Неужели ты не заслужил любви?

Праздники в доме Мадригаль всегда проходили шумно и с размахом. Какие-то - календарные и национальные - с меньшим, семейные - с большим. Из вторых особенно выделялись дни рождения членов семьи, которых с нетерпением ждали, пожалуй, все. С самого утра у дверей Каситы начинала формироваться целая очередь горожан, желавших вручить подарок раньше остальных, и курьеров, которых послали примерно с той же целью. Кто-то дарил цветы, кто-то - результаты ручного кропотливого труда, остальные же ограничивались добрыми словами, справедливо полагая, что на вечернем праздновании это сделать не удастся. Для самих же членов семьи такие дни были наиболее загруженными. Джульетте приходилось разрываться между поздравлениями и контролем кухни, ведь у нее самой времени на это не было и пришлось перекладывать обязанности на племянников; Пеппа еще усерднее контролировала эмоции, так как от всеобщей суеты то и дело норовила набежать неприятная туча, остальные помогали где придется и разбирали подарки. Для Бруно все было куда сложнее. Долгие годы он наблюдал происходящее через трещины в стенах, и сейчас, не имея возможности отказаться, оказался по другую сторону. Привыкнуть к тому, что он теперь полноценный участник всей процессии казалось невозможным. Перед глазами мелькали лица, улыбчивые, немного застенчивые и пристыженные. Смешивались в разномастный гул слова поздравлений, сочувствия, извинений за годы оскорблений и порицаний. Провидец знал, что добрая половина всего этого - пустой звук, ведь многие видели его первый раз спустя столько времени, но слух о возвращении сына Альмы гулял по Энканто уже давно и извинения со стороны населения было бы правильным и даже необходимым. Мерзкий внутренний голосок язвил, что будь на то воля людей - они бы даже внимания на него не обратили, просто сейчас им по статусу семьи не положено, но Бруно старался его игнорировать. Добрая и любящая его часть, не желающая расстраивать семью и гостей, пыталась внимать теплым словам, игнорируя сквозящую в них фальшь, натягивать улыбчивую маску всем и каждому, повторяя слова благодарности. Он пожимал руки тем, кто в юношестве отбивал ему ребра и спокойно проглатывать чужие извинения, мол “С кем не бывает, сейчас ведь все хорошо, буду рад видеть вас на празднике!”. Камило все это видел: и вымученность улыбки, и его дерганные жесты. Он наблюдал это не раз и сейчас, пожалуй, даже гордился дядиной стойкостью, боясь представить, какие титанические усилия тот прилагает. Он был уверен - другие, включая семью, даже не замечали подвоха. Улыбка, ласковый взгляд, радушный прием поздравлений. И что, что руки трясутся, а взгляд то и дело мечется на грани паники - это ведь Бруно, мужик со странностями, что с него взять? Abuela радовалась каждому короткому диалогу между сыном и гостем, tías поддерживали брата мимолетными объятиями и улыбками. Все верили, а значит, актерские навыки работали исправно. Сам юноша метался по дому, посильно помогая всем вокруг. Достать что-то с полок, унести подарки, помочь в украшении Каситы и готовке. Хотя к последнему его девушки подпускали только из крайности, недосчитавшись пары свежеиспеченных булочек. К обеду очередь значительно поредела, что не могло не радовать, а когда последние поздравление отзвучали и двери Каситы закрылись, выдох облегчения поддержали все. Наконец можно немного отдохнуть. - Обед! - огласила Джульетта, расставляя блюда, - Камило, дорогой, позови hermano, пожалуйста? “На кухне она даже выглядит счастливее,” - приметил он и отправился на поиски дяди, так удачно сбежавшего подальше ото всех. Нашелся он в ванной, старательно растирающий мыльную пену. Камило немного постоял у приоткрытой двери, с улыбкой наблюдая за сосредоточенным выражением родного лица. - Tío Бруно, - позвал он аккуратно, зная как того пугают внезапные звуки, - пора обедать, нас все ждут. - Минуту, cariño. Мужчина смыл пену и тут же намылил руки снова, тщательно прочищая меж пальцев и что-то бормоча. Камило разобрал только что-то про “липко” и “сколько рук”, но волновало его сейчас далеко не это. Они наконец остались одни, пусть и ненадолго, и от этих минут он захотел урвать максимум. Тихо щелкнув замком, парень едва ли не подбежал к Бруно и заключил в крепкие объятия, смыкая руки на впалом животе. - Ох, Díos, - шепнул он куда то в затылок, зарываясь лицом в кудряшки, - я соскучился.. Дядя под его весом немного ссутулился, но мыть руки не перестал и лишь повернул голову, так что нос юноши уткнулся ему в висок. - Так много людей.. боюсь представить, что будет вечером. - Не бойтесь, все будут веселиться и отдыхать, так что я буду с вами. - успокоил Камило, чувствуя как кудряшки щекочут собственные краснеющие щеки. - А сейчас вы сможете расслабиться и уединиться, никто вас трогать не будет. Ну, после обеда конечно. И вручения подарков. - Сейчас? - вскинул брови тот, немного изворачиваясь чтобы заглянуть племяннику в глаза. - Всегда было вечером.. - Бабушка сказала что так будет удобнее. С другой стороны, если все будет публично, вам будет еще некомфортнее, так что все в выигрыше, согласитесь? И давайте заканчивать. Юноша обхватил намыленные в очередной раз руки мужчины своими, и, положив голову тому на плечо, сунул их под воду. Бруно сопротивляться не стал и совсем затих, наблюдая, как бережно смуглые ладошки направляли его собственные и скользили по коже, смывая пену. - Вы хорошо держались. Все поверили вашей искренности, - в голосе прорезалась хрипотца, Камило прокашлялся и тихо засмеялся, - я уж подумал, где это успел потерять того тревожного дядю, с которым выходил на улицу. А вот теперь, кажется, нашел. Все хорошо, чужих следов больше нет. Он обхватил тонкие кисти и прижал их к груди мужчины, обнимая его вновь. Догадка, пришедшая в голову мгновение назад, радостной не была - маска открытости и тактильности для него тоже имела неприятные побочки. Камило узнал в бесконтрольных действиях себя, когда перетрудившись после тяжелого дня боролся с желанием содрать кожу заживо. Бруно ведь нельзя было назвать тактильным человеком, его напрягали даже случайно задетые прохожие, а сегодня по нему прошлись десятки чужих прикосновений: от рукопожатий до полу-объятий. Камило, к сожалению, прекрасно знал каково это - чувствовать себя использованным. - Что же.. я настолько плохой актер? - Нет, просто я тоже своего рода актер, и знаю вас капельку лучше остальных. Бруно тихо расслабленно засмеялся. - Даже не знаю, хорошо это или плохо.. - Мне кажется, это здорово, - улыбнулся юноша, позволяя тому развернуться к нему лицом. - Человек, которого вы подпускаете чуточку ближе, чем других, чувствует себя особенным. Слова слетели с языка сами собой и вдруг повисла странная, немая пауза. - … Тебе нравится чувствовать себя особенным? - А это плохо? - он заглянул в зеленые глаза и наткнулся на искреннее удивление. - Что? - Ты разве не.. Камило, мальчик мой, но ты ведь и так особенный, и дар тут не при-... Раздался тихий, но внезапный для обоих стук в дверь, от чего Бруно тут же вцепился в плечи племянника, дернувшись. Долорес с той стороны предупредила, что ждут только их. - Мы сейчас придем, одну минуту! - прикрикнул Камило. В голове вскипело непонимающее: "Я особенный? Да где же? Ни с кем и никогда я таким не был! Всю жизнь как клоун-хамелеон…" Он быстро приблизился к лицу испуганного мужчины, повинуясь какому-то порыву искренности и шепнул на грани слышимости, касаясь кончиком носа горячего уха. - Неправда. Я хочу быть особенным только для вас.. ведь вы для меня уже таковым стали. А теперь пойдёмте. Он тут же толкнул дверь и указал на выход, пряча вдруг раскрасневшееся лицо под густыми кудрями - Бруно, окончательно растерявшийся, послушно покинул ванную первым. Обомлевшая от всего услышанного Долорес, переводя взгляд с дяди на брата и обратно, молча направилась следом. Пазл в ее голове понемногу начал складываться, но рассказывать об этом кому-то еще точно не стоило. После обеда, прошедшего почти в полной тишине, праздничная суматоха нахлынула вновь, но уже более позитивно - настала пора дарить подарки. Каждый из них получил от племянников по коробочке, зазвучали восторженные вздохи от тетушки Джульетты и мамы - у Камило от этого звука каждый раз сжималось что-то в груди и перехватывало горло от желания заплакать. - Mi amor, que hermoso! Это вы с Мирой сделали? - рыжеволосая Мадригаль с невозможной осторожностью достала из коробочки платок и набросила его на плечи, покружилась. - Какая красота… Muchísimas gracias! Ребята тут же оказались в ее крепких объятиях, жмурясь от мелкого счастливого града, который она не в силах была разогнать. Отстранившись, Пепа еще долго рассматривала вышитый узор, но уже с Феликсом, и пусть Камило не мог разобрать слов - восторженное узнавание изображенных персонажей лишь подтвердило, что их с кузиной задумка уйти от погоды и даров была лучшей из возможных. Он осмотрел оставшихся именинников - тетя благодарила племянниц за накидку и набор каких-то приятных мелочей, названия которым Камило не знал, а дядя Бруно стягивал через голову свое пончо. “Как.. непривычно…” - он вдруг понял, что ни разу не видел мужчину без этой безразмерной, истертой от постоянной носки ткани. Бордовая рубашка висела на нем, как на вешалке, но то скорее из-за неподходящего свободного размера - болезненно худым его назвать было нельзя. Изможденным, возможно, да и сутулость делала его тоньше, но при движении под изношенной побледневшей тканью проявлялись жесткие мышцы плеч и бедер. Камило не мог оторвать взгляда, пораженный таким необычным для себя видом. Бруно тем временем отложил верно служившую ему одежду в сторону и надел новое пончо, изучая кончиками пальцев мягкую вязку со всей аккуратностью, как мог только он - едва касаясь и забавно оттопыривая мизинец, что вызвало у юноши неконтролируемую улыбку. В новой одежде тот выглядел куда свежее и даже, кажется, моложе. - Оно вам идет, - оценил юноша, поправив капюшон и заглянув в темные глаза, - вам нравится? В них блестела целая гамма чувств от неверия до болезненного, слезного восторга. Ответ был уже не нужен, да и возникли сомнения, что мужчина справится с собственным голосом и сможет внятно что-то ответить, кроме кивка - слишком старательно тот держал лицо. У него едва заметно дрожали крылья носа, а острый кадык то и дело дергался вверх-вниз от частого сглатывания. Камило поддерживающе сжал жесткое плечо, предполагая, что лишних движений лучше не делать, чтобы не спровоцировать выплеск эмоций, которых тот будет стыдится, и приятно удивился, когда Бруно положил ладонь поверх его и сжал с немой благодарностью в глазах. Юноша мог только предположить, каково после стольких лет одинокого празднования дня рождения, когда за стенкой вовсю шел праздник, вдруг получить хоть что-то. Зная Бруно, вряд ли ему был так важен сам подарок, сколько отдача и внимание, которых он долгое время был лишен. - С Днем Рождения, дядя Бруно! - нестройным хором раздалось от остальных племянников, стоявших все это время в стороне, и Камило немного отошел, уступая место остальным в поздравлениях и поддержке, которую каждый хотел дать. Свой личный подарок он решил вручить позднее. Солнце едва коснулось горизонта, но в доме Мадригаль вовсю шел праздник. Расположившиеся в дальнем углу атриума музыканты играли что-то беспечное и задорное, аккомпанируя девушкам и юношам, что пустились в пляс в самом его центре. Звонко хлопали им в тект те, кто был слишком стар для столь активных танцев, но стремились разделить атмосферу веселья и поддержать ее. - Долорес! - прикрикнул со своего места у стены Камило, - смотри, Мариано! Девушка, зажимавшая ушки двумя руками тут же обернулась в указанную сторону и благодарно кивнув брату, поспешила к своему припозднившемуся жениху. - Ты точно не хочешь присоединиться? - оторвался от потягивания сока стоящий рядом провидец. - Со мной ничего не случится, можешь веселиться сколько угодно.. - Tío, если бы я захотел - пошел бы, а хочу стоять здесь. Мы ведь это уже обсуждали. Бруно осталось только молча с ним согласиться и продолжить наблюдения за толпой веселящихся людей. Где то среди них кружились Джульетта с Агустином, а в центре сыпала мелким градом по глиняной плитке Пепа, поддерживаемая аплодисментами Феликса. Провидец даже не думал присоединяться - слишком много глаз, слишком тяжело ему находиться в окружении стольких человек, но все равно постукивал свободной рукой по столику рядом в такт музыке. - Это, кажется, к вам, - племянник задел его локтем, обращая внимание на девушку лет двадцати пяти, направляющуюся быстрым шагом прямо к ним. Бруно тут же подобрался, отставляя стакан сока и перехватывая предплечье. - Сеньор, это ведь вы Бруно Мадригаль? - она дождалась дерганного кивка и продолжила. - Предлагать такое, наверное, немного странно, но не хотели бы вы стать моим партнером в танце? Провидец виновато заулыбался, растирая ткань. - Прошу прощения, сеньора.. эм… - София. - .. сеньора София. Боюсь, танцор из меня не очень подходящий. Среди молодых людей найдется партнер более опытный и смелый, чем я. - Ох нет, ваше мастерство мне не принципиально, - она аккуратно обхватила его за запястье и потянула за собой, музыка стала в разы спокойнее, - я скорее хотела поговорить. Бруно заметил, как засуетился и насупился Камило, и поспешил успокоить его жестом, показав что все под контролем. Собрав все крупицы смелости он плавно перехватил руки Софии, не позволяя той увести его дальше в толпу. Девушка, правильно истолковав его действия, остановилась. Музыка сменилась, Бруно ее узнал почти сразу - байенато, довольно редкий танец для дома Мадригаль, но, тем не менее, наиболее близкий для него самого из-за своей размеренности и плавности. Он обхватил Софию за талию, стараясь сохранить максимально возможную в рамках танца дистанцию. - О чем вы хотели поговорить? - поинтересовался он, чувствуя как до мурашек осторожно она обняла его за шею, не претендуя на тесный контакт. - Я вас не знаю, но моя мама как то обращалась к вам за помощью. Вы ее, наверное, совсем не помните, это было больше двадцати лет назад… Она тогда как раз была с ребенком и спрашивала, успешно ли пройдет беременность. Бруно ощутимо напрягся - разговоры о его способностях и предсказаниях обычно не предвещали ничего хорошего. Умом он понимал, что для того, чтобы осудить его за прошлые предсказания, было вовсе не обязательно звать на танец, но неприятное предчувствие стало сбивать с танцевального шага. - Мне очень жаль, если п-предсказание ей не понравилось.. Поймите пожалуйста, я не могу контролировать все это, как многие считают. - Что вы.. наоборот! - она с улыбкой заглянула в испуганные зеленые глаза, сжав его взмокшую от волнения ладонь крепче. Бруно в толк не брал, почему она все еще не отпустила его и не ушла. - Мама не смогла поблагодарить вас ранее, а потом вы пропали.. так что попросила передать вам вот это. Она вынула из слоев юбки старый, видавший виды конверт, и вложила в его руку. Провидец же убрал его в карман, отложив чтение до конца танца. - Спасибо. П-прошу прощения, а ваша мама в порядке? - осторожно поинтересовался он, ведя девушку уже смелее. - Да, просто немного не здоровится.. сами понимаете, возраст. Сеньора Джульетта очень сильно помогает, страшно думать, что бы мы без нее делали, но против такого мы бессильны. Бруно был с ней в этом солидарен, сам уже начал понимать, как на привычной жизни сказывается возраст, но соболезнования решил оставить при себе. Перед ним была спокойная, сильная духом девушка, и портить ей настроение и нагонять тоску совсем не хотелось. Когда музыка стихла, София отстранилась первой. - Мама рассказывала о вас много хорошего, вы ей очень помогли в свое время.. Я слышала, что говорят о вас другие люди, и в детстве понять не могла, как такой человек, как вы, могли так избирательно говорить хорошие вещи моей маме, и ужасные - остальным. А сегодня выпал шанс немного поговорить и за эти несколько минут я поняла, почему вы маме так понравились. Было приятно познакомиться, сеньор Мадригаль. Она вежливо поклонилась и, улыбаясь, скрылась в толпе танцующих, а Бруно вернулся к племяннику, все это время не сводящего с них глаз. Он достал конверт и покрутил его в руках, облокотившись о стену. За такой короткий промежуток времени он вдруг ощутил себя смертельно уставшим. - Она что-то от вас хотела? - Нет, просто поблагодарила. Когда-то я сделал хорошее предсказание для ее матери, но сама она прийти не смогла и передала письмо.. Камило с интересом посмотрел на пожелтевшую от времени бумагу и бросил взгляд в толпу, будто выискивая среди нее ту самую Софию. - А зачем тогда было звать на танец? - Чтобы поговорить, - улыбнулся мужчина, - узнать, понять что люди говорили обо мне неправду. - Поговорить можно было и на месте.. - пробубнил тот под нос и подошел к стоявшему рядом столику. - Вам сок или может будете вино? Пока вы танцевали тут бутылку принесли. - Лучше сок.. давно не пил, не хочу рисковать. Юноша послушно наполнил оба стакана из графина, но в свой украдкой от остальных, кроме дяди, долил немного вина, прежде чем вернуться обратно. - Праздник ведь! - оправдался он под пристальным, нечитаемым взглядом и добавил уже тише, заговорщически улыбаясь, - и никто ничего не видел, так ведь? Бруно прищурился, выдерживая короткую паузу, но все же кивнул, позволяя юноше небольшую вольность. В конце концов, в лучшие дни своей молодости он тоже не был образцом для подражания, так какое право он имеет ограничивать подростка? Более того, Камило будет под его контролем, а это куда лучше, чем если тот будет цеплять алкоголь без меры когда взрослым не будет до него никакого дела. Хотя в благоразумии и воспитании парня он не сомневался. - А ведь у меня есть для вас подарок, - сообщил юноша, когда народ уже начал понемногу успокаиваться. - Так что после окончания не уходите сразу. Время было уже заполночь, вот-вот должны были запустить фейерверк - заключительный штрих любого большого праздника, после которого все разойдутся по домам. Бруно лишь кивнул, поднимая глаза к усыпанному звездами небу. Откуда-то с улицы за пределами Каситы доносились возгласы мужчин, устанавливающих фейерверки, и люди стягивались к центру атриума, готовясь к долгожданному зрелищу. За край пончо настойчиво дернули и он опустил голову, поддаваясь - Камило тянул его ближе к толпе, откуда все было лучше видно. - Вот… сейчас, три, два… - отсчитывал про себя юноша, не сводя глаз с неба. Толпа замолкла в предвкушении. Засвистело. Ввысь рвануло несколько снарядов, оставляя за собой длинные хвосты, рассекающие черноту подобно белым иглам. Миг - и те разорвались на сотни мелких разноцветных искр, окрашивая небо. С небольшим запозданием ударило по ушам взрывами и радостным воем толпы - провидец крупно вздрогнул, в глазах зажгло от буйства света и красок, но он не мог позволить себе даже моргнуть - первый раз за столько времени он смог увидеть всю эту красоту воочию, не через трещины дома и не украдкой. Подумать только, свой юбилей он встретил в кромешной тьме, в компании одинокой свечи и кучки крыс, а на следующий год - на свободе, почти в сердце ликующей толпы. По правую руку - дорогой племянник, совсем рядом - члены семьи, от которых за последние дни он получил столько заботы и тепла, сколько не ощущал годами. Грудь сдавило волной самых противоречивых чувств, которым Мадригаль не мог дать четкого названия. Любовь и счастье перекликались с проглатываемыми все это время обидой и застарелой болью, что стали частью его самого и удавкой висели на шее едва ли не с юношества. Восхищение праздником мешалось с панической боязнью шума, нарастающего с каждым новым залпом. Воздуха вдруг стало не хватать. - Бруно, sígueme, - прозвучало у самого уха и Бруно покорно пошел за племянником, стараясь дышать как можно глубже. Как только они скрылись за ближайшей колонной и в глазах перестало рябить обилием цветов и вспышек, провидец опустился на корточки, не справляясь с равновесием. Ребра горели как после марафона по собственной башне с ее многочисленными ступенями, но не могли раскрыться полностью, чтобы впустить больше кислорода. - Está bien, cálmate, - Камило крепко сжал его дрожащую ладонь, вторую же мужчина почувствовал в своих волосах, приятно массирующую кожу головы. - Дышите со мной, вдох-выдох, давайте.. Голос юноши был абсолютно спокойным, что не прошло мимо даже сейчас, когда было тяжело сосредоточиться хоть на чем то. “Как знал..” - невесело усмехнулся он сам себе, стараясь дышать вместе с парнем и сжимая пончо поверх бешено колотящегося сердца. Он чувствовал легкий запах выпитого им вина и, более ярко, свежий аромат фруктов и выпечки. Сфокусировался на них, через боль втягивая глубже. Камило продолжал гладить вьющиеся волосы и, чуть позже, когда дыхание перестало быть таким надрывным, придвинулся ближе, надавливая на затылок не сопротивляющегося мужчины и позволяя тому уткнуться в свое плечо. - Вот так, хорошо. Все хорошо, я рядом, - он скользнул ладонями по выпирающим лопаткам, не без радости отмечая, что те опускаются все плавнее и спокойнее. - Сможете встать, дойти до комнаты? - Да.. да, минуту, - голос провидца совсем сел от глубокого дыхания, но подниматься он не спешил и юноша не стал торопить. - Лори, я побуду с дядей, не теряйте нас, - уведомил он чуть громче в промежутке меж оглушительных залпов. Они вместе дошли до комнаты лицедея, так как Камило категорически отказался вести дядю по слепым лабиринтам в таком состоянии, да и собственная комната была ближе. Касита предусмотрительно открыла для них двери и окна и щелкнула замком за спинами. - Вот вода, вам лучше? - юноша сел на кровать рядом, протягивая стоявший на тумбе с самого утра стакан. - Намного, - выдохнул Бруно и от воды не отказался, - прости за это.. Боже, мне так жаль.. - Цыц! - на лице подростка вспыхнула ярость и тот вмиг прикусил язык. - Никаких извинений! Dios, Бруно, ты серьезно? Он поджал губы, не замечая, как перешел на менее формальное обращение. Эта вечно извиняющаяся черта дяди рано или поздно доведет его до трясучки. Настала очередь Камило глубоко дышать и давить разбушевавшееся негодование, разгоняемое не до конца выветрившимся алкоголем. Он обхватил бледное лицо горячими ладонями и прижался к покрытому ледяной испариной лбу, старательно всматриваясь вглубь глаз цвета бутылочного стекла. Минутами ранее там отсвечивала россыпь разноцветных искр, сейчас же не было ничего кроме вины. - Перестань, хватит. Хватит извиняться каждый раз за то, в чем ты не виноват, пожалуйста, - голос под конец упал до шепота. - Послушай. Ты никому не принес неудобств, и я уверен, ты даже не знал, что так будет… так за что ты извиняешься? - Я заставил тебя волноваться, - попытался возразить тот, на что Камило едва не взвыл. - Да чтоб тебя… - он шумно выпустил воздух через сжатые зубы и отстранился, загреб черные волосы дяди назад, открывая вид на его лицо. Бруно выглядел виноватым, как и всегда, но вся ярость, что клокотала в горле, при взгляде на его глаза и трогательно сведенные брови вмиг куда-то схлынула. Он чувствовал - тому наверняка самому неприятно от чувства вины за все подряд, и жить с этим было тяжело, ведь оно взращивалось годами. - Я сам решил за тебя волноваться, так что никаких завязывай... И вот, - парень достал из под кровати обернутую лентой книгу, - в книжной лавке сказали, что оно того стоит. С праздником, еще раз, и простите за это все. Он улыбнулся, взъерошив тугие кудряшки на затылке, и забрался на кровать с ногами, ожидая реакции. Дядя бережно распустил ленту и присмотрелся к названию. Пролистал пару страниц, пробежался по строкам, щурясь разглядеть хоть что-то. - Такой у меня не было.. большое спасибо, мальчик мой. - На посветлевшем лице появилась так полюбившаяся юноше улыбка. - Я мог бы почитать вслух, если хочешь.. - Да, конечно! Сейчас.. Он тут же поджег подвесной светильник у кровати и уступил провидцу место, усаживая того в изголовье кровати. Сам же Камило устроился рядом, безотчетно опрокидывая голову на его плечо и заглядывая в испещренные витыми буквами страницы. Чтение помогло Бруно расслабиться окончательно. Книга и правда оказалась интересной - ненавязчивая история затянула его сразу и счет страниц он потерял, успевая лишь прочистить горло когда голос совсем садился. Племянник поначалу следил за текстом и придерживал жесткие страницы, так и норовящие закрыться, но спустя какое-то время полностью отдался слушанию, скользя взглядом по комнате и его рукам. С губ не прекращая струился текст, а в голове прокручивались события минувшего, переполненного эмоциями дня. Сейчас, полностью успокоившись, провидец понял, что именно такое перенасыщение стало толчком к удушливой панике - он просто отвык от подобного, так что срыв был вполне закономерным. Тем не менее он получил слишком много позитивных и радостных эмоций, чтобы считать день рождения неудавшимся. Слишком много тепла, внимания и заботы как во время праздника, так и после его окончания, что ни в какое сравнение не идет с десятком предыдущих таких же дат. И он был безусловно благодарен племяннику за то, что тот все таки настоял на своем и не отходил весь вечер - если бы его не было рядом, одному Богу известно, каким позором на всю семью стал бы его припадок и как бы он в итоге приходил в себя. Бруно отчасти чувствовал себя должником, хоть и понимал, что юноша так поступил из собственной привязанности и желания заботиться. Потому что иначе просто не мог - привык возвращать полученное от других добро. Он затих, дочитав до конца главы и, не услышав никакой реакции, обернулся на Камило. Каково было его удивление, когда оказалось, что юноша не дремлет, а в упор смотрит на него самого, только будто насквозь. - Наверное, уже пора спать? - неловко предположил провидец, бросив взгляд на окно. - Уже светает… - Да… да, наверное, - вяло отозвался тот и засуетился, пытаясь одновременно слезть с кровати и не запутаться в пледе, - я вас провожу.. - Нет-нет, я сам, ложись.. Он тут же поднялся, помогая племяннику устроиться. Сонная заторможенность подростка очаровывала, пробуждая в груди желание заботиться и оберегать. Но напоминало ли это отцовскую заботу - хороший вопрос, на который Бруно, к жуткому стыду, затруднялся ответить. - Может, останетесь тогда? Уже поздно, да и идти сколько.. Заплутаете еще в своих лабиринтах, где вас там потом искать… - Сомневаешься, что дойду до комнаты? - он улыбнулся, накрывая того пледом до самого носа. - Ни капли, но тогда посидите со мной немного? Если вам спать совсем не хочется. Тут Бруно ничего не смог противопоставить, да и если честно - не особо хотел. Чтение не навеяло на него дремоту, в отличии от Камило, а вот тело от постоянного движения и перенапряжения немного гудело, требуя долгого отдыха. Он молча сел рядом, задув светильник и позволяя тому подложить под голову его собственную руку. Темные кудри разметались по подушке мягкими вензелями и запутались в пальцах. Осторожно прочесывая воздушные пряди другой рукой, провидец задумался о своем. Мысли текли вяло, прокручивая события минувшего дня и делая свои выводы. Из хорошего - смотрящих в его сторону косо и с неприязнью было крайне мало. Народ не стремился к нему подойти, но уже не вел себя так агрессивно, как он помнил. По большей части интересовались им только дети, наслушавшись рассказов о жутком проклинателе, и такой интерес был Бруно даже немного приятен - на грани азарта от своеобразного испытания - “смогу ли я показать им свою безобидность?”. С кем то срабатывало, другие продолжали коситься с недоверием, держась от него подальше. Таким просто нужно время привыкнуть. “Надо же, я даже помню, как танцевать байенато” - усмехнулся он сам себе, вспоминая, пожалуй, самый курьезный момент вечера. Столько лет прошло, да и в юношестве назвать себя танцором было сложно, но он остался собой доволен. Тело двигалось само, может не так плавно и эмоционально, как того требовал танец, но он не стоял столбом рядом с дамой - уже что-то. Он бесшумно поднялся с кровати и отошел к окну, доставая письмо, о котором совсем забыл. Бумага в пальцах тихо захрустела, разворачиваясь, глаза забегали по аккуратно выведенным строчкам. Мама Софии, которую он совсем не помнил, благодарила его не столько за предсказание, сколько за успокоение, которое он ей дал. Как выяснилось, беременность была крайне тяжелой, и женщина сильно переживала о ее исходе, но все же доверилась молодому ясновидящему, подарившему ей стеклянную дощечку с изображением ее новорожденной дочери. Таких хороших предсказаний было мало, даже удивительно, что в памяти это не отложилось, и даже визуально он не смог найти похожих черт в Софии, хотя память на лица у него была хорошая. Единственное, что вызвало вопросы - поведение племянника. Пусть тот и был еще трезв, темная вспыльчивость в его глазах прочиталась слишком явно, чтобы ее можно было с чем то спутать. “Неужели приревновал? - он вернулся к кровати и взглянул на спящего подростка, словно расслабленное веснушчатое личико могло дать ответ. Кончики пальцев скользнули по виску, убирая упавшие на глаза вьющиеся кольцами пряди. - Она ведь тебе даже не соперница, дорогой, вы оба совсем еще дети.” Бруно разгладил желтый плед, осторожно, чтобы не потревожить сон, но и довольно скурпулезно, не оставляя ни одной складочки. - Buenas noches, мальчик мой, - шепнул он, разглядывая умиротворенное лицо. В холодном свете луны оно казалось фарфоровым, но таким бархатным и мягким, что Бруно, не удержавшись, прижался сухими губами к его лбу. Под ребрами все дрожало от нежности к этому солнечному, светлому мальчику, от безграничной, необъяснимой любви, какой не ощущалось даже к собственной матери. Подобные моменты, когда хотелось слепым котенком ластиться к чужому теплу Бруно безумно любил и ненавидел, ведь в его возрасте эмоции и чувства должны быть подконтрольны, но вместо этого овладевали им так внезапно и мощно, что он не мог с собой совладать. Быть может, сказывалось неудовлетворенное с детства желание заботиться и любить, которое он не мог донести до близких, и внезапная вседозволенность сейчас? Или было что-то еще? Вдруг он почувствовал пальцы в волосах, что потянули вниз, и даже не сразу понял что произошло. Миг - и губы обожгло сухим прикосновением, что повторилось еще раз, и еще, быстро-быстро, клююще. Бруно дернулся было назад, сердце взлетело к горлу, но отстраниться не позволили все те же руки, сжавшие пряди почти до боли. "Бежать! - взревело в мыслях, - пока не натворил дел, бежать!" - Тише, тише! - зашептал Камило, обхватывая испуганного мужчину за шею и удерживая на месте. - Смотрите на меня, эй, эй! Бруно уставился в оливковые глаза, переполненные желанием и страхом, и понял, что совсем не знал что ответить и как вообще реагировать. Хотелось провалиться под землю. Хотелось податься ближе, разобраться в самом себе и, возможно, даже ответить… - Не уходите, - сорвалось с губ парня так жалобно, что сдавило ребра, - пожалуйста, останьтесь, совсем немного.. Простите. - Камило… - только смог выдавить Бруно, болезненно сводя брови. - Мальчик мой, зачем? - Потому что я не могу… не могу с этим справиться! - в шепоте сквозило неприкрытое отчаяние. Юноша перестал сжимать черные кудри, но отпускать дядю боялся, все еще удерживая того в полусогнутой позе за шею. - Я думал.. вы чувствуете то же самое. - Что я должен чувствовать? - Mierda.. привязанность, тягу, разве нет? Любовь, в конце концов! Вы ведь любите меня, я знаю.. - Безусловно, cariño, но не так! - мужчина оперся одной рукой в спинку кровати, судорожно подбирая слова. - Пожалуйста, послушай, я тебе в отцы гожусь, ты мой племянник.. так нельзя. Это неправильно. В глубине души он понимал, что скорее всего безбожно ранит мальчика прямо сейчас, но ведь тому всего 15 - совсем дитя, а он старше в три раза, да еще и родственник! Это даже отношениями назвать нельзя - чистейшее извращение, какими бы светлыми и невинными порывами оно ни было вызвано. - И плевать, что неправильно.. Бруно захотелось хлопнуть себя по лбу. Он совсем забыл, какой племянник упертый. - Нет, не плевать. Так нельзя - и точка. Мы ничего не можем с этим сделать, как бы ни хотелось обратн- - Значит, все-таки хотелось бы! - его нагло перебили, в груди вскипело негодование. - Это аморально, пойми наконец! Мягкие черты лица юноши заострились, глаза теперь казались почти черными. Он наконец сел, позволяя от себя отстраниться, и сжал до хруста плед. - Я прекрасно вижу, что вам хорошо со мной: вам спокойнее, вы чаще улыбаетесь, вам нравится, когда я рядом и нравится проводить время именно со мной. Из всей семьи, из всего города! Начнете оправдываться, что это семейная любовь такая? Или, быть может, и вовсе дружба, и я что-то перепутал? Он бил метко, хлестко, и прикрываться мужчине было попросту нечем. В словах племянника прослеживалась едкая, справедливая горечь, и он не знал, как ее вытравить, как сгладить вмиг образовавшуюся между ними колкую пропасть. Вразумлять племянника было бесполезно - тот уже все для себя решил. - Вы подпустили меня к себе, - намного тише, обессиленно, - позволили сблизиться, и теперь, испугавшись, хотите оттолкнуть этим “нельзя”? Думаете, все по щелчку пальцев исчезнет? - Я совершил ошибку.. - Вот как, - губы парня исказило подобие улыбки, - понял… Бруно чертыхнулся, откинув волосы назад и бегая взглядом по многочисленным зеркалам, пытаясь собраться. В голове - мешанина слов, которые нужно было подобрать очень аккуратно. Камило был прав - он сам его подпустил. Когда тот предложил помощь - Бруно не отказался, а когда зашла речь о желаниях - он сделал второй шаг навстречу, укрепляя их на тот момент неоформившуюся связь. Сосредоточившись, он заглянул в опущенное лицо племянника и накрыл ледяными от волнения пальцами его сжатый кулак. - Прости. Ты прав, я позволил нам куда больше, чем можно родственникам. Я ошибся не в тебе, не в своих желаниях, а в том, что пустил все на самотек - и вот к чему мы пришли. Должен был все контролировать, сохранять дистанцию, но.. не справился. То, что ты чувствуешь сейчас - моя вина, и я представить не могу, как это изменить и к чему все приведет. Может, все обойдется, но если нет - отмыться от этого будет тяжело. - Значит, будем осторожны. - Как все просто.. - Именно. Если все уже вышло из под вашего контроля - не проще ли оставить все как есть? Наслаждаться этим, а не оправдывать страдания запретами и моралью. Как считаете? Напряженные до побеления костяшек руки наконец расслабились и обхватили тонкие кисти рук старшего. Юноша смело смотрел в его глаза, ожидая ответа. Одному Богу известно, как сильно Бруно ненавидел выбирать. Если раньше между семьей и своими хотелками выбор был очевиден, то сейчас было лишь желание позорно сбежать за стены и провести там остаток жизни. - Tío, - мягко позвал тот, сжимая его ладони, - неужели это так тяжело.. Провидец лишь кротко кивнул, опуская голову. Он внутренне разрывался, не понимая, чего хочет больше - счастья для них двоих с постоянной угрозой сломать мальчишке жизнь, или сделать больно сейчас, оттолкнуть, но точно быть уверенным, что будущему любимого человека не угрожает клеймо извращенных кровных связей. Камило юн, пройдет какое-то время - и он забудет, может даже простит его, но травмировать его отказом было слишком тяжело. Бруно всю жизнь стремился к тому, чтобы близким было хорошо, чтобы они были счастливы. Он не хотел становиться помехой и все портить, но сейчас из-за правильных, как ему казалось, побуждений любить и позволить себе быть любимым, они оказались в этой ситуации. “Можно заглянуть в будущее,” - предположил внутренний голос, но мужчина лишь стиснул зубы, опуская голову. Никаких предсказаний, тем более для семьи - худого видения он себе не простит. “Конечно, лучше терзать обоих, - ядовито продолжил тот, - раз полез во все это, так поступил бы по-мужски!” Да, так было бы правильнее, но где взять столько смелости? Щеки обволокло теплом юношеских рук, дыхание сорвалось на прерывистое и частое - он не выдерживал. Слишком много мыслей, слишком много тревоги. - Неужели вы не заслужили любви… - не требуя ответа мягко шепнули куда-то в висок. Бруно пропустил момент, когда племянник оказался так близко. Тот почти жался к нему, с шелестом водя пальцами по жесткой щетине и напряженным до выступивших желваков скулам. Прикосновения были такими бережными, будто он держал в руках хрупкий фарфор. Мгновением позже на холодную кожу посыпались легкие, едва ощутимые поцелуи - в лоб, брови, виски, но в этот раз он даже не дернулся. - Неужели не скучали по ласке? - Бруно зажмурился. - А по заботе? Я могу все это дать… - Мальчик мой, хватит… - выдавил он так жалко, что стало тошно. - И не подумаю, - звучный, крепкий поцелуй в щеку. - Вы правда хотите, чтобы я перестал? Мужчина вцепился в его плечи, но с каждым прикосновением невозможно мягких губ его сил становилось все меньше. Может, и правда стоило прислушаться и поддаться, наплевав на всю аморальность? - Ну же, - подначивал юноша, зарываясь в темные волосы и до мурашек царапая нежную кожу, - оттолкните меня. - Ты слишком молод, - попытался Бруно, - я не смогу дать то, что тебе нужно. Не смогу - и все, Камило. - Даже спрашивать не буду, о чем вы, - заулыбался тот, вызывая искреннее недоумение, и мягко поцеловал кончик усыпанного выцветшими веснушками носа. Мужчина аккуратно перехватил смуглые ладони, блуждающие по загривку и вернул к своим щекам, желая вновь ощутить трепет волнующих, осторожных прикосновений. Склонил голову к правой ладони, оставляя в чувствительном ее центре сухой, робкий поцелуй, щекоча небритостью кожу и наслаждаясь последующим мальчишеским смехом. Камило был до безумия красив сейчас. С этими очаровательными ямочками на поцелованных солнцем щечках, покрытых заметным даже в темноте румянцем, с теплыми, отражающими свет луны искорками в глубине глаз. Юноша смотрел почти не моргая, словно не мог налюбоваться, и Бруно понял, что такой пристальный взгляд не отзывается дискомфортом, как это бывает с остальными, не давит и не заставляет чувствовать себя неправильным и лишним. Можно было сколько угодно отвергать даже мизерную вероятность возникновения таких порочных отношений, но никто и никогда на него так не влиял. Он качнулся навстречу, оставляя на скуле парня несмелый, почти детский поцелуй, и почти сразу прижался вновь, запоминая бархатистость и жар загорелой кожи. Раздался выдох нескрываемого облегчения, царапнуло по вискам, прижимая еще ближе. От внезапного прилива чувств свело ребра и он опустился ниже, целуя податливые, слегка горчащие виноградом губы и задыхаясь от вседозволенности, будто спустил с цепи вольного зверя. Поцелуй нельзя было назвать страстным или даже банально взрослым - лишь шершавое скольжение пересохших от волнения губ под аккомпанемент сбитого к чертям дыхания, но вело от этого куда сильнее, чем от выпитого вечером вина. Камило попытался изменить его характер робким движением языка, но, не поймав отклика, согласился оставить все как есть. Опыта в подобном у него не было, а опираться на когда-то услышанные рассказы более раскрепощенных и развязных подростков, которых нельзя было назвать друзьями ему не хотелось. Бруно вскоре отстранился, чтобы перевести дыхание и облокотиться на стену позади кровати. Запретная близость будоражила, но нужно успокоиться. Он уложил племянника на свою грудь, крепко обнимая под лопатки и шею, как самую сокровенную ценность. Устроившись поудобнее в кольце жилистых тонких рук и чувствуя трепетные поцелуи в макушку, тот приник ухом к сердцу, слушая гулкие, чуть сбитые удары, против воли навевающие сон.