Не любитель я цветов.

Наблюдение. Чем больше разница между устоявшимися нормами и тем, как проявляет себя личность, тем, соответственно, она интереснее. Красота записана коротким уравнением на обратной стороне каждого холста, на котором изображен тот или иной узник поместья: Δek = a Где: Δe - несоответствие ожиданий ( expectation mismatch ). k - коэффициент отторжения обьектом эвристики по отношению к нему. a - уровень привлекательности ( attractiveness level ). На льняном холсте плотно прижатыми друг к другу мазками ложится фигура, трётся о поверхность плоским боком с одной стороны, пока застывшие волны густой краски немо терпят холодное дыхание творца с другой. По мановению шпателя силуэт двигается, обретает ещё больший объём, возвышается над горельефами небрежно вымазанного окружения, ведь оно сейчас не столь важно, оживает и открывает движением тонюсенькой кисточки глаза, взирая теперь на довольного собой художника, даже не пытаясь прижимать ладонями кровоточащие раны. Было ли так на самом деле, или то - лишь проделки изменчивой памяти Потрошителя? Знает, кажется, только тот, чей образ теперь запечатлён был на картине. И на место переменных тактично встают цифры. О, нет, они вовсе не сухие, как принято относиться к расчетам в целом, эти цифры - результат тщательного наблюдения, бережная выжимка из поведения, кропотливая фильтрация лицемерия, потому и выводит рука их так бережно. Бережно вешается на стену и последствие творчества, рядом со многими и многими подобными наблюдениями, слегка шуршит об обои с узором из кувшинок и потускневшего, некогда белого клевера, качнувшись на гвозде. Ну вот и все. Зачем вообще нужны эти вычисления? Джек никогда не был математиком, но это незамысловатое уравнение стало нерушимым оправданием его поведения, объяснением самому себе, почему в душе всё так, а не иначе. Весьма странное решение для человека творческого. Но и наблюдения его нельзя назвать фанатичными. Они не включают в себя повсеместное преследование или постоянные бездушные записи. В случае с маленькими жителями этого обречённого на столь же длительное, сколь постоянно выцветающее, дрожащее от последних потуг умирание поместья, все довольно непросто. Конфликты - последнее, что осталось у пребывающих здесь, и именно в конфликтах проявляет себя личность ярче всего. На грани с безумием не остаётся места для притворства, оно даётся с трудом и противным скрежетом, хоть наблюдать за этим и увлекательно в крайней степени. Кто-то более не интересен охотнику. Иногда хочется попросить у раскрывших душу людей прощения за всё неслучившееся, за упущенное из за излишней к ним внимательности, за то, что позволил себе художник остаться наблюдателем и пустить на самотёк все, лишив их и себя возможности увидеть апогей проявления личности. Они - как отсыревшие спички в помятом и растрёпанном временем коробке, который извлекается сейчас творцом из кармана одного из пиджаков: становятся абсолютно бесполезными, так и не вспыхнув под грузом обстоятельств. Но с четвертой попытки робкое пламя всё-таки разгорается, игнорируя пагубный пример отброшенных в урну сестёр, начинает, пленённая узкими губами, дымить дубовая трубка, Каролина цепляется за нёбо сладковатым плотным дымом, без которого лёгкие охотника уже едва расправлялись, да и табак в поместье был намного лучше того, который Джек мог позволить себе при жизни в дождливом Лондоне. Итак, первым атрибутом подготовки к выходу из комнаты была раскуренная трубка, далее следовало застегнуть верхние две пуговицы рубашки, затем на плечи ложился скупым слоем болотного цвета ткани пиджак, до состояния зеркала отполированные чёрные туфли уже были на охотнике, так что дело оставалось за малым: убийца берет с тумбочки маску, дефилируя с ней к зеркалу у гардероба. Нет, ему не жаль более того себя, который был утерян у ворот поместья. Теперь от обворожительного, подтянутого и чуть неловкого джентльмена остался долговязый, осунувшийся мужчина, выглядящий намного старше собственного возраста. На угольных висках можно было заметить прядки некрасиво и по-пыльному поседевших от переживаний волос, глаза запали, скулы неестественно выделялись, на подбородке и под острым прямым носом, напоминающим клюв цапли, виднелись порезы от не самых удачных попыток поддерживать лицо гладко выбритым. Да. Пускай. Его черты должны остаться загадкой для жителей поместья, пускай ходят слухи, пускай догадками обмениваются крохотные выжившие и грозные охотники, пускай ни одному из них не доведётся увидеть великое разочарование. И поверх разочарования этого опускается безликой коркой новый образ, на который все догадки эти прекрасно ложатся. В интриге и незнании есть своя томящая романтика. Лето выдалось холодное. Первое, что Джек почувствовал - окутывающая тело, плотная влага. Затем - ветер. Отвратительный и морозный, зябкий, он, к неудовольствию творца, сдувал расплескавшийся молоком по земле туман. В крытом зелёном уголке было определенно теплее, но туда никак не проникнуть, если не пробираться через крыло выживших. Но ему туда и не надо. Необходимое окно располагается сразу за трубой на первом этаже, так что поддеть лезвием незамысловатую накидную щеколду через щель меж ставень не составило труда. Разве что окошко было поменьше тех, что размещены были на скене театра абсурда и неоправданной жестокости, так что аккуратно влезть не получилось - щепа, задевшая полы пиджака, с треском разорвала ткань, хотя это не сильно изменило общий внешний вид одежды. Комнатка небольшая. В неё несмело протискивается влажный ветер, поднимая простенькие белые занавески, но более ничего он сделать не в силах. Приоткрытый дубовый шкаф у стены с резными дверцами и зеркалами на них еле слышно скрипнул, а затем тактично затих. Только часы с кукушкой не желали молчать, невозмутимо отстукивая в своём пыльном темном углу. Письменный стол у заправленной кровати представлял собой зрелище печальное: древесина, некогда гладкая и отшлифованная, теперь была испещрена следами от чего-то острого, а местами и вовсе выжжена, однако тёмные пятна были прикрыты тоненькими томиками с пафосными названиями и слоем пыли на них. Было бы опрометчиво предполагать, что пополнение останется незамеченным, и все же у края стола охотник заботливо оставляет издание «Исповеди сына века», переведённое на английский, и уже разворачивается, чтобы скрыться в утренней прохладе, но в замке скрежещет ключ, и в комнату заходит её законный житель, а Джек так и остаётся на месте, замерев, будто ребёнок, которого застали за воровством конфет. — Ну и что ты здесь забыл? В голосе нет ни страха, ни даже маломальского уважения. Только усталость и раздражение. И творец постепенно выпрямляется, закладывая руки за спину. Всё-таки не следует ему отклоняться от тщательно созданного и собранного по крупицам образа. — Решил удостовериться, что духота в твоей комнате ещё не достигла того уровня, когда в воздухе можно будет вешать топор, - без лишнего кокетства отвечает Потрошитель, развернувшись наконец к собеседнику лицом. — Ты бы ещё спросил, хорошо ли я позавтракал. Мамаша, черт подери. Проверил? А теперь вали. Почему-то даже в помещении непалец не снимал своего капюшона. Редко его можно было увидеть без разодранной накидки цвета осеннего мха. — Как будет угодно, - кивает художник, неспешно свешивая ноги с подоконника. И всё же это было намного лучше прежних попыток наёмника зарезать нежеланного гостя. В этом тоже была своя прелесть: его в комнате никогда не ждут, но знают, что рано или поздно он заглянет. Надеются ли на обратное? Темноволосый не знает, и это заставляет его улыбаться под маской. — Тебе помочь что ли? Ну я могу, если тебя устроит массаж поясницы коленом. Во всяком случае, теперь его спрашивают. Забавно. — Нет-нет. Не утруждайся. Я справлюсь сам, - уверяет выжившего убийца, с шорохом соскакивая на покрытую росой траву. И, кажется, он хотел сказать что-то ещё, но ставни захлопываются прямо перед гладкой поверхностью маски, да так, что задрожало в них стекло. Прочтёт ли Наиб книгу по скромной рекомендации ненавистного охотника? Вряд ли. Но надежда умирает последней.