, а не чью-то ещё. — В прошлой больнице нам сказали, что даже смысла нет, что… — женщина тяжело дышала, яростно всплескивая руками, вспоминая, как прошлый врач сказал о том, что все попытки будут безнадежными, как и мечты больного ребенка. Такие же неудачные и по итогу несбывшиеся. — Шансы есть всегда, но не у всех, — доктор Хон потер переносицу, кидая мимолетные, полные задумчивости взгляды на парня. Было понятно, что прямо сейчас в его голове крутится множество вариантов развития событий, но только вот исход почти в каждом варианте один единственный. Внутренний голос так и бил по барабанным перепонкам Джисона, крича, что он относится к этим «не у всех», иначе почему после слов врача на душе стало так тоскливо. — С этим вообще возможно как-то бороться на такой стадии? — каждое слово будто пропитано материнской болью. — На сколько можно, не знаю, продлить жизнь? И как? — Конечно, для борьбы с онкологией на такой стадии прибегают к курсу химиотерапии или облучению, — мужчина сцепляет руки в замок, смотря Джисону прямо в душу. Казалось, что его глаза сейчас поглотят парня, отправив его куда-то в небытие, доживать последние месяца в полной тьме. — Обычно после курса люди живут дольше от двух до шести месяцев. Всё зависит от прогрессивности опухоли. — Это… Это было бы здорово. — Нет, — на него повернулось всего две пары глаз, но казалось, что сотни. — Я не хочу тратить время на то, что продлит жизнь лишь на два месяца. Лучше потратить время на что-нибудь другое… интересное и полезное, что оставит след, а не воспоминание мальчика под капельницами. Слова произносились тяжело. Язык будто онемел, а в горле резко пересохло. Он любил жизнь, но жизнь, видимо, не любила его, иначе Джисон не знал, как объяснить свое заболевание, у которого будет лишь единственный конец. Конец, после которого завянет один маленький цветок, которому выделили слишком мало времени, не давая возможности расцвести даже на немного. — Что ты такое говоришь? — женщина выглядела взволнованно и даже испуганно, ее тонкие пальцы нервно сминали край летнего платья в горошек. Ее глаза бегали по бледному лицу сына, пытаясь найти на нем хоть какие-нибудь ответы. — Не ты живешь с этим, и не ты мучаешься от болей в легких, — процедил Хан, упираясь взглядом в один из углов кабинета. Возможно, включать язвительного подростка в такой момент — не самая лучшая идея, но соглашаться с предложенной идеей юноша не хотел, и единственный способ быть сейчас услышанным собственной матерью — это устроить небольшой бунт. Честно говоря, Джисон был бы рад, если бы ему дали чуть больше времени, чтобы жить, но не в таком формате. Откладывание неизбежного с помощью процедур лишь усложнит последние мгновения, заберет драгоценное время — никак не продлит. Большую часть своего остаточного существования придется провести под капельницами, лишая себя заключительных дней, наполненных волшебными воспоминаниями перед смертью. А также вечная боль, что преследовала его, никуда не денется, лишь продлится на несколько месяцев больше, создавая желание выдрать себе легкие. — Стоит начать с того, чтобы вновь пройти все обследования, но уже в нашей больнице, чтобы мы на сто процентов были уверены в диагнозе, — прерывает появившуюся тишину врач, сложив перед собой руки в замок. — И когда всё станет известно — можно будет думать над вариантами лечения. — Я же сказал, что не хочу проходить никакое лечение. — Джисон, может ты подождешь свою маму в коридоре? — доктор Хон вставил свое предложение еще до того, как миссис Хан отреагировала на очередное высказывание своего сына. — Она потом обязательно всё расскажет, но сейчас тебе стоит сходить и подышать свежим воздухом. Парень нарочито громко фыркает и, резко встав со стула, направляется к двери, ведущей в стерильные коридоры больницы, не забыв напоследок громко хлопнуть ей, чтобы присутствующие знали, что он недоволен. Свежим воздухом тут и не пахнет: запах стерильности разъедает слизистую носа, заставляя морщиться. Казалось, что он сам медленно, но верно пропитывается этим ароматом, от которого уже никогда не избавится. Который будет всё время напоминать о том, что он далеко не здоровый подросток. Глаза неприятно слепит, белые стены сливаются воедино вместе с полом и потолком, как и мысли в его голове: всё путается между собой, образовывая все новые и новые узлы, которые будто невозможно распутать, лишь сильнее затянуть. Легкая боль пульсирует в легких, но Хан уже научился не обращать на нее особого внимания. Так жить намного проще и легче — представлять, что ты здоров. Ноги сами ведут парня по вечным лабиринтам из светлых стен мимо различных кабинетов, маневрируя между персоналом и посетителями. Мысли парня где-то там, совсем в глубинах сознания, размышляют о том, что время, оказывается, не вечно, и идет оно уж слишком быстро, особенно сейчас, хоть в детстве и казалось, что даже час — целая вечность. Теперь же час — это лишь краткий миг его уж слишком краткой жизни. Зайдя в очередную зону ожидания, Хан тормозит на месте, когда слышит какой-то шепот. У единственного автомата с различными снеками в этом месте стояло трое парней, что выглядели слишком подозрительно: пока двое разбирались с самим автоматом, что-то яростно тыкая на нем и недовольно ворча друг на друга, третий парень, блондин с маллетом, воровато оглядывался по сторонам, прикусывая губу и стуча ногой по полу, явно нервничая, но при этом не обращая на Джисона никакого внимания. Парень нахмурился и подошёл чуть ближе, с интересом смотря на разворачивающуюся картину, хоть и совсем не понимая, что именно происходит. Юноша, чье лицо было покрыто веснушками, замечает его и чуть улыбается, после чего вновь принимает серьезное и вороватое выражение лица, всматриваясь в больничные коридоры. Стало ясно, что кто-то не должен увидеть то, чем они тут занимаются. Шептания слишком подозрительных парней становятся всё громче, пока не перерастают в радостный взвизг. Хан чуть морщится, начиная с еще большим интересом наблюдать за происходящим. Конечно, так пялиться на незнакомых людей не очень красиво, но не каждый день встретишь компанию, которая так странно подходит к процедуре покупки снеков из автомата. Самый низкий из троицы одергивает за рукав светловолосого парня, начиная всовывать ему в руки кучу ярких упаковок из-под лакомств: чипсы, батончики, шоколадки и прочие продукты, которые обычно продавались в таких местах, но вскоре возможности юноши исчерпались, и продукты начали валиться на пол, а у других соучастников данной вылазки свободные руки и карманы, к их сожалению, уже были забиты. Недолго думая, тот же парень, у которого несколькими мгновениями ранее всё валилось из рук, вновь кидает взгляд на Джисона, ярко ему улыбнувшись. Хан осматривается по сторонам, предполагая, что это вовсе и не ему могло предназначаться, ведь на протяжении нескольких минут на него даже толком внимания не обращали, но летящие в его сторону упаковки со снеками дают ему понять, что улыбка все же была для него, скорее всего, как некое приветствие и просьба о помощи без возможности отказать. Джисон одна за другой ловит упаковки, удивившись собственной ловкости, и, чуть растерянно осматривая всё то, что поймал, кидает вопросительный взгляд на остальных парней. Парень с кудрявыми высветленными волосами быстро осматривается по сторонам, тут же ныряя в один из нескольких коридоров. — Нам не стоит задерживаться, поэтому лучше побыстрее смыться отсюда. — говорит всё тот же юноша с маллетом, чуть усмехаясь и кивая головой в сторону парней, что уже бесшумно шли по своему ранее выученному пути. Хану пришлось лишь последовать за ними, не желая оставаться одному на, по его мнению, возможном месте преступления. Окольными путями вся небольшая компания доходит до палатного отделения и, проверив, что путь до их комнаты чист, быстро побежали к двери, не забыв подтолкнуть Джисона, что потерянно осматривался по сторонам. Стоило признать, что общение с новыми людьми — не самая сильная его сторона, особенно при таких неформальных и даже стрессовых событиях. Тот невысокий парень буквально заталкивает Хана в их палату, после чего закрывает за собой дверь, пока остальные скидывают свою добычу на кровати, вытрясая забитые карманы толстовок, что пропахли всякими добавками, не забывая забрать снеки и у Джисона, который неловко топтался у самой двери. Две пары новых глаз с интересом рассматривали его, задавая немой вопрос тем, кто притащил незнакомое лицо в их обитель. — Бан Чан с Чан Бином слегка переборщили с количеством, из-за чего нам не хватило рук, и, к огромному счастью, там оказался он! — парень с веснушками подошёл к Хану, взяв его руку и подняв ее наверх. — Без него мы бы и половину не донесли, либо нас кто-нибудь бы поймал с поличным, — щебечет он, не отпуская руку, после чего поворачивается в Джисону, ослепительно улыбаясь ему. — Я, кстати, Феликс! — Джисон… Хан Джисон, — неуверенно отвечает юноша, буквально сжавшись под взглядами, что были направлены на него, будто пытаясь рассмотреть каждый сантиметр, запомнить. Узнать, что у него внутри. А внутри у него лишь метастазы, что мешают дышать, да сердце, что желает жить. — Круто! — он наконец отпускает руку, но только для того, чтобы взять его за плечи и повернуть к остальным. — Сейчас тебя со всеми познакомлю! — Да мы и сами в состоянии свои имена назвать, — усмехается парень, что уже находился в палате, когда Хана сюда затолкнули. — Ли Минхо, — он переводит взгляд с Ли на Джисона и чуть кивает, здороваясь. — Какой же ты вредный, — фыркает Ликс, показывая ему язык. Минхо лишь усмехается, складывая руки на своем затылке и хитро щурясь. На плечо Хана ложится тяжелая рука, заставляя повернуть голову в бок и столкнуться с одним из тех, кто разбирался с автоматом. Растрепанные кудрявые волосы, что будто совсем недавно было осветлены в домашних условиях, серёжка в ухе и теплый взгляд: даже не зная этого парня, хотелось ему доверять. — Бан Чан, приятно познакомиться, — он протягивает Джисону руку, которую тот сразу пожимает в ответ. На лице Чана тут же расплывается мягкая улыбка. — Взаимно. — Вон там, рядом с Минхо, сидит Хёнджин! — не выдерживает Феликс, тыкая на парня, что тоже уже находился в палате, когда они сюда зашли. — А это Чан Бин, — его рука быстро меняет свое положение и уже указывает на того низкого парня, что тоже совершал операцию по добыче снеков. — Я же говорю, он как ребенок, — Лино закатывает глаза, откидываясь на подушку и раскидывая руки в сторону. Его грудь медленно вздымалась вверх, а пальцы отбивали по простыне какой-то ритм. — Нет, просто так проще, чем каждый по очереди будет называть свое имя. Я лишь упрощаю вам работу, — Ликс недовольно дует губы, падая на кровать, что стояла около окна. Солнечный свет падал прямо на него, отчего его светлые волосы переливались, завораживая и приковывая взгляд. Веснушки украшали его лицо, дополняя, будто он был поцелован солнцем. — Как вообще так получилось, что вам не хватило рук? — растягивая некоторые гласные, спрашивает Хван, собирая свои растрепавшиеся волосы в хвостик. — Чан Бин немного ошибся с комбинацией кнопок. — Ага, видно, что немного. — У тебя сегодня язвительное настроение? — Феликс тяжко вздыхает, кидая грозный взгляд на Минхо, но на деле это выглядело скорее мило, чем угрожающе. — Оно у него всегда такое, — усмехается Чан Бин, беря в руки один из батончиков и начиная шуршать упаковкой. — А вообще я просто слишком спешил, потому что если бы нас заметила медсестра Тэ, то влетело бы всем. Даже вам двоим, — он кивает головой в сторону Джинни и Лино, откусывая злаковый батончик. — Не понимаю, почему это ее вообще так волнует, если мы не в гастроотделении находимся. Тут особая диета есть только у Ликса, и то, ему рекомендовано есть то, где калорий много, — с некой ноткой обиды пробубнил Хёнджин. — А мы можем хотим утонуть в шоколадках, чипсах и газировке. И уж лучше утонуть во всем этом, чем каждый день на обследования ходить. — Вообще-то, пока что мне нельзя всякие кондитерские изделия, — вздыхает Феликс, будто говорит что-то само собой разумеющееся. — Не душни. Стоявший около двери Джисон, делает несколько шагов вперед, прокашливаясь, чтобы на него обратили внимание. Еще с того момента, как он не совсем добровольно стал соучастником по добыче еды и попал в эту палату, его волновал вопрос: что будет, если его тут заметят, и что вообще тогда делать. Конечно, его, вероятней всего, просто выведут и скажут, что так делать плохо, но у Хана есть привычка оправдываться, и без оправдания он будет себя чувствовать намного хуже. По его мнению, лучше немного соврать, чем просто промолчать. — Чисто теоретически сюда может зайти медсестра? — начал парень издалека. — Конечно, нас же надо хоть иногда проверять, по их мнению, иначе мы оставим вместо больницы развалины, — Бан Чан усмехнулся собственным словам, вспоминая, как несколько дней назад их отчитывали за то, у них в палате взорвалась самодельная хлопушка, сделанная для Хёнджина, который только лег в их отделение. — А меня, по логике, здесь быть не должно? — Джисон приподнимает бровь, выжидающе смотря на остальных. — Не-ет. — А если сюда придет медсестра, то… — То не парься, я все улажу, — недослушав его вопрос, уверенно говорит Чан Бин, тыкая себе указательным пальцем в грудь. — У меня тут всё схвачено. — Схвачено у него, конечно, — фыркает Джинни, тут же получая подушкой по голове. — Ай, да за что?! — Это была попытка выбить из тебя Минхо, пока ты не стал такой же язвой, — Феликс улыбается ему, намекая, что сделал он это только из добрых побуждений. — Я, между прочим, здесь тоже есть. — Я знаю, поэтому и сказал. Вдруг у тебя проснется совесть, — Ли берет из кучи какую-то шоколадку, сразу же кидая ее в сторону Хана. На его собственное удивление, он вновь смог поймать неожиданно полетевший в него предмет. — Ты тоже, можно сказать, участвовал в вылазке, ну помог точно, так что не стесняйся и угощайся! Джисон благодарно кивает, рассматривая батончик, что словил несколькими секундами ранее. Цветастая упаковка с рисунком белки, что держала орех, намекая на вкус, переливалась на свету, так и заманивая Хана скорее вскрыть фантик и насладиться лакомством. Аромат ореха парень почувствовал сразу же, как чуть приоткрыл фольгу, в которой хранился батончик. — Кстати, а ты вообще тут что делаешь? — Хван внимательно смотрит на Джисона, склонив голову вбок. Выбившиеся из хвоста пряди падают ему прямо на лоб. — В больнице, если что. Что ты делаешь в палате мы уже знаем, — он чуть улыбается, сдувая с глаз челку. — Я был на приеме у доктора Хона, — неохотно отвечает Хан, понимая, что теперь шоколад в горло не лезет. — Ты уже прошел у него обследование? — Ну… я, можно сказать, перевелся из другой больницы и пришел со своими результатами, — глаза начинают бегать по палате, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Правая рука непроизвольно тянется к левому запястью, начиная его чесать до покраснения. Вредная привычка парня: чесаться, когда он начинает сильно нервничать. — Даже так, — Бан Чан кивает самому себе, о чем-то думая. — Тогда тебя в любом случае нужно будет пересдать все анализы, только уже тут. Они тут не доверяют другим врачам и больницам. — А ты давно болеешь? — Чего вы пристали к нему, — вздыхает Минхо, приподнимаясь на локтях, цокая. — Будто вам было приятно, когда на вас с расспросами нападали. Глаза, похожие на кошачьи, впиваются в Джисона, внимательно следя за его движениями, особенно за руками, отчего Хан тут же одергивает себя; руки безвольно падают вдоль тела. И всё же он был благодарен Лино, ведь говорить на столь щекотливую и болезненную для него тему он не хотел. От таких разговоров веяло приближающейся смертью, с которой Джисон не хотел бы иметь ничего общего. После слов Минхо в палате повисла в некоторой степени неловкая тишина: все накинулись с вопросами на юношу, позабыв, как сами не любили говорить об этом, отчего на душе становилось паршиво. Лишь через несколько минут телефонный звонок прервал это молчание, заставив всех встрепенуться. Чан Бин неловко извинился и, схватив свой телефон, вышел из палаты в коридор. — Феликс, а вы что, не брали мятные конфеты? — Лино роется среди ярких упаковок, недовольно морща нос, не находя своих любимых сладостей. — Нет? — Ликс плюхается на кровать к Хёну, не решаясь лечь на него самого, как, видимо, собирался секундами ранее. — У тебя в тумбе целая упаковка, поэтому мы не стали брать. — Да вы же и пожрете эту упаковку, ничего мне не оставив, — проворчал Минхо, попытавшись скинуть Ликса со своей кровати, но попытка оказалась неудачной, и юноша ловко лег поперек Лино, заставляя того издать звук отчаяния и безысходности. — Опять вы дурью маетесь. — дверь открылась и в палату вошла женщина в медицинском халате и с планшетом в руках, что-то внимательно в нем вычитывая. — Когда-нибудь я дождусь дня, что, зайдя в эту несчастную палату, все будут тихо лежать на своих местах, а некоторые и в своих палатах, — она тяжело вздыхает, наконец поднимая голову. Очередной вздох вырывается из ее губ, когда глаза находят новое и явно лишнее тут лицо. Джисон сразу же начинает озираться по сторонам, ведь Чан Бин обещал помочь в такой ситуации, но вот только парень еще не вернулся в палату. Остальные лишь чуть стыдливо опустили глаза в пол. Что говорить в такой ситуации, Хан представить не мог, по крайней мере сейчас, в стрессовой, по его мнению, ситуации. — Хоть иногда в вашу палату можно зайти и не получить сюрприза? — медсестра потирает переносицу, сверля взглядом Джисона. — Как ты сюда вообще прошел? У нас часы приема утром, но никак не в вечернее время. — Ну… — Хан нервно перебирает в голове возможные варианты, размышляя над тем, какое оправдание будет лучше как для него, так и для остальных, ведь им явно за такой фокус влетит. Случайно сюда попал? Даже звучит глупо. Решил навестить кого-нибудь? Час приема на сайте, видимо, для дураков написаны. — Ну? — Это мой друг, — Минхо наконец скидывает с себя Феликса, который явно поддался ему в такой ситуации, вставая на ноги и подходя ближе к Джисону. — Пришел меня навестить и принес гостинцы, — его рука ложится на плечо Хана, чуть сжимая. Видимо, время, когда можно навестить пациента, на самом деле для дураков. — Разве ты не знаешь про часы приема? — хоть внешне женщина и выглядела спокойно, по глазам можно было понять, что она в бешенстве, и что эта компания рано или поздно ее доведет. — И про то, что сладкое мы тут не храним. Даже вашим родителям запрещено приносить сладкое. — Бред какой-то, — пробубнил Джинни, складывая перед собой руки. — Вы что-то сказали, Хван Хёнджин? — Нет, Мисс Тэ, вам показалось, — закатывая глаза, произнес Хёнджин, падая спиной на подушку. — Я забыл передать своему другу все эти… подробности, — Лино неловко чешет затылок, пытаясь всем своим видом показать, будто ему искренне жаль, и он на самом деле забыл обо всем этом. — Простите, такого больше не повторится. — Не повторится, ага, знаю я вас. Но от тебя, Ли Минхо, такого безалаберного отношения к правилам я не ожидала, — тихий смешок со стороны Джинни дает понять, что на самом деле Лино творит всякие глупости не меньше других, просто попадается реже остальных. Медсестра облизывает свои пересохшие губы, кинув быстрый взгляд на свой планшет. — Бан Чан, через десять минут чтоб был в кабинете МРТ, без опозданий, — получив кивок от парня, женщина перевела взгляд на Хана. — А ты пойдешь со мной, потому что тут тебе оставаться нельзя. Джисон кидает последний взгляд на оставшихся в палате парней, которые неловко махнули ему рукой на прощанье. Казалось, что каждый был рад знакомству, но при этом все надеялись, что они больше не увидятся, по крайней мере в этом месте. Онкологическое отделение больницы — не лучшее место для времяпровождения, и об этом знал каждый из них. Юноша, под пристальным взглядом медсестры вышел из палаты, шагая по относительно знакомому пути. На самом деле, Хан думал, что, куда-бы его ни повели, ему бы казалось, что он тут уже был: уж слишком однообразны коридоры этой больницы. На одном из ответвлений женщина указывает Джисону верный путь, который приведет его к кабинету главврача, а сама уходит в противоположную сторону, бурча под нос не самые ласковые слова про Бан Чана. Видимо, парень так и не дошел до кабинета МРТ, что заставило Хана слегка улыбнуться. Все ребята из той палаты показались ему хорошими людьми, но с печальной судьбой. Он лишь надеялся, что каждый из них победит в этой маленькой битве, сделав то, чего не сможет он. Идя по наставлению медсестры, парень на самом деле через некоторое время сначала выходит к тем самым автоматам, с которых все началось, а позже и к самому кабинету, из которого его, он не побоится этого слова, выперли. Хотелось им назло с ноги влететь туда и влезть в разговор, заранее проверещав, что он не будет соглашаться ни на какое лечение, даже если они будут обсуждать совсем другое. Это так, для профилактики. Но в какой-то мере стеснение и воспитание Джисона просто не позволяли ему сделать это, поэтому он просто ходил от стены до стены, кидая косые взгляды на дверь и отсчитывая секунды. Что там можно так долго обсуждать, если всё и так понятно, ну или наоборот, ничего не понятно. Казалось бы, дел минут на двадцать, но его мама торчит там уже почти два часа. Через некоторое время женщина наконец-то выходит из кабинета, но, не кинув на сына даже взгляда, сразу же направляется к выходу, заставляя Джисона тяжело вздохнуть, поджать губы и направиться за ней. Не услышав от мамы ни слова, юноша понимает, что расположение духа у нее не самое лучшее, а значит ничего вдохновляющего врач не сказал. Опять. Свежий воздух наконец ударяет по лицу, давая возможность вздохнуть полной грудью. Запах медикаментов моментально выветривается, из-за чего Хан расслабленно опускает свои плечи, что до этого, оказывается, были напряжены. Темные волосы развиваются на ветру, устраивая на голове полный беспорядок, и попытки парня исправить ситуацию рукой не возымели никакого успеха. Джисон не торопясь усаживается в машину, негромко захлопывая дверь и сразу же пристегивая ремень. Было мимолетное желание открыть зеркало, чтобы исправить бардак на голове, но Хан плюнул на это, решив, что он и так выглядит неплохо. Мотор автомобиля начинает шуметь, включается какая-то станция радио, на которой уже играет популярная песня новой группы, отчего парень сразу же начинает дергать ногой в так музыки. Машина медленно выезжает с парковки на главную дорогу в сторону дома. Улицы и здания быстро сменяют друг друга, а рекламные баннеры бросаются в глаза своей красивой картинкой. — Прогнозы доктора Хона неутешительные, — Миссис Хан только сейчас сказала первые слова после того, как вышла из кабинета. — А они и до этого были такие же, — просто пожимает плечами парень, продолжая смотреть в окно, всё же не решаясь посмотреть своей матери в лицо. Он знает, что она прямо сейчас прикладывает все силы, чтобы не выдать перед ним свое истинное состояние. — Они везде будут говорить практически одно и то же, на другое можно и не рассчитывать. — Когда ты стал таким пессимистом? — Я просто реалист и смотрю правде в глаза. Устал тешить себя надеждами, — спокойно отвечает парень, не скрывая от матери то, что думает на этот счет. Он не видит смысла скрывать что-то сейчас, оставлять недомолвки, когда каждый день ты задаешься вопросом о том, не последний ли он. Женщина кидает полный грусти взгляд на своего сына, практически сразу возвращая его на дорогу. Ее губы были все покусаны до крови, но она ничего не могла с этим сделать: лучше так, чем слезы, которые ситуации не помогут. — В конце недели тебе нужно будет лечь в больницу, чтобы ты прошел обследование и у тебя взяли все анализы. — Обязательно ложиться? — хныча спрашивает Хан, вспоминая прошлый опыт. — Может, можно на дневной? Пожалуйста. — Я позвоню доктору и узнаю про это, — вздыхает женщина, даже не пытаясь уговорить сына. Она только рада тому, что он будет больше времени проводить дома, а не в больнице. — После полного обследования в течение недели придут все результаты и станет ясно, что можно будет делать дальше… — Нет. — Я даже ничего не сказала! — возмущается миссис Хан. — Тут только дурак не поймет, о чем дальше пойдет речь, — закатывает глаза парень, складывая на груди руки. — Давай хотя бы не сейчас и не в машине. Я устал. — Ладно, — ей остается только согласиться, ведь знает, что Хан больше ни слова про это не скажет. Он, честно, хочет жить, но не в том мире, где каждый вздох сопровождается болью, а кашель каплями крови, будто алыми розами.