На горе колхоз, под горой совхоз

«С неба звездочка упала На кривую линию, Меня Ваня переводит На свою фамилию.» частушки       — Иваныч, — пнула мужа под столом баба Дуся. — Про план наш не забудь. А я к парням пойду.       Почтенный старик восьмидесяти лет Михаил Иваныч, успевший немало повидать на своём веку, едва не свалился с инфарктом, когда узнал, в чём предстоит участвовать. Но, выслушав железобетонные доводы бабки Дуси, а теперь уже жены, понял, что некое разумное зерно в плане поженить двух мужиков есть. А когда увидел голубков, мило воркующих возле сараюшки, то совсем уверился, что надобно им быть вместе, несмотря на то, что птички эти одного пола. — Вот скажи мне, Лазарь Елистратыч, что, по-твоему, любовь? — приобняв попа за плечи, Иваныч щедрой рукой навалил ему в тарелку «Оливье» и плеснул полный стакан самогона. Поп отпил первача, удовлетворённо причмокнул губами и провёл ладонью по бороде. — Сей вопрос испокон веку тревожит умы, — Елистратыч зажмурился от удовольствия, погружая ложку с жирным майонезно-колбасным блаженством в рот. — Ещё святитель Иоанн Златоуст говорил: «Никакое слово недостаточно для того, чтобы по достоинству изобразить любовь, так как она не земного, но небесного происхождения». Любовь есть проявление высшего сочувствия и привязанности по отношению к каждому человеку, который волею Божией встречается на пути его жизни. «Ага, — думал Михал Иваныч, — тады чо ж получается: если на пути Ваньки встретился Женька, и тот к нему привязался, то ничего предосудительного и нет. На всё, значится, воля Божья.» — Эх, вот мне Дуська лет сорок назад повстречалась, а токо ишо сегодня пожонились. — Да-а. Не спешили вы, Иваныч, — погладил сытое пузо поп. — И не говори. Скоко ж времечка потеряли! А вот раньше бы ты нас зажонил, жили бы одной семьёй. Глянь-ка, какие у Дуськи ребята. Ванька вон, красивый да работящий. — издалека начал Иваныч. — М-м-м, — согласился поп, старательно макая в густую подливку ломти белого хлеба. — И девку, гляжу, нашёл хорошую. Вона, как на него глядит. От такого заявления Иваныч малость задавился закуской, но тут же воспрянул духом, вспоминая, что родственник слеповат. — Правду говоришь: статна да красива. Да вот беда, девка городская. А родители еённы не хотят видеть сельского парня в семье. Понимаешь, куда клоню-то, Лазарь? Иваныч вновь потянулся к пузырю. — Тут такое дело, — протянул Елистратыч. — С бухты-барахты не венчаю! Поститься надобно перед венчанием, да и прочие требы свершать. — Так ты также, как и нас, по-родственному, — уговаривал старик, подливая самогон и подкладывая салат.       Зачарованный взгляд Чжаня следил, как на его тарелке появлялись: то кружочки колбаски, то солёные грибочки, то помидорчики, то горки салата. А гранёный хрустальный стаканчик заботливой рукой Кольки до краёв наполняется самогоночкой.       Баба Дуся уселась рядом с Чжанем и хлопнула перед ним старенький фотоальбом. Послюнявив палец, стала перебирать фотографии. — Глянь-ка, Женечка, на Ванечку-то нашего, — бабулька сунула ему под нос фото Ибошева, чинно восседающего на зелёном горшке. — Кроха тут совсем. Матка ихня все дни работает без продыху, а детки по нянькам да бабкам. — старушка промокнула несуществующую слезу и шмыгнула носом в белый свадебный шарфик. — Тут вот, как раз Ванюшу-то дрисня пробрала, весь ковёр удрызгал. Помню, осень ужо была. Побегла калганчик малому в болоте копать, да и сама уделалась… Ван Ибо от стыда едва не провалился. — Ба, ну ты чего, в самом деле. Не за столом ведь. — А что такого? Дело житейское! Ты, Ванька, молчи. Лучше обнови стопочку-то Жене. Ванька подозрительно посмотрел на бабку и потянулся за спиртным. — А вот тут в кружке самодеятельности выступал, — продолжала баба Дуся, попутно чокаясь с Чжанем. — Вона, чайник видишь? Это Ванюша наш в костюмчике стоит.       Организм Сяо Чжаня, непривыкший к таким возлияниям, через время решил немного облевать берёзу, а потом чуток поспать на коленях Ибо. Злющий, как чёрт, Ванька хотел было отправить бабку привыкать к земле, но тут подбежал Иваныч. — Готов! — радостным шёпотом доложил новости старик. — Готов, окаянный, венчать! Женьку с девкой перепутал, а я ево Жанкой назвал. Тепереча дело за вами. — Вы же вроде обвенчались? — не понял Ибошев. — Тебя венчать, дурень. С Женькой. Подымай его, да за косыночкой беги. — За какой косыночкой? Как венчаться? — глядя на стариков ошалелыми глазами, невпопад переспрашивал Ибо, поскольку не понял, что, в общем, за суета происходит. — Люська, а ну, руки в ноги! Платок свой белый неси, — смекнул что к чему Степан. Он как раз сидел рядом, поясняя Кольке за сенокос. — Ты, мать, сама дурна башка, дак ещё и деда настропалила! — А кольца-то! Кольца где взять? — всплеснула руками Люська, суетливо вскакивая из-за стола. — Неси, Ванька, инструмент. Сейчас быстро сделаю.       Не прошло и получаса, как ловкие руки Стёпки согнули из медной проволоки ажурные обручальные кольца. Сяо Чжаня более или менее привели в чувство и, не вводя в курс дела, потащили к попу.       Вновь начались церковные песнопения нетрезвого Елистратыча. Набравшиеся гости орали «горько» и тянули «ой мороз, мороз». Ибо, проклиная всё на свете, придерживал драгоценного, в стельку пьяного теперь уже мужа и следил, чтобы после свадебной чарки его не стошнило на церковную книгу и свидетельство о венчании, где он, пытаясь сфокусировать зрение, ставил свою подпись.       Остальную часть банкета Ванька с трудом пытался вспомнить с утра. Он очнулся на сеновале с дикой головной болью и ужасающим похмельем. Во рту было настолько отвратительно, словно там одновременно опорожнилась стая кошек. Рядом, держась за голову, стонал любимый. — Прости, — шепнул Ибо, прижимая Чжаня к себе и стараясь не дышать. — Сейчас сделаю тебе компресс и принесу что-нибудь от головной боли. Он совершенно не представлял, как ему сказать, что вчера произошло.       Казалось, что плохо только им двоим, потому как гости даже не расходились. Бабы суетились, помогая мыть посуду и заново накрывать столы. Основная масса народа расселась за большим столом, над которым гордо возвышался пузатый самовар. Рядом с ним примостилась чаша с мёдом и сладкие пироги. — Давай, Ванька, садись с нами! — крикнула баба Дуся. — Плохо мне, — буркнул Ибо, опуская полотенце в бидон с холодной водой. — И Женьке тоже. Голова болит. — Тю-ю, — присвистнул Колька. — В голову что-ли лили? Похмелиться надобно. Он потянулся за бутылкой, но тут в заулок въехала колонна машин во главе с ППС. Дверь открылась и показался участковый. — Едрить-Мадридь! Авдотья, говорят, ты замуж вышла, да и внука женила. — А и вышла, Семёныч! — похвасталась бабка свидетельством о венчании, умолчав, однако, о Ваньке. — Ко мне тут китайцы пришли. Говорят, что вы в заложники их человека взяли, — погрозил участковый. — А это смотри, Дуська, международЬный скандал! — Да надо больно! Вон, на сеновале ихний Женька валяется. Похмельем мучается.       Грудь Ван Ибо сжало словно тисками. Он обречённо поплёлся к сеннику. — Сяо Чжань, — он тихо и правильно произнёс имя любимого. — За тобой приехали. Даже полицию позвали. — Ванька грустно ухмыльнулся, сел на доски и протянул ему мокрое полотенце: — На вот, приложи ко лбу. Полегче будет. Тяжёлые веки разлепить было очень трудно, ещё труднее вылезти из мягкой сенной ямки. — Ибо, я что-нибудь придумаю, — Сяо Чжань увидел его влажно блестящие глаза. — Тебе нужно идти, — шепнул Ванька отворачиваясь и вытирая глаза. — Спасибо за всё.       Менеджера едва не хватил удар, когда он увидел, в каком виде Сяо Чжань вывалился из сарая. Коллеги принялись приводить его в порядок и усаживать в машину. — Эй-эй! Куда потащили Женьку нашего? А ну, стойте! — растолкала толпу квохчущих азиатов баба Дуся. — Ты, Женечка, мужа-то своего не забывай, — елейным голоском проворковала ему на ушко старушка. — Обвенчались вы вчарась, сердешный мой. — Как? — Чжань совершенно не помнил, что в общем происходило вчера. Движения неприятной болью вибрировали в каждой части тела, словно его очень долго избивали. — Вот, возьми документик-то. Пред Богом клятвы дали. Чжань протянул руку и увидел на пальце самодельное, но при этом довольно красивое венчальное кольцо, а на бумаге свою подпись. Наконец, с помощью участкового бабку смогли оттеснить от обалдевшего Чжаня. Двери захлопнулись, и машины тронулись в путь.       Ванька не хотел прощаний. К чему они? Лишь больше разобьют и без того больное сердце. Он сидел в траве, пустым взглядом уставившись на телефон. «Может, всё-таки написать? Только что? Прощай? Прости?» Ибо схватился за колечко, которое ему одел Чжань. Мысли крошились, словно мел. Он подумал, что совершенно ничего не знает о человеке, которому клялся в любви перед Богом и попом. Внезапно мелькнуло воспоминание о том, как Светка узнала в нём какую-то знаменитость. Ванька нашёл в телефоне поиск и набрал имя. «Ся́о Чжань — китайский актёр и певец» прочёл он первой строкой. А с фотографии смотрел его желанный любимый муж. — О, нет… Телефон выпал из рук, а последние ниточки надежды оборвались. Понимая всю абсурдность ситуации, он бессильно уткнулся в ладони лицом и заплакал.       Машина тряслась и подпрыгивала на ямах и ухабах. От похмелья и тряски жутко мутило. Чжань то и дело зажимал рот рукой, боясь оставить содержимое желудка в бардачке. Впереди показался шлагбаум. «Если сейчас пересеку эту линию, то всё закончится. Я никогда больше не увижу Ибо». — Останови! — крикнул водителю и тот резко затормозил, думая, что его тошнит. Чжань открыл дверь. Салон наполнился свежим сосновым воздухом, заставив его вспомнить ночёвку в лесу. — Я без него не вернусь, — сжав кольцо в руке, он обернулся к менеджеру. — Не только ко съёмкам. В общем не улечу отсюда без Ван Ибо. — Разговор сейчас про парня, что был рядом, когда ты выбрался из той ужасной постройки? — коллега вспомнил лохматого опухшего чудика с мокрым полотенцем в руках. — Да. Его зовут Ибо. Ван Ибо. И он непьющий! Бабушку просто замуж отдавали. — Ибо, значит? Вот как… Не пьёт, значит… Что мы скажем об этом тридцати двум миллионам твоих поклонников? — Зачем постоянно кому-то доказывать? — разозлился Чжань. — Неужели нельзя просто жить? Если мне откажут, останусь здесь. По выходным буду пасти коров, а в будни… — Чжань пытался припомнить чем занимается в рабочие дни Ванька. — Не важно, в общем. Лицо помощника вытянулась и даже несколько позеленело от таких слов. — И что же мы будем делать с ним в Китае? — Он в хоре пел. Голова менеджера звонко встретилась с рулём. — В хоре, значит, пел… — Баба Дуся сказала, что ещё в кружок вставали и какой-то самодеятельностью занимались. — В кружок, значит… Самодеятельностью… Чжань, это больше, чем кошмар. — Он мой муж! — Сяо Чжань достал последний козырь из-за пазухи и протянул ему. — Это свидетельство о венчании. — Что? — коллега поглядел на него с суеверным ужасом и отодвинулся. — Я люблю этого человека и без него не уеду. До окончания съёмок у вас хватит времени оформить Ван Ибо визу и прочие документы. А сейчас разверни машину. Я заберу его с собой.       Ваньку утешали всей семьёй и участковым. Колька, видя такое горе, перенёс к сараю стол и самогон. — Ты, Ванька, реветь завязывай, — протягивая ему на закуску маринованный чеснок, филосовствовал Стёпка. — Венчаны вы с Женькой. А ужо коли пред Богом связались, то пиши пропало. Навечно теперича. — Да и подумаешь, — утешал участковый Семёныч добрым словом и первачом. — Мы тебе, Иван, такого мужика найдём, закачаешься! У Федьки, вон, сын растет. Удалец-молодец! — Растудыть в коромысло! — перебил их тирады Колян и хлопнул Ваньку по плечу, едва не уронив в яму с коровяком. — Ванёк, сопли подтирай и бегом! Вона твой парень-то стоит.       Ванька поднял глаза. Опираясь на крыльцо дома, стоял его любимый. — Сказка моя! — Ибо с такой силой обхватил его шею, что Чжань чуть не задохнулся. — Вернулся! Хороший мой, любимый! Чжань сжал его лицо ладонями, погладил губы кончиком пальца и потянулся на призыв к поцелую. Их губы соприкоснулись. — Ох! — наконец, оторвавшись от него, Ванька перевел дух. — Нас все видели. Чертовски стыдно, — он так мило покраснел, что Чжань рассмеялся. — Они же на нас смотрели, значит, и стыдно должно быть им. Ибо, по определённым причинам я о себе не рассказывал. Но сейчас всё зашло слишком далеко, поэтому хочу внести ясность. — Можешь не трудиться, — фыркнул Ванька. — Интернет — полезная вещь. Значит, ты вернулся лишь для того, чтобы внести ясность? — Я люблю тебя, Ибо. И хочу забрать с собой. Прямо сейчас и навсегда. Ты готов к такому? — Куда ты туда и я, любимый.       Ибо не захотел устраивать шумные проводы. Быстро собрал немного одежды и улизнул от шумной компании, которая развлекалась от души и горланила песни. — Веди себя, Ванька, прилично. Не позорь семью! — наказывал Стёпка, грозя кулаком и втихаря засовывая в карман Ибо оставшиеся кондомы. — А ты, Женька, не стесняйся. Ежели что, сразу нам звони. Мы его уму-разуму быстро научим!       Сразу же по приезде в съёмочный городок им выделили отдельный трейлер. Стилисты привели Ибо в порядок. Днём он был занят изучением языка и оформлением документов, а Чжань догонял график.       Вечерами влюблённые уходили на озеро. Разыскали тихое местечко на берегу и бережно дарили наслаждение друг другу. Сладкая близость тёплыми волнами омывала их тела каждый вечер и каждую ночь. Для них она длилась почти что вечность. Чжань был счастлив. Чувствовать, что ты полностью принадлежишь тому, кого любишь, было фантастически прекрасно. Самый первый раз они полностью не осознали своих ощущений, отдавшись безумству желания. Зато сейчас учились различать тонкие, как хрусталь, грани удовольствия. Учились счастью принадлежать друг другу, отдаваться и владеть.       Через месяц влюбленные покинули Россию, и у бывшего пастуха Ваньки Ибошева, а теперь уже восходящей звезды с многообещающим будущим Ван Ибо, началась новая жизнь.

💚❤️.