Все двери ведут к тебе

Мирон решительно возвращается в номер и берёт в руки телефон. Какое-то время тупо смотрит на заблокированный экран, но потом всё же решается и пишет — но почему-то не Ване и не Женечке. Он находит в инсте Славу и открывает директ. На секунду пальцы замирают над экраном, пока Мирон думает, как начать разговор и не показаться при этом сумасшедшим. Теоретически, если это действительно прошлое, Слава всё поймёт и так. Он уже всё это прожил, пока Мирон только начинает окунаться. Но что если это не просто прошлое, а прошлое из какой-нибудь параллельной вселенной? Где Гнойный адекватный, ага. Тогда выходит, что всё немного сложнее. Именно поэтому Мирон отправляет по возможности нейтральное сообщение, которое нельзя будет расценить как окончательный отлёт кукухи в случае чего. «Привет! Прозвучит странно, но ответь, как давно мы знакомы?» Мирон нервно крутит телефон в руках, но в сети Гнойного нет, а потому сообщение остаётся непрочитанным. Он бездумно открывает новостную ленту, погружаясь в этот хаос и пропуская его через себя. В груди с каждым прочитанным постом снова образуется та пустота, от которой от так хотел сбежать — и вообще-то сбежал, аж в прошлое. Он едва заставляет себя оторваться от просмотра новостей и переходит в директ, недоумённо глядя на значок, сообщающий о том, что его сообщение прочли. Прочли — и оставили без ответа. Мирон хмурится, не понимая, что это должно значить — Гнойный не хочет об этом говорить или говорить в принципе не о чем? Это внезапно его злит. Настолько, что он вскакивает с кровати, в два широких шага оказывается у двери в ванную и распахивает её. Но ничего не происходит. — Да как это, блядь, работает?! Мирон бросается в коридор, но опять — ничего. Он идёт обратно, падает на кровать и тут же ощущает, что вымотался. Слишком много всего. Он откидывается на покрывало и прикрывает глаза, тут же проваливаясь в беспокойный сон. Будит его звонок мобильного. Мирон привстаёт на локтях, непонимающе оглядываясь и щурясь от света, но потом его мозг всё же соображает, что нужно поднять трубку. — Мир? — Да, Жень, — отвечает он, едва скрывая разочарование. Стоп. А кого он ожидал услышать? — Я почти разгребла дела с концертами, — говорит меж тем она. — Площадки согласились пока подождать, но я бы не особо на что-то рассчитывала. — Хорошо, спасибо тебе, — трёт он переносицу. — Не знаешь, как там Ваня? — Дела закончит — и к тебе. А что? Он не говорил? — Не уверен, что спрашивал, я просто сейчас… сама понимаешь. — Конечно. За это он Женю и любит. — Ты сама как? — На низком старте, — Мирон слышит, как она улыбается. — Не волнуйся. — Хорошо, держи меня в курсе. — Ага, до созвона. Мирон откладывает телефон и идёт в душ, чтоб собрать мысли в кучу. В утреннем свете его рандеву в прошлое кажутся ещё более маловероятными. Но что это тогда было? Всё же глюк? Или ему вообще всё это приснилось… История сообщений говорит — нет, не приснилось. Однако ответов он не получил ни на один вопрос — ни на мысленный, ни на заданный Гнойному. Мирон берёт рюкзак, немного подумав, кидает туда необходимые вещи вроде кошелька, зарядки и толстовки, и идёт прогуляться. Мысль о горячем крепком кофе захватывает его сознание, а потому он без задней мысли открывает дверь номера — и спокойно выходит в коридор. Покинув отель и пройдя немного вниз по улице, он находит уютную кофейню со звонким колокольчиком на входе. Расплачиваясь на кассе, отвлечённо думает, что рублёвый налик неплохо было бы обменять на доллары. Он садится за столик у окна и зачем-то заходит на страницу Гнойного в инсте, а потом и в твиттере, но там нет ничего нового. Зато много старого. Он листает его шизоидные — по-другому не назовёшь — посты, над некоторыми даже пофыркивает. Но не видит ничего… ничего. Мирон допивает кофе, прекрасно осознавая, что как бы ни был сладок эскапизм, реальный мир никуда не денется и возвращаться в него рано или поздно всё равно придётся. Он идёт к выходу и толкает дверь кофейни, тут же понимая, что с эскапизмом попрощался рановато. Дверь внезапно тяжелеет, протяжно скрипит — и под пальцами уже не гладкая пластиковая, а металлическая и ржавая ручка подъездной двери. Он выходит на улицу и видит перед собой незнакомый двор, погружённый в вечерние сумерки. Стоящие у подъезда голые деревья отбрасывают жуткие тени от приглушённого света из окон, а под ногами похрустывает подмёрзшая грязь. Сразу становится зябко. Мирон смотрит вбок и замечает на лавочке сгорбленную фигуру, освещённую только светом из окон дома. Он скорее понимает, чем видит — это Слава. Судя по всему, не сильно с их последней встречи изменившийся. — Эй, чего сидишь в одиночестве? Слава недоверчиво вскидывает голову, а потом вскидывается весь, и Мирон понимает, что уже сейчас они почти одного роста. Присмотревшись, он видит, что лицо у Славки несимметрично опухло, а нижняя губа разбита в кровь. — Привет, — улыбается Слава и тут же морщится от боли. — Привет, — Мирон протягивает ему руку. Ладонь у Славки ледяная. — Прохладно что-то для посиделок, тебе не кажется? — А тебе? — кивает Слава на его футболку. Мирон пожимает плечами и усаживается на лавочку, чтоб достать из рюкзака толстовку — одеться действительно не помешает. — Так чего ты тут сидишь? — спрашивает он, поправляя капюшон. — Домой идти не хочу. — Что-то случилось? — напрягается от его обречённого тона Мирон. Он ведь совсем ничего не знает ни о семье Гнойного, ни о том, как проходило его детство. — Да, — Слава поворачивается боком и показывает торчащий синтепон из куртки. — Мамка её только вчера купила, а долбоёб из девятого паклями своими кривыми порвал. — И поэтому ты сидишь здесь? — облегчённо спрашивает Мирон. — Мне пизда, — категорично заявляет Слава, понурившись. — Надеюсь, морда у того долбоёба ещё краше, — хмыкает Мирон, чтоб хоть как-то подбодрить Славку. Тот натянуто улыбается и, опустив голову, говорит своим ботинкам: — Тебя давно не было. Я… соскучился. Мирон смотрит на этого трогательно подростка и — вот хоть убей — абсолютно не видит в нём Гнойного. — Я тоже, Славка. Как поживаешь вообще? — Меня в другую школу перевели, — с ходу делится тот. — Мы переехали. — Нравится? — Сойдёт, — беспечно машет он рукой и усмехается: — Вот, вливаюсь в компанию. Они мой пиджак засрали, прикинь? — Ты ходишь в школу в пиджаке? — Уже нет, — хмурится от его поражённого тона Слава, и Мирон спешит пояснить. — У меня была обязательная школьная форма, я ненавидел пиджак. — А где ты учился? — В Питере, — врёт он и переводит тему: — И что, куртку твою совсем никак не зашить? — Не знаю, — тяжело вздыхает Славка, а Мирон уже прикидывает варианты. — Ты знаешь, где мама её купила? — Да, мы вместе ходили, целый день шатались по этому торговому… а почему ты спрашиваешь? — Есть идея, — сверкает глазами Мирон и вскакивает с лавочки. — Как думаешь, он ещё работает? Славка непонимающе смотрит на него, но потом всё же сверяется с часами на узком запястье и кивает. — Тогда веди, Гендальф. — Сам ты… Они идут в местный торговый центр, и по дороге Славка рассказывает о школе и о друге, с которым они впервые попробовали спирт — мама друга оказалась медиком. Мирон смеётся, мол, спирт — чистый продукт, гораздо лучше винища из пакетов. Славка активно соглашается. Он говорит о том, что его достаёт старшая сестра, что мама волнуется из-за оценок, что ему вообще уже не очень интересно ходить в школу. Мирон старается не поучать, но мягко замечает, что в юности знания усваиваются гораздо проще и, если в будущем что-то из них понадобится, нагонять будет вдвойне сложней. Славка ожидаемо отмахивается, но тут же рассказывает о том, как буквально за ночь прочитал здоровенную книгу, потому что на следующий день её надо было вернуть. Мирон одобрительно хмыкает и думает, что Славка без его поучений прекрасно разберётся, как жить эту жизнь. Они приходят в ТЦ и по мере приближения к точке назначения Славка начинает заметно нервничать. — Скажешь, может, что за идея? — шепчет он, указав на грузную продавщицу за стеклянной витриной. — Нет, — улыбается Мирон и заворачивает в отдел. — Добрый вечер! Подскажите, пожалуйста, мы тут у вас вчера куртку покупали… Не осталось ли у вас ещё таких? — Ох, — взмахивает руками женщина, глядя на потупившегося Славку в порванной куртке. — И где ж ты так умудрился, оболтус? Лицо-то всё… — Защищал сиятельную леди, — быстро отвечает за него Мирон. — Не поможете? Слёзно прошу, нам нужна точно такая же. — Что, мамка не в курсе, да? — проницательно подмигивает она. — Сейчас поищу. — Мир, ты что задумал? — понизив голос, наклоняется к нему Славка, но Мирон делает вид, будто не слышит. — Сорок четвёртый размер, да? — кричит из подсобки продавщица и тут же выходит оттуда с курткой в руках. — Помню-помню, рыцарь. На, держи. Слава растерянно берёт из её рук новую куртку и беспомощно оглядывается на Мирона, пока тот достаёт из рюкзака кошелёк. — Переодевайся, — бросает он Славе и улыбается продавщице. — Вы наша спасительница! Сколько я вам должен? — За сиятельную леди пятьсот скину, так и быть, — фыркает она, поглядывая на Славку, и озвучивает сумму. — Мир… — Спасибо, всего доброго! — продолжает улыбаться Мирон, подхватывая Славу под руку и утаскивая на выход. По пути он забирает у него старую куртку и накидывает себе на плечи, завязывая на груди рукава. На улице и правда холодно. Слава насупленно молчит до момента, пока они не выходят на улицу. — Это было не обязательно, — всё же бурчит он. — Не чувствуй себя должным, — отмахивается Мирон. — Мне эта покупка… как бутылку воды в ларьке купить. — Ты типа мажор? — язвит Слава, но смотрит уже не с обидой, а с интересом. — Ну, я типа пахал достаточно, чтоб не думать о деньгах. И ты о них не думай. Славка некоторое время молчит, но потом всё же спрашивает: — Ты здесь надолго? — Не знаю, — честно отвечает Мирон. — Когда у тебя следующая командировка? — И этого я не знаю. — Опять через пару лет? — усмехается Слава, но Мирон видит, как плохо тот скрывает обиду. — Это не от меня зависит, ты же понимаешь. — Ага, — бесцветно соглашается тот, невольно кутаясь в куртку и опуская рукава пониже. А потом спохватывается и задирает рукав, чтоб посмотреть на часы. Лицо его при этом выражает чуть ли не вселенскую скорбь. — Мне домой надо, а то меня искать начнут. — Хорошо, пойдём, я тебя провожу… — Я не хочу, — запальчиво обрывает его Славка и даже останавливается. Закусывает губу, морщится, но всё равно продолжает: — Я хочу… говорить с тобой. — Давай говорить, — едва сдерживает смешок Мирон и тянет его за рукав. — Ну что ты? До дома ещё топать и топать. — Я хочу долго, — недовольно отвечает Слава, но всё же подчиняется и идёт дальше. — Для ночных гуляний ты ещё маловат, уж прости. — Мне четырнадцать! — Вот и я о том же, — Мирон всё же смеётся, глядя на его возмущённое лицо. — Ладно, не обижайся, расскажи лучше, какая музыка тебе нравится. Они говорят про «Агату Кристи», про Летова, каким-то образом перескакивают на Мандельштама, а потом и вовсе на рэп. — Я написал песню про одноклассника, — заявляет Слава не без гордости. — Её полшколы потом себе на листочки переписывали! — Песня обидная? — Ну… в общем-то да, — теряется он. — Тогда это называется «дисс», друг мой, — одобрительно хлопает его по плечу Мирон. — Зачитаешь? Слава зачитывает полную ахинею, но Мирон смеётся, ему действительно заходит. К дому они подходят чересчур быстро. — Может, дашь мне свой номер? — неуверенно спрашивает Слава, когда они пожимают руки на прощание. — Не думаю, что это хорошая идея, — качает головой Мирон и, увидев, как тут же поник Слава, неожиданно для себя начинает оправдываться: — Я часто бываю в разъездах, связь не ловит. — Ага. — Лучше просто увидимся, когда я снова приеду. — Ага. — Не скучай, — Мирон отпускает славину руку, чувствуя себя предателем. Слава неловко машет напоследок и уходит. Мирон выжидает несколько секунд и тянет на себя ту же дверь, попадая на залитую утренним солнцем улицу Турции. Цокает языком и, стаскивая с плеч куртку, решает окопаться у себя в номере. Там он усаживается на кровать поудобнее и начинает гуглить Славу. Того самого Славу, который был готов проговорить с ним всю ночь, но так и не ответил на его сообщение. Страничка Википедии рассказывает о прошлом Славки немного, к тому же большую часть из этого он уже видел, когда готовился к баттлу. Мирон открывает Ютуб и ищет хоть что-то со Славой. Этого «чего-то» на самом деле довольно много: клипы, стримы, баттлы… интервью с Дудём. Мирон смотрел его когда-то мельком, а теперь смотрит внимательно, отмечая и «холодок, как от мефедрона» и «очень, блядь, приятно». По правде говоря, он надеялся услышать хоть что-нибудь, хоть какой-то намёк на то, что Слава знал его гораздо дольше, чем принято считать. Однако все эти фразы можно интерпретировать и в отрыве от мироновских похождений в прошлое — просто защитная реакция под слоем постиронии на вопросы Юры, вот и всё. Но… что он так отчаянно защищает? Мирон трёт переносицу и закрывает видос, на автомате открывая новостную ленту. Реальность, малодушно им позабытая, обрушивается на него с новой силой. Сирены опасности, разрушенные дома, скрипачка в метро… Мирон блокирует телефон и закрывает глаза. Хочется накрыться одеялом и спрятаться, убежать так далеко, где нет никого — где никогда не может произойти подобное. Он подрывается с места, хватает рюкзак и намеревается открыть столько дверей, сколько потребуется, чтоб свалить ещё хоть ненадолго. Ему хватает одной.