Скажи мне «да»…

      Номер, снятый Мэн Цзы, был весьма недурный. Войдя внутрь комфортной новой комнаты, Тарталья мог лишь поразиться тому, как заклинатели, тратя деньги на такие отели, до сих пор не разорились. Жили они на широкую ногу, в отличие от охотников, которым приходилось снимать самые дешевые хостелы и делить кровати с тараканами. Впрочем, эти мысли быстро растворились в его голове. Аяксу было плевать кто сколько тратит, в особенности сейчас, когда он находился в хороших условиях.       Бросив свой рюкзак на проходе, Тарталья прошел к большой двуспальной кровати. Ему не нужно было ни с кем делить номер, так как остальные заклинатели уже поделили между собой кровати этажом ниже. Здесь, в этой тишине, он был предоставлен самому себе. И радовался он этому или же был огорчен, сам Аякс не до конца понимал. Хотя этого одиночества он ждал целый день. Как удачно подвернулся случай: Мэн Цзы сам предоставил ему место, где можно было… поставить эксперимент.       Тарталья сел на край кровати, пялясь в стену, где висел не включенный телевизор. В комнате горела лишь одна бра, из-за чего помещение было погружено в полумрак. Но даже этот единственный источник света казался слишком ярким парню. Хотелось полностью спрятаться от внешнего мира и погрузиться в тишину. И голову свою выключить, дабы мысли перестали создавать шум. Собственные проблемы заставили полностью закрыться от всех. Тарталья просто перестал обращать на кого-либо внимание, когда вокруг начался полный хаос. Родители, друг, с которым Аякс с самого детства был рядом… все они отошли на второй план. Моракс и Дилюк были правы, когда говорили, что у охотника не может быть семьи. Человек просто физически не сможет посвящать себя охоте и близким людям… если уж ты собираешься убивать нечисть, преследуя высшую цель, тогда будь добр, избавься от низших человеческих потребностей, которые, как обуза, будут вечно тянуть тебя на дно. Если мечтаешь о лучшем мире, где люди перестанут страдать… разве твою голову могут занимать мысли о том, как накормить ребенка и уложить спать? Весь этот быт и переживания о чувствах любимых лишь мешают тебе. Они сковывают, омрачают твое стремление к чистому и высшему.       Нужно полностью отречься от нормальной жизни.       Нужно… полностью...       Тарталья нахмурился. Внезапно он почувствовал себя мерзко, словно ему внушили все эти мысли. Сложилось впечатление, будто немного поговорив с Мэн Цзы, он уже начал думать, как мужчина и даже принял свою судьбу, уготовленную ему небесами. А все потому, что заклинатель уже назначил дату отъезда и говорил с ним, как с равным себе. Будто Тарталья уже согласился. Будто он уже готов был взять в руки меч и двинуться в сторону, какую ему укажут.       — Отречься ради цели, которую мне пытаются навязать? — пробормотал Тарталья, взъерошив свои волосы.       Изначально, Аякс собирался отправиться в школу Таохуа вместе с Мэн Цзы, чтобы вернуть себе силы. Он был уверен, что вот так помыкать им никто уже не осмелится. Надежда на то, что он сможет сам выбрать свой путь, стоит ему вновь стать великим заклинателем, грела ему сердце. К тому же… это ведь тоже его часть, которую забрали у него тысячу лет назад. Как и осколки душ, эта сила принадлежала ему. Почему он не мог собрать все? Он имел на это полное право.       Но сейчас, сидя на кровати и раздумывая об этом, Аякс понял, что даже эти желания и мысли потеряли свою ценность. Он не чувствовал праведного гнева от того, что кто-то посмел вот так разодрать его когда-то. Он уже не ощущал того желания собрать все воедино. Забрать то, что принадлежит ему.       И без сил можно обойтись. И без осколков души…       Если он сейчас умрет — бардак прекратится. По крайней мере бардак в его жизни. Что будет с миром, плевать, если честно. Главное, что он заключил контракт с Мораксом и тот теперь обязан защищать его семью. С ними будет все хорошо, даже если все человечество вымрет. А это ли не главное?       Или вы думали, что Чайльд Тарталья будет героем, что заботится о каждой ничтожной жизни?       Нет. Он никогда таким не был. Не был героем из этих фильмов и комиксов, где главный герой вечно кричит о своем желании помогать слабым.       «Из меня это выжили тысячу лет назад» — промелькнуло в голове.       Поднявшись с кровати, Тарталья приблизился к мини бару. Без зазрения совести он вытащил оттуда крепкий напиток и, прихватив с собой стеклянный граненый стакан, двинулся в сторону ванны. Лезвие бритвы оказалось очень легко раздобыть… и отчего-то это вызывало только смех. Должно быть, если бы Аякс в самом деле стремился скорее покончить со всем этим и оказаться в том мире, он бы навряд ли нашел нужный инструмент так легко. Судьба очень любит насмехаться. Но стоило ему войти в магазин в подвешенном состоянии, терзаемым сомнениями… стоило лишь подумать: «если не найду, значит уберегает судьба», как на глаза тут же попадают лезвие.       Было странно вот так ложиться в ванную, зная о том, что будет дальше. Было странно думать о своих же планах. Даже несмотря на свое паршивое состояние и все происходящее вокруг, Тарталья как будто до сих пор не мог поверить в то, что собирается сделать. Это казалось шуткой. Чем-то странным и совершенно чуждым ему. Он… любил свою жизнь. Если говорить начистоту, даже сейчас Аякс не особо хотел умирать. Но почему-то это казалось необходимым. Будто что-то подталкивало его к этому, приговаривая: «это единственный выход. Ты это знаешь. И тогда тоже знал»       Знал…       Когда его поставили перед выбором тысячу лет назад он тоже предпочел смерть. Несмотря на всю свою доброту и любовь к живым существам, Тарталья не смог направить острие меча на… него. Он не смог выбрать сторону. Ценой своей жизни он запечатал существо, которого любил всем сердцем. К которому был привязан, словно верный пес. Запечатал, чтобы огородить от чего-то. Защитить.       А сейчас? Почему он идет на это?       Боится пойти против Моракса? Думает, что сил не хватит сразить его?       Такие мысли в самом деле преследовали его в начале. Но сейчас… страха перед старой черепахой уже совсем не было. Как и желания его убивать. Сегодня, когда демон пришел за его душой и Аякс понял, что это единственное, что интересовало Моракса… юноша почувствовал лишь горечь. И эта горечь была вызвана вовсе не перспективой становления собственностью твари.       Ужасно. Он просто отвратителен.       Тарталья включил кран, наблюдая, как ванна наполняется почти обжигающей водой. Наверное, стоило добавить пенку, чтобы было не так грустно сидеть здесь рядом с алкоголем и лезвиями. Так хотя бы атмосфера поприятнее была бы…       Осушив уже второй бокал, юноша немного сполз, погружаясь в воду по грудь. Волосы прилипли ко лбу и раздражающе лезли в глаза. Он так давно не стригся, что они уже совсем длинными стали, создавая неряшливый вид. Впрочем… не важно. Все это не важно.       Крепкий алкоголь дает в голову очень быстро и обволакивает приятно все тело. Но из-за горячей воды это состояние стало быстро чересчур тяжелым: дышать стало трудно и щеки начали гореть. Но Тарталья продолжал лежать, собираясь с мыслями. Он не следил за временем, никуда не торопился. Решиться на такой шаг, на самом деле было очень страшно и тяжело. Тем более, когда к жизни относился положительно и не торопился никогда себя хоронить. Она могла казаться иногда скучной и бесполезной… но это не значило, что Тарталья не ценил то, что имел.       Трясущимися руками, юноша взял лезвие и замер, разглядывая металл. Внутри все похолодело и тут же накрыло горячей волной, обрывая все мысли разом. Помимо того, что в ванной стало ужасно душно, грудную клетку сдавил страх, затрудняя и без того тяжелое дыхание. Голова начала кружиться, но вовсе не из-за выпитого алкоголя. Аяксу не хватало кислорода.       Губы сжались в тонкую полоску, когда подбородок его начал трястись, то ли из-за напряжения во всем тела, то ли от подступивших слез. Глаза защипало, но ни одна капля не сорвалась с ресниц. Кажется, Тарталья просто не мог плакать, как бы сильно этого не хотела сейчас его душа.       Поднеся лезвие к руке, он вновь остановился, отведя взгляд в сторону. Смотреть на то, как острие входит в его кожу по его же прихоти было странно и мерзко.       Тарталья всегда считал, что самоубийцы — люди с отклонениями. Эти отклонения незначительны, их можно совсем не увидеть… но перебороть самый главный инстинкт любого живого существа и наложить на себя руки, здоровый человек не способен. Самосохранение сильнее нас. Его можно подавить чувством долга и желанием помочь, однако он все равно до последнего будет бить по вискам, напоминая о том, что вы тоже живой человек, который не хочет погибать. Любой отважный человек, что бросается в пламя, лишь бы спасти чью-то жизнь, на самом деле не хочет прыгать в объятия смерти. Он будет до последнего делать все, чтобы спасти и себя тоже. Инстинкт самосохранения будет вопить и терзать его душу. Но что касается самоубийц? Они сами накладывают на себя руки, совершенно игнорируя эту часть своего существа. А может быть не игнорируют? Может быть оно и вовсе отсутствует у них? Замолкает в ту минуту, когда в их руках оказывается веревка или лезвие?       В любом случае, это ненормально. Неправильно для живого существа.       Когда некоторые люди так свободно говорят о том, что готовы убить самих себя, сколько из них, на самом деле были бы способны это сделать? Тарталья никогда об этом не думал, но сейчас, лежа в ванной, он невольно начал размышлять об этом. Так много разговоров о суициде, так много недоумков, что начали романтизировать эту проблему… но лишь единицы по-настоящему больных несчастных людей могут пойти на это, переступив инстинкт самосохранения.        Это не так просто, как многие думают.       Наверное, такие несчастные… обладают какой-то особенной силой, которая заключается в их слабости, в их мягкотелости. Сдаться очень легко. И даже если инстинкт не позволит тебе пойти на встречу к смерти, ты можешь ходить, как живой мертвец, опустив руки. Ведь куда проще плюнуть на все и залечь на самое дно…       А Тарталья? Неужели он такой же? Зачем он сейчас играет с огнём, держа в руках обжигающий металл? Он хочет опустить руки? Хочет сдаться?       «Не хочу… — сам себе ответил юноша, погружаясь в воду по подбородок, — но разве это не единственный выход? Я не хочу принимать сторону Мэн Цзы, не хочу помогать Мораксу, потому что стану врагом человечества… потому что… это неправильно… но и встать на свою собственную сторону, став третьей наблюдающей стороной, я тоже не могу. Ведь пока я жив, это перетягивание каната не прекратится. Меня просто разорвут. А если я умру… легенды и предназначения не станет, все пойдет своим чередом. Выиграет тот, кто должен выиграть. И это случится без моего участия. Я не приложу к этому руку, а значит… и не обижу никого. Не предам. Да и дальнейшая судьба мира уже будет не моей проблемой, ведь меня просто не будет существовать.»       Тарталья зажмурился и сильнее надавил на руку, чувствуя, как холодный металл больно давит на мягкие ткани, вот-вот войдя внутрь и разрезав их. Порез должен быть глубоким и вертикальным. Он должен быть…       Блять.       Юноша сжал челюсть и убрал в сторону лезвие с разочарованным стоном. Перед глазами встали образы Кэйи и Моракса и его рука почему-то дрогнула, а на душе стало еще паршивее. И от чего такое чувство пронзило его, Аякс не мог понять.       Альберих… он его семья и тот факт, что он подумал о нем в такой момент — не удивительно. Но если Тарталья умрет, Кэйа не останется совсем один. У него есть Дилюк.       А что насчет Моракса? Зачем он подумал о нем? Боится о его будущем? Не хочет оставлять его? Нисколько. Ему плевать. Но почему даже в такой момент этот гад в его мыслях?       Тарталья приложил ладонь к своему горячему лбу, по которому стекал пот. Нет, это было слишком для него. Такая медленная смерть, когда лежишь в одиночестве и истекаешь кровью, ожидая мучительно долго своего конца… разве он похож на такого мазохиста?       Может ему просто нужно больше выпить? Или лучше пойти сброситься с крыши?       Тарталья открыл глаза и боковым зрением заметил непонятную фигуру в дверном проеме. Она стояла молча, просто наблюдая за ним. Сердце пропустило удар, рухнув в пятки, и юноша тут же дернулся в сторону, выронив лезвие бритвы. Он уставился на прибывшего с испуганным лицом, словно его застали за чем-то крайне постыдным и жалким… но, разглядев чужое лицо, напряжение во всем теле Аякса заметно спало. В его чертах теперь видно было лишь недоумение и любопытство.       Перед ним стоял осколок его души. Тот самый, что вырвался из своей «клетки» и последовал за демоном, когда тот уполз зализывать свои раны. Его черные волосы водопадом падали вниз до самого пола. Мертвый взгляд голубых мутных глаз следил за ним. В них видно было… разочарование и горечь? Чайльд открыл рот, как будто желая что-то сказать, но он быстро закрылся вновь. Видимо, он понимал, что человеком, который должен отговаривать от этой глупости, явно должен быть не он. У него на это просто не было права. Да и возможности поговорить с Аяксом, у него тоже не было. Он лишь молча вздохнул, отведя взгляд в сторону.       Тарталья с настороженностью следил за ним, непонятно чего ожидая. Эту часть души он видел впервые и не знал на что она способна. Но учитывая то, что она пробила все запечатывающие знаки, уничтожив заклинания… этот осколок был не таким уж и жалким, как выглядел.       Чайльд медленно приблизился к нему, как будто оценивая его состояние и обстановку в целом. Аякс же удобнее сел в ванной, не позволяя себе больше расслабленно валяться в горячей воде. Его руки опустились на бортики и сжали их, словно юноша приготовился в случае необходимости подорваться с места и рвануть к двери. Вот только… Чайльд не выглядел, как тот, кого нужно было опасаться. Он спокойно подошел к ванной и сел на бортик, отвернувшись от Аякса. Он ничего не делал. Просто сидел рядом…       Тарталья долго пялился на пальто Моракса, что было на него надето. Мысль о смерти и страх подавила тревога, которая подкралась незаметно и взяла в заложники его сердце. Она ощущалась, как нечто чужеродное в груди, словно кость встала поперек горла. И от нее не получалось избавиться… внутри все ныло и извивалось. Тарталья хорошо чувствовал, как эта тревога сильнее сжимает его в тиски, грозясь перетечь в паническую атаку. Но он мог сейчас лишь молча смотреть на свою копию, что неподвижно сидела рядом.       — Так и будешь тупо здесь сидеть? Помог бы хотя бы. — пробормотал Аякс, в шутку протянув ему лезвие. Он не надеялся, что на его неудачную попытку пошутить как-либо отреагируют, но Чайльд все же повернулся к нему, как-то непонятно взглянув в глаза. Он как будто спрашивал серьезно ли обращался к нему Аякс с такой просьбой… ведь даже за смехом могла скрываться горькая правда.       Чужие глаза походили на глаза фарфоровой куклы, бездушно смотрящей на тебя из угла комнаты. Попытка откопать в его душе секреты, заставила парня неприятно поежиться и отвести взгляд. Сейчас он боялся лишь одного: что где-то там в глубине этот человек отыщет нечто сокровенное. Нечто, что Тарталья всеми силами пытался закопать и спрятать от собственных глаз. Нечто запретное.       Но внезапно, услышав в коридоре шаги, Аякс вздрогнул и, схватив Чайльда за руку и вложив в нее металл, вобравший в себя все тепло его горячих ладоней, с мольбой прошептал: «Пожалуйста».       Первая мысль, что возникла у него в голове: к его номеру идет Мэн Цзы. Слушать проповедь о добродетели и о его предназначении Аякс больше не мог. В эту секунду он искренне желал, чтобы ему перерезали глотку до того момента, как послышится стук в дверь. Страх, охвативший его, походил на тот, что заставлял зверей метаться в клетке из стороны в сторону, с паникой и злобой наблюдая за входом. Но Чайльд не сделал того, чего желал так парень. Да и стука в дверь не послышалось… шаги принадлежали какому-то заселившемуся гостю.       Чайльд, некоторое время смотрел в глаза напротив, наполненные страхом, после чего наклонился к нему ближе, чужие ладони прижав к своей груди. Аякс перевел взгляд на его губы, что бесшумно что-то ему сказали, после чего вновь поднял глаза на его почти умоляющее выражение лица.       «Это не то, чего ты хочешь»       Но чего хотел Тарталья на самом деле? Неужели осколку души, что пробыл во тьме тысячу лет, известнее лучше, чего желает юноша?       Аякс обреченно посмотрел на потолок, уронив голову назад. Но Чайльд не отстал от него, он аккуратно потянул его вверх, заставляя подняться с места. И парень послушно встал, озадаченно и устало наблюдая за его фигурой. Словно куклу без воли, его вытянули из ванной и подтолкнули в сторону кровати. Остановившись напротив нее, он пару секунд непонимающе глядел на белоснежную простынь, после чего перевел взгляд обратно на свой осколок души. Вот только в проходе его уже не было… Тарталья остался один в комнате потерянный и ничего не понимающий.       Как будто смирившись с тем, что его вот так беспардонно вытащили из ванны и не дали завершить начатое, Аякс снял с себя мокрую футболку, с которой капало, и бросил на пол. Белый халат, оставленный на кровати, как нельзя оказался кстати. Сбросив всю одежду, юноша замотался в единственную сменную сейчас одежду, бездумно обведя взглядом комнату. Кого он надеялся еще увидеть? Он и сам не до конца понимал… может быть он нуждался хоть в какой-то компании и потому невольно надеялся увидеть какую-то знакомую фигуру.       Попытавшись успокоить себя и убедить в том, что одиночество сейчас верный товарищ, в котором он нуждался, Тарталья вновь приблизился к кровати. Но спокойно посидеть в тишине ему не удалось: он успел лишь заметить боковым зрением непонятную тень в окне, как уже в следующую секунду что-то крупное обвилось вокруг его ног, повалив на кровать. Это внезапное нападение очень быстро заставило всю усталость и отрешенность отбросить в сторону. Адреналин ударил в голову и заставил горячую кровь быстро бежать по венам, казалось, даже алкоголь выветрился в мгновение ока. Рухнув лицом в матрас, юноша поспешил развернуться, чтобы оценить всю серьезность ситуации и начать отбиваться. Пару раз он ударил напавшего на него ногой, которую удалось вырвать на пять секунд из хватки, но очень скоро всю его нижнюю часть обвили, и когда Аякс перевернулся на спину, он увидел над собой морду дракона, цепко следящего за ним. По телу пробежался холодок, когда тот оскалился, демонстрируя свои клыки.        Лицо юноши скривилось от омерзения.       —Блять, фу! — выпалил он, глядя на змеиное туловище существа с твердой как сталь чешуей, которая, к тому же, неприятно царапала кожу.       Схватив первое, что попалось под руку, Тарталья бросил это в дракона. Подушка, которая стала в этот момент единственным орудием, прилетело в его морду, из-за чего тварь недовольно фыркнула.       — Угомонись.       Это слово прозвучало прямо в голове у Тартальи… дракон даже не открыл пасть, чтобы поговорить с ним. И ощущалось это очень странно и до дрожи неприятно! В особенности, из-за того, что голос был низким и требовательным. Ощутив, как мурашки пробегают по спине, а волосы на затылке становятся дыбом, Аякс замер в одном положении, как будто стараясь осознать происходящее. Перед ним… Моракс?       Эта мысль пришла в голову внезапно, и хоть она казалась абсурдной, юноша заметно успокоился, перестав брыкаться и ерзать. С нахмуренными бровями, он оглядел все тело демона. Его огромные когтистые лапы не притронулись к Тарталье: они находились в нескольких сантиметрах от его плеч, комкая простынь. Огромный длинный хвост занимал половину комнаты… если бы Моракс собрал его в кучу и положил на юношу, то несомненно бы придавил.       — Какого черта? — проворчал Аякс, наконец подняв взгляд на самого дракона.       Моракс ничего не ответил. Вместо этого, он с раздражением прикрыл глаза, не желая смотреть на Тарталью, после чего обвил его еще сильнее, полностью заключая в ловушку своего тела. Как только ворчливый ничего не понимающий юноша был «связан», дракон вдруг положил свою голову на его колени. Наверное, это должно было выглядеть мягко и мило, но получилось чересчур агрессивно, будто демон пытался таким образом полностью лишить Тарталью свободы действий, а после сожрать. От неожиданности, рыжеволосый поперхнулся воздухом, растерянно уставившись в потолок. Он не понимал, что происходит и как на это реагировать…       Пару минут он терпеливо ждал, ожидая, что Моракс еще что-нибудь выкинет. Но тот спокойно лежал у него на коленях с прикрытыми веками.       — Ты заболел? — спросил в недоумении Аякс, держа руки по бокам от своей головы, как будто готовясь в случае чего, отпихивать змею от себя, — или головой ударился?       — Слишком много разговариваешь. — недовольно прорычал Моракс.       — Ты еще рычишь на меня? — раздраженно фыркнул парень, — Что ты творишь вообще?       Моракс снова не ответил. Он лишь поудобнее расположил морду на коленях у Тартальи, немного отвернув ее.       Такое внезапное появление демона сильно напугало юношу. К тому же, он не ожидал увидеть вот такую его форму, ведь Моракс сам говорил, что сможет вновь явиться к нему только когда вернет свой человеческий облик. Ко всему прочему, этот змий еще и вел себя странно…       — Ты же говорил, что тебе нужно силы восстановить. Что-то по твоему внешнему виду не скажешь, что ты успел это сделать за день.       — Ты такой недовольный. Мое появление помешало тебе сделать какую-нибудь очередную глупость? — вопросом на вопрос ответил демон, приоткрыв один глаз и уставившись им прямо на Тарталью.       Его слова и внимательный взгляд заставили парня замереть в растерянности. Он… догадывался о том, что собирался сделать Аякс? Догадывался и потому явился, несмотря на то, что не успел еще восстановиться полностью? Но какая польза от этого была для Моракса? Разве демон не планировал забрать его душу после смерти? Конец Тартальи должен быть выгодным для него.       Или же… он уже узнал, что его душа рассыпется и исчезнет безвозвратно?       — Осторожнее, я могу подумать, что ты заботишься обо мне. — с усмешкой сказал Аякс, расслабляясь в змеином "узле".       В комнате повисла тишина. Моракс не спешил как-либо оправдывать свои действия и объясняться в целом. Они замолкли, лежа в смертоносных «объятиях». Как не странно, Тарталья ощущал себя довольно спокойно сейчас, хотя все его тело было обвито змеиным хвостом, а прямо на коленях покоилась морда дракона, наполненная острыми клыками. Стоит Мораксу немного поддаться вперед, как половина лица Аякса будет откушено. Но это почему-то не беспокоило.       — Я так и знал, что ты решишь снова продемонстрировать свои умственные способности и натворить проблем. Становишься слишком предсказуемым, Аякс.       Рыжеволосый ничего на это не ответил, лишь прищурив глаза.       — Осколок моей души намеренно отправил сюда, чтобы он не позволил раньше времени мне подохнуть?       — Если я скажу «да», ты мне поверишь, или предпочтешь думать, что это лишь совпадение?       — Пожалуй, второе. — фыркнул Тарталья, отвернув голову в сторону, — почему не позволил мне сдохнуть? Разве тебе это не выгодно?       — А ты правда хотел умереть? — спокойно спросил Моракс, сделав небольшую паузу.       Юноша взглянул на него украдкой, желая уже ответить колкостью… но чужая морда казалась слишком серьезной сейчас. Навряд ли демон будет и дальше спокойно терпеть поведение человека, которого так легко связал всем своим телом… к тому же, почему-то сейчас, когда комната погрузилась в молчание и на него смотрели вот так цепко, стало отчего-то стыдно. Стыдно за свою слабость. Стыдно за свое поведение, будто его шаг был ребячеством… Но его желание покончить со всем этим, не было необдуманным решением, которое он принял в порыве своих эмоций. Разве… всем не было бы лучше, если бы он наконец умер?       — Ты испугался, когда я появился. И начал отбиваться.       — И что? — спросил он, искренне не понимая к чему Моракс сейчас клонил.       — Ты не хочешь смерти, Тарталья. Не нужно искать ее, иначе она настигнет тебя в самый неподходящий момент, причинив много боли. К чему торопить события?       — Торопить события… — повторил Аякс, усмехнувшись, и повернул к нему голову, — ну да, конец у меня один — смерть. Лучше дождаться ее спокойно и не торопиться, да? Боги, знал бы ты, как я ненавижу тебя, Моракс. Всем своим сердцем. Такие чувства я не испытывал ни к одной живой душе.       — Это льстит. — спокойно ответил демон.       — Будь моя воля, я бы убил тебя. — исподлобья посмотрев на него, продолжил парень, понизив голос, — тот ушат говна, что ты вылил на меня… я всегда буду о нем помнить. Ты блять… ты даже не попробовал извиниться за все то, что творил со мной! Хотя ты наверняка уже догадался, что я запечатал тебя не для того, чтобы избавиться. Не для того, чтобы просто позлить и свести с ума, пока ты будешь торчать в заточении тысячу лет.       — Извиниться? — Моракс нисколько не изменился в тоне, все так же разговаривая спокойно и сдержанно, — никакое жалкое «прости» не передаст всех тех чувств, какие я испытал, когда начал догадываться о правде. И никакое «я был виноват» никогда не сможет залечить раны, которые я нанес тебе своей же рукой. Какой же тогда смысл в этих извинениях? Это пустой треп.       — Да, ты прав, я бы тебя не простил, даже если бы ты слезно умолял меня об этом. Но знаешь, ты мог бы хотя бы попытаться донести до меня, что тебе не все равно. — Тарталья покачал головой, подняв взгляд к потолку, — ты живое воплощение гордыни, Моракс. «Я знаю что сделал херню, но так как ты меня не простишь, я не буду даже извиняться» — передразнил парень. — да, гениальные мысли преследовали тебя, но ты оказался быстрее.       — Я предпочитаю не тратить время на пустые разговоры, а действовать.       — М, действовать? И что же ты там надействовал?       Моракс замолк, прикрыв свой янтарный глаз, все это время следящий внимательно за эмоциями парня. На несколько минут в комнате воцарилась тишина, Аякс даже подумал, что дракон решил уйти в спячку, лишь бы ему не отвечать.       — Ты невыносим. Ты эгоистичный горделивый ублюдок, который может творить вокруг лишь неразбериху. — уже намного спокойнее ответил Тарталья, будто в самом деле его внутреннее пламя начало утихать. Должно быть поведение демона просто не давало сейчас нужной энергии и не подливало в огонь масла, тем самым не провоцируя пламя разгораться еще больше. А все мысли, которые мог наконец озвучить юноша, позволяли огню медленно умирать, принося в душу спокойствие, — Знаешь, я искренне считаю, что… в ту ночь мы обязаны были пойти каждый своей дорогой, больше не пересекаясь друг с другом.       — Боюсь, уже тогда это было просто невозможно.       Тарталья остановился, задумчиво пялясь вперед. Некоторое время они оба не произносили ни единого слова. Пытаясь разобраться в собственных чувствах, Аякс поник, кусая губы.       — Да, должно быть ты прав.       Моракс приоткрыл янтарный глаз. В его почти белом вертикальном зрачке Тарталья увидел свое отражение, когда повернул к нему голову. Демон ничего не говорил, но в его взгляде было видно удивление и немой вопрос.       — Не смотри на меня так. Ты первый поясни, почему на тот момент расходиться своими дорогами было уже невозможно, на твой взгляд. — Тарталья смог высвободить свои руки и сложить их на груди, внимательно глядя на демона, — недавно ты вернул себе чувства во всей их полноте. Учись определять их и делиться ими.       Моракс оскалился, показывая свое недовольство.       — В чем дело? Твоя гордость была задета тем, что я хочу научить тебя разбираться в своих чувствах?       — Тебе не кажется, что ты слишком много начал разговаривать?       — Ну кому-то же из нас нужно вытащить язык из жопы и разобраться во всем. — прошипел Тарталья.       В комнате повисла тишина. Тарталья не поворачивал головы к Мораксу и выглядел злым. Он рассчитывал, что этот разговор поможет расставить все точки над «i». Его сердце жаждало правды, какой бы она странной и нездоровой не была. Ведь так, он… Хотя что это даст? Разве он не хотел вернуть себе силы и поскорее избавиться от обязательств? Избавиться от компании демона.       Прошло слишком много времени, после того, как Тарталья озвучил свое желание. Парень уже не надеялся услышать хотя бы слово от Моракса, но тот внезапно все же заговорил:       — Не знаю, тяжело объяснить. — вздохнул наконец демон, — Я хотел бы посадить тебя на цепь и закрыть в какой-то комнате, чтобы больше никто не пытался манипулировать тобой и тянуть на свою сторону, потому что, я искренне считаю, что все это делать имею право я один. Лишь я один должен обладать тобой. Ты звереныш, у которого прорезаются клыки, и только я один должен помогать тебе правильно развиваться, потому что… я знаю куда направить твою энергию. Я знаю как сделать все так, чтобы тебе это тоже нравилось. Я хочу, чтобы ты понял это, открыл эту сторону себя и позволил ей и дальше прорастать, какие бы ядовитые или сладкие плоды в дальнейшем этот побег не принёс бы. — Моракс сделал паузу, думая о том, как еще описать свои чувства к нему. Это в самом деле было тяжело… он понятия не имел что такое «любовь» и как она должна ощущаться, тем более, что его чувства не были похожи на что-то ясное и светлое. — Я хочу тебя разорвать, потому что ты часто меня раздражаешь. Я хочу сжать твои волосы и прижать к стене, потому что моя агрессия в моменты, когда ты смотришь на меня снизу вверх, не знает предела. Но эта агрессия никак не может вылиться во что-то большее… я не могу причинить тебе ту боль, какую жаждут причинить мои руки.       Тарталья замер, слушая все это с крайне неоднозначным выражением лица. Ему хотелось возмутиться, ведь чужие слова звучали слишком вызывающе и не здорово, но он молчал, не прерывая Моракса. Слушал все это молча, не зная плакать ему или смеяться. Когда он надеялся о том, что сможет когда-нибудь заставить демона открыться ему, он явно не думал, что услышит нечто подобное. Хотя… надеяться на что-то хорошее было наверное бессмысленно, он ведь демон, что, к тому же, не разбирается в человеческих чувствах.       — Знаешь, меня правда раздражают моменты, когда руки чешутся, ноют и гудят от желания придушить тебя, но я не могу позволить себе это сделать. Это странно. Я имею ввиду, странно не позволять себе подобную радость.       — Почему ты не можешь это сделать? — тихо спросил Аякс.       — Потому что моя агрессия по отношению к тебе непонятна даже мне самому… если ты в самом деле умрешь, исчезнешь из моей жизни, мне будет очень… скучно. И тем не менее, мысль о том, как я разрываю тебя, как заставляю кровь течь, окрашивая мои руки, будоражит меня.       Тарталья нахмурился, пытаясь переварить все сказанное существом. Тот даже сделал паузу, но вовсе не для того, чтобы у парня было время расставить все по полочкам. Кажется, демон сам в эту минуту размышлял и анализировал свое внутреннее состояние.       — Ты мне интересен. Я привязан к тебе. Твое присутствие, как наркотик. У меня ломка, когда я не вижу тебя слишком долго. — Моракс замолк на пару секунд, его глаза немного прищурились и Тарталье казалось, если бы он сейчас был в человеческом обличии, на его лице бы появилась улыбка, — Тарталья, будь моя воля, я бы убил тебя. Но я никогда этого не сделаю, потому что лишиться такого щенка рядом — все равно, что вырвать сердце и выбросить в море на съедение рыбам. Я хочу, чтобы ты был моей игрушкой. Чтобы был моим щенком. Хочу, чтобы ты и дальше пытался укусить руку своего хозяина, а я напоминал тебе о твоем месте.       «Будь моя воля, я бы убил тебя»… эти слова произнесенные из двух уст, наверное, очень хорошо описывали их отношения к друг другу. Но… Моракс был прав, даже при всем желании, рука уже не поднимется, чтобы нанести решающий удар.       Когда Моракс закончил, в комнате повисла тишина. Демон не нервничал, хотя и признался сейчас в своей привязанности и заинтересованности. Его совершенно не беспокоило, что его речи могут как-то отпугнуть Аякса. Было непонятно, догадывался тот о «нездоровых» своих наклонностях, или же считал это нормой.       Очень долгое время Тарталья не подавал признаков жизни. Но вовсе не потому, что он начал бояться и пожелал притвориться неодушевленным предметом, в надежде, что дракон отпустит его. Нет, он лежал в его «объятиях» с хмурым выражением и пытался в самом деле вникнуть в его речи.       Он… его с щенком сравнивал?       — Я не понимаю, твое агрессивное умиление превратилось в садистские наклонности? — этот вопрос был риторическим, Тарталья сам пытался дать хоть какое-то объяснение его… желаниям.       Произнеся это, он вновь замолк на некоторое время. Моракс спокойно наблюдал за его посеревшим лицом и бегающим взглядом, что то и дело перепрыгивал с предмета на предмет из-за крутящихся в голове мыслей.       Наконец, тишину прервало тихое «пиздец», что слетело с губ Тартальи тяжёлым выдохом. Вот так очень быстро и четко он дал описание всей ситуации.       — Можно ли считать, что ты только что признался мне в любви? — усмехнулся Тарталья, как будто дразня. Это походило на попытку разбавить атмосферу. Вот только… кажется он один видел в этом необходимость. Демон себя чувствовал вполне комфортно.       — Если любовь похожа на что-то такое… агрессивное и кровавое, то да.       — Это ненормально. — Хмыкнул Тарталья, — Думаю, если это в самом деле любовь, то наверное, самая конченая ее сторона, какая вообще существует в этом мире.       — Возможно. Но, мне кажется после таких ощущений, я навряд ли смог довольствоваться чем-то нормальным.       — Тебе нравится то, что ты испытываешь? — С сомнением спросил Тарталья, покосившись на дракона.       — Не знаю. Но это интересно.       Тарталья прикрыл глаза, слабо улыбнувшись.       — Ты больной.       — Полагаю, ты не сильно от меня отличаешься.       — С чего это ты взял? У меня таких наклонностей нет.       — Тебе нравится все это.       — Что? Бред не неси. — Фыркнул Тарталья довольно резко.       — Если бы не нравилось, вел бы себя иначе. Поверь мне, я знаю на что ты способен, когда что-то тебя по-настоящему не устраивает.       Тарталья отвернулся от демона, глядя в сторону балкона и щуря глаза.       — Не понимаю, что ты несешь. Я ненавижу тебя, Моракс. Что мне может нравиться вообще в тебе и в твоих действиях, когда ты буквально разрушил две мои жизни?       — Не знаю, может тебе нравится то как мы лежим? Или быть может тебе пришлась по вкусу та ночь? — С явным смешком спросил демон.       Тарталья закатил глаза, пихнув локтем часть туловища дракона, что попалась под руку. Он даже колкость никакую не мог сказать, парень лишь возмущенно фыркал, что очень забавляло Моракса. Он рассмеялся, прищурив свои янтарные глаза.       — Знаешь, в ненависти нет ничего плохого. — вдруг сказал он, когда они оба успокоились. Аякс вопросительно посмотрел на него, не понимая к чему тот клонил. — Иногда, спасение можно найти лишь в ненависти и желании отомстить. — все так же тихо и спокойно проговорил Моракс, прикрыв веки и больше не глядя на него, — возненавидь меня так, чтобы сводило скулы. Сделай смыслом своего существования мою смерть. Кто знает, быть может именно это и спасет твою душу.       Тарталья полулежал в чужих «объятиях», с недовольным видом разглядывая морду зверя. Его слова звучали как-то слишком… заботливо, если не обращать внимание на смысл этих речей.       — Сделать ненависть своим смыслом жизни? Хочешь, чтобы я стал мстительным духом?       Моракс ничего не ответил. И это молчание заставило парня прищурить глаза, с подозрением покосившись на него.       — Моракс, зачем тебе моя душа? — в лоб спросил он.       Тот не сразу ответил. То ли вовсе не желая говорить на эту тему, то ли пытаясь придумать отговорку, он молчал с закрытыми глазами.       — У меня есть на нее планы. — крайне неоднозначно ответил демон.       — Какие? Не думаю, что шантажировать заклинателей получится с помощью нее. Я им нужен живым и жалкий кусок души потеряет свою ценность после моей смерти.       — Ты меня очень сильно обижаешь, думая, что это делается для того чтобы шантажировать таких мелких крыс, как заклинатели. Они мне не нужны.       — Для чего тогда? — полушепотом спросил Тарталья, удобнее устраиваясь в ловушке змеиного тела.       Слова о ненависти, буквально о самой частой причине, по которой души остаются в мире смертных и превращаются в злых мстительных духов, сейчас звучала не просто так, Тарталья это чувствовал всем своим нутром. Из-за очень сильных эмоций, привязанности или желании отомстить, некоторые люди не желают покидать мир смертных. Отрекаясь от круга перерождения, они начинают блуждать по земле, и только лишь те, кто в самом деле одержимы какой-то идеей или чувствами, способны и дальше существовать, впитывая в себя энергию. Другие же растворяются, исчезают навсегда.       «Кто знает, быть может именно это и спасет твою душу»       Почему он это сказал? Хочет попытаться сохранить его душу после смерти? Но что насчет других осколков? Разве это возможно, пока все части не собраны? Никакая ненависть и прочие сильные чувства не помогут ему сохранить себя в этом мире.       — Я не съем ее, не переживай. Хотя, если ты будешь себя слишком нагло вести, я подумаю об этом.       Юноша закатил глаза, после чего задумчиво уставился на переливающуюся чешую дракона. Слова Моракса оставили свой осадок у него на душе… он был растерян и подавлен непониманием дальнейших действий демона.       — Кстати, как наш договор отразится на остальных частях?       — Они тоже будут принадлежать мне после твоей смерти. Наша сделка распространяется на все твои осколки, сохранившие с тобой даже ничтожную связь.       — Даже…       — Нет. Баи в этот список не входит.       Тарталья не удивился тому, что демон уже обо всем узнал.       — И откуда поступила информация о последнем?       — Венти. Поведал мне об этом с явным запозданием. Но сегодня я убедился в этом лично, когда встретил по дороге к тебе Мэн Цзы и его меч.       — Получится ли найти способ вытащить его из меча?       — Это невозможно. Считай, что последнюю часть своей души, ты уже потерял. Вам никогда не воссоединиться.       Эти слова заставили Тарталью нахмуриться. На мгновение, когда демон сказал о том, что сделка распространяется на все осколки, он подумал, что шанс сохранить душу после его смерти есть. Возможно, именно потому Моракс и явился с предложением заключить контракт, он знал, что тот свяжет все части, желают они того или нет. Но если… Баи существует уже как отдельная личность, как отдельный дух, и не имеет связи с Тартальей…       Ничего не получится? У него в самом деле только один конец — смерть и полное рассеивание?       — Есть ли способ… хоть как-то сохранить мою душу?       — Не понимаю тебя, так ты хочешь смерти или нет? — с явным хитрым прищуром, спросил Моракс. — Если ты так переживаешь об этом, почему все равно ищешь ее? Или это вошло в привычку? Попробовал один раз и теперь не можешь избавиться от своей тяги?       Тарталья ничего не ответил на это. Он уставился на него с серьезным лицом, ожидая ответа на свой вопрос.       — Сохранить твою душу… почти невозможно. Желательно тебе начать наслаждаться по полной своей жизнью, потому что есть большая вероятность, что она последняя у тебя. — сказал Моракс, прикрыв глаза.       Аякс сжал губы. Ему не хотелось ерничать и отвечать колкостью сейчас, хотя такая мысль и промелькнула в голове. Он заметно поник, апатично глядя вперед.       — Но полагаю, я был бы плохим хозяином, если бы так легко позволил своему зверенышу сгинуть. — Как бы невзначай проговорил едва слышно Моракс, открыв одно веко.       Тарталья как будто не сразу осознал смысл его слов. Он сначала хмурился, а потом и вовсе повернулся к нему с недоверием. Но несмотря на это, в глубине голубых глаз, демон заметил намек на надежду. Парень не говорил и слова: на его лице застыл вопрос, который не нужно было даже озвучивать. Но вместо того, чтобы объяснить все, Моракс лишь покачал головой, дав понять, что не собирается раскрывать свои планы.       — Вероятность успеха около пятнадцати процентов. Я понятия не имею сработает это или нет, поэтому, не вижу смысла давать тебе надежду. — Сказал демон, — к тому же, я пришел с тобой поговорить о другом. Мне хотелось бы сказать тебе пару слов перед тем как… наши пути, возможно, разойдутся. — Спокойно проговорил он, — Ты волен делать, все что душе угодно. Не позволяй никому связывать твои руки и ноги. Убивай, кого считаешь нужным, помогай тому, кто по-твоему, в самом деле нуждается в помощи. Если на твоего любимого человека рычит собака — отрежь шавке голову, не заботясь о ее благородной крови или хозяине. Если вдруг потребуют ответить за содеянное, можешь всю вину переложить на меня. Можешь винить меня во всех грехах, если будет легче.       Тарталья слушал это молча, но стоило Мораксу сделать паузу, как он не смог удержаться от едкого комментария:       — Ого, слышать подобные речи от того, у кого моя душа на поводке, сильно конечно. В самом деле разрешаешь?       — Не ерничай, я серьезно. Я не собираюсь тебя насильно держать подле себя. Если желаешь, можешь встать на сторону Лин Гаунмина. Делай что хочешь. Но не забывай, что я не буду щадить тебя, если вдруг нашим клинкам придется скреститься. Все последствия от выбранного тобой пути ложатся всецело на твои плечи.       — Что на тебя нашло? — С искренним недоумением спросил Тарталья, — хочешь сказать, что не собираешься пользоваться нашей сделкой и манипулировать мной с ее помощью? Ты такой добрый. Совсем на тебя не похоже.       Демон противоречил самому себе. Сначала он поделился своими чувствами, открыто заявив, что хочет держать как можно ближе Тарталью, а теперь утверждал, что парень волен делать все что он желает. Это было чертовски подозрительно.       «Неужели это его «прости? — подумал юноша, с недоверием глядя на морду дракона, лежащую у него на коленях. Должно быть, для демона, привыкшего получать все, что ему хочется, отпускать свою жертву было очень тяжело. Свобода, какую предлагал Моракс, пытаясь подавить свои нездоровое влечение к Тарталье, возможно была самым ярким проявлением тех чистых чувств, какие остались в грязной извращенной душе демона. — ну, или он задумал что-то.» — мысленно пожал плечами Тарталья.       — Значит ли это, что ты перестанешь ко мне приходить и полностью оставишь меня в покое?       — Если ты того хочешь — да.       Тарталья задумчиво закивал, погружаясь в свои мысли, как вдруг полностью замер и спустя пару секунд, резко повернулся к демону с побелевшим лицом.       — Совсем из головы вылетело! Я ведь спросить хотел по поводу Лин Гаунмина… черт. — Аякс потер переносицу, готовый дать самому себе подзатыльник. Вопросы и сомнения касаемо его бывшего наставника начали терзать его еще в тот день, когда он увидел воспоминания Моракса… но демон быстро скрылся после этой ночи, а потом парень сам погряз в проблемах и было уже не до размышлений. — я же правильно понял, твоим старшим братом по оружию был…       — Лин Гаунмин. Да.       Тарталья ошарашенно посмотрел на него.       — У моего учителя было четверо учеников. У каждого свой характер, свой талант, но одна единая цель — небеса. Конечно всем четверым невозможно было вознестись, мастер знал это. Но он пытался сделать из нас очень влиятельных людей, которых можно было бы посадить в определенные места на определенные роли, дабы его контроль и власть расширилась. Первый ученик стал чиновником при дворе. Умственными способностями не блистал, был очень суровым и скользким. Казалось, учитель сам презирал то, что из него выросло.       — Такие люди, как правило, и крутятся в высших кругах. Неудивительно.       Моракс ничего не ответил, удобнее устроив свою голову на чужих коленях.       — Второй ученик стал военачальником императора. Бескорыстный, добрый и очень отзывчивый человек, располагающий к себе, имел право управлять не только армией Царя, но и требовать от великих школ юных заклинателей, дабы обеспечить защиту Его Величества. Учитель был удивлен тому, какое место занял столь «мягкотелый», на его взгляд, ученик. А я был искренне за него рад. Его доброта и ласковое отношение ко мне, никогда не мешало уважать его. Однако… другим его доброта представлялась слабостью. Мало кто по-настоящему почтительно к нему относился.       Тарталья внимательно слушал демона, почти не шевелясь. Он хотел, чтобы Моракс больше рассказал о своем прошлом и потому, он всячески старался слиться с окружением, боясь его спугнуть. Этот вечер откровений имел огромную ценность для парня. Начиная от его попытки прощупать собственные границы, заканчивая беседой с демоном, который начал больше ему открываться. Все это он старался запечатлеть в своем сознании, в каком-то особом благоговении, слушая голос Моракса. Тарталья желал все больше его раскрытия, он хотел понять его. Мысль о том, что он возможно единственный человек, которому вот так демон начал открываться — приносила свое тепло и сладость. Это тешило его самолюбие, все крепче связывая его со своим палачом.       Сам того не осознав, юноша погрузил свои пальцы в шелковистую длинную шерсть на голове дракона, почти невесомо поглаживая того.       — Из всех моих братьев по оружию, его появлению я был рад больше всего.       — Что ты чувствовал, когда тот приходил?       — Я был рад. Мне хотелось проводить с ним время, хотелось слушать его. Он был ласков со мной и всегда приносил вкусности, умело пряча их от учителя. Полагаю, такие теплые светлые чувства я испытывал только к нему. Думаю… именно так относится к своему старшему брату младший, с восхищением глядя на него.       — Ты любил его. Любил, как родного брата, несмотря на такие холодное отношения в так называемой сложившейся семье. — с задумчивостью проговорил Тарталья. — удивительно, что ты когда-то испытывал такие чувства. Я уж думал, что-то здоровое ты не способен ощущать.       Моракс пару минут молчал, как будто обдумывая чужие слова. Он слегка кивнул, после чего продолжил:       — Эти чувства были осквернены незаслуженными обвинениями моего мастера, который всячески пытался искривить в моей голове его образ. Когда я вернулся из опасного демонического леса, я узнал о том, что мой старший брат по оружию спас ребенка из семьи предателей, за что был осужден. Учитель, воспитавший его, сам попросил позволения у Императора, выступить палачом для своего ученика. На казни меня не было, но я знал, что руки моего мастера были испачканы кровью единственного искреннего и доброго человека в моей жизни.       Тарталья ничего не сказал. Его рука на мгновение замерла, но уже спустя пару секунд, он возобновил мягкое поглаживание, словно эта история не заставляла сжиматься сердце. Демон не нуждался в успокоении и его сожалении, юноша хорошо это понимал. Время, когда ему нужна была поддержка, упущено. Сейчас, единственное, что мог сделать Аякс, просто выслушать его, выступив обычным собеседником его уровня. Если бы он показал свою жалость и печаль, это бы заставило демона чувствовать себя ниже. А так, гордость твари не была задета.       — И третьим моим старшим братом был Лин Гаунмин. Он отличался от остальных. Умный, расчетливый, талантливый, он единственный, кто смог встать на один уровень с мастером, не страшась его гнева и не пресмыкаясь пред ним, как запуганный ребенок. На него возлагали очень большие надежды. Если я должен был стать оружием, то он тем, кто это оружие направит. Этот человек… умел извлекать выгоду, умел располагать к себе людей и пользоваться этим. Истинный правитель. Волк в овечьей шкуре.       Тарталья поёжился.       — Я не уверен, что он способен испытывать искренние теплые чувства. Улыбки, нежные прикосновения и разговоры… все это лишь инструмент, чтобы расположить к себе человека, а после, его руками достичь определенной цели. Даже ко мне он был ласков лишь для того, чтобы привязать к себе и сделать из меня верного воина. Он делал все, чтобы в моей памяти запечатлелось его доброе отношение ко мне, что вызывало сильный контраст по сравнению с жестоким обращением учителя. Он всегда проводил параллели, показывал мне какой мастер ужасный, чтобы… в последствии, убить его моими руками.       Аякс нахмурил брови, напряженно посмотрев на демона.       — Я знал о планах учителя только лишь благодаря Лин Гаунмину, ведь каждый раз, когда тот ставил заклинание, чтобы заглушить разговоры, мой шисюн создавал брешь, дабы я мог подслушать. Полагаю, мастер начал подозревать его, ведь он видел, что его воспитанник вырос хитрым лисом. Напряжение и это тихое противостояние все больше усугублялось. Полагаю, сами планы Гаунмина ему были неизвестны, но он ощущал опасность, исходящую от его сладкой улыбки и этого неискреннего почтения. — Моракс внезапно усмехнулся, — Это очень забавно. Из нас четверых, больше всех учитель был привязан именно к Гаунмину. Отношение к нему было иным. Не сказать, что его окружали заботой, нет, на такое тот не был способен. Но… полагаю, в Лин Гаунмине мастер видел своего наследника. Он видел в нем своего сына. И в этом вся прелесть истории. Сын убивает своего отца. Из всех учеников, именно он восстал против жестокого тирана, сверху вниз глядя на него.       Тарталья молчал. То, с какой стороны он сейчас узнал своего бывшего наставника… вызывало дрожь. Интересно, что скрывалось за милой улыбкой Лин Гаунмина, когда он воспитывал его тысячу лет назад? Неужели с самого начала он тоже был лишь инструментом?       — Погоди, я не понял одного: как мой учитель смог прожить так долго и стать моим наставником?       — Он вознесся на небеса вместе со мной.       У Тартальи сердце рухнуло в пятки, когда он услышал это.       — Ты хочешь сказать… тысячу лет назад моим мастером был небожитель, который намеренно воспитывал будущего убийцу своего шиди?       — На момент, когда Лин Гаунмин стал твоим наставником, он должен был уже быть человеком. Богам нельзя вмешиваться в дела людей, если бы он оставил свои титул и силы, то нарушил самое серьезное правило небес.       — Значит, узнав о пророчестве, он спустился лично на землю, чтобы воспитывать меня?       — Ни о каком пророчестве я не слышал ровно до того момента, пока тебе не исполнилось четырнадцать и слава о твоих силах не начала распространяться по округе.       — М… если я правильно помню, из семьи меня забрали в школу в возрасте пяти-шести лет. Это был Лин Гаунмин. Именно он сделал меня своим учеником и почти с самого детства внушал мне, что я особенный. Мой отец невзлюбил меня за то, что я выбрал не семью и ее благополучие, а путь заклинателя. Он рассчитывал на то, что я стану таким же известным купцом.       — Да, так рассказывал эту историю ты. Но почему так рано тебя забрали из семьи на самом деле, мне неизвестно. В любом случае, это показалось еще тогда мне странным.       — Лин Гаунмин увидел во мне потенциал? Потому и забрал…       — Возможно. Считай, из-за одного совпадения, из-за одного стечения обстоятельств, благодаря которому ты случайно наткнулся когда-то на Лин Гаунмина, твоя судьба была предрешена.       — Спасибо, мог бы не сыпать соль на рану. — фыркнул Тарталья, — Почему ты вообще все это рассказываешь мне только сейчас? Мой учитель был Небожителем… думаю, это та информация, какую я должен был услышать в самом начале.       — Во-первых, он был небожителем до того, как начал тебя воспитывать. Во-вторых, незадолго до своей смерти, ты затронул в одном из наших разговоров эту тему, значит уже тогда ты узнал об этом.       — Да, но я переродился и ничерта не помню! Твою мать… — Парень уставился на противоположную стену и провел по лицу ладонью, — мой учитель был Небожителем…       — Я вообще-то тоже. Не помню, чтобы у тебя была такая реакция, когда ты узнал об этом.       — На тебя плевать. — нахмурив брови, махнул рукой Тарталья, — ты демон. Единственное, о чем я подумал, когда узнал, что ты павший Бог, так это о том, что мне пиздец. — Он притих, задумчиво поднеся пальцы к подбородку и начав кусать собственные губы. — то есть, Лин Гаунмину пришлось снова стать человеком, чтобы воспитать меня? А потом что? Он вернулся на небеса после моей смерти?       — Трудно сказать. Я слышал, состав небесных чертогов сильно изменился. — ответил Моракс как-то слишком сухо. Тарталья прищурил глаза, взглянув на демона. У него было чувство, что тот недоговаривал…       — Наверное, если бы мой учитель вернулся на небеса, Баи отправился бы вместе с ним. Он ведь его меч.       — Да. Или же, Баи был оставлен на земле специально, чтобы охранять последнюю печать бездны.       Они оба замолкли, обменявшись нечитаемыми взглядами.       — Осталась последняя печать?       — Все верно.       Тарталья тяжело вздохнул, отвернувшись от демона в сторону окна. Из-за занавески, едва ли можно было что-то увидеть на улице, но он упрямо пялился в ту сторону, от созерцания уличных фонарей, перейдя к тщательному разглядыванию незатейливого узора штор. Делал все, лишь бы не встретиться взглядом с Мораксом.       — Возможно ли, что когда-нибудь люди и другие существа смогут жить в мире? — тихо спросил он. Даже для самого Аякса этот вопрос показался наивным, поэтому он продолжил свою мысль: — Я не говорю про мир без войн и междоусобиц. Они были, есть и будут. Но… неужели нет никакого шанса, что они смогут уживаться рядом друг с другом?       — Как ты собираешься кормить вампиров?       — Люди могли бы сдавать кровь и она бы продавалась в отделах магазинов, предназначенных для таких существ. — А что бы ты сделал с тварями, в рацион которых входит человеческая плоть?       — Я уверен, и этому можно придумать замену. Замену, при которой, никто из людей не превратится в обычную свинью для убоя. У каждого были бы равные права… — Тарталья сложил руки на груди, и наконец взглянул на демона, — ты говорил, что любое живое существо должно уметь приспосабливаться, чтобы выжить. Неужели монстры и люди никогда не смогут приспособиться друг к другу?       Моракс лишь хмыкнул.       — Ты же понимаешь, что мира не достичь ближайшие пятьсот лет? Даже если и есть небольшой шанс организовать жизнь нескольких рас таким образом, чтобы они в дальнейшем могли жить вместе, первое время все равно будет очень много крови.       — То есть, шанс все же есть? — Как будто пропустив все остальное мимо ушей, повторил Тарталья.       — Все зависит от правителя. — Коротко ответил Моракс, — лично я, взойдя на престол, не собирался разрабатывать планы для такого будущего Тейвата. Моей целью является освобождение моего народа и предоставления ему лучших условий для дальнейшего существования. Будут люди заменять свиней у них на фермах или нет — меня не волнует.       — Все зависит от правителя?.. — с прищуром переспросил Аякс.       Моракс тоже взглянул на него. Его морда выглядела сейчас хитрой и довольной. Не нужно было видеть человеческую его форму, чтобы понять, что тот улыбался.       — Хочешь побороться со мной за титул императора?       Тарталья пару секунд молчал, но потом все же равнодушно отмахнулся от него.       — Нет. Из меня получился бы ужасный король.       — Военачальник бы вышел из тебя вполне прекрасный, если бы ты только немного подучился. Знаешь, надоедливый приближенный, который блещет энтузиазмом улучшить мир и благоприятно устроить жизнь сразу нескольким расам, учитывая интересы даже слабейших.       Тарталья грустно улыбнулся, растрепав гриву дракона.       — Ты пытаешься меня искусить?       — Я демон. Искушать — мое любимое занятие. — неоднозначно ответил Моракс, не забирая свои слова назад и не пытаясь при этом больше соблазнять юношу. Непонятно было, пошутил тот или же сказал серьезно. — В любом случае, даже если бы вдруг появился император с такими же мечтами, как и у тебя, ему бы пришлось очень много работать. Реки крови лились бы пятьсот, а может и тысячу лет. Войны, постоянные конфликты, ущемление, рабовладение, вот к чему мы сейчас вернемся.       —Не страшно возвращаться назад, когда уже вкусил сладкий плод современной комфортной жизни?       — Отсутствие комфорта никогда не пугало меня. Я не гоняюсь за удобствами. Если понадобится я сотру полностью жизнь на земле, чтобы возродить ее вновь и начать с нового листа. Ни времени, ни сил, мне не жаль.       — Звучит ужасно. — честно поделился своими мыслями Тарталья, услышав про готовность «начать все с чистого листа».       — У всех императоров запачканы руки в крови. Все потому, что нужно идти на некоторые жертвы, чтобы достичь хорошего будущего. Это нормально.       — Вырубить старые деревья, чтобы засеять поля новыми побегами?       — Разрушить законы нынешнего мира, чтобы создать новые, способствующие развитию лучшей цивилизации.       Тарталья замолк, нечитаемым взглядом уставившись на дракона, что лежал абсолютно спокойно, будто не из его уст вырвались эти слова.       — Если я возьму протянутую тобой ладонь, я предам все человечество. — ровным голосом проговорил юноша, — меня возненавидит каждая живая душа, я стану изгоем и для людей и для монстров, и не важно какие возвышенные цели я преследую.       — Но рядом с тобой все еще останусь я.       — Такая перспектива тебя очень радует, должно быть. Ведь это ты говорил о том, что хочешь посадить меня на цепь и сделать только своей игрушкой. Если все отрекутся от меня, ты достигнешь своей извращенной цели.       — Да. Мне будет очень приятна мысль, что у тебя не осталось никого кроме меня. Но что насчет тебя, Аякс? Хочешь сказать, путь, который я тебе предлагаю, не принесет тебе удовлетворения?       — Моим удовлетворением был бы мир между людьми и другими существами. Но к этому моменту я навряд ли доживу, а значит, я умру с мыслью, что из-за меня весь Тейват вновь погрузился в хаос, который не известно когда закончится.       — Я бы позаботился о том, чтобы ты лицезрел всю эту картину своими глазами. Чтобы ты просыпался каждый день и видел кровавое месиво, которое устроил, пока наконец, не заметил, как из рек крови и пепла, возрождается феникс. Феникс, рождённый из пламени твоих искренних желаний и благородных мечт.       — Умеешь же ты говорить красивые вещи так, чтобы просыпалось сомнение и отвращение. — вскинув брови, прокомментировал Тарталья. — и вообще, с чего ты взял, что я хочу этого?       — Ну конечно ты можешь встать на сторону Лин Ганумина и воевать за людей. Я ведь тебя не держу подле себя и даю полную свободу. Интересно, каково будет убивать «монстров», когда границы стерлись и различия стали не такими очевидными. Не перепутаешь ли ты своих союзников с врагами? Некоторые люди вместо лиц имеют те же морды мерзких тебе тварей, моральные ценности которых едва ли можно отыскать на дне последнего круга ада.       — Да-да-да, я понял, спасибо. Твоя «полная свобода» буквально сейчас трещит по швам, Моракс, пока ты пытаешься склонить меня на свою сторону.       — На эту тему заговорил именно ты. Быть может это ТВОЯ сторона? Твой путь, что по-настоящему привлекает твое сердце? Ведь я с самого начала тебе сказал, что моя цель заключается вовсе не в мире между всеми живыми существами. Мне важно лишь благополучие моего народа.       Сердце почему-то пропустило удар, стоило юноше услышать все это. Он невольно притаил дыхание, с опаской прислушиваясь к собственным чувствам. Где-то в глубине души он нашел противный слабый отклик… но вот так сразу принимать его он не хотел. И причин на это было слишком много.       — Через три дня мы уезжаем в Ли Юэ. — перевел тему Тарталья, чтобы не показывать демону своих сомнений. Ведь он знал, стоит только тому их заметить, как сразу вцепится в него, пытаясь вытащить эту его гнилую сторону наружу.       — Возвращать силы. — Со скучающим тоном кивнул дракон, — что же, это твой выбор.       Тарталья прищурил глаза. Он хотел что-то ответить, но внезапно в дверь постучались, из-за чего парень испуганно подорвался, а вместе с ним и демон. Не сказать, что Моракса волновали гости, явившиеся к парню. Будь его воля, он бы как наглый кот продолжил лежать на коленях Аякса, пока тот массирует голову и приятно проводит по величественным рогам дракона. Но Тарталья спихнул его с себя, быстро пытаясь вырваться из запутанной ситуации, какая образовалась из-за змеиного тела.       Волнение захлестнуло парня с головой, но он попытался придать голосу спокойствие:       — Кто? — спросил он, пытаясь выпихнуть демона из своего номера в окно.       Из-за двери послышались голоса Син Цю и Чун Юня. Они что-то радостно крикнули ему в ответ, но тут же «ойкнули», словно кто-то дал им подзатыльник за шум.       В панике Тарталья начал махать руками, чтобы Моракс поторопился, а не лениво зевал, упрямо стоя у балкона.       — Избавляешься от меня, как от любовника. — бросил демон, ступив одной когтистой лапой на парапет балкона.       — Пока ты в такой форме, слышать такие речи от тебя — ужасно.       Моракс фыркнул.       — Кстати. — вдруг спокойно сказал Аякс, повернувшись к нему с почти ничего не выражающим лицом.— я знаю, что ты не по доброте душевной отпускаешь меня.       Дракон на пару секунд завис, глядя в голубые глаза. В них отражался тусклый свет от бра, предающий его взгляду нечто совсем взрослое и серьезное.       — Только дурак будет делать что-то бесплатно или по доброте душевной. — Ответил Моракс и тут же исчез, взмыв так быстро в небо, что Аякс не сразу понял что произошло.       Переведя задумчивый взгляд на дверь, парень молча повернул замок и опустил дверную ручку, собираясь впустить в номер еще одну головную боль.