The World Without Me

Изуку тонул. Вода была везде. Холодная и неумолимая, она металась вокруг него, толкая его все глубже и глубже, и сколько бы он ни пытался, всплыть обратно не получалось. И он не мог дышать. Он с отчаянием брыкался ногами и руками, но все безрезультатно; его конечности казались тяжелее обычного, а голова была полна тумана. Его легкие наполнились водой. Его глаза щипало. Его грудь горела. Цепи были обмотаны вокруг его горла и груди. Не метафорические, а настоящие, металлические цепи, и как бы он ни цеплялся за них, он никак не мог их снять. Его пальцы уже онемели, а мысли путались все больше с каждой секундой. Я-я не могу– — не могу дышать – — н-не могу… дышать! — Он не мог двигаться. Здешние горные реки были неумолимы во всех отношениях - вода была неудержима, холодна и почти невероятно глубока. Холодно… слишком холодно… ! Чёрт, чёрт, чёрт….! — мысленно завопил он, стиснув зубы и снова дернув цепи, но его конечности больше не слушались его (попросту не могли). Напавший на него злодей утягивал его все дальше и дальше от поверхности, и он ничего не мог с этим поделать. Инстинктивно он сделал глубокий вдох — воды, к сожалению. Плохая идея. Он подавил отчаянный всхлип — хотя это было больше похоже на кашель, чем на всхлип — и беспомощно забил ногами. Я не могу дышать, не могу дышать, не могу дышать! Это бессмысленно. Мысль пришла так внезапно и ниоткуда, что на мгновение он замер. Это бессмысленно сейчас. А затем Изуку снова дернулся, борясь с цепями. Ты ничего не сможешь сделать. Слишком поздно. Изуку стиснул зубы. Чернота начала заполонять его зрение, и он чувствовал, как его сознание угасает, чувствовал, как неотвратимая чернота приближается к нему, и как бы он ни старался, он просто не мог избавиться от нее. Не мог сбежать от неё. Это бессмысленно. Сдавайся. Ну же, просто сдайся уже. Разве не станет легче, когда ты умрешь? Прекрати бороться. Слишком поздно. Сдавайся. Это бессмысленно. Все равно никто не будет скучать по тебе. Его грудь напряглась. Его зрение потемнело. Слова были неотвратимы, как и вода, и он не мог игнорировать их. Я думаю… …Это… …Это… …Конец, верно…? Его тело обмякло, и он отпустил цепи с горла, которые тут же снова стянулись вокруг неё. Его легкие горели; ледяная вода казалась ему сотнями крошечных кинжалов. …Никого… …Никого это даже не волнует… …А если бы меня вдруг не стало бы…? Его глаза медленно закрылись, слезы разочарования и безнадежности смешались с соленой водой. Я… Наконец тьма схватила его и утащила на дно. … ничего не понимаю…

***

Внезапный толчок разбудил его, и Изуку вскочил, тяжело дыша, схватившись обеими руками за горло. Его грудь ужасно болела, но не так, как несколько секунд назад, и ещё он мог дышать, что было в новинку. Его одежда к тому же была сухой, что логически не должно быть правильным, учитывая, что всего несколько секунд назад он был под водой. Сориентировавшись, он неуверенно поднялся на ноги и огляделся. Вокруг него предстал безграничный пейзаж чистого, сплошного белого. Над ним было белое, под ним белое, и белое окружало его со всех сторон. Куда бы он ни посмотрел, все было белым, и ничего больше. Это… странно… Двери не было. Ни входа. Ни выхода. Лишь один белый цвет. Он не мог отличить пол от потолка. Он как будто парил в воздухе, но белое казалось каким-то твердым под его ногами. …Где я? Он долго, очень долго рассматривал эту белизну, пытаясь (и безуспешно) понять его смысл. И тут его внезапно охватило потрясение, а его глаза расширились от ужаса. — …Я мертв, — понял он, и что-то в его животе сжалось. — Я-я… я мертв. — Ага, примерно так. Но все немного сложнее. Изуку обернулся на голос. Напротив него, в белом небытии, стоял мальчик. Маленький мальчик с ярко-зелеными волосами, ярко-зелеными глазами, лицом, усыпанным веснушками, и шрамами по всей длине руки. Изуку в шоке отступил назад, у него перехватило дыхание. Ему казалось, что он смотрит прямо в свое отражение. Этот мальчик… был другим им. В этом не было никаких сомнений. Абсолютно никаких сомнений. Помимо зеркальной внешности, они также были одеты в одинаковую одежду (вторая модель костюма героя Изуку). Единственное, что отличалось, это выражение их лиц. В то время как Изуку выглядел чистым определением «в ужасе», этот другой выглядел… уверенным, более ехидным, и он ухмылялся, почти дьявольски. — …К-Кто ты? — резко спросил Изуку. — Где я? Другой он (но все ещё не он) пожал плечами. — Как я уже сказал, все немного сложнее, — беззаботно сказал он, — но именно поэтому я здесь, чтобы объяснить тебе. Это… довольно запутанно, однако, – Он-Но-Не-Он лениво потер затылок. — Итак, выслушай меня, ладно? Изуку тяжело сглотнул, но он не то чтобы не хотел знать, что происходит, так что просто неуверенно кивнул. Не-Он весело хлопнул в ладоши, словно ждал этого момента всю свою жизнь. — В любом случае, давай начнем с самого начала, — щебетал Не-Он. — С самого, САМОГО начала. Начнем с того — я буду прямолинеен — ты не такой уж беспричудный, как думал. Изуку лишь растерянно моргнул, глядя на него. — …О-о чем ты говоришь? — спросил он, вдруг сильно смутившись. — Н-Но… нет, это неправильно. Я родился беспричудным. Мизинец, у-у меня два… — Ну, твоя причуда — это не совсем физическая способность… — (Не-Он произнес это с пальцами в виде кавычек), — так что понятно, почему она не будет физически воздействовать на твое тело. Твоя причуда, вероятно, самая редкая из существующих, причуд, которая появляется раз в пару столетий совершенно случайно. Она также не может передаваться из поколения в поколение. Она просто как бы… — Не-Он пару мгновений махал рукой в ​​никуда, — …Существует. Ага, прямо в точку! Изуку закусил губу. Не-Он повернулся, гордо указывая пальцем на Изуку. — Твоя причуда называется Второй Шанс! — провозгласил Не-Он с широкой ухмылкой. — Когда ты умираешь, ты можешь воскреснуть один раз благодаря причуде. Что-то вроде дополнительной жизни как в Супер Марио. Честно говоря, ничего не меняется, кроме того, что ты не умираешь, когда в следующий раз сталкиваешься с плохим парнем. — Т-Так… ты имеешь в виду… — Изуку оглядел белое ничто, затем снова встретился взглядом со своим двойником. — Я-я… я действительно мертв. Не-Он внезапно нахмурился, опустив руку и склонив голову набок. — Ну да, — ответил Не-Он. — Я же только что это сказал, ты меня вообще слушал? Изуку сделал долгий и судорожный вдох. Он был мертв. Он был буквально мертв. И также он не был беспричудным. Это были громоподобные осознания (первое в большей степени, чем второе), и было сложно принять все это сразу. Не-Он тяжело вздохнул и пожал плечами. — …Ну, теперь ты можешь вернуться, понимаешь, в страну живых или как это называется, — лениво сказал Не-Он. — Как я уже говорил, ты мертв, но твоя причуда дает тебе еще один шанс на жизнь. Это было слишком. Слишком. Но на самом деле у Изуку не было причин не возвращаться (в любом случае, он был мертв), поэтому он только тяжело сглотнул и кивнул своему двойнику. Не-Он снова ухмыльнулся. — Ладненько! — сказал он, потирая руки. — Я отправляю тебя обратно в твое тело! О, нет, подожди-ка… — он вдруг нахмурился, коснувшись подбородка рукой в ​​перчатке. — У Причуды есть побочный эффект, — сказал он больше себе самому. — Охх, чувак, мне, наверное, стоило начать с этого… – П-подожди, какой побочный эффект? — настойчиво спросил Изуку. Не-Он посмотрел на него и покачал головой. — Как бы я ни хотел тебе рассказать, но у нас не осталось времени, — сказал он, взглянув на воображаемые часы на своем запястье, — так что, похоже, тебе просто придется выяснить это самому. — П-Постой! — закричал Изуку, протягивая руку, но неожиданно перед ним появилась трещина в белизне, как будто какой-то несчастный ребенок попал в окно бейсбольным мячом. Трещины шли все дальше, как паутина, пока, наконец, мир вокруг него не рассыпался. Все просто… разбилось, словно стекло. Изуку поднял руки перед лицом, закрывая себя, но белые осколки исчезли, как только они разлетелись на части. Раздался грохот и треск, похожий на вспышку молнии, а затем тишина. Полная, тотальная, подавляющая тишина. Он долго не решался пошевелиться. А потом Изуку опустил руки и открыл глаза. Не-Он и белая комната небытия исчезли, сменившись серой, холодной, мрачной атмосферой. Дождь падал с темных туч над головой, отчего трава под его ногами была влажной. — Ч-Что только что произошло?.. — пробормотал Изуку, оглядываясь и пытаясь определить, где он находится. И тут он заметил группу людей, одетых в черное и стоявших чуть поодаль. Они были слишком далеко, чтобы он мог сказать, знает он их или нет, но достаточно близко, чтобы определить, что это была большая группа, состоящая, может быть, из двадцати с лишним человек. Изуку смотрел еще мгновение, не совсем зная, что делать. И тут он сделал шаг вперед. Затем еще один. И другой. И следующий. Все казалось сюрреалистичным, как что-то из сна, но в то же время странно реальным. Мокрая трава тонула под его шагами. Он чувствовал холод воздуха и капли дождя на голове. Настоящие, но не настоящие одновременно. На самом деле он не знал, как это описать. Он продолжал идти. Слова Не-Его крутились у него в голове, но Изуку не знал, что с ними делать. Побочный эффект? Какой побочный эффект? Это был побочный эффект или он вернулся? А если вернулся, то почему здесь, а не там, где «умер»? Подойдя достаточно близко к фигурам, одетым в черное, он вдруг понял, что узнал каждого человека в группе. Большинство из них состояли из его одноклассников, всех девятнадцати, но его мама тоже была там, а также Всемогущий, Айзава и другие его учителя в UA. И все они были в черном. Темный, сплошной черный. Хоть и шел дождь, но никто не держал зонт. Изуку заметил в толпе Очако, смотрящую вперед на что-то, чего он не мог видеть, и срочно бросился к ней. — Урарака! — крикнул он, стуча ногами по мокрой траве. — Что происходит? Очако не ответила. Ее голова была опущена, руки сжимали подол ее черного платья, а каштановые волосы были собраны за ее голову в очень жесткий пучок. Слезы блестели в ее глазах и текли по ее лицу. Изуку тяжело сглотнул, и острая боль пронзила его грудь. — Урарака, что случилось? — спросил он, чувствуя себя все более безумным и беспомощным. — Урарака, эй… Она по-прежнему не смотрела на него, глядя перед собой заплаканными глазами. Наконец, хотя он и не хотел этого, он проследил за ее взглядом. Он замер, а его глаза в шоке округлились. Там был гроб. Черный деревянный гроб, покрытый сверху белыми цветами. А на краю гроба висела единственная богато украшенная рамка, в которой была заключена фотография. Его фотография. Его недавнее фото, судя по шрамам на руке. На фото он ярко улыбался, подняв два пальца в знаке мира. На самом деле он не мог вспомнить, когда фотографировался, да это и не имело значения. Я… …Мертв? (Небольшая часть его разума добавила «до сих пор», но он проигнорировал это.) — Урарака, я жив! — прокричал Изуку, снова поворачиваясь к ней лицом. Она не смотрела на него, ее слезы сливались с дождем, когда они плескались о землю у ее ног. — Я в порядке, Урарака! Ребята! Я прямо здесь! Он потянулся, чтобы коснуться ее плеча. Но его рука прошла сквозь нее, словно он стал каким-то призраком. Он вздохнул и отдернул руку, словно обжегшись, сжимая запястье. Что за…? Он поднял взгляд вверх. Очако оставалась в той же позе, только сейчас ее слезы начали литься все больше. — Урарака, — снова попытался Изуку, но его слова по-прежнему не вызвали никакой реакции. Она не может… она не может меня видеть? Он огляделся. Теперь, когда он подумал об этом, никто не заметил его присутствия. Подожди, значит… меня никто не видит? Спустя долгое время Айзава выступил вперед. Изуку не мог видеть его лица, но голос его классного руководителя был нехарактерно хриплым, когда он говорил. –Изуку Мидория… ученик UA, класса 1-A, первый год, — тихо сказал Айзава. — Мне жаль… что это случилось с таким молодым человеком. — Подождите, нет! — крикнул Изуку, бросаясь вперед. — Я жив! Я здесь, я в порядке! Он не мог этого вынести. Он не мог видеть всех такими... такими подавленными, такими расстроенными, особенно когда он был жив, когда он был буквально прямо перед ними. Но его крики ничего не меняли, и один за другим его глаза сканировали толпу: Иида, крепко стиснувший зубы. Токоями и его Темная Тень, печально парившая над его головой. Тодороки, смотрящий так, будто не мог понять, что видит пред собой, и его сжатые кулаки, дрожащие по бокам. Яойорозу, тщетно пытавшаяся утешить рыдающую Мину и старавшаяся сохранить собственное самообладание. Киришима, чьи слезы катились по его лицу. Каминари, зажмуривший глаза, пытаясь сдержать рыдания (безрезультатно), в то время как Джиро делала то же самое (тоже безрезультатно). Его рука обвила ее дрожащие плечи. Серо смотрел в землю с непроницаемым выражением лица. Шоджи использовал один из своих крылатых придатков в качестве зонтика для Минеты, который откровенно плакал и постоянно тер лицо руками. Шоджи не сильно отличался. Сато и Кода стояли бок о бок, дрожа всем телом. Слезы Очако никак не замедлились. Аояма выглядел нехарактерно скорбным, кусая губу, а в его глазах блестели слезы. Бакуго смотрел вперед, крепко стиснув зубы и сжав руки в трясущиеся кулаки. Он выглядел рассерженным, как обычно, но Изуку знал его достаточно давно, чтобы сказать, что это был не гнев, а скорее… сожаление. Выражение лица Цую было непроницаемым, но слезы катились по ее щекам. Плечи Оджиро вздрагивали. Хагакурэ была как всегда невидима, но Изуку мог слышать ее сдавленные всхлипы. Выражение лица Айзавы было ровным. Если бы Изуку не знал его лучше, он бы сказал, что на лице его учителя вообще не было эмоций. Но Изуку, конечно, знал лучше. Его мать… Мать Изуку была… сломлена. Он никогда раньше не видел ее такой, открыто рыдающей, спрятавшей голову в руки и дрожащей всем телом. У него перехватило дыхание, ему так сильно хотелось протянуть руку и сделать что-то, но когда он попытался, его пальцы прошли сквозь нее, как это было с Очако. Его… здесь не было. И Всемогущий. Он тоже был там, и он не улыбался. На самом деле, Изуку не мог вспомнить время, когда его наставник выглядел более… смятенным. На самом деле это было тревожно. Правда, очень тревожно. — Нет… — прошептал Изуку, чувствуя, как слезы обжигают его глаза. — Р-Ребята… пожалуйста… прекратите… Ничего не изменилось. Ничего. — П-Пожалуйста… н-не надо… — задохнулся Изуку. Он протянул руку и коснулся плеча Очако в последний раз, на случай, если вдруг что-то изменилось, но на этот раз, когда он коснулся ее, место, куда дотянулись его пальцы, треснуло, как и раньше в белом небытии. Трещины распространились по всему воздуху, и через мгновение мир рухнул. Изуку по привычке снова поднял руки, но, как и прежде, осколки тут же исчезли, и, наконец, Изуку ослабил бдительность. Теперь он стоял в своем классе в UA, а не в окружении собственных похорон. Солнечный свет струился через открытые окна, и девятнадцать из двадцати мест были заняты его одноклассниками. Единственным отсутствующим человеком в комнате был Изуку. — Р-Ребят? — попробовал он еще раз, но, как и прежде, никто не обратил на него внимания. Он по-прежнему был для них невидим; они не могли ни слышать, ни видеть его, и хотя он мог слышать и видеть их, но сказать слово или притронуться к ним был не в состоянии. Дверь класса с грохотом распахнулась, и Айзава вошел внутрь. Ученики не поднимали на него глаз, не говорили ни слова, просто продолжали смотреть на свои парты, на свои руки, куда угодно, только не на учителя. Айзава повернулся лицом к классу и долго ничего не говорил. — …Есть несколько вещей, которые мы собираемся обсудить, прежде чем мы начнем ваши обычные занятия, — сказал он с напускным профессионализмом. — А теперь, если вы… Очако внезапно отодвинула стул и встала на ноги, крепко упершись руками в стол. Мгновенно все взгляды в комнате были устремлены на нее, включая глаза Изуку, и она взглянула на Айзаву с нечитаемым выражением лица. — М-Можно я пойду в кабинет медсестры? — попросила она. — У-у меня… у меня болит голова. Айзава замолк, а затем кивнул, уже черкая что-то на бумажке. Она подошла к его столу классу, и он быстро сунул ей листок бумаги. — Отдай это Девочке, когда доберешься, хорошо? Очако неуверенно кивнула и вышла из класса, мягко закрыв за собой дверь. Изуку с трудом сглотнул, а затем, подождав немного, поспешил за ней. Она закрыла за собой дверь, и когда он протянул руку и попытался схватиться за ручку, его рука прошла сквозь нее, полностью. Он моргнул и слегка помедлил, перед тем как пройти прямо сквозь неё. Через мгновение он оказался в коридоре, Очако шла в противоположном направлении. Он вздохнул, взял себя в руки и последовал за ней. Это дорога не ведет в кабинет медсестры, понял Изуку. Он бывал у Исцеляющей Девочки достаточное количество раз, чтобы точно знать, как туда добраться. Она идет в обратном направлении… Очако шагала медленно, ступая в одном и том же ритме. А затем этот медленный, равномерный темп превратился в легкий бег, и наконец этот легкий бег превратился в полномасштабный спринт, и Изуку поспешил за ней. Если она не идет в кабинет медсестры… …Тогда куда? Вокруг никого не было. В коридорах царила тишина, остальные ученики UA находились в своих классах, где им и место, пока Очако бежала, Изуку изо всех сил старался не отставать от нее, пока беспокойство разъедало его. Наконец, в кои-то веки, Очако остановилась посреди тускло освещенного коридора на другом конце школы. Изуку замер в нескольких футах позади нее, тяжело дыша, пытаясь восстановить дыхание. — Урарака, — выдохнул он, но она его не слышала, да и он не ждал этого. Несмотря на расстояние, Очако совсем не выглядела запыхавшейся. Она стояла в темном коридоре, неподвижная, как доска, и Изуку наблюдал за ней, желая что-то сказать, но будучи беспомощным мог только стоять на месте. А потом Очако тихо всхлипнула и закрыла лицо руками. Ее плечи задрожали, и она отшатнулась в сторону, ударившись спиной о стену, прежде чем рухнуть на пол, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Она рыдала. Открыто и громко рыдала. Сильно. Рыдания шли прямо из её горла, и Изуку больше всего на свете хотелось протянуть руку и положить ей на плечо, но он знал, что это не сработает. Он знал, что ничего не может сделать. — Урарака… — безысходно произнес Изуку, у него болела грудь. Он не совсем понимал почему, но это было… больно. Очень больно. — Урарака, н-не… — Урарака. Изуку обернулся; там стоял Иида, глядя на Очако с печалью в глазах. Очако подняла свое заплаканное лицо, чтобы посмотреть на него, ее дыхание сбилось в горле. — И-И-Иида, — судорожно выдавила она, потирая глаза предплечьем. — Я-я-я п-п-прости, я-я просто… Иида тяжело сглотнул, а затем протянул к ней руки. Она смотрела на него мгновение или два, а затем оттолкнулась от земли и прыгнула в его объятия, ее слезы полились с новой силой. — Я не могу, Иида! — Очако всхлипнула и закричала одновременно, ее плечи затряслись еще сильнее. — Я н-н-не могу! К-Каждый р-раз… К-каждый раз, когда я о-оглядываюсь, я-я просто… я н-не могу… я н-н-не могу… Иида глубоко и судорожно вздохнул. — Я… я знаю. — Я хочу, чтобы он вернулся! — закричала Очако, уткнувшись лицом в плечо друга. — Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОН ВЕРНУЛСЯ, ИИДА! Я… я п-просто… я просто… х-хочу, чтобы мой друг в-вернулся… Иида снова сглотнул, его руки сжались вокруг нее. — Я знаю, — хрипло ответил он, изо всех сил стараясь сохранить самообладание (и это с треском провалилось). — Я знаю. Я… я тоже хочу его вернуть. Изуку сделал шаг назад, потом еще один. Это было неправильно. Это было неправильно. Видеть Очако такой, видеть Ииду таким — это было неправильно. Он не хотел видеть их такими. Они были его друзьями, его самыми близкими друзьями и… и… — Пожалуйста, прекрати, — прошептал Изуку, но ничего не изменилось. Мир снова рассыпался вокруг него. Изуку уже привык к этому, поэтому даже не стал защищаться. На этот раз осколки уступили место темной комнате; раздевалка для мальчиков, понял Изуку, окна были закрыты, а свет выключен. В комнате был лишь один человек: Бакуго, совсем один, на его ладонях потрескивали искры. — Каччан? — прошептал Изуку, не ожидая ответа. — Ч-Что…? Прошло мгновение. А затем Бакуго громко выругался и развернулся, ударив кулаком в стену; взрыв вырвался из его ладони. — ГЛУПЫЙ ДЕКУ! — прокричал Бакуго сквозь стиснутые зубы, снова ударив кулаком в стену, потом еще и еще. — КТО ДАЛ ТЕБЕ ПРАВО?! ПОЧЕМУ ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО МОЖЕШЬ ПРОСТО… УЙТИ ВОТ ТАК?! Изуку мог только глядеть на это с ужасом на лице. — К-Каччан, — снова выдавил он, но уже знал, что слова абсолютно ничего не значат. — ГРАААААААААААА! — взревел Бакуго, снова ударив кулаком по стене. — ТЫ ИДИОТ! ТЫ ЧЕРТОВ ИДИОТ, ДЕКУ! С ЧЕГО ТЫ ВЗЯЛ, ЧТО МОЖЕШЬ УМЕРЕТЬ, А?! Один взрыв за другим вырывался из его ладоней, и Изуку ничего не мог сделать — ничего — кроме как смотреть. И это было больно. Невероятно. Бакуго нанес последний удар по стене, а затем опустился на колени, прислонившись лбом к обугленной стене раздевалки. Его дыхание клочьями вырывалось из груди, и что-то, что, определенно, не было потом, скатилось по его лицу. Прежде чем Изуку успел среагировать, мир снова разбился на осколки, и вновь он оказался в новом месте. — …Здесь тихо, — пробормотал Каминари, — Без Мидории. Он снова оказался в классе 1-А, только теперь единственными учениками там были Каминари, Серо, Оджиро, Киришима, Цую, Шоджи, Кода, Сато, Аояма и Минета. Изуку не знал, где остальные его одноклассники, да и сил уже больше не оставалось на какие-либо догадки. — Да, есть такое, — тихо произнес Киришима, бывшая оболочка своего обычного яркого «я». Весь класс был окутан ощутимой скорбью, а напряжение было настолько сильным, что его можно было бы распилить бензопилой. — Это… это действительно, очень странно… без Мидории. Наступила пауза неловкого молчания. — Мидория был тем ещё психом, — выдохнул Серо, откидываясь на спинку стула и глядя в потолок. — Ребята, вы помните USJ? — Когда Шигараки и те парни напали? — сказал Сато, хотя ему не нужно было подтверждение. — Да, помню… Меня не было рядом, чтобы увидеть, что сделал Мидория, но вы, ребята, рассказали мне основную суть того, что произошло. Тсую, выглядевшая нехарактерно подавленной, уставилась на свой стол, как будто он каким-то образом виноват в её несчастьях. — Он спас нас, когда мы чуть не были раздавлены монстром Шигараки, — пробормотала она. — Хотя он на самом деле не убил монстра, он выиграл достаточно времени для того, чтобы Всемогущий добрался туда. Минета горячо кивнул в знак согласия. — Мидория был таким крутым! — воскликнул Минета, ударив кулаком по воздуху, в его глазах блестели слезы. — И не только это, — произнес Шоджи, — но из всех нас здесь… я считаю, что именно он больше всего подходил на роль героя. Остальные присутствующие студенты торжественно кивнули. Ни один человек не сказал обратного. — Ты прав, — тихо сказал Оджиро. — Я имею в виду, что нужно многое… чтобы положить свою жизнь ради своих друзей. Это… это действительно под силу только особенному человеку. — Он был великолепен, — наконец проговорил Аояма, опираясь локтями на стол и закрывая лицо руками. — Да, он правда был особенным, — высказался Каминари, у него перехватило дыхание. — Я просто… думаю об этом, я-я хочу сказать… — голос Каминари сорвался, и он хлопнул себя ладонью по лбу. — Ч-Черт, чувак, это дерьмово, — выдавил он сквозь стиснутые зубы, — Это д-действительно дерьмово. Цую закрыла глаза и отвернулась; Киришима откинул голову назад, крепко зажмурив глаза; Серо пробормотал что-то о кабинете медсестры и выбежал из комнаты; Поза Оджиро осталась прежней, но его зубы были стиснуты; Кода ничего не говорил, но молча плакал; Шоджи резко встал и последовал за Серо; Аояма не шевельнулся, но в его глазах мелькнуло что-то вроде печали, и Минета с приглушенным криком врезался лицом в стол. — Ребята… — прошептал Изуку. Мир снова исчез, и на этот раз Изуку стоял на открытом воздухе, на травянистой вершине холма, когда солнце садилось за горизонт. Легкий, но свежий ветерок пронесся по округе. Тодороки стоял напротив него, глядя на каменный монумент. Слова, высеченные на сером камне, гласили "В дорогих воспоминаниях: Изуку Мидория, 15 лет. Ты живешь в наших сердцах", и Изуку с трудом сглотнул, прежде чем снова перевести взгляд на Тодороки. Тодороки долго стоял молча, пристально глядя на могилу. И вот, наконец, он заговорил. — …Это… Это тяжело быть здесь, — хриплым голосом начал Тодороки. — Я… не очень хорошо разбираюсь в чувствах, так что… я… я просто перейду к сути. Тодороки глубоко вздохнул и на мгновение закрыл глаза. — …Спасибо, Мидория, — сказал он. — Я… я не думаю, что у меня когда-либо была возможность сказать тебе, но спасибо. То, что ты сделал для меня во время Спортивного Фестиваля… ты изменил мой взгляд на мир и на себя. Если бы не ты… честно… меня пугает мысль о том, кем я мог бы стать. На мгновение Тодороки молча разглядывал свои ботинки. — …Итак… спасибо, — повторил Тодороки. — Спасибо за всё, Мидория. Тодороки… Изуку сглотнул, затем сделал глубокий, прерывистый вдох. Он не хотел этого. Он не хотел видеть своих друзей такими, ему хотелось что-то сделать, что-нибудь сказать, так сильно… Чуть поодаль послышались шаги, сопровождаемые голосом. — Тодороки? Тодороки повернулся, как и Изуку; Яойорозу смотрела на единственного одноклассника, которого она могла видеть, держа в руках небольшой букет белых цветов. — Яойорозу, — официально поприветствовал Тодороки через плечо. Затем он повернулся к могиле, и Яойорозу встала рядом с ним. Наступила долгая пауза, тишину нарушал только звук ветра, колышащий траву. — …Если быть до конца честной, мне… трудно принять реальность, — тихо начала Яойорозу, переводя взгляд вверх, на оранжево-желтое небо. — Я не была очень близка с Мидорией, но… он все еще оставался моим одноклассником. Другом. Тем, кому я могла доверять. И… его просто не стало… это даже не кажется похожим на реальность. Тодороки резко выдохнул через нос и кивнул. — …Понимаю тебя, — согласился он. — Мидория… он был отличным другом, замечательным, и… я думаю… я тоже не совсем осознал реальность. Яойорозу прикусила губу, а затем, шагнув вперед, встала на колени у могилы и осторожно поставила перед ней цветы. После этого она не попыталась встать, сложив руки на коленях. — …Я могла бы что-нибудь сделать, — промолвила она, сжав кулаки на ногах. — Я могла… могла что-нибудь сделать, но… но… Слезы брызнули ей на костяшки пальцев, и она покачала головой. — Я могла бы что-нибудь сделать, — резко повторила она. — Что-нибудь, что угодно… Я могла бы… Я могла… Она опустила голову, ее плечи сгорбились. — Мы герои, — сказала она, ее голос оставался ровным, даже когда ее руки дрожали. — Мы должны быть героями, и я… я ничего не могла сделать, когда дело дошло до этого. Я даже не смогла спасти своего одноклассника, который был прямо передо мной, как я ещё могу надеяться спасти кого-то еще? — Нет, это не твоя вина! — закричал Изуку, бросаясь вперед, хотя знал, что его присутствие здесь ничего не изменит. — Тодороки, скажи ей! Скажи ей, что это не ее вина! Тодороки!.. Он повернулся к своему другу, однако затем замер, слова застряли у него в горле. Одинокая слеза скатилась по лицу Тодороки, скатилась с его подбородка и упала на траву внизу. — …Я знаю, — пробормотал Тодороки, опустив взгляд. — …Я чувствую себя точно также. Изуку сделал глубокий, судорожный вдох, лихорадочно качая головой. — Нет, — прошептал он, бросаясь вперед. — Нет, нет, нет! Тодороки, никто не… не..! — он протянул руку, пытаясь схватить Тодороки за плечи и встряхнуть его, потому что нет, нет, нет, в этом нет ничьей вины, но, конечно, его руки прошли прямо сквозь Тодороки, как и со всеми остальными. Он ненавидел это. Он ненавидел, что не был способен остановить это… это, чем бы оно ни было. Он чувствовал себя беспомощным, бесполезным, бессильным и всем, что между ними. Прежде чем он успел осознать, что произошло, обстановка изменилась, и он больше не был в UA, а скорее в своем собственном доме, если точнее, перед столом на кухне. Он увидел, что его мать готовила, помешивая что-то в кастрюле на плите. –Мама! — по привычке позвал Изуку, а потом вспомнил — не в первый раз и, вероятно, не в последний, — что она его не слышит. После этого он просто наблюдал совершенно молча, как она продолжала готовить то, что он принял за ужин. Изуку был ошеломлен не только осознанием того, что он на самом деле мертв и не беспричуден, но и всем остальным, что он видел сегодня. Его друзья, страдающие от боли, плачущие, обвиняющие себя… это было тяжело. Это было очень тяжело, и он хотел, чтобы это прекратилось, прямо сейчас, пока не стало еще хуже. Его мать протянула руку и взяла из шкафа две тарелки. Она накрыла стол на двоих. Она приготовила две порции кацудона. Две. Как всегда. Изуку тяжело сглотнул. Ее глаза были красными, а под ними появились темные, похожие на синяки мещки. Её волосы были взъерошены, более взлохмачены, чем Изуку когда-либо видел ее, и он закусил губу, желая, умоляя что-то сделать. Она села. Стул напротив нее был пуст. Она ещё долго глядела в это пустое пространство, её глаза были усталыми, а плечи поникшими. И потом она начала плакать. Это был не первый раз, когда Изуку видел свою мать плачущей, но впервые он видел ее такой сломленной. — П-П-Прости, Изуку! — кричала она между душераздирающими рыданиями, закрывая лицо руками. — П-Прости м-меня, мне жаль, м-мне жаль… — ее голос сорвался, когда ее рыдания стали ещё ужаснее, ещё мучительнее. В этот момент Изуку смутно ощутил, как будто его несколько раз ударили ножом в сердце. — Н-Нет, в-все хорошо, мам, — выдавил Изуку, его глаза горели. — В-Все хорошо, н-не плачь… Но его слова не возымели эффекта. Все, что он мог сделать, это стоять на месте, не в силах что-либо сказать или сделать, желая, чтобы эта сцена уже разлетелась вдребезги, потому что он не мог видеть свою мать такой сломленной и страдающей. Комната разлетелась не слишком-то и быстро, но она действительно разлетелась, и Изуку вернулся в UA, лучи яркого солнечного света струились через окна вдоль длинного коридора. Джиро шагала по указанному коридору, ее лицо абсолютно ничего не выражало. Она шла бодро, даже целеустремленно, сжимая кулаки и раскачиваясь при каждом шаге. Изуку открыл рот, чтобы окликнуть ее, но остановился, вспомнив, что это бесполезно, и вместо этого решил последовать за ней. Казалось, она никуда не направлялась; просто шла и шла, ее глаза глядели прямо вперед, в никуда, ее движения были напряженны, почти как у робота. — Джиро! Джиро замерла и обернулась, ее прежнее стоическое выражение лица сменилось гневом. — Что? — отрезала она. Токоями, Мина и Хагакурэ остановились как вкопанные, всего в двух метрах от нее. — Джиро… — начала Хагакурэ, делая еще один шаг вперед. — С-с тобой… с тобой все хорошо? Джиро сжала зубы со слышимым щелчком. — Ты действительно думаешь, что кому-то из нас сейчас хорошо? — прорычала она, и Хагакурэ подскочила, отступив обратно на шаг. — П-Прости, — пробормотала Хагакурэ, тыкая ботинком пол. — Э-Это был глупый вопрос… но, Джиро… ты… ты все время одна, и… мы… мы беспокоимся о тебе. Мина горячо кивнула; Токоями коротко кивнул в знак собственного согласия. Взгляд Изуку переместился на Джиро. Почему она…? Ой. Ой. Теперь он вспомнил. Его воспоминания о том, что произошло до его «смерти», местами были туманны, но теперь кое-что для него прояснилось. Он понял. Вспомнил. — Это моя вина, — выплюнула Джиро. Токоями, Хагакурэ и Мина лишь растерянно взглянули на нее. — Что? — рискнула Мина, — Ч-Что ты имеешь виду, что это твоя вина? Э-Это не твоя вина, Джиро. — Это моя вина! — взорвалась Джиро, — Это моя вина, что Мидория мерт…! — она резко остановилась, все ее тело напряглось, — Это моя вина, — повторила она, значительно (хотя и не совсем) успокоившись. Мина отчаянно замотала головой. — Н-Нет, это не так! — возразила Мина, бросаясь вперед. — Джиро, не говори так! Это не твоя вина! Ты не виновата! — Виновата! — закричала Джиро, ее ярость тут же вернулась. — Я была той, кто должна была быть начеку! Я! Никто другой, только я! — Из-под воды ничего не слышно! — возразила Мина. — Это не твоя вина! — Нет, моя! — снова закричала Джиро, более разъяренно, чем Изуку когда-либо видел ее раньше. — Я не только не заметила злодея, но…! Она остановилась на середине речи и опустила голову, ее кулаки дрожали от гнева, сожаления и печали. — … Злодей целился в меня! — наконец вскрикнула Джиро. — Он пытался схватить меня и утащить под воду, но Мидория заметил это, и… И она снова остановилась, ее голос надломился. — Почему? — пробормотала Джиро, внезапно замолчав. — Почему? Несмотря на то что… Что это было опасно… даже когда он знает… даже когда он знал, что… что не получится выбраться самому… почему… почему… почему…? Мина всхлипнула, и слезы навернулись на ее глаза. — Почему я этого не заметила?! — взорвалась Джиро, хотя сейчас она обращалась больше к себе, чем друзьям. — Почему, почему, почему, почему, почему?! Мидория заметил это, так почему же я нет?! — Это не твоя вина, Джиро! — промолвила Хагакуре, лихорадочно качая головой; слезы брызнули повсюду. — Е-Если это твоя вина, т-тогда… тогда это точно так же наша вина! М-мы… мы не… мы н-не смогли помочь Мидории, и… Токоями медленно выдохнул. – …Я не думаю, что Мидория хотел бы, чтобы ты винила себя, — сказал он Джиро после долгого молчания, — На самом деле… я не думаю, что Мидория хотел бы, чтобы хоть кто-то из нас винил себя. Джиро закусила губу, слезы потекли по ее лицу. — …Ну, — резко сказала она, — Мидории сейчас здесь нет, не так ли? Тишина. Образовалась напряженная, густая тишина, пока слова Джиро отскакивали от стен и эхом отдавались в них. После этого Джиро резко повернулась и продолжила идти по коридору в неизвестном направлении. Мина попыталась последовать за ней, но рука Токоями легла ей на плечо. — …Оставь ее в покое, — произнес Токоями. — Это… это тяжело для всех нас. Мина посмотрела на удаляющуюся фигуру Джиро, затем судорожно кивнула, потирая глаза тыльной стороной ладони. Она, Токоями и Хагакурэ ушли в противоположном направлении, назад по коридору, откуда и пришли. Изуку не последовал ни за одной из сторон. Он стоял один, погруженный в свои мысли. Он не понимал. Не-Он сказал ему, что его причуда позволяет ему единожды вернуться после смерти, чтобы получить второй шанс, так почему… почему никто не может его видеть? Был ли это побочный эффект, который Не-Он не смог объяснить? Или это было что-то другое? Изуку не знал, и у него не было времени выяснять; стены коридора рухнули, уступив место новой комнате, в которой Изуку быстро узнал учительскую. Напротив друг друга на противоположных диванах сидели Айзава и Сущий Мик. Айзава просматривал стопку бумаги, в то время как Сущий Мик лениво глядел в другую сторону, положив локоть на подлокотник дивана и подперев подбородок костяшками пальцев. — …Ученики 1-А перестали посещать занятия, — сказал Мик через несколько мгновений. — Некоторые пытаются, но в конце концов… они просто сдаются, понимаешь? Айзава коротко кивнул. — …И я не говорю, что виню их, — продолжил Мик, защищаясь. — Это совершенно естественно. Просто… ужасно, что этим детишкам приходится проходить через такое. Айзава снова кивнул, а затем вытащил из стопки лист бумаги и передал его через кофейный столик Мику. Мужчина взял лист и просмотрел его. — Злодей называл себя Бездной, — сказал ему Айзава, читая документ. — Кроме этого, полиция ничего не знает ни о его прошлом, ни о его истинной личности. — Он не очень известен, — сказал Мик через несколько мгновений. — Вообще-то, я впервые о нем слышу. Что он хочет? Какова его цель? — Ничего, — мрачно ответил Айзава. — По-видимому, он делает это для своих собственных дурацких заскоков. До сих пор он также избегал заключения, так что никто не смог его остановить. Мик замер, листок бумаги выскользнул из его рук. — Подожди, — сказал он, наклоняясь вперед, и в его глазах блестело что-то вроде убийственной ненависти. — Ты хочешь сказать мне, что он убил пятнадцатилетнего парня просто ради забавы? Айзава не ответил, но отсутствие ответа сказало Мику все, что ему нужно было знать. Мужчина вскочил на ноги и, стуча ногами, зашагал к двери. — Он сейчас в камере смертников, Мик, — многозначительно произнес Айзава. — Ты не сможешь добраться до него. — Посмотрим. — Мик. Мик остановился с низким рычанием и обернулся. — Почему ты так спокоен? — рявкнул он обвиняюще. — Тебя не беспокоит, что один из твоих учеников был уби… — О чем ты городишь? — прорычал Айзава таким низким и угрожающим голосом, что Мик тут же захлопнул рот. — Ты серьезно думаешь, что я какая-то бездушная тварь? Мик тут же отступил. — Извини, Стерка, — сказал он, поднимая ладони. — Я не подумал. Айзава тяжело вздохнул, кладя бумаги на стол. — Это не твоя вина, — ответил он, и на этом все. Мик вздохнул, затем пересек комнату и снова сел на диван, сложив руки вместе. — … Небезопасная жизнь, опасность, смерть… все это часть того, что значит быть героем, — тихо произнес Мик. — Ты практически подписываешься на это. Но… Мидория… он был всего лишь ребенком, понимаешь? Я имею в виду, что все равно было бы ужасно, если бы это случилось с кем-то еще, но… Господи. Айзава не ответил. — В последнее время я не видел Всемогущего, — ни с того ни с сего отметил Мик. — У него отпуск, — дал ответ Айзава. — Он сказал, что вернется, но не уточнял, когда. Изуку моргнул и сглотнул. Прежде чем Айзава или Мик успели сказать что-то еще, мир снова разбился, и Изуку унесло куда-то еще. Он снова был у могилы. Его могилы, как бы странно это ни звучало даже для него самого. Но, в отличие от прошлого раза, Тодороки и Яойорозу уже не было, а солнце уже давно село, яркие звезды висели в темном небе над головой. Перед могилой стоял Всемогущий в своей «истинной» форме, и он смотрел на каменный монумент с непроницаемым выражением лица. На этот раз Изуку даже не пытался окликнуть. Он уже знал, что это ничего не изменит. Вместо этого он сделал несколько шагов вперед, так что оказался всего в метре от своего наставника. Всемогущий долгое время ничего не говорил и просто молча стоял. Но когда это самое долгое время прошло, Всемогущий вздохнул и заговорил. — …Юный Мидория… Я хотел бы извиниться, — сказал он тихим голосом, и Изуку уже чувствовал вину и сожаление. Изуку открыл рот, чтобы сказать, что нет, что не нужно извиняться, но остановился в последнюю секунду. — … Вообще-то, есть несколько вещей, за которые я хотел бы извиниться, — сказал Всемогущий, на этот раз его голос дрогнул, — Во-первых… мне… мне жаль, что меня не было рядом. Чтобы спасти тебя. Изуку закусил губу. — Когда я услышал, что произошло, честно… я не мог в это поверить, — продолжил Всемогущий, — Я думал, что это шутка. Я не хотел в это верить, и все же… Наступила мрачная тишина. — …Во-вторых, — сменил тему Всемогущий, — мне жаль, что я не смог быть лучшим наставником. Честно говоря, я ничего не знал о том, что значит обучать кого-то, не говоря уже о таком безрассудном и решительном, как и сам я. Я знаю, что моя неопытность навредила тебе, и мне очень жаль. Наступила вторая долгая тишина. — …И я здесь не только для этого, — сказал Всемогущий, как бы задним числом, — …Не знаю, говорил ли я тебе это когда-нибудь — у меня, к сожалению, не самая лучшая память, — но я горжусь тобой. Я искренне и от всей души горжусь тобой, юный Мидория, за все, что ты сделал и за что ты стоял. Надеюсь, ты понял это, но я ни разу не пожалел, что сделал тебя своим преемником. И… это не изменилось. Даже сейчас это не изменилось. Изуку захотелось плакать, не первый раз за день. — …Ты был храбрее большинства, — продолжал Всемогущий, — с сердцем из чистого золота. Твоя решимость, безусловно, достойна восхищения, а твоя самоотверженность… ну… я не думаю, что мне даже нужно говорить об этом. Всемогущий медленно вдохнул и выдохнул. — …Не помню, что я когда-либо говорил об этом, юный Мидория, но… ты стал для меня кем-то вроде сына, — продолжил он еще тише, чем раньше, — И… мне жаль, что я не смог защитить тебя не только как герой, но и как твой наставник. Прости... Я подвел тебя. Голос Всемогущего надломился, и Изуку больше не мог сдерживаться. — Это не ваша вина! — отчаянно закричал он, надеясь, молясь, чтобы Всемогущий услышал его, хотя никто другой этого не мог. — Это не ваша вина! Не думайте так, пожалуйста, не думайте! Но Всемогущий никак не показал, что услышал его, и внезапно Изуку больше не мог этого выносить. Его сдерживаемые чувства вдруг вырвались наружу, и он развернулся и понесся на полной скорости по траве, стуча ногами по земле. Нет-нет-нет-нет-нет.! Он стиснул зубы, его руки сжались в кулаки, когда он продолжал бежать. Это нереально, это нереально, этого не может быть.! Ветер свистел в воздухе вокруг него, обжигая кожу, но его это не волновало. Ребята…! …Я так виноват…! Простите меня! Простите меня! Простите меня! Он продолжал бежать, его легкие горели. Простите, что заставил плакать вас! Простите, что не смог выбраться! Простите, что причинил вам боль! Мне жаль! Мне жаль! Мне жаль! Очако, плачущая в плечо Ииды. Яойорозу и Тодороки, обвинящие себя. Его мать, выплакавшая все глаза. Киришима и Каминари, безуспешно пытавшиеся удержаться вместе. Джиро, ненавидящяя себя. Мина и Хагакуре тщетно старавшиеся утешить своих друзей и друг друга. Бакуго, в гневе бьющий кулаком по стене, в отчаянии, но, самое главное, в сожалении. Оджиро. Сато. Серо. Токоями. Аояма. Цую. Минета. Шоджи. Кода. Айзава. Сущий Мик. Всемогущий. Все. Изуку стиснул зубы. Верни меня. Он побежал быстрее, его ноги, легкие и сердце горели, когда он бросился вперед. Верни меня! Он зажмурил глаза, ветер сдул пот и слезы с его лица. — ВЕРНИ МЕНЯ НАЗАД! — закричал Изуку, громко и протяжно. Раздался треск, подобный удару молнии, и мир вокруг него взорвался.