Бесконечность

      Против смерча нет ни единого шанса, если негде спрятаться, нет шанса против бури, когда берег накрывает морская волна и стихия разносит всё в щепки. Таков разум Люцифера. Он вытеснил мой за секунды, лишив контроля над дыханием, конечностями, даже зрачками: я превратилась в марионетку чужих прихотей и желаний, каплю в разъярённом океане, что кипел из-за множества диких и опасных чувств. Демонстрация силы — заставить растения увянуть и воду в фонтане заменить на кровь — вызвала на лицах присутствующих прекрасный в своей чистоте ужас, и губы искривила торжествующая улыбка. Впрочем, одно лицо осталось невозмутимым, но Люцифер бы удивился, обнажи соперник эмоции. Тьма наполнила глаза лорда Морфеуса, и звёздные блики сообщили о готовности Сна к борьбе. Я боялась этого — что окажусь по другую сторону баррикад, — и дьявол, с лёгкостью читавший мысли, тут же отбросил намерение сжечь Царство фейри и сосредоточился на боге в изысканной иссиня-чёрной мантии. Перспектива насладиться унижением Бесконечного, поимев игрушку прямо у него под носом, выглядела в разы привлекательнее, нежели просто свернуть Титании шею. Я попробовала взбрыкнуть, однако натолкнулась на стену: Люцифер будто бы поместил сохранившиеся крохи сознания под прозрачный стакан, опрокинув его сверху и пленив меня. Морфеус медленно поднялся с кресла, плавные движения выдавали настороженность, и Денница втайне посмеялся над тем, как Правитель Грёз делает хорошую мину при плохой игре. Фейри замерли, кто-то смотрел на брюнета умоляюще, искренне веря, что найдёт защиту в его тени. Как глупо. Рука, ведомая волей Люцифера, небрежно подхватила со столика яблоко, и мгновение спустя в рот вторгся кисло-сладкий вкус мякоти. Отравленный источник не питал магией территорию. Оскверняя правила и запреты, дьявол надкусил фрукт, после чего произнёс:       — Здравствуй, Сон. Ты далеко продвинулся в расследовании.       — Светоносный, — холодно отозвался Владыка, и я поразилась выражению, с каким мужчина на меня смотрел. Люцифера это веселило. Снова послышался хруст яблока.       — О, не волнуйся, я буду нежен с Лисёнком, — неумолимо продолжал Морнингстар, желая досадить противнику. — Она такая умничка, вычислила свидетелей преступления. Знаешь, достаточно их допросить, и я выясню имя ублюдка. Нет, не этих свидетелей…       Фейри вздрогнули, почуяв дуновение подлинного, первобытного могущества.       — Титания, — голос Люцифера исторгал мёд. — Ты обчистила сокровищницу. Надо же, я ждал семь столетий, когда доберусь до твоего королевского ничтожества.       — Светоносный, — повторил Морфеус, отвлекая от женщины. — Отдай душу Элисон.       Наивный дурак. Что-то жуткое разливалось в глубинах разума, жестокость и собственничество, желание оставить себе то, что дорого другому. Никто не заберёт у Люцифера даже самую малость. Я или, вернее, похититель тела разразился утробным смехом.       — Ты не раскрыл убийство Михаила. А квалифицированный персонал трудно нанять. Ну, а теперь же…       Титания вскричала, думая, что пламя поглотит её, однако вспышки не случилось: первая же искра потухла, не достигнув цели. Люцифер попробовал опять, а затем вдруг обнаружил, что в фонтане в саду журчала вода. Не кровь.       — Что ты сделал? — насмешка сменилась недоумением и яростью.       — Ты не можешь причинить вреда, ты внутри сна, — тихим тоном сказал Морфеус. — Поскольку сейчас ты в человеческой плоти, временно замещаешь ментального двойника Элисон, я, если не возражаешь, захлопну ловушку.       Понимание пришло вместе с сумраком, проникшем в каждый уголок леса; предметы странным образом искажались и исчезали, очертания прелестной зелёной веранды расплывались под натиском густого дымного тумана. Мы оказались наедине, без свидетелей, умирающих от страха, в глубинах того, что некоторые нарекают Тьмой. В каждом мире своя тюрьма, и Царство кошмаров не исключение. Бесконечный разрастался, охватывая пространство вокруг, тогда как я стала чуть меньше ладони. Люцифер заинтересованно наклонил голову набок.       — Грёза не убьёт меня, — прокомментировал дьявол, но если Морфеус внимал словам, мне же довелось переживать впечатления. Вторженец волновался и, хотя упорно настаивал на собственном превосходстве, начинал догадываться, что не одержит абсолютную победу. Госпожа Ночь, чьё воплощение скрывалось в космической чёрной дыре, породила великолепного сына и наверняка им гордилась: лорд Морфеус являлся миражом, средоточием худших фантазий. Сонный паралич настиг оболочку, Люцифер порывался вывернуть сустав, сломать кость в наказание за бесчестные игры, но был не властен шевельнуть пальцем, — только взирал на огромное белое лицо, источник света в бескрайней бездне.       — Не убьёт, — согласился Бесконечный. — Спящие находятся под моим покровительством. Надеюсь, сейчас ты не у зеркала? Ведь всё, что нужно преступнику — это тебя съесть. А я не отпускаю незваных гостей так легко.       Шах. Мелкая, всё ещё соображающая часть меня томилась в страхе, тогда как другая, колоссальная по природе, преодолевала уязвлённое самолюбие и восторгалась мстительностью божества — нет, не божества, хотя Денница и привык думать о Морфеусе в этом ключе, — а целого мира как отражения всех существующих представлений. За миллиарды лет Морнингстар ни разу не заглядывал в него: интересоваться подобным означало бы, что второму после Создателя требовалось вдохновение, толчок к развитию, — Люцифер не собирался меняться. Сон раздувался и поглощал пространство вокруг, тихий размеренный голос исходил из каждой его песчинки, грани и аспекта. Я поняла, почему дьявол не отодвинул меня полностью, как в предыдущий раз, когда использовал в поисках Беверли Уолш, почему до сих пор не растерзал в клочья рассудок, а позволил связи работать в обе стороны, что в его восприятии было сродни милосердию. «Узри, кому отдаёшь душу, дитя», — нашептал ядовитый змей и плотно зажал в тиски, вынуждая смотреть на гигантский тёмный силуэт. — «Это даже не существо. Пора развеять заблуждения, которыми он кормит несчастных смертных». И я увидела её, древнюю силу, затягивающую, словно в болото, разумы. Голодную и одинокую, но никогда не требующую возле себя равного в возможностях, ревнивую и оберегающую. Люцифер чуть исправил направление мыслей, и вот Грёза как отблеск Вселенной начала обретать знакомые мужские черты, в которых угадывались отрешённость и безучастность. Вместо дворца — небольшая пещера в Аду, где я, Нада, рыдала и проклинала судьбу. Морфеус повернулся спиной: жалкое положение избранницы, человеческой девушки совсем не трогало его сердце. У Сна сердца нет. Он прежде всего концепция и идея. Не бог, вкушавший амброзию, чтобы оставаться бессмертным: многие боги давно погибли. В любви Бесконечного скрывалось желание втянуть глубже в себя, отделить от чуждого бодрствующего мира, а при столкновении с отказом — лишить шанса на любую другую жизнь. Ликование Люцифера перекликалось с болью и тяжестью осознания, насколько я мелкая в сравнении с лордом Морфеусом, Онейромантом, и как смешны ожидания лучшего, прекрасного будущего.       — Предупреждаю, Светоносный, — зазвучало из тьмы. — В последний раз.       — Ты просто боишься, что она выберет не тебя, — ехидно ответил Денница. — Как и все, кого ты хотел раньше.       Как странно: на линиях соприкосновения обнаружилось нечто новое. Воспоминания, которые, как оказалось, не исчезли. Из-за язвительной речи и небрежности Люцифера внутри загорелась спичка, но и её хватило, чтобы растаял морок. Это произошло внезапно, как если бы молния ударила в дерево.       «Я спала бы вечность, будь моя воля», — сказала Мардж, роняя голову на учебники. Мы битый час занимались алгеброй, за окном смеркалось, и я жутко тосковала по сну, будто по родному дому, куда нужно вернуться. А потом я спала целыми днями, потому что по пробуждении выяснялось, что друзья мертвы. Красивая рыжеволосая Ирэн, бойкая деловитая Маргарет и авантюрист Питер. Моя команда и единственная семья. Сон ограждал от помешательства и горя. Защищал. Утешал. Я искала во сне убежища от реальности, отдыхала и черпала силы, чтобы после, со временем, смело встретить неизбежное. Быть готовой спасти это царство от демонической угрозы. Разрушить ведьминский алтарь и вытащить из щупалец души Питера и Ирэн. Открыть путь для реинкарнации Мардж, Нады и Астры. Грёзы важны для людей, но прежде всего важны мне: я любила их сильнее солнца, заката и океанского солёного ветра, больше собственной жизни, поскольку считала себя порождением и орудием сна, его неотъемлемой частью. В груди потеплело, и рёбра уже не давили на лёгкие. Люцифер был недоволен, старался быстро выискать брешь, — он проигрывал партию, — но вряд ли подкуп, запугивания или принуждение помогли бы делу. Морфеус не мог помешать ментальному общению, только наблюдал за происходящим, приведя участников на своё поле. Я подозревала, что замечание о Наде его ранило, однако, разглядев вместо ужаса почитание, ностальгию и нежность, Бесконечный снизошёл до улыбки.       — Будь по-твоему, Лис, — скупо обронил Денница, позволяя также ощутить удивление из-за проявленной силы воли. В схожих обстоятельствах очень немногим удавалось отбиться. Мэйзикин, когда игнорировала приказ убираться прочь. Японская девочка, выколовшая себе глаз, чтобы победить в игре. И Сиракса, которая продолжала вновь и вновь отвергать его предложение, даже после того как попала на необитаемый остров. Список пополнился новым именем. Я слышала, а вернее, пропускала через нутро всё, о чём дьявол думал. Его стремление разыскать убийцу и испепелить врага преобладало над остальными вещами, в том числе над желанием укусить Морфеуса, потоптаться на гордыне Бесконечного; что же, Сон не будет первым, кто завладел душой и телом Элисон Коннорс, и знание этого отныне и навеки — та самая змея из библейского сада, разрушитель идиллии, дисбаланс. Я почувствовала себя испачканной из-за присутствия Люцифера. Опороченной и уже недостойной любви. Уходя, в напоминание он наследил в недрах разума, оцарапал в кровь, хотя и беззлобно, не из желания навредить. Однако всё равно больно. Шрам был отметиной, клеймом претендента, печатью на моей невинности. Из глаз хлынули слёзы. Над телом вернули контроль, — дьявол воспользовался единственным предложенным вариантом, подменив могучий пламенный дух на мой собственный, позабытый, и я почти задохнулась от жуткого переизбытка эмоций. Не только от унижения и страха. Также и горя, отчаяния, обиды, негодования, надежды…       Позвоночник выгнулся, горло разодрало криком. На какое-то время меня закрыли во чреве тьмы, словно в раковине, а потом, после череды стонов, которых не удалось удержать в груди, я обнаружила, что лежу на плоской поверхности в знакомом саду. Титания наклонилась и пристально уставилась в глаза, тогда как уверенные руки Морфеуса не позволяли отвернуть от фейри голову. «Слияния не произошло, милорд», — сообщила женщина. — «Хотя внедрение состоялось. Если не поторопитесь, она распадётся как личность». Меня сотрясала дрожь, и даже когда невидимая сила окутала плащом, отделяя от звуков, цвета и запахов, от реальности, я дёргалась в нервных судорогах, пока что-то массивное и необъятное утаскивало в неизвестность.       Последующие за этим события растянулись на вечность. Это как вернуться к исходной точке, первому воспоминанию, с которого началась жизнь. Снился дождь, и грянувший гром заставил перелезть через прутья кроватки в мамину постель. Тёплые объятия и поцелуй прогнали страх. Мы теснились в съёмной комнатушке, но я не понимала плачевности ситуации: важны были мамины колени, куда она сажала ребёнка, пока писала дипломную работу, а я играла с длинными волосами. Иногда пыталась досадить вредному соседскому коту, помочь на кухне с уборкой — взамен кто-нибудь на этаже делился сладостями, — но больше всего любила слушать истории и читать сказки. Я не особо вдумывалась, когда появлялись мужчины с кровавыми ранами, и мама по нескольку часов зашивала каждого, — со временем дошло, что это люди из криминальных районов, которые знали, к кому обращаться после неудачной перестрелки. Простой фельдшер не купил бы квартиру в Лондоне. Сын одного из преступников-игроманов, кому часто требовались медицинские услуги, стал мне почти братом; Питер ненавидел среду, в которой рос, и мечтал удрать подальше. Я же боялась оставить маму. Но судьбу предрешил удар током. И мертвецы, молившие помочь им. Призраки толпились в спальне, тянули сухие руки, разевали рты, откуда текла чёрная жижа, и не было нигде спасения, кроме угла за комодом. «Мы справимся и с этим», — часто слышала от матери, пока тыкалась лицом в складки её халата. Убиенные тоже умели разговаривать, и со временем я научилась понимать их намерения, чувства, желания. Человек привыкает ко многому. Приспосабливается. И находит избавление от проблем. Поит кровью мелкого домашнего духа, чтобы закрыть дверь для других, например, или ищет пропавших без вести, тогда как в действительности они погибли и нуждались в упокоении. Из-за перипетий я повзрослела быстро. Вероятно, на подсознательном уровне хотела разорвать связи с мамой ради её же благополучия; Сан-Франциско, особняк в викторианском стиле, богатый банкир-муж и никакой Адской кухни. Мысли занимали друзья, общие интересы и подростковые приключения. Мы были наивными и предавались великим мечтаниям. Смерть Ирэн вонзилась ножом в сердце. Не было ни малейшего представления, как встречать новый день без её весёлого стрекота. А потом пришёл Питер и взволнованно сказал, что улетает в Америку со своей девушкой. «Я никто без Рейчел», — заявил чуть ли не с порога. — «Я должен отсюда выбраться, должен защитить нашу любовь».       — Каково это? — спросила я друга, расстроенная из-за скорой разлуки. — Так сильно любить?       — Это значит жить. Дышать полной грудью. Когда любишь, всё кажется простым. Абсолютно всё, — мальчишка улыбался. — Почему я раньше не мог уехать? Носил кандалы. Смотрел на родителей, на их долги… К чёрту!       Утром в новостях сообщили о крушении Боинга. Держась за живот, я отползла в угол комнаты, куда не проникал свет солнца. Мардж тоже искала утешения, и мы пытались преодолеть эту боль вместе, однако период затишья длился недолго. Демон вырвал подругу прямо из рук. Становилось хуже, хуже и хуже, и только во снах удавалось забыть об ужасе и потерях, возвращаться в далёкое детство к маминым объятиям, согревающим в ночную грозу.       С появлением Морфеуса я вдруг осознала, что могу дышать. «Когда любишь, всё кажется простым», — в голове звучал голос Питера, в то время как глаза изучали карту преисподней. Подбить ворона на операцию, убедить Джона врубить ток, прыгнуть в пекло, столкнуть Раскоряку со скалы… И объяснить упрямцу, что вообще-то не жду благодарностей, само его существование уже награда за риски. Признаться в чувствах тоже требовало смелости, но дальше Ада ведь ничего нет, и я позволила себе раскрыться, не ожидая ни жалости, ни взаимности. Морфеус любил. Или думал, что любил. Не было времени это узнать, у нас ни на что не хватало времени, назревала война, а мы целовались в преисподней и уже строили планы на будущее. «Я должен защитить нашу любовь», — снова крик Питера стоял в ушах, когда дьявол разворачивал кожистые крылья, а потом, насмехаясь, предоставил страшный выбор. Однако страшнее погибели — видеть гибель того, кого любишь. Прикосновение чужих пальцев ко лбу и…       Я вынырнула на поверхность; навалились ощущения тяжести, надломленности и усталости, грудную клетку сдавливало, из-под ресниц сразу пробились слёзы. Пошевелиться не получалось, ну, или почти не получалось, если считать простое сгибание пальцев. Горло саднило. Пока трудно было разобрать, что происходит, но гладкость простыней, чистая ночная рубашка и отсутствие шума обещали некоторую безопасность. Со вздохом, больше напоминавшим всхлипывание, я преодолела слабость и свернулась калачиком. Тело пока не воспринимало команды, зато нервные окончания проживали собственную историю: вернулись зябкость и дрожь, неприятные конвульсивные движения мешали найти покой. «Элисон», — послышалось сверху. Нежное прикосновение знакомой руки к волосам вынудило распахнуть глаза, о чём я тотчас пожалела.       — Свет, — попробовала донести одними губами, и, к счастью, для Морфеуса не нужно было повторять дважды. Лучи солнца растворились в сумерках.       — Теперь ты у меня. Со мной.       От проникновенного тона побежали мурашки. Я ещё сжималась в клубок, когда мужчина сел на постели рядом и, наклонившись, заслонил собой. Позже обнаружила, что нахожусь в объятиях; он не отпустил, когда очередная судорога прострелила позвоночник, а кулак стиснул край мантии. Казалось, Морфеус не собирался меня оставлять на милость рефлексии, хотел вытащить из пагубного состояния, едва ли подозревая, какой стыд мог испытывать человек, которого использовали, словно вещь.       Использовали — не совсем верное слово. Ментально изнасиловали — точнее не скажешь. Я боялась поднимать взгляд, боялась увидеть выражение его лица, которое во время схватки явило бесстрастную решимость и непоколебимость в намерениях. Пока же довольствовалась тёплой близостью, отогревалась и возвращала самообладание. Морфеус терпеливо ждал, когда я сделаю первый шаг, задам вопрос или попрошу об услуге. Давал понять, что ждёт выздоровления, но я не имела представления, сколько это продлится — чувство, что меня испортили изнутри, вымарали грязью. Оно угнетало, и утомлённый разум предпочёл забытье воспоминаниям о вторжении. «Я люблю тебя», — выдохнула в шею Владыки Снов, потому что он должен был узнать правду, прежде чем тьма забрала бы душу. Узнать если не о готовности, то о желании бороться за нас, даже если Вселенная будет против.       Следующий раз пробуждение настало под открытым небом. Я обнаружила себя лежащей на коленях Морфеуса, на скамье. Брюнет лениво перебирал локоны и гладил скулы, при этом пристально глядя вдаль. Человечность из глаз исчезла, прохладные озёра сменили две чёрные бездны с мерцающими звёздами. Бесконечный космос завораживал. Мы могли бы так провести часы, в тихом уединении, наслаждаясь обществом друг друга: я бы изучала непостижимость своего бога и любовалась им. На Земле Морфеус походил на печального юношу, который утратил что-то ценное; здесь же в облике преобладала доминирующая сторона, гордыня, твёрдость и властность. И в заточении мужских рук, под подолом мантии, накинутым на нижнюю, более уязвимую часть тела, сильнее ощущалось, что я принадлежу ему. Мысль об этом вызвала прилив жара. А затем Морфеус принялся рассматривать меня, наверное, заметив, что сознание выбралось из плена сна. Но один только взгляд снова вовлёк в пучину Грёз, даже начало казаться, будто я плыву в пространстве безвременья, — странный морок, который прервался с быстрым поцелуем в лоб. К губам прислонили чашу с красным напитком: терпкий насыщенный вкус подсказал, что это гранатовый сок. Облегчение для гортани, — я и не подозревала о своей жажде и потери голоса. Рот наполняла слюна, смачивала стенки горла, Морфеус щедро поил, отслеживая каждый глоток, и вскоре забота принесла плоды.       — Спасибо, — произнесла чуть громче, чем раньше.       — Не благодари за такую малость, ты не должна, — раздался непреклонный ответ. — Люцифер…       — Не хочу про него слышать! — я среагировала резче, чем ожидала от себя, тело словно пронзило электричеством, пальцы непроизвольно вцепились в чёрную ткань. — Пожалуйста, не говори о нём…       — Конечно, Элисон.       Мужчина слегка раздвинул края мантии и в защитном жесте почти полностью укрыл мою голову, так, чтобы удавалось чувствовать лишь его. Никакого внешнего мира, солнечного дня и ветра. «Тише, любовь моя. Ты в безопасности», — звучал низкий размеренный голос. Я старалась дышать, чтобы справиться с панической атакой, но понимание болезненности не упрощало проблему. Морфеус продолжал убаюкивать мягким спокойным тембром, заверяя в надёжности своего Царства: смысл ускользающих фраз был не столь важен, как интонация. Грёза гипнотизировала и заманивала, призывала расслабиться, избавиться от напряжения и буйства эмоций, волнений о том, что не настигнет нас здесь.       — Позволь кое-что показать? — осторожно спросил брюнет, когда тревога и горе всё же отпустили. Он счёл неуверенный кивок достаточным, чтобы, не прикладывая усилий, поднять меня и, удерживая в объятиях, приблизиться к балюстраде балкона. Я замерла, впитывая очарование раскинувшихся внизу земель: белоснежные горы на горизонте, луга, леса, дома с красной черепицей на крыше, которые находились за широкой рекой, опоясывающей дворец. Но больше всего поражали каменные руки, служившие подъёмниками для моста. Они выныривали из воды, когда появлялись корабли.       — Ты в самом сердце Сна, — мягко произнёс Морфеус.       — Оно невероятно красивое, твоё сердце, — хрипло ответила хозяину владений. С высоты птичьего полёта мир выглядел гармонично и изысканно, сочетав сказочное средневековье с элементами эпохи Возрождения. Я вдруг поняла, что все старания и муки, безрассудство, отчаяние, риски были не зря; ради такой чудесной, но хрупкой мечты стоило отказаться от души, заключить контракт. Слёзы высохли. Мы могли двигаться вперёд, не ссылаясь на прошлое, не жалея о боли и неудачах, ведь именно благодаря этой жертве удалось защитить главное, — хотелось передать мужчине и сказать ещё о многом. Но мысли путались, а от переизбытка чувств быстро пришло утомление. «Прости», — шепнула я и прислонилась щекой к груди Морфеуса. Наверное, он представлял иначе пребывание девушки в его Царстве.       — Ты ранена и потрясена. Отдых будет лучшим решением.       В глазах померкло, буквально за секунду реальность растаяла, остались только неясные впечатления от прикосновения ладоней к моему лицу. Дрёма приняла воплощение кокона, тёплого убежища. Длительное состояние комфорта помогло разуму очиститься, и просыпалась я уже не разбитой, как раньше, а вполне собранной и даже довольной.       Большую часть обзора занимала кровать под балдахином цвета лазури. В комнате преобладали оттенки синего и приятные песочные. Сводчатый потолок поддерживали изящные колонны. В обстановке не наблюдалось помпезности, свойственной стилю барокко, который предпочитали богатеи и жадные до власти короли, — нет, в покоях могла бы жить мифическая богиня. Спальня напоминала святилище. Взгляд пал на уголок с камином из светлого камня и двумя креслами, там же располагался и высокий книжный шкаф. Я с осторожностью покинула постель, чувствуя, что твёрдо на ногах не стояла, и проверила содержимое полок. Краска ударила в лицо, а на губах непроизвольно расцвела улыбка, когда на корешках изданий обнаружила хорошо знакомые, любимые произведения, — собственно, смущение также сопровождала мысль об отсутствии нижнего белья под сорочкой, пускай и длинной. Очевидно, Морфеус потратил время на воссоздание комнаты, которая бы мне понравилась, на выбор литературы и, наверное, чего-то ещё, о чём я не догадывалась. Это проявление заботы глубоко тронуло. Лестница уводила на второй этаж, где была размещена ванная: весь следующий час прошёл в золотой купальне, в воде, которая вкусно пахла древесным ароматом. Хотелось привести себя в порядок. И не потому что подверглась ментальному нападению, — просто препятствия, наконец, исчезли, и, оглядываясь вокруг, я начала понимать, что Владыка Грёз скоро возжелает большего, чем невинные поцелуи и тихие разговоры. Морфеус уже сделал намёк. Признаться, грядущее волновало. Даже несколько пугало. Я не состояла в отношениях с мужчинами, а знание основ едва ли бы спасло от моего унижения и разочарования с его стороны. «Ладно, хватит ныть. Будь храброй, это не сражение с герцогами Ада, а всего лишь секс. Никто не умирал от первого секса», — журил внутренний голос.       Гардероб сильно удивил разнообразием нарядов, как лёгких повседневных, так и вечерних. Здесь прослеживались не только мои предпочтения, но и самого хозяина. Ткани приятно ощущались в руках: хлопок, лён, атлас, бархат, шёлк, кашемир, — всё было очень дорогим и красивым. Я надела неброское платье, какое смогла найти, цвета пыльной розы, и отправилась исследовать территорию: в голове почему-то возникла ассоциация с золушкой, затем — с француженкой и чудовищем. Правда, владения Морфеуса отличались от проклятого замка. Забредя в зал с каменным фонтаном, я зависла на добрый десяток минут. Несмотря на мрачноватый шарм из-за нехватки освещения и холодного мрамора, место оставляло неизгладимое впечатление. На витражных окнах были запечатлены сцены из фантастических историй, экзотические растения произрастали из сосудов, расставленных тут и там по периметру. Фонтан же, казалось, не имел дна: струи падали в мерцающую бездну и оттуда же возносились.       — Здравствуйте, мисс Коннорс, — раздался позади женский голос, и я, вздрогнув, обернулась. Люсьен не изменилась с последней встречи. Пронизывающие умные глаза, деловой костюм и очки. Вот уж не думала, что возрадуюсь её появлению.       — Элис. Просто Элис, пожалуйста.       Остроухая немного расслабилась, получив карт-бланш.       — Как вы себя чувствуете? — спросила она, окидывая внимательным взглядом фигуру.       — Как… после воскрешения? — пожала плечами. — Лучше.       — Если что-нибудь понадобится, скажите мне. Или Мэттью.       — Спасибо, но… всё хорошо. Не стоит беспокойства.       Прозвучало крайне неубедительно.       — Милорд дал знать, если пожелаете его увидеть, дворец сам укажет направление. Но должна предупредить, сейчас он работает. Возникли некоторые проблемы, требующие его личного участия, — сообщила Люсьен строгим тоном.       — Я понимаю, — кивнула в ответ, надеясь, что все в этом Царстве однажды примут тот факт, что нет никакой нужды водить смертную за ручку. В конце концов, мы с Мэттью прекрасно сориентировались в преисподней, так с чего бы вдруг теряться в краях Грёз? И Морфеус не позволил бы девушке заплутать, по известным причинам.       — Элис, вы можете поговорить со мной. О чём угодно, — добавила Люсьен уже мягче. Это напомнило утро в Новом Орлеане, когда я босиком топала от кладбища до отеля: Джон с Чезом чуть с ума не сошли. Конечно, поступок Барона Субботы по масштабности не сравнить со вселением Того-Кого-Я-Отказывалась-Называть, однако после сделки с лоа потребовалось время на психологическое восстановление. Как Чендлер терпел присутствие ангела, загадка.       — Вы пережили травму, — объяснила женщина. — Вам нечего стыдиться.       Наверное, на лице отразилась какая-то эмоция, проблеск ужаса, поскольку остроухая шагнула вперёд и с жалостливой улыбкой выдала:       — Иногда в библиотеке мы устраиваем чтения. Присоединяйтесь. В любое время.       — Книги. Да, книги помогут.       Мы некоторое время пялились друг на друга, угодив в неприятную и неудобную ситуацию, когда хочется продолжить беседу, но представления не имеешь, от какой точки отталкиваться. Люсьен каждое появление в Грёзе воспринимала скептически, однако доверилась, прислав с вороном несколько граммов песка. Нам ещё предстояло познакомиться как следует.       — А где собака? Уилл? — я решила отвлечь библиотекаря от негативных мыслей, да и прогнать собственные. Эльфийка была права: одним купанием не исправить плачевности состояния. Я могла рассчитывать на время, на друзей. И на Морфеуса.       — Ох, этот проказник погрыз всю мебель, — посетовала Люсьен. — Он на Поляне Скрипача, вероятно.       — А-а… Ничего, если я погуляю по окрестностям? И поищу Уилла?       — Милорд не устанавливал прямых запретов. И смею заметить, ему бы понравился ваш… энтузиазм, — женщина выдержала паузу, чтобы подобрать правильное слово; во взгляде сквозило редкое веселье. Вероятно, романтические отношения всё же нашли одобрение. Люсьен стояла на страже интересов хозяина, и поневоле её образ получил плотную связку со стабильностью Царства Снов.       Поляна Скрипача устроила радушный приём. От благоухания цветов и тёплого ветра, танца бабочек и переклички птиц, порхавших над кустарниками, сделалось вольготно и спокойно, — то же я испытывала после спасения Роуз Уокер: мы с Морфеусом горячо обсуждали судьбу малыша Дэниела и странное поведение одного из кошмаров. Вдали у леса виднелся водопад, а в противоположной стороне — благоустроенный сад с мощёными дорожками и дендрарий. Щенок нёсся навстречу маленьким ураганом, высунув язык и размахивая ушами. Наконец, впервые за столько дней я от души смеялась, пока тискала животное, обрадованная, что Уильям из-за моего вынужденного отсутствия не исчез. Мы играли в догонялки, когда с неба спустился ворон. Мэттью прилетел с задания и о случившемся узнал во время отчёта. Победа Морфеуса вдохновила вестника, пернатый не умолкал. Сыпалось сотни предложений, чем заняться, пока «босс не вызвал на ковёр», от посиделок в пещере Евы и развлечений с горгульей до поиска мантикоры, о которой ходили легенды. Я не успевала с вопросами, друг тараторил, как заведённый. Беседа прервалась с остановкой у парадных дверей, охраняемых драконом, пегасом и грифоном. В очередной раз поразило нервное замыкание, возмущённое: «Чёрт, почему никто не сказал, что у Морфеуса есть дракон?» грозило вот-вот вырваться. Мэттью, конечно, привык к местным обитателям, а вот мне, воспитанной на книгах Толкиена и Роулинг, было нелегко. К большему восторгу привело хвастовство огромных крылатых стражей, поклявшихся, что одолели в состязании прочих своих соплеменников ради лорда Сна. Владыка наделял их могуществом, когда возникала опасность и у врат появлялись боги, которых на аудиенцию не звали.       Грёзы имели замкнутую экосистему и были от других миров обособлены. Настолько, что, если судить по рассказам, Король столетиями не покидал владений. Здесь вели календарь, отличный от нашего, даже дни называли иначе. Погода полностью зависела от настроения бога. «Как обстояли дела в Яви? Недавно громыхало, я начал переживать, что ты снова ввязалась в передрягу», — обронил ворон. Мы двигались по мосту через реку, где сновидцы, не обращая внимания на окружающих, предавались мечтаниям и любовались природой. Щенок следовал по пятам.       — Я и передряга синонимы, — ответила птице, стараясь придерживаться весёлого настроя, пусть и немного напускного. Картина расчленённого мужчины в доме Беверли, пророчества Одина, грязь, кровь постепенно утрачивали силу. Я не оправилась, но очень хотела прогнать призраков.       Трудно представить, каких-то полгода назад всё лежало в руинах. Морфеус проделал блестящую работу: не наблюдалось ни малейшего признака трагедии. Окольными тропами ворон вывел к лесу и дикому лугу, пообещав познакомить с первыми сынами человеческого вида, которые на поверку оказались Каином и Авелем. Жили они в чудных особняках, построенных на островке посреди озера. По словам Мэттью, их компания, с Мервином и Евой в придачу, часто устраивала чаепития. Подразумевались, конечно, отнюдь не невинные мероприятия, но ребятам нужно было иногда выпускать пар. Нашего появления Тыква не замечала, ровно как и сигналы одного из братьев, который пытался садовника предупредить.       — У босса новая пассия. Ну, она по крайней мере лучше предыдущих, особенно той ведьмы. Как её…? — восклицал Мервин, уперев руки в бока.       — Привет, — сказала из-за спины, вынудив его от неожиданности подпрыгнуть. Разрезы рта расширились. Голова-овощ выражала на удивление богатый спектр эмоций.       — Вы Элисон? Та самая, что сразила демона и спасла хозяина? — с наивной улыбкой спросил мужчина.       — Авель! — сердито закричал второй. — Болван, это невежливо!       После чего с достоинством произнёс:       — Я Каин, и для меня честь пригласить вас в Дом тайн, мисс Элисон.       Он был выше ростом, плечист, и хотя демонстрировал приличные манеры, на дружелюбного простачка не смахивал.       — Дом секретов к вашим услугам, — скороговоркой сообщил Авель, пока я не успела принять предложение. Конкуренция настораживала. Если у этих двоих возникли проблемы, почему впутывали посторонних?       — Можем устроить пикник на улице, — ответила им, не желая давать повод из-за пустяка раздувать конфликт. — Погода отличная.       — Согласен, — поддержал Мэттью. — Сегодня босс в необычайно хорошем расположении духа.       — Нетрудно догадаться, почему, — ввернул Каин, но тему развивать не стал, схватил брата за локоть и утянул во дворик. Садовник же многозначительно пялился.       — Приятно снова тебя видеть, Мервин, — с ухмылкой бросила Тыкве.       — Надеюсь, гром не грянет, — загадочно произнёс он и направился за остальными. Ворон собирался прокомментировать поведение друга, однако передумал и закрыл клюв.       Через минут десять за поеданием угощений ситуация нормализовалась. Авель травил байки, особенно всем зашла история, когда при очередной атаке на границы Люсьен надела чёрный плащ, и вторженцы, решив, будто Владыка вернулся, быстро унесли ноги. Я не могла не отметить, как сблизили ребят испытания. Этот период выживания длиною почти в сто лет изменил их взгляды. Но, пожалуй, пальцы сжимали чашку чересчур сильно, да и собственные мысли отвлекали от мирной беседы, потому что Каин внезапно выпалил:       — Однажды меня отправили с посланием к Люциферу. Потом неделю провалялся в беспамятстве. Жуткий тип!       Я поражённо уставилась на хозяина дома.       — Братец сочувствует вам, — поспешил разъяснить Авель.       За столом повисла тишина. Мужчина оглядел присутствующих и понял, что сболтнул лишнего. Недоволен был и Мервин, судя по кривизне рта. Ворон больно впился в плечо когтями, и только благодаря этому удалось взять себя в руки.       — Извините, я не хочу слышать про дьявола.       — Да, мисс Элисон, моя вина, — тот с сожалением кивнул, признавая ошибку. Троица попыталась сгладить неловкость момента, начав обсуждение строительства, ответственность за которое лежала на Тыкве, и вскоре над незадачливым садовником потешались все, кроме Каина. Он продолжал наблюдать внимательным изучающим взглядом за реакцией на происходящее: общий смех вызывал деланную, подчас вымученную улыбку.       Упоминания имени было достаточно, чтобы выбить из-под ног почву. Наверное, стоило поступить, как Беверли, врезать по напыщенному лицу, расцарапать кожу и спустить самовлюблённую тварь с вершины пищевой цепи, или… Мерзкая гнилая идея, но я не отвергла её и позволила ядовитому бутону распуститься: идея привести врага человеческого в лапы фейри захлестнула воображение. Отныне клятвы не имели значения: доверием воспользовались, телом воспользовались, — почему я вообще должна была помогать ублюдку? Разве мы недостаточно страдали? Предстояло ещё выяснить, какая деталь механизма сломана. Денница бы не ушёл просто так.       Задор немного остудил ветер, прилетевший со стороны дикого леса. Существовали ли до Земли километры? Конкретное расстояние? Через какой промежуток времени Морфеус попросил бы вернуться в Лос-Анджелес? Или, наоборот, пожелал бы оставить здесь? Привыкла бы я к дворцу, к Люсьен, к спорящим братьям? К драконам? Та маленькая часть внутри моего сознания, напуганная монстрами у постели, зашевелилась и подняла голову — ребёнок, за которым охотилось зло. У большинства в Яви есть ценные вещи, важные цели и заветные мечты. Я к большинству не относилась. Мысль о порывании с реальностью выглядела соблазнительно.       — А что там находится? — спросила у Мэттью, указывая на тёмную полосу на горизонте.       — Территория кошмаров. Не рекомендую посещать, место жуткое.       — Неужели? — прошептала в ответ.       Таинственный лес служил воплощением иной грани личности Морфеуса, и только из уважения к новым знакомым я дождалась окончания чаепития: душу опалило желание неизъяснимого и опасного, острого, греховного. Дежурные фразы, слова признательности за тёплый приём, обещания наведаться, — и вот мы с вороном выдвинулись в путь, правда, не в обратном направлении, на чём настаивал пернатый. За озером, в центре которого над водной гладью возвышался остров Каина и Авеля, пролегала незримая линия, за которой раскинулось нечто непохожее на всё увиденное ранее. С каждым шагом сердце колотилось быстрее. Солнце едва касалось верхушек деревьев, опутанных седой паутиной, тропа обрывалась. Там, за чертой, гостей не ждали.       — Ты не полетишь за Муфасой?       — Ох, Элис, я скучал по твоему юмору, — прокаркал Мэттью. — Должен предупредить, хотя это не чёртов Ад, я боюсь, как бы ты не упала в обморок.       — Говоришь так, будто плохо знаешь меня.       — Напротив, я отлично понимаю, что ты пытаешься сделать. Поэтому буду держаться рядом.       Проницательные глаза-бусины задели натянутую струну. Из груди выплеснулся шумный вздох. Не стоило забывать, в птичьем теле пряталась человеческая душа. Действительно, кто, как не он, способен был прямо высказаться о проблеме и назвать её источник. Правда заключалась в намерении перебить жуть другой страшной вещью, клин клином, по старому выражению, а именно — столкнуться с тёмной натурой правителя этого царства и пропустить через себя мощь Кошмара. Я медленно побрела к сумрачному густому лесу. Мэттью шёл сзади на своих двоих. Вскоре кроны сосен и елей полностью затмили небо. Кое-где встречались овраги. Сквозь заросли порой чудились светящиеся огоньки, и спустя долгие минуты блужданий по чаще, наконец, открылось, что это место воплощало страх потерявшейся жертвы, за которой охотились хищники. Огромная паутина предупреждала о размерах восьминогих создателей, но они решили пока не появляться либо терпеливо ждали, когда сновидец угодит в сети. Почему лес располагался близко к сердцу Грёзы? Как работала география? Соответствовала ли подлинной натуре Морфеуса, подчёркивая стремление вовлекать в себя разумы спящих? На миг я представила его как паука, спускавшегося по серебристым нитям, и ощутила, помимо инстинктивного испуга, азарт, жар и тяжесть внизу живота. Как бы он поступил, очутись я в паутине, одной из многих, что окутывали стволы и ветки? «Всё нормально, Элис?» — взволнованно спросил ворон. Что же, Мэттью не всегда отличался сообразительностью. Но и признаться, почему вдруг прислонилась к сосне со сжатыми кулаками, не было вариантом. Нормально ли вообще фантазировать о чём-то подобном?       — Давай вернёмся во дворец?       Нет, не потому что дремучий лес впечатлял Красную Шапочку. Просто Шапочка принялась искать Волка, а это ломало канон. Крылатый друг, скорее всего, уловил перемену, поскольку предпочёл болтовне глухое молчание. Случившееся ни коим образом не затрагивало Мэттью, и он не имел права на любопытство.       — Босс приглашает на ужин, — сообщил, когда мы подходили к массивным вратам под тремя башнями. — Он даёт время подготовиться. Дорога из покоев будет одна и приведёт прямо к месту назначения.       — Постой, — попросила его, когда ворон собирался взлететь. — Спасибо за… за всё.       — Вам обоим нужно разобраться с этим, — отозвалась птица на удивление серьёзным тоном. — Обоим, слышишь?

***

      Я потеряла уверенность, когда приплелась в красивую спальню. Она, по правде говоря, легко нашлась в длинных коридорах, хватило только воображения комнаты, и нужная дверь возникла, как по волшебству. Пауза затягивалась: взгляд бесцельно пробежал по книжным полкам, камину, трюмо и, конечно, большой кровати, — меня охватывало смущение, стоило подумать, что ужин в итоге окажется не совсем ужином, ведь боги питаются энергией, не едой, а Морфеус по иерархии выше бога. А потом руки потянулись к платяному шкафу и извлекли наряд, который запомнился, когда выбирала одежду в начале дня: атласное платье, расклешённое от линии колен, обрисовывало талию, а мятный цвет не требовал сложных дополнений к образу. Я потакала желанию мужчины видеть меня в чём-то подобном. Хотел ли он развить тему, поднятую в присутствии Титании и Оберона, когда обрушил мир тремя необычными словами «невеста Сна из Бесконечных», или отложил бы вопрос до лучших времён? Зеркало отражало смертную оболочку, не душу, ментального двойника, а исключительно кожу поверх мышц и костей, блестящие глаза и растрёпанные после прогулки волосы.       «Надо же, Морфеус действительно меня похитил», — засмеялся внутренний голос. — «И весьма эффектно».       Сперва привёл к фейри, где условия дозволяли существовать во плоти, а потом сюда, не затратив на перемещение силы. Сомневаюсь, что выдержала бы путешествие прямиком в Грёзы без попутной остановки. Интересно, как долго разрабатывали план? Фейри не особенно удивились дьяволу в их владениях, вероятно, Морфеус уведомил королевскую чету о замысле, и они решились на игру, так как, будучи вассалами, по-настоящему не имели выбора. Тот-От-Кого-Я-Отреклась не любил делиться. Правитель снов понимал, что сделка не состоится, в отличие от дурочки, которая верила на слово.       Ладно, я облажалась.       У этой победы горький вкус. И мне ещё предстояло собрать себя по частям.       Морфеусу нравился комфорт, и свечи в канделябрах вместо электрических ламп, и символы власти в деталях интерьера: на спинке кресла фигурировало изображение шлема. В вечернем полумраке мужчина выглядел загадочным и сильным, но глаза излучали мягкость и заинтригованность. Оставалось надеяться, благодаря платью и простой элегантной причёске я не выглядела жертвой произвола и насилия, и жалость — вовсе не то, на чём мы начали бы строить отношения.       — Должна предупредить, я ходила на слоновье кладбище.       — В моём Царстве нет слоновьего кладбища.       На лице проскользнуло замешательство.       — Это из «Короля льва», — объяснила богу, не сумев удержаться от улыбки. — Маленький львёнок вопреки запретам бегал на соседнюю территорию к гиенам.       — Зачем он это делал?       — Любопытство. Желание побороть страх и впечатлить отца.       — Ты можешь исследовать мои владения. Всё, что не причинит вреда, открыто, — убеждённо заявил Морфеус и плавным жестом предложил сесть за стол. Я воспользовалась приглашением, и мы устроились друг напротив друга в окружении блюд из овощей и запечённой рыбы, лёгкой закуски и нарезанных фруктов на десерт. Ничего тяжёлого для желудка.       — Мэттью сказал, тут где-то есть мантикора, — я решила задать темп беседы.       — Во владениях кошмаров, в подземелье.       — Покажешь?       — Нет необходимости меня впечатлять, — ответил приглушённым тоном, сложив домиком ладони.       — Просто я слабо представляю, как сочетаются лев и скорпион. Кто вообще придумал мантикору?       — Людей всегда вдохновляли сны. Создать это существо их сподвигла опасность погибнуть как от когтей, так и от яда. Сейчас животные мало кого напугают. В бодрствующем мире больше не принято бросать рабов в яму с хищниками.       Моя рука замерла возле тарелки с шампиньонами, фаршированными сыром, и потянулась к бокалу с вином. Разговор явно свернул не туда, хотя я старалась контролировать течение. Напиток ощущался на языке пряно и помог растерянности поубавиться.       — Ещё я познакомилась с Каином и Авелем. Но они не похожи на сны.       — Они не сны, — произнёс Морфеус деликатнее. — Я пригласил их в Царство, когда братья умерли. Убийца и первая жертва. Бесконечная череда жестокости и сожаления.       — А Ева? — спросила, припомнив, как ворон пару раз обронил это имя.       — Мечта Адама об идеальной женщине.       — Значит, первая женщина здесь, в Грёзах, появилась раньше, чем в саду Эдема? — уточнила я с изумлением и восхищением, хватая за хвост промелькнувшую мысль, что брюнет переплюнул самого Яхве.       — Я очень древний, Элисон, — с достоинством сообщил бог, чуть-чуть приподнимая уголки губ, а затем поправил: — И Ева не первая, а лучшая форма первой. Та, кем настоящая не стала.       Взгляд опустился на щедро накрытый стол, хрустальный графин, спелые, сочащиеся соком ягоды. Гармоничное оформление, уютный обеденный зал в стиле средневековой неоготики, разноцветные витражи, встроенные в каменные стены, высокие свечи в бронзовых изящных канделябрах — всё это ошеломляло и почему-то возвращало к чувству своей неуместности. Наверное, так влияли переживания из-за слов Морфеуса, когда в Мексике он сравнил прошлую версию меня с нынешней.       — Теперь я лучше, чем… когда была без души? — вырвалось абсолютно нечаянно.       Мужчина выглядел слегка потрясённым, маска самообладания дала тонкую трещину.       — Прости. Это всё шторм в голове. Я едва сочиняю предложения. Трудно сосредоточиться.       — Стоило ожидать, — донеслось без осуждения в тихом размеренном голосе. — Разум пока не приспособился к взаимодействию с душой.       Видели ли серебристые глаза внутренний надрыв? Морфеус не торопился со вскрытием, он будто ждал следующего шага, когда я наберусь смелости извлечь из груди сердце и преподнести, словно языческому идолу древности, на алтарь для принятия или растерзания.       — Эмоции наталкивают на странные идеи, — к хриплому признанию присоединилась тонкая улыбка. — Ты со мной намучаешься.       А затем мы позволили уютной тишине наполнить пространство. Владыка снов расслабился в кресле, вытянул вперёд ногу, а другую подвернул. Светлое лицо обрело мягкое задумчивое выражение. Я, наконец, приступила к ужину, добралась до шампиньонов и жареной сёмги, по которым желудок плакал вот уже минут десять. Еда была невероятно вкусной, хотелось продлить наслаждение и попробовать из каждого блюда. Придвигая керамическую плошку с крем-супом, вдруг поймала у мужчины проблеск удовлетворения. «Ладно, ты победил, но кофе всё равно вне конкуренции», — сказала ему, посмеиваясь. Морфеус разделял настроение, судя по углублению складок вокруг рта. Любая отвлечённая беседа ощущалась помехой, и правитель снов предпочитал молчание, поскольку, хотя присутствовал в зале, распространял внимание и на другие объекты во Вселенной. Я находила это любопытным. Взгляд серо-голубых глаз становился осмысленнее, когда сосредотачивался на моей фигуре, но чаще он обращался к далёким далям и терял интенсивность. «Ты здесь и везде», — сказала мысленно, искренне считая особенность Бесконечного захватывающей и очаровательной. Возможно, проносилось в уме, Морфеус бы не услышал, что я ценила время, проведённое вместе, поскольку знала, как сильно он занят. Трудно и нелепо изобретать тему для светской беседы, когда хотелось просто любоваться строгим чёрно-белым обликом.       Резкий наклон головы спугнул и смутил: обманчивую безмятежность бога вмиг сменило раздражение, точёные скулы заострились, а нос обрёл сходство с клювом.       — В чём дело? — аккуратно спросила. Мужчина моргнул, прогнав опасное чувство, и низким голосом произнёс:       — Сновидец требует явиться на зов. Как дерзко. Возомнил, будто я дух-помощник, который удовлетворяет запросы смертных.       Морфеус медленно выговаривал каждое слово. Под ледяным настилом кипела злость, и брюнет умеючи её сдерживал. Тени покачивались из стороны в сторону в такт свечному пламени.       — Откуда простому человеку известно о Бесконечном? Стоп, а вдруг он чародей, как Бёрджесс? — я старалась подавить волнение.       — Нет, — отрезал Владыка снов. — Ко мне взывает Латиф-аль-Фасих, эмир города Бурайда.       — Ого! А где это, в Саудовской Аравии?       — Угрожает выпустить на волю джиннов, если проигнорирую. Порой люди не чувствуют, когда нужно остановиться.       Шантаж. Вот и выискалась причина гнева: Морфеус бы не отреагировал на ещё одного богатого избалованного идиота, каким-то образом заполучившего сведения об антропоморфных созданиях, однако вопрос касался защиты других невинных, кто пострадал бы от злых духов. Джинны, хотя и считались низшими среди демонов, доставляли много неприятностей. Эмир явно не имел представления, во что ввязался.       — Если решишь ответить, можем сходить вместе. Не обязательно прерывать свидание, — я отправила озорную улыбку в надежде, что авантюра понравится моему мрачному повелителю.       — Ты думаешь? — Морфеус слегка прищурился. — Хорошо. Человеку повезло сегодня.       Мы покинули стол. Походкой, на удивление быстрой и твёрдой, он преодолел расстояние до высоких дверей зала. Снаружи оказались просторные покои в антураже мусульманского востока: вязь и сложные узоры на стенах, арки, диван, обитый золотой тканью с бахромой, красивый блестящий табурет вместо обычного стула. Я с изумлением оглянулась назад, но увидела только зеркало размером почти до потолка. Тогда же заметила, что мои щёки зарделись, наверное, из-за выпитого вина. Незнакомец, ожидавший Владыку снов, рассыпался в любострастной похвале: и ведь не усомнился, кого здесь встретил! Латиф-аль-Фасих оказался мужчиной сорока лет, с ухоженной короткой бородой и густыми бровями. Морфеус на правах хозяина занял диван и едва уловимым жестом указал на место по правую сторону, куда я могла присесть. Табурет определённо считался лучше, нежели лежавшие вокруг подушки, которые предназначались для менее важных гостей. Если эмира и оскорбило пренебрежение, он мудро проглотил это.       — Послы со всего мира приезжают в Бурайду, чтобы узреть чудо, а затем возвращаются к президентам и монархам с рассказами об идеальном городе. Бурайда возвысилась над Мединой и Меккой, над соседними Эмиратами, а города западных стран вовсе кажутся отсталой цивилизацией. Я воззвал к вам, султан снов и кошмаров, как владыка к владыке, поскольку мне Аллах даровал власть над красивейшим городом, а вам — над вещами, которых не было и никогда не будет в мире людей, — красноречиво объяснил Латиф.       — Почему я не должен уйти сейчас же, забрав с собой маленьких вредителей, а также воспоминания о нашем разговоре? — скучающе спросил Морфеус, давая понять, что успел отобрать единственный туз в рукаве. Я прикусила губу, пытаясь скрыть восторженную улыбку.       — У нас, арабов, есть сказка про мальчика, заманившего джинна в бутылку.       — Джинн был глупым и одиноким. Я не таков, — сухо произнёс Бесконечный, и мы пересеклись взглядами, после чего бог выдохнул: — Советую быть осторожнее, Латиф-аль-Фасих.       — Я хочу заключить сделку. Бурайда — город волшебства и технологий двадцать первого века. Это средоточие роскоши, великолепной архитектуры, это святилище искусств! Нигде больше вы не найдёте изобилия лакомств, специй, мёда и лучших вин. Но так было не всегда. Я помню Бурайду обнищалым краем, местом вечного траура, помню стенания, плач и преступников на базарах. Когда-нибудь всё вернётся, и люди снова начнут голодать и убивать друг друга за кусок хлеба. Память смертных недолговечна. Пески поглотили многие государства древности, и теперь никто не знает, что существовало две или три тысячи лет назад.       — И что же я могу для тебя сделать? — Морфеус отозвался прохладно.       — Я, эмир Латиф-аль-Фасих, предлагаю купить этот город.       — В обмен?       Дальнейшее ускользнуло от воспринятия. Вокруг потускнело, и лицо Бесконечного приобрело алебастровый цвет, в то время как мужчина принялся заикаться и переминаться с ноги на ногу. «Прошу прощения», — изрёк араб, стыдясь поднять голову. В его сне явно произошло ещё какое-то событие.       — Очень хорошо, — голос Морфеуса источал тихую ярость. — Бурайда не погибнет в песках. Я обещаю вечную жизнь грёзам о твоём городе.       — Этого достаточно, повелитель, — эмир кивнул и поклонился.       Перед нами возникла прозрачная запечатанная бутыль со зданиями в миниатюре под стеклом. По соседству с глинобитными домами располагались небоскрёбы, их опоясывали трассы, улицы, зелёный парковый комплекс и беломраморные мечети с сияющими куполами.       — Прелесть, — я не удержалась от комментария.       — Можешь взять себе, — небрежно сообщил брюнет.       — Правда?       — У меня нет привычки коллекционировать творения.       — Крайне искусная задумка и исполнение. Город в бутылке, надо же! — воскликнул собеседник с широкой улыбкой, но был жестоко прерван.       — Твой сон окончен, Латиф.       Фигура странного человека растворилась в воздухе. Я притянула сувенир ближе, чтобы подробно рассмотреть новый культурный центр Саудии: внутри блуждали крошечные люди, или, вернее, представления о жителях, населяющих Бурайду. Однако если мечты о градостроительных достижениях остались у меня, что будет делать эмир, когда проснётся? Как управлять своей же землёй без понимания, к чему должен привести прогресс? А между прочим, в комнате стало на порядок темнее. Всё золотое и яркое размыло. Морфеус не торопился с объяснениями: чувствовалось, он испытывал определённую степень недовольства. И называть причину на этот раз не собирался.       — Тебе нужен отдых, — произнёс спустя целую минуту, а после взмахом руки сотворил небольшой огненный шар, который подлетел к зеркалу. — Следуй за пламенем, он проводит до покоев.       Стоило, конечно, прислушаться, Бесконечный не любил повторять дважды. И похоже, я действительно устала, если проморгала момент, когда сновидец рассердил бога — беды ничего ведь не предвещало. Если Морфеус намеревался скрыть мрачное настроение или пытался защитить от знания, каким он мог быть в период грозы и бури, что же: соперником гордыни выступало моё врождённое упрямство.       — Как поступают гаремные девушки, когда хотят поцеловать султана? — спросила полушёпотом, зорко наблюдая за реакцией. Костяшки пальцев напряглись, в темноте глаз зажглись звёздные точки. По правде, власть над ситуацией принадлежала лишь ему одному, мужчина бы разрушил сон и отослал меня в любое время, не дожидаясь согласия, однако, задав вопрос, я заполучила безраздельное внимание.       — У рабынь нет подобной привилегии. За дерзость пришлось бы заплатить жизнью.       Это говорил кошмар.       Сердце замерло, по телу разлилось предвкушение чего-то особого, важного.       — Хорошо, — выдохнула я, подбираясь к неподвижному силуэту. — Моя жизнь уже принадлежит султану.       — Элисон… — сорвалось предупреждение, но поскольку Морфеус не тронулся с места и даже не отклонился, найти его губы оказалось удивительно просто. В поцелуе таилось желание не только выразить благодарность, но также принести счастье. Я касалась мягкой прохладной кожи робко и почти целомудренно в надежде, что замкнутый рот примет ласку и брюнет снимет оборону. Он всё ещё держался неприступно, как статуя, которую Пигмалион жаждал пробудить любовью. Терпел, когда наигралась бы и прекратила свои действия. Суровый взгляд на белом лице отпугивал.       Проблема заключалась в том, что я не играла.       — Послушай, давай не будем притворяться, будто кошмара не существует. Это часть тебя. И, если честно, — а я за честность в отношениях, — сейчас мне нужен правитель кошмаров гораздо больше, чем король добрых снов.       В ответ мужчина шевельнул головой, правая рука чуть согнулась.       — Я не знаю, какие подобрать слова, и не уверена, поймёшь ли…       — Чего ты хочешь? — раздалось требовательно.       Мы стояли у самой границы.       — Чтобы ты стал не только моим богом, но и моим дьяволом, — вскрыла последние карты. — Цель кошмара — освобождение от былых страхов, так ведь? Прогони его. Говорят, только дьявол может победить другого дьявола.       Морфеус преобразился, будто на него снизошло откровение. Отчуждение уступило торжеству и неистовству.       — Там, в лесу за озером я искала тебя, — выдавила через силу, чувствуя, как уязвима под напором его интереса. Длинные пальцы быстро схватили мой подбородок, и мужчина слегка наклонился вперёд, изучая и впитывая влечение, растерянность, смущение, восторг, тревогу.       — Мы можем начать сейчас, — обронил он твёрдо.       — Сейчас? — повторила в смятении, до конца не осознавая, что подразумевалось под этим. — Да, хорошо.       — Храброе дитя, — Морфеус допустил улыбку, разглядев акт доверия.       В Грёзах путешествие целиком зависело от воображения, а не расстояния. Стены с каллиграфическими узорами, расписной ковёр, бахрома и мебель исчезли по воле их создателя; со всех сторон обступали еловые заросли и сосны с натянутым на кору мхом. Я находилась в чаще одна в свете позднего заката, по-прежнему в платье, как заблудившаяся принцесса. Паутина угрожающе колыхалась на ветру. На раздумья времени не дали: лес жалобно сотрясся от громогласного рёва, и солнце погрузилось ещё глубже за горизонт. Казалось, всё вымерло в радиусе десяти километров, остались мы с хищником. Тяжёлый рык подстегнул бежать прочь. Я ломанулась через ветви и кустарники, не имея понятия, в каком направлении дворец, но двигалась слишком медленно из-за узкого подола наряда. В настоящей охоте зверь бы настиг скорее. Кошмар развлекался, задавал свой темп, прятался за стволами, когда оборачивалась. Меня загоняли, как дичь. Истощали ресурсы. Доводили до предела. Ночь накрывала волной, небо терялось, — в абсолютной темноте у человека не было ни шанса. По толстым корням, которые торчали из-под земли, я брела осторожно, боясь споткнуться, а потом ощутила за спиной присутствие его…       И со вскриком упала.       Лучи померкли. Тело сковал первобытный, инстинктивный ужас, когда глаза обнаружили огромную чёрную фигуру льва с перепончатыми крыльями, а затем — высоко поднятый хвост скорпиона. На несколько мгновений мы оба застыли, втягивая воздух и рассматривая друг друга. Я дёрнулась первая, норовя ускользнуть за пышную ель, однако колючее острие ударило чётко над головой, запретив любые поползновения. Кусая нижнюю губу, чтобы спрятать улыбку, легла в знак покорности: хвост зловеще навис сверху, пока мантикора плавно приближалась к цели. Почва вздувалась от когтей. Дыхание обожгло лицо. «Морфеус», — прошептала я и обнажила шею. Лев бы перегрыз артерию. Но этот оглаживал шершавым языком по горлу, скулам, щекам, заставив стонать от напряжения и удовольствия. На попытку увернуться, уйти из-под гривы снова показалось скорпионье лезвие: пришлось податься обратно, чтобы не наткнуться на ядовитое жало. Хищник вылизывал меня, словно детёныша, помечая для других и себя. Я подумала, могли ли мы заниматься подобным на каждой из кошмарных территорий его царства, с помощью любви преодолевать страхи: во снах, на Поляне Скрипача он бы утешал и лелеял, а здесь… Здесь срывал бы маски и убирал преграды. Рот сминали уже человеческие губы, вместо крыльев нас обволакивала мантия. «Морфеус», — повторила слабым голосом между глубокими пылкими поцелуями.       — Нет, я не воспользуюсь трофеем в первую же ночь победы, — внезапно зазвучало над ухом. — Я буду наслаждаться тобой, раскрывать и узнавать. Ты достойна моего внимания.       И лишь после этого Бесконечный отослал прочь, погрузив разум в состояние покоя, чтобы следующим днём проснулась отдохнувшей и разомлевшей от счастья. В шёлковой короткой сорочке и без нижнего белья.       Я не представляла, как дела будут развиваться дальше.       Зато рана не болела. Душа чувствовала наполнение.       — Здравствуйте! — задорно поприветствовала библиотекаря. Люсьен с изумлением уставилась на довольную улыбку и воздушное оранжевое платье. Эльфийка была слишком умна, чтобы уточнять причину, и прямолинейна для подковёрных интриг, особенно если в интригах участвовал хозяин. Перекинувшись парой вежливых фраз, условились позже почитать роман, а пока меня волновал вопрос, как Латифу-аль-Фасиху удалось разозлить Морфеуса. Что-то плохое произошло тогда, вещь или событие, о чём один стыдился сказать, а другой предпочёл из гордости утаить.       Строки из книги сновидений не лгали.       «Я потратил годы, чтобы исправить ошибки моих предков, и теперь вижу, потомки погубят всю работу, сведут на нет достижения. Джинны сказали, вечность принадлежит не им и даже не богам, но Бесконечным, ибо Бесконечные жили до создания мира и останутся, когда рухнет Вселенная. Да, я достаточно дерзок, чтобы вызвать Повелителя Снов. Кто бы не захотел Бурайду, центр Востока, обитель правоверных? Я угрожал, что разрушу темницу духов, выпущу злых ифритов, которые были бы рады посеять на Земле хаос, и султан грёз явился. Бесконечный красив, как подобает благородным монархам сказочных историй, но спутница, которая составляла ему компанию, превосходила всех женщин моего гарема. Неужели это коварное существо пленило самого ангела? Она очень юна, хрупкая и маленькая, и я уверен, не отдавалась греховным наслаждениям. Привёл ли султан снов сюда девушку, чтобы обменять на город? О, я с радостью бы заключил такую сделку, я извлёк бы из соглашения больше, чем ожидалось. Не только сохранил бы память о Бурайде, но и заполучил гурию. Свет её глаз и нежность лица, о чём ещё грезить мужчине, который владеет всеми богатствами, кроме одного — любви. Гурия ни разу не взглянула в мою сторону, оттого страсть крепла и отравляла, подобно смертельному яду: она преданна хозяину, а значит, после сделки будет смотреть на меня с тем же блеском и радостью, как хорошая наложница.       Но я ошибся. Повелитель Снов привёл девушку не в качестве платы, а ради её собственного удовольствия, чтобы вручить мечты о городе в дар любви. Нет ничего хуже, чем прикоснуться к тому, что священно для бога, а это существо выше бога. Я не знал, какое наказание Бесконечный задумал, и просил уже не купить, а взять Бурайду в надежде заслужить милость, ведь если дьявол полюбил, то его тёмное сердце способно на прощение.       Бессмертные не прощают.       Я больше не владею великим городом. И не мечтаю о том, чтобы сделать его центром мира. В Бурайде процветает беззаконие и бедность, и никто даже не слышал, чтобы здесь торговали самыми изысканными и дорогими товарами. Нет огромных мечетей, университета, достопримечательностей. Женщины давно покинули мой гарем, а сыновья уехали за границу. Смех джинна ужасен. Джинн говорит, всё это происходит, потому что я отдал мечты султану всех шайтанов, а вдобавок имел глупость пожелать его невесту. Последнее и стало причиной, почему по пробуждении не вижу солнечный свет. Жаль, воспоминаний не осталось, и мне даже нечем утешиться. Одно ясно — джинны сполна отомстили нам, потомкам чародеев Востока. Я поддался гордыне, а затем страсти. Аллах не примет молитвы того, кто свернул с пути истины. Никто не окажет помощи, ибо султан всех шайтанов — чудовище среди богов.       Вот почему я ослеп».