***
Выйдя из подъезда, планы Антона немного сместились, когда в поле зрения попалась «Пятерочка». Шастун решает зайти сюда, чтобы не переться на другой край земли в такой же по значению ларёк. Перейдя дорогу, мальчишка зашёл в магазин, спрятавшийся между яркими вывесками своим неприметным оформлением. Внутри было, как в любом обычном магазинчике, маленькое помещение, пара прилавков с едой — ничего такого, серо и мрачно, что уж говорить про остальной дизайн помещения. Антон осмотрелся и, немного подумав, прошел глубже, чтобы посмотреть прилавок с хлебобулочными изделиями. Глядя на пустой ассортимент, он взял три простых булочки. Поняв, что больше ничего не нужно, Антон пошел к кассе. — Что-нибудь ещё брать будете? — сказал продавец, пробивая булки. — Да, ещё сигареты, — без промедлений ответил юноша и тут же задумался, какие лучше взять. — мне, пожалуйста, винстона, пачки две. Антон легонько ухмыльнулся и оплатил покупку. Быстро сложив свои вещи в рюкзак, вышел из магазина, на ходу открывая пачку уже «нужных» сигарет. Он берёт оттуда одну и подносит ко рту, зажимая её между губ. В боковом кармане рюкзака нашелся коробок спичек, достав одну, он быстро трет ее об край, поднеся зажженную палочку к кончику сигареты, через пару минут краешек загорелся красновато-рыжим, огненным светом. Остановившись у выхода, парень сделал первую «нужную» затяжку. Медленно вдыхая и выдыхая, через несколько секунд дым начал успокаивать Антона. Прошло пару минут, Антон сделал последнюю затяжку и кинул окурок на асфальт. Юноша достал телефон из кармана, автоматически включая его, чтоб посмотреть время.13:02
Час дня. Можно успеть на автобус или же пойти пешком. Как выявилось, квартира Арсения находится недалеко, пара кварталов до дома Антона, но в разных сторонах района. Но парень решил пойти пешком, прогуляться, так сказать. Сегодня день хороший: солнце светит, ветра почти нет, на улицах тихо. Мальчишка шел, смотря в асфальт, в голове множество эмоций: от мелкой радости до невозможной печали. Кажись, он вот-вот останется на грани. На лице скоро покажутся хрустальные слезы, а прекрасные зеленые глаза превратятся в пустые и бездонные. Может, было бы хорошо выплакаться кому-то, но это же низко… так ведь? Или Антон снова ошибается? Но быть в объятьях тепла — это прежде всего повод выплеснуть себя и свои эмоции. Антон, незаметно как, дошел к знакомому двору. Антон наконец-то дома. Зайдя в подъезд, он быстро поднимается на нужный этаж. Позже зашел в квартиру. На глазах окончательно заблестели слезы: слишком много воспоминаний, слишком много эмоций было в этой квартире. Вроде бы ничего не изменилось, абсолютно ничего. Только вот в груди что-то давит, как будто сердце сжали в кулак. Легкая дрожь прошлась по телу, как небольшой разряд тока. Антон начал снимать лишнюю одежду, при этом бубня что-то себе под нос. В тихих словах можно было разобрать мат и какие-то молитвы или проклятия, что ли… Квартира была та же, мебель стояла на своих местах, с неких пор её никто не сдвигал с места. Но ощущения странные, будто квартира «мертва». Только вот комната самого подростка была «живая»: на стенах были какие-то рисунки, а где-то ручкой были написаны разного рода цитаты. На кровати кое-как лежит незаправленное одеяло, простынь также была смятая. На небольшом комоде стоят пара плюшевых игрушек прямо из детства. А на рабочем столе хаос из тетрадей, ручек и другого мусора. Комната так-то была небольшая, и днем она была весьма светлая, окна вполне хватало для хоть какого-то освещения. Антон прошел на кухню, там также было светло, сама комната была такая. Самая простая мебель серых оттенков, просто, но весьма со вкусом. Подвинув табурет к окну и сев, мальчишка без какого-либо энтузиазма всматривался в серые многоэтажки, парки и небольшие детские площадки. Руки сами потянулись к карману, выудив из него ранее купленную пачку сигарет. В руках снова оказывается сигарета. Снова затяжка. Еще одна. Снова, снова и снова. Эти действия дополняют друг друга. Вы когда-нибудь наблюдали, как человек курит? Каким образом он это делает? Замечали ли вы, что каждый выполняет этот, своего рода акт по-своему? В литературе часто описывают этот процесс очень детально, иногда даже с ноткой эротики. В какой-то момент кажется, что вы заглянули внутрь чего-то личного и интимного. Если вдуматься, то сравнение процесса курения с половым актом имеет смысл: есть темп, техника, искреннее удовольствие — все это имеет значение. Однако, зависимость, это ужасное состояние, когда нельзя прожить ни дня без сигареты, и каждая эмоция требует своей порции никотина. Увы, в литературе такие моменты встречаются не так часто, потому что она создает свой собственный мир, где все организовано исключительно по сценарию. В жизни все гораздо сложней, мрачней и серей. Тот же процесс курения. «Сигарета между указательным и средним пальцем, после чего она подвергается обхвату губами, затягивается и из нее выдыхается дым..» Звучит так просто и мрачно, но прежде всего это ведь реальность. В книгах иначе — Его изящные, удлиненные пальцы охватывают сигарету, принося ее близко к его нежным, едва приоткрытым губам. Следует короткая, почти мгновенная затяжка, за которой последует выдох, и вся атмосфера моментально наполняется дымом, который окутывает всё вокруг.. По-разному написано, но не реальность притягивает больше. За раздумьями время летит, как птица, мягко и плавно, но в то же время быстро. Антон, кажись, выкурил 5 сигарет незаметно, за пару минут. Руки сами тянулись к пачке. Тишина напрягала, почему же не разбавить её? Из того же кармана мальчишка вытащил телефон. Включив, он зашел в привычное приложение «Музыка», выбрав «перемешанный порядок», он отложил телефон куда-то в угол подоконника. Начала играть нежная спокойная мелодия, а через пару секунд начался текст. Девушка пела высоким и приятным на слух голосом, английская речь была понятна из-за спокойного темпа, а вот суть интересней…There will come a soldier Who carries a mighty sword He will tear your city down Oh lei, oh lai, oh, Lord Oh lei, oh lai, oh lei, oh, Lord He will tear your city down Oh lei, oh lai, oh lei, oh, Lord…
Интересно, кем бы стал Антон? Мог бы он быть солдатом? Да, скорее всего… но точно не то. Солдат ради других часто делает и говорит то, о чем позже будет жалеть. Однако все равно действует, не отказываясь от слова. Они не могут отказать, бояться, что человек отвергнет его. Они действуют по своим принципам и придерживаются одного правила «Бороться или быть мертвым», как бы ни было им тяжело, мечтают о стабильности, однако их так и тянет на помощь другим и самопожертвование. При этом у самих куча своих забот. Они наверняка устали от борьбы с миром и думают, что кто-то не принял их. Антон уверен, они мечтают о тишине и покое. У Антона этого по горло.There will come a poet Whose weapon is His word He will slay you with His tongue Oh lei, oh lai, oh, Lord Oh lei, oh lai, oh lei, oh, Lord He will slay you with His tongue Oh lei, oh lai, oh, Lord
Антон слегка похож на поэта, но он слишком мрачен. Одиночество, сила, радость. Поэты сильны, но изо всех сил они пытаются в это поверить. Эти люди не перестают творить и верить, что все наладится. Они творят и верят, что они несут веру, потому что она наверняка иссякла, но они все равно, все равно бросают своё сердце миру и верят. Они свободные, но одинокие люди.There will come a ruler Whose brow is laid in thorn Smeared with oil like David's boy Oh lei, oh lai, oh, Lord Oh lei, oh lai, oh lei, oh, Lord Smeared with oil like David's boy Oh lei, oh lai, oh, Lord
Король… Да, это похоже на Шастуна. Эти люди, мечтающие о свободе, но, к сожалению, живущие по правилам и принципам. Они несут на себе ответственность. Люди, скорее всего, — чувствуют себя подавленными. Они желают свободы, и желают быть свободными от давления, долга и обязанностей. Эти люди обязаны носить маски эмоций. Антон и сам не заметил, как начал подпевать. Так невинно и тихо, но можно было разобрать. — Oh lei, oh lai, oh lei, oh Lord… — время, словно птица, улетит не догонишь. В руках Антона, кажись, появилась девятая сигарета, её окурок так же упал на подоконник, как и все предыдущие. К губам прилегла десятая сигарета, Антон выкурил половину пачки. Неожиданно из-за спины прозвучал голос. Такой нежный, тихий и… родной? — Антоша? — это был не Арсений… Не было слышно входной двери, это Антон точно бы услышал. Да и голос высокий, тонкий… Как женский. — Мама…? — мальчишка резко, как будто рефлекторно, повернул голову в сторону звука. Около входа на кухню стояла такая родная и нужная душа… Мама. — Антоша, неужели куришь? — она смотрела отчаянно, с жалостью и растерянностью. Взгляд скрывал в себе многое. Он был цепкий, пустой и испуганный одновременно. Антон молчал. Ему нечего сказать. Он снова вернулся к виду из окна. К губам припали пальцы с сигаретой. Ничего не оставалось, ещё раз затяжка, дым. И только что пришедшее осознание. — Мама? Мамочка! — мальчишка завертел головой в разные стороны. Проход, где раньше стояла мать, но ее там уже не было. Там пусто. И следов не осталось. Неизвестность пугает, но тишина тяжелее для восприятия. Антоша с сигаретой во рту… Весьма неприятное зрелище. Мальчишка решил пройтись по всем комнатам, кажись, пепел от сигареты был повсюду: в коридоре, в гостиной, даже в ванной. Но, зайдя в свою комнату… В комнате подростка не было пусто. Около окна стояла мама. Антон выпал в осадок. Когда увидел такую «картину». — Мама! Но как… Нет, этого не может быть… — Антош… ты чего это куришь? Ты же знаешь, как это вредит тебе… — Я? — вспомнив, что у мальчишки во рту все еще зажат никотин, тут же сигарета упала на пол. Глаза вновь наполнились влагой. — Тош, прошу, не делай глупостей. Я понимаю, что ты обиделся на меня за то, что я так рано покинула тебя… Прости меня, пожалуйста, — по лицу Антона уже стекали горячие слёзы, а он всё ещё держался, чтобы не зарыдать навзрыд. «Сильный мальчик» — с нежностью подумала Лиза , — я действительно сломала тебя, но, пожалуйста, постарайся меня простить! Ты — мой самый родной мальчик. И у тебя могут быть очень большие проблемы со здоровьем, если ты продолжишь вести такой образ жизни. Я хотела б помочь, но я же знаю… ты всё равно сделаешь всё наоборот и покалечишь себя ещё больше. Я… я просто не понимаю почему. Почему, Тош? — Я… я не знаю, — всхлипывая, сказал мальчишка, — Ты… правда волнуешься…? — Антон, я всего лишь твоя накуренная галлюцинация, я говорю то, что ты хотел бы услышать, — мама нежно улыбнулась и подошла к кровати, где сидел мальчишка, и аккуратно присела рядом, — Послушай меня… — голос женщины стал тише, когда та увидела, что мальчишка разбился об грани чувств и плачет навзрыд, щеки стали цвета адского пламени, на глазах слиплись реснички, образовывая пучки. Дыхание уже давно сбилось с ритма. — Зло, которое распространяется, оно словно лихорадка. Это был ясный день, когда внутри тебя умер маленький Тоша. Мой светлячок. Что я могла сказать, чтобы тот маленький мальчишка восстал из мертвых?.. — Что… что ты имеешь ввиду? Со мной все в порядке! Просто… в последнее время все по жопе идет… Иногда кажется, что я вырос там, где нет нормы морали, и медленно спускаюсь по спирали вниз. Хочется иногда крикнуть что-то на подобие: «Я прошу, не вспоминайте меня, пока я здесь, пока я еще жив!», но, если так скажу, меня за психа примут. Я так устал делить людей, я каждый день теряю смысл. А иногда они такие пустые, я кричу, я слышу эхо и тишину… Сегодня никуда не пойду, заебали все! — Антон хотел сказать что-то еще, но его прервал голос рядом. Слезы все еще катились по щекам, белая кофта приняла новые краски, на ней были следы крови, которые так четко выделялись своим цветом, пара пятен от пепла, и вот теперь и следы от слез появились. Картина маслом! — Что ж, ты много говоришь, мой маленький ястреб. Почему же ты плачешь? — женщина смотрела прямо в душу, глаза были чистые, несли в себе, кажись, разочарование, но можно было найти много другого там же: надежда, умиротворение, — Сидя на кровати, ты плачешь, даже не давая себе передохнуть. Ты рассказываешь о том, как ненавидишь себя и мир, представь себя со стороны. Сейчас я плод твоего разума, кроме тебя, меня никто не видит. А если сейчас кто-то зайдет, что скажешь? Я буду лишь маскировкой? — Хах… Как в средней школе, где все было вымыслом, что-то типа предначертанным будущим. Но теперь, где же я… Я уже в 10 классе, а до сих пор не знаю, кем стать в будущем. Господи, почему так сложно? — Где же мой затухающий источник света? Сидит рядом и плачет, что этот мир сложен? Разве я такого хотела для тебя? И мне жаль, что покинула тебя, но так, наверное, было лучше, хотя и никогда не ощущалось правильно. — женщина сделала резкую паузу, время как будто остановилось. Она ничего не говорила минут так 5, будто чего-то выжидая. Если женщина просто сидела прямо, смотря в окно напротив, то юноша сходил с ума, ему не верилось в то, что в комнате он один и общается он с никем. Пара минут длились как вечность. Как неожиданно Лиза задала вопрос. — Ты как себя чувствуешь? — заботливо, но в то же время раздражённо и с долей азарта спросила она. — Голова очень сильно болит… и кружится. — только сейчас у мальчишки резко начала болеть голова, Антон жмурится и пытается отвернуться от света. Такое чувство, что Антона бьют головой обо что-то, несмотря на то, что он сейчас сидит на кровати. — Нравятся ощущения? А ведь если бы ты столько не выкурил, то этого могло бы и не случиться, — женщина аккуратно провела рукой по плечу подростка, мальчишка всем телом упал на кровать. — Хорошая новость в том, что ты не умрешь, это просто мигрень. А вот как ты ее переждешь… тут будут вопросы. Антон плюхнулся на подушку, но от резких движений голова заболела ещё сильнее. Он зажмурился и схватил себя за волосы, пытаясь хоть как-то уменьшить боль. — Блять. Блять, как же больно. Господи… за что мне это?.. — Шастун чуть ли не плакал, — Сука… я сейчас всё отдам, только убейте меня кто-то, прошу…! — Боль приходила и уходила, словно приливы и отливы морских волн. Сначала она была слабой, затем нарастала в силе, а потом снова ослабевала. В это время в комнате, все также находилась мама, и, заметив, что мальчик извивается на кровати, как будто пытаясь сорвать себе кожу с головы, она приблизилась к нему. Сложно осознавать то, что ты ничем не можешь помочь, абсолютно ничем. — Ты чего? — взволнованно произнесла Лиза, — Неужели прям так больно? — Да! — через слёзы крикнул Антон, — Выключи свет, прошу, не кричи. Я сейчас умру! — у юноши началась самая настоящая истерика. Антон подскочил с кровати, чтобы лихорадочно зашторить окна и выключить свет в комнате, буквально оставляя только небольшой ночник, как источник хоть какого-то света. — Антош, я не могу ничего сделать, я плод твоего разума… — Почему боль не проходит! Помоги мне, прошу, пожалуйста! — Антон умоляюще посмотрел на маму заплаканными глазами, — Я… я сейчас умру. — Иди на кухню и выпей обезболивающее, оно должно хоть как-то помочь, — мальчишка буквально за несколько секунд добрался до кухни и стал открывать все полки подряд, чтоб найти хотя бы пластинку анальгина. И, все-таки найдя, тот закинул сразу две таблетки в рот, и запил водой, он осушил стакан за минуту, но пил еще. Таким образом, он выпил как минимум литр, но лучше не становилось. — Она не проходит! — снова начал истерить Антон. — Я больше не могу терпеть. — из глаз юноши потекли слёзы, — Убей меня. Пожалуйста. — прошептал он, смотря прямо на «плод воображения» перед собой. — Что? — удивилась мама, надеясь, что ей послышалось, — Что ты сказал?.. — Убей меня, прошу. Я больше не могу это терпеть… пожалуйста. Лиза стояла в ступоре. Только что этот родной негодяй, так безответственно обходящийся со своим здоровьем, попросил собственную мать убить его? — Малыш, я понимаю, что очень больно и неприятно, мигрень — это страшная штука, но нужно потерпеть, — женщина положила руку на плечо юноши, — таблетка должна скоро подействовать, попытайся заснуть. — Но мне очень больно. — Антон сжался до минимальных размеров, напрягая каждую возможную мышцу своего тела, — Я просто хочу отдохнуть. Почему так больно… — больно… а что, если первую боль смешать с другой, но более сильной… Следующей ступенью погружения в великую депрессию, если опираться на подростковые депрессивные стереотипы, являлись запястья. А, точнее, порезы на них. Кухонным ножом хреначить себя не хотелось, он крупный, вдруг полностью вены перережет из-за Антошкиной неаккуратности? Поэтому единственным более-менее подходящим предметом оказался канцелярский нож. Еле как встав с кухонного пола, юноша пошел в свою комнату, где, собственно, и должен находиться ножик. Лезвие там, конечно, уже давно затупело, но вроде бы у Антона где-то были запасные лезвия для него. Из-за этой мысли он перевернул все ящики стола и пару раз лежал на полу, корчась от боли в голове. Но уже спустя минут пятнадцать Антон осторожно крутил лезвие в пальцах, вызывающее одновременно страх и восхищение. Внутри что-то сжалось в комок, а по коже пробежал холодок. Может, всё-таки не стоит? Шастун не желал испачкать кровать кровью, поэтому он принял решение, что будет более разумно устроиться на полу в ванной комнате. Там было удобнее, и вода была неподалеку, а также можно было воспользоваться перекисью, если что-то пойдет не так. Разместив свои длинные ноги под собой, Антон опрокинулся спиной к ванне, внутренне надеясь, что его план не подведет. Антон вздохнул, приблизив лезвие к своей белой коже. Руки дрожали. Он закрыл глаза и приготовился к боли. Однако, когда он осторожно приоткрыл один глаз, а затем второй, он удивленно обнаружил, что не видит кровь и не чувствует интенсивной боли, которую ожидал. Вместо глубокого пореза до мяса, он увидел всего лишь еле заметную красную полоску на своей коже. Это немного приглушало боль. Когда он сделал еще один царапину, Антон решил не закрывать глаза и наблюдал, как лезвие врезается в его кожу, оставляя бледный след, который затем покрывался краской. Первые капли крови появились, но боль все еще была на уровне, который позволял ему продолжать. По мере того как Шастун продолжал порезы, он постепенно входил во вкус. Он осознал, что это произошло, только когда на его запястье было уже одиннадцать порезов, рука кровоточила, и капли крови начали падать на холодный кафель. План сработал. Боль в голове прекратилась, а вот рука неприятно зудела и кровоточила, но не в этом суть. Он начал обрабатывать раны и перебинтовывать их. Антон бледен, как снег, был весь словно выцветший. Совсем на себя не похож… Правду мама говорила, в нем все-таки умер тот маленький Тоша. Кстати, насчет мамы, она пропала. После того, как Антон выпил обезбол, то ее силуэт пропал так же быстро, как и появился…Антон пережил галлюцинации, в виде которых была родная мать. Антону так хочется ласки… очень хочется, он понимает это только сейчас. Когда на запястье красуются порезы и бинт уже пропитан кровью. Антон обещает, что больше не будет этим заниматься. Ему становится плохо от самого себя. Кофта полностью воняет сигаретами, на ней пятна крови, у которых разная история, пара пятен от пепла сигарет и мокрые следы от слез. Сегодня Антон выплакался по-настоящему. Вроде бы он должен чего-то добиться, но кто так сказал? Перед глазами стоит образ Арсения, что бы он сказал, увидев подростка в таком виде? Наверняка говорил бы, что тот глупенький и мог бы обратиться к нему за помощью. Он же сам говорил: «Если захочешь поговорить, я всегда рядом», так почему же не воспользоваться предложением? Возможно, мысль хорошая, но точно не для Антона. Встав с холодного кафеля, Антон на ватных ногах пошел в свою комнату. Ему нужно поспать.