Не время людей

Сердце, внезапно, остановилось, Душа собралась, этот, мир покидать Люди в халатах засуетились, Московское время - 20.05 В вену лекарство, разрядом по телу Нужно сражаться, ведь шанс еще есть Хрип режет воздух, жить – это смелость, Время московское – 20.06 Ровные линии на мониторе, Пульс нитевидный – исчезнет совсем, Вот родилось, чье-то личное горе, Время ухода – 20.07 Если можешь убить с десяти ты шагов, Он не будет бежать, километры считая, Коль решишь что сейчас, ты к убийству готов, Он навстречу пойдет – головою кивая, Принесет улыбаясь, себе, грозный крест, И протянет, тебе, специальные гвозди, Ты не помнишь, он сам, попросил свой арест, Когда ты пригласил, проповедника в гости, Тебя не в чем винить, просто время пришло, На крови создана, в черном, новая вера, Будут церкви стоять, для спасенья души, Кольт создаст пистолет, для защиты от тела. Смятая, жизнью, груда железа, Битые стекла, деревья в снегу, Трасса – убийца, тумана завеса, Дым сигарет и озноб на ветру, Вечность, укутавшись в слез покрывало, Смотрит, пустые, движенья живых, Он был Серега, ее звали Алла, Деньги, машина, любовь на двоих, День напряженный, в бумагах забота, Сердце, уставшее, просит забыть, Был бы там знак – берегись поворота… Водка в стакане – охота завыть. СТРЕЛОК Утро. Идеальная кровь, положение в свете У достойных отцов – идентичные дети, Они знают, что делают и говорят, Мой мирок ограничен, решеткой оград. День. Хорошо четко знать, где добро и что зло, Я с другой стороны - просто не повезло, Вот подъезд проходной, чистый выход на крышу, Вам не видно меня, зато я все увижу. Вечер. У театра бушует людская река, Здесь событие года - мировая премьера, Палец плавно скользит, по изгибу курка, Время вышло и вот, завершение дела. Событие. Пуля прыгнет вперед, и возьмет его душу, Жил секунду назад, говорил, кто-то слушал, Мне пора уходить, растворившись в толпе, Очень нравиться ночь – возвращаюсь к себе. Дом. Она курит и пьет, ей сегодня все можно, Много думать нельзя, а не думать так сложно, Лампы ярко горят, тени жмутся пугливо, Жизнь уродлива так, да и смерть не красива. Муэдзин призывает к молитве, Минарет проступает в лучах, На колени падет правоверный, С ним сейчас говорит сам Аллах, Обративши лицо свое к Мекке, Рядом будет лежать намазлык, Все что доброго есть в человеке, Пробудиться от сна в тот же миг. А в далекой, безгрешной России, От церквей поутру чистый звон, Выйдет к людям отец-настоятель, И степенно взойдя на амвон, Призовет быть терпимей и лучше, Пред иконами главы склоня, Храм не терпит бахвальства и фальши, Будь же чист ты для нового дня. Так идем мы молясь в оправдание, Неразумные дети небес, Просят люди – прими покаяние, И спасибо что мир вновь воскрес. Вышку мне заменили пожизненным, Вместо петли, баланда и чай, И сказал мне судья с укоризною, Коль остался в живых, то мечтай, О полях, где трава недотрогою, Соловьи хвалят день по утру, Мне продлили сегодня дорогу-то, Значит завтра отсюда сбегу, Серый двор, что стенами означенный, В новом качестве видит меня, Не волнуйся мой страж озадаченный, Я уйду среди белого дня, Упорхнувши от вас птицей гордою, По течению ветра спешу, Возвращаясь на Родину строгую, И покаюсь и согрешу. Захрипел, изогнулся и вырвался, В куклу-тело вонзилась душа, Милый дом, наконец-то вернулся я, Сел на койке – а жизнь хороша! Весь в бинтах, среди боли и капельниц, Удивленные взгляды врачей, Что за день-то сегодня, подскажете? Без сознания - сколько недель? Затянусь покрепче Нирваной, Задержу дым внутри, для Самадхи, Пальцы, струны, и краски в тумане, Это лучше, бессмысленной, Хатхи, Кровь разрушит пределы во времени, Станет много часов у меня, Так курили индейцы из племени, Почитая рассказы огня, Ритм сердца заполнит внимание, Мозг расчетливо строит ходы, С миром полное понимание, Беспокоит, что мало воды, За окном проплывают истории, Вечный ветер, и пламя небес, Тоже были наверно, изгоями, Раздавая надежду на вес. Буракумин. Он из касты неприкасаемых, Равнодушен к, рядом, живущим, Не относится к классу богатых, От рождения был неимущим, Улыбаясь, как заговорщик, И работой, довольный, своей, Вот по улице топает мусорщик, А быть может палач для свиней, Он общается с протоплазмою, Любит море, собак и детей, По ночам, изменившись под маскою, Ликвидирует встречных людей, Если спросишь, чего он желает, То услышишь – останусь один, Воин касты неприкасаемых, Вольный духом – Буракумин. Пальцы скользят по бумаге, Темные стекла очков, Мастер в поношенном фраке, К новой картине готов, Он презирает мир красок, В дело идет карандаш, Грифель движением краток, Свет, много тени - шабаш, Контур получит объемы, Плавно войдя в мир людей, Так и не вышла из комы, Сердце скучает по ней, Взявшись с любимой за руки, Мастер получит покой, Снова рисуя разлуку, Плачет художник слепой. Помню, как-то служил на Востоке, Чистый воздух, рассветы в горах, Тарабанил, по полной, сверх срока, И не думал, что правда в деньгах. Проводивши колону к Эмиру, И здороваясь на блокпостах, Возвращались домой с командиром, Говоря о домашних делах. Вот навстречу летит нам машина, Пыль столбом, очень громкий сигнал, Кто за руль-то пустил – дурачину, Это девка - ну чтоб я пропал! Занесло, не пошла в лобовую, Шины лопнули, скрежет камней, Мы с брони, посмотреть на такую, Что гоняет почище парней. Ты куда так торопишься скоро? А она, прижимая живот, Мне в роддом, и глазами сурово, Может кто-нибудь подвезет? Командир отпусти, часть уж близко, Грузовик арендую на час, Мы конечно не гуманисты, Но не здесь ей рожать, не при нас! Разрешил – я рванул на обратный, Если сильно трясет, ты скажи, Вот денечек сегодня занятный, Как родишь, я поздравлю, зови. Выстрел, взрыв, выстрел – дальше не важно, Стекла вдребезги, кровью в лицо, Дураки, погибают отважно, Их героями кличет кино, Крикнул громко, дославши обойму, Сердце пьяно висит в пустоте, А она говорит – Мне не больно, Только трудно идти в темноте. Потерпи, потерпи, ну родная, Не могу за двоих воевать, Вижу молча, глаза закрывает, Вся в крови – собираясь рожать. К нам бегут посмотреть, как там вышло Нужно мертвым побыть, подождать, Ведь война она тоже как дышло, Ты держись, мне сейчас убивать. Смерть сегодня отчаянно кратка, Затаясь, в придорожных кустах, Я живой, ее корчит от схваток, Где найти акушера в горах? Видно тоже нарвался на пулю, Ярко слухом, плывет все в глазах, Лихорадочно раны бинтую, Мы от города - в двух шагах. Жизнь, растерянная на дороге, Ее тянет с кровью в песок, Я успел завязать пуповину, Ну а после с ней рядом прилег. Залатали, спасли, откачали, Отстрелялись кошмарные сны, Я вернулся, а девочку взяли, Просто люди – что жизни верны. Рожденный побеждать, отбросит прочь сомненья, И обнаживши меч, всегда пойдет вперед, Рожденный побеждать, был смертью поколений, И каждая душа пополнит личный счет. Оставшийся в живых, хвальбой возносит небо, Он ненавидит бой, где крови хоровод, Оставшийся в живых, на поле павшим не был, Бог сохранит его, чтобы продолжил род. Попавший, в мир теней, не помнит покаянья, За кормчего Харон, проводит через Стикс, Попавший в мир теней, теряя вдруг сознанье, Безумья избежит, не видя страшных лиц. Реальности судья, закрывши книгу жизни, Нечаянно вздохнув, сожжет десятки лет, Реальности судья, хвалу поет на тризне, Тем, кто раскрасил так, безвкусный белый свет. Сгоревший рояль, побережье залива, Окончивший плаванье, старый корабль, Последний концерт – два часа до прилива, Разбитые клавиши, неба печаль. Он помнит себя, для скрипки с оркестром, Безумство толпы – экзальтацию лиц, Лист нотный, свет рампы, и пальцы Маэстро, Блистанье бомонда – парад светских львиц. Сто двадцать минут от анданте, до престо, Сто двадцать шагов, для идущих, на смерть, В коралловом зале найдет себе место, Игравший, для всех – сумевший, сгореть. Лучше сразу уж наземь, и замертво, Чем постель пачкать грязью своей, Веря в то, что начнется все заново, Ненавидя себя и друзей. Боль войдет за секунду до Вечности, Яркий свет, и негромкое - «Ах!», У одра почитатели верности, И надежды развеянный прах. Я пройду точку невозвращения, Мою мелкую, черную, дрянь, Ее ставят в начале движения, Предлагая, ушедшему, длань. За спиной не судите со строгостью, Нужно просто стоять и молчать, Я один на один с невесомостью, Она учит любить и прощать… Обернувшись поляной подснежников, Из-под снега, рванув по весне, Буду радовать будущих грешников, Ну а после, обратно – к себе. О чем поет утренний ветер? Быть может, зовет кого-то? Того, кто может ответить, Из тех, кто знают хоть что-то, Безмолвен центр урагана, Быть может сказать так хочет, Глупцы, в напряженьи нирвана, Когда вокруг буря клокочет. Куда попадают люди, Пойдя навстречу торнадо? Не зная, что дальше будет, Но твердо веря – так надо. Пройдя испытанье бессильем, Вернувшись из зоны штиля, Я стану тем, кого ищет, Ветер, несущий крылья. Повседневная, сладкая патока, Из фальшивых улыбок и лиц, Превозносит успехи порока, Жизнь идет в категории блиц. Души бьются на поражение, В плен давно никого не берут, Мы попали с тобой в положение, Точно знаю – за нами придут. Нас распнут добротою из помыслов, Уничтожат лучистостью глаз, Судьбы рухнут под тяжестью домыслов, Их расскажет, Слащавый про нас. Мы бойцы, из отряда Неверия, Знаем цену мощеным путям, Нерожденным от Зверя доверие, У них слабость к людским черепам. Научусь управлять слепой яростью, Став адептом Последнего дня, Примиряясь с неизбежною старостью, Вас так много – так мало меня. ВЕДЬМА. 1. Церковь преследует равных, И, свято верит в костры, Искру оставил им Главный, Средство от темноты. 2. Ведьму, укравшую пламя, Ищут миньоны двора, Смута – прекрасное время, Ночь наступила с утра. 3. Версты в полете сжигая, Снегом пороша следы, Облики часто меняя, Ведьма спешит в храм Воды. 4. Замок стоит на отшибе, Двери, ступени, алтарь, Белый священник на дыбе, Скоро все будет как встарь. 5. Ярость огня не сравнится, С мягким упорством воды, Пар из искры возродится, Пища для пустоты. 6. Ведьме осталось не долго, Плата всегда велика, Вини, шестерки, дорога, Жизни чужие, века. 7. Вырвана, скомкана, брошена, Ветром развеяна в прах, В зеркале мира пропавшая, Сущность, менявшая в снах. 8. Ведьмин слуга на коленях, Крики кладбищенских птиц, Нужно терпенье и время, И череда тысяч лиц. 9. Сорок веков миновало, Виски, сигара, концерн, Мир! Мне тебя не хватало, Славно – закончился плен. 10. Башня стекла и бетона, Чувства в уставших глазах, - Рад госпожу снова видеть! - Здравствуй, мой черный монах…. Рождество увеличило смертность, Уничтожив надежду детей, Санта-Клаус объявлен пропавшим, Он ушел в королевство теней. На санях теперь правит Усталость, У оленей агата декор, В прошлом дед, обожающий старость, С ним Танатос ведет разговор. У поддельных игрушек нет смеха, Ели дружно меняют цвета, Рождество – ты уже не потеха, Вакханалии – вот это да! Обожают христиане прицелы, Жгут, католики, веры мосты, Мусульмане взрывают умело, Иудеи не любят кресты. Не с руки нам холить и лелеять, Справедливость с добром не связать, Ты не дай нам, подобных, заметить, Удивишься, Вселенная-Мать. САВАНТ. Одни говорят - индивидуум, Другие твердят – больной, Знают и те и другие: Я помню, что будет со мной. У них есть надежды на «Завтра», Возможность исправить «Вчера», Меня любит кара провидца, Общенье убив навсегда. Квартира – бетонная клетка, «Сегодня», шумит за окном, Веревка, карниз, табуретка, Я знаю, меня ждет «Потом». Желаете видеть, что дальше? Секреты грядущего дня: Работа, семья, много фальши, И вечный вопрос: - Кто же я? МОЙ МИР. Я поставлю стакан в изголовье, Перечту летний день пред свечой, Не слуга – мы другого сословья, Из немногих, кто правит судьбой. Ветер в дом – открывай шире двери, Режет грудь приближенье грозы, Буря будет, не сильной, уверен, Капли неба – аналог слезы. Шелест листьев, умолкшие птицы, Время звезд, колдунов и Луны, Я живу, возвращая сторицей, Каждый вздох, каждый взгляд, свои сны. Это вовсе не дар, а проклятье, Выходя из себя создавать, Череду бесконечных заклятий, Чтоб рождаться, любить, умирать. Время спать – Сон и Смерть снова рядом, Помогают блюсти чистоту, Приняв облик цветущего сада, Все по новой начну, поутру. Видишь, родился дождь, Небом асфальто-серым, Смех уничтожит дрожь, Молния любит с первым. Всполохом режет глаз, Сердце в предверьи грома, Я помолюсь за нас, Ты оставайся, дома. Знаешь, он просто Бог, Капли скрывают целое, Лес до корней промок, Солнце, сквозь тучи, несмелое. Мокрый, хоть выжимай, Ветер обсушит вскорости, Я нынче видел рай, И семицветье гордости. ЖИВУТ. Он живет со всеми удобствами, Три стены и большое окно, Непогода на улице злобствует, Да и пусть ее, все равно. Она любит его без оглядки, Третий месяц приходит во снах, На душе потом несколько гадко, И в ушах стон рассветного «ах». Подоконник, цветы, занавески, Он читает о жизни других, На страницах, историй, отрезки, Переплет из любви для двоих. Чаепитием кормит молчанье, Она курит и взгляд пред собой, Скоро спать, и мечты в наказанье, Ну зачем, ты зовешься Судьбой?! Поутру им дорогами разными, Проживать, извиваться, юлить, Горизонтом укрылось прекрасное, Он не помнит, а ей не забыть. ПРАВИЛО. Обманывая Смерть, будь крайне осторожен, Раскраивая Жизнь, представь себя судьбой, Но зря не вынимай, поступков меч, из ножен, Легко ей уследить за теми, кто герой. Вода живет собой, и путь уступит камень, Иссякнуть не стремись, ведь море впереди, Впитай в себя людей, они же кладезь знаний, Сторицей все отдашь, ты Млечному пути. Когда придет пора, где время неизбежно, Дыханье, упустив, ты вспомнишь сам себя, Был молод или стар, да все равно, конечно, Откроется сквозь мрак, нелегкая стезя. ФИНИШ. «Доктор, скажите, насколько, Здесь я смогу задержаться?», Он головою только, «У нас врачи… – будем сражаться». «Доктор, я видел небо, Через окно палаты, Я никогда там не был, Чувствую, будут рады». Морфий в крови струится, Боль обернулась в саван, Вижу ушедших лица, И прохожу в Нирвану. Поле, трава и птицы, Ветер лицо ласкает, Мне воздалось сторицей, Небо всегда, прощает. СЛОВО. Фолианты, спецхран, мало света, Нижний уровень – бункер в горах, Человек, чья судьба вне запретов, Молчаливый ученый-монах. Пальцы гладят листы осторожно, Между строчек глядят образа, Сердце верит – такое возможно, Очень трудно, устали глаза. Тридцать лет, и не малых три года, Он читает, что все до него, Написала людская порода, Создав слово из ничего. Коль найдет, знает точно, что делать, Тумблер черный – пятнадцать секунд, За спиною, усталая смелость, Ну а после – другие придут. Что такое любовь? Это выстрел из жалости, Когда выхода нет, И горят тормоза. Что такое любовь? Приговор для усталости, Честный аверс монет, И плевки за глаза. Что такое любовь? Колыбель безысходности, Многострочный сонет, И сомнений гюрза. Что такое любовь? Это путник без робости, Нас повсюду найдет, Ты не против? – Я за. ЗАСТОЙ. Что чувствует любящий скорость, Зажатый уличным циклом? Нужно смирить свою гордость, А как же быть с мотоциклом? Можно пройтись не спешно, Пробка видать большая, Темного пива, конечно, И сигарет – уважаю. Сто двадцать миль по трассе, Здесь пять кэмэ за счастье, Солнца палящий трассер, Мне по любви ненастье. Любы гроза и скорость, Вспышки тревожат душу, К черту, отбросив кротость, Режут, колеса, лужи. Вольно прийти к закату, Шлема, подняв забрало, Я отдаю в уплату, Все, чего не хватало. Мой перекресток света, И я стою, зажатый Господи, что мне это, Где же мой провожатый? ТАНЕЦ. Я хочу с тобой в танго, над пропастью, Босиком, по оскалу камней, Чтобы чувства, предельною скоростью, Мы огни в блеклом мире теней. Подари мне движение встречное, В грязных танцах дистанции нет, Нам сейчас аплодирует Вечное, Шаг вперед, нарушает запрет. Эйфория нас примет в объятия, Мы скользим по паркету судьбы, Поскорее избавься от платья, Только я, только ночь, только ты. НОЧЬ. Любовь, рожденная в трущобах, Пропахнув мусорным амбре, Бредет в изорванных кюлотах, Представив лето, в феврале. Ей не носить для бала платья, Чужие туфли вечно жмут, Подъезд не заперт – это кстати, Погреться несколько минут. Немного выпьет и закурит, Пар к потолку, морозно все ж, Затянет песню, будь что будет, Любовь так просто не возьмешь. «Ну, выйдет кто? – Нет смелых боле, Вот это зря, теряют шанс, А я могу, дать чувствам волю, Нет, не дождаться ренессанс». Устала улица, ни звука, Чего сидеть – пора идти, За городом живет Разлука, И ей с Любовью по пути. ОНИ. Время скорби живет в сигаретах, Утопает в вине, ждет в бессонных ночах, В спину целиться из арбалета, Та, что любит золу, в помертвевших кострах. Фонари предадут дело света, Ночь почувствует силу в тенях, И меня призывает к ответу, Та, что любит болтать, опираясь на страх. На рассвете, уставшая память, Все забудет как сон, дале надобно жить, В бесконечном сейчас, все поможет исправить, Та, что рядом со мной, и способна любить. Пальцы любят струны в кровь, Недосуг жалеть о коже, Настоящая любовь, В ожиданьи – что ты можешь? Ставки очень велики, Есть возможность, нет предела, Безразличная любовь, Тебя выбрала для дела. Будь готов забрать свое, Что тебе людей законы? Бесшабашная любовь, Душу вырвала из комы. Сохрани внутри огонь, И гори как можно дольше, Бесконечная любовь, Тихо шепчет – «больше, больше…» Мастера городского кунг-фу, Став легендой в системе Аркада, Любят слушать «Rammstein» поутру, Чтоб наполнится силой заряда. Их преследует зло по пятам, Порожденное звоном монет, Музыкальная фальшь - трехаккордный бедлам, И на помощь приходит «Accept». Тренировка судьбой призовет, Не терять силы духа ни грана, Ночь, усталая, в город придет, Мастеров успокоит «Nirvana». ХОЧЕШЬ? Хочешь стать моим ангелом смерти? Прогуляйся со мной по карнизу, Небо знает меня, на три четверти, В сотый раз, потакая капризу. Я сегодня под впечатлением, Кто сказал, если ангел – не птица? Ветер даст невозможность паденья, Осторожнее, можем разбиться. Слышишь, время гуляет по крышам, Гулко меряя, сколько осталось, Мы сейчас одинаково дышим, Так со мною еще не случалось. Мниться мне, нам пора возвращаться, Небо смотрит, опять, с укоризной, Постарайся не удивляться, Хочешь стать моим ангелом жизни? ЗАЗЕРКАЛЬЕ. Пилигримы из службы эскорта, Сдав оружие, пьют до утра, Обсуждая, какого здесь черта, Летом холодно, в зиму жара? Ночь создаст предпосылки к утехам, Будет шумно и много вина, До рассвета есть время, не к спеху, Днем работа – сиречь кабала. Патриархи глобальных конфликтов, Щепетильны, всегда, к мелочам, Представители мира реликтов, Новый мир создают по ночам. Они бродят средь мусорных баков, Наблюдая веселье сердец, Провоцируя души на драку, В вечной связке: начало-конец. Почитатели кодекса чести, Незаметно стоят в стороне, Испытав отвращение к лести, Зная точно о правде в вине. Их удел – одиночки от Бога, Беспокойство и серая мгла, Шепот ветра – «... осталось не много...», И для крыльев, под кожу игла. Я гулял по аллеям их парков, Видел всех, кто причастен к судьбе, Старшим был на раздаче подарков, И стесняясь, писал о себе. Поутру возвратившись обратно, С криком боли глотая рассвет, Думал раньше я слишком превратно, Кто сказал: – Ничего больше нет?