Все двери ведут к тебе

Мирон, немного погодя, открывает подъездную дверь, чтобы уже привычно оказаться в своём номере, но вместо этого видит… какую-то крышу? Он раскрывает дверь пошире и ступает на площадку, огороженную низким парапетом. Осматривается — и сразу замечает спину одиноко сидящего на этом самом парапете Славки. Судя по тому, какой открывается вид на стоящие внизу пятиэтажки, эта крыша явно повыше будет. Сей факт заставляет Мирона громко шаркать ногами по истёртому рубероиду, чтоб его приближение не стало сюрпризом для Славы, свесившего ноги над многометровой высотой. Подойдя, Мирон встаёт рядом с ним, опираясь локтями на парапет, и, не удержавшись, всё же смотрит вниз. — Не высоковато ты забрался? — присвистывает он с опаской. — Нет, в самый раз, — ровно отвечает Слава, при этом глядя куда-то вдаль и будто бы совершенно не удивляясь его появлению. Мирон отмечает его застывшее лицо и понимает, что случилось что-то нехорошее. Этот отсутствующий вид так контрастирует с видом пьяненького Славки из бара, что Мирон одновременно и теряется, и напрягается. — Тебя кто-то обидел? — спрашивает он, не найдя подходящих слов. — Нет, — безразлично отвечает Слава. — Тебя что-то расстроило? — пробует Мирон снова, настороженно косясь на так рискованно сидящего на краю Славу. — Типа того, — едва заметно морщится тот. — Если хочешь, можешь рассказать мне, — Мирон с деланной лёгкостью пожимает плечами, стараясь не давить. — Даже если я… не смогу помочь, то уж точно смогу выслушать. Тебе станет легче. Слава на такое заявление лишь качает головой, горько усмехаясь, но потом всё же поворачивает голову и смотрит на него почти с отчаянием. — Ты знать меня не захочешь, если я расскажу. — Ну, для такого надо здорово постараться, — Мирон говорит спокойно и даже кривит губы в ответной усмешке, но на деле едва сдерживается, чтоб не стащить Славу с этого парапета от греха подальше. — И спорю на что угодно, у тебя не получится. Так в чём дело? — Я… — Слава вновь отводит взгляд и вымученно выдыхает. — Не знаю, с чего начать. — Что это за место? Слава немного теряется от отвлечённого вопроса, но когда он отвечает, его голос уже не звучит так, будто он готов спрыгнуть в любую секунду. — Тут живёт мой бывший одноклассник, Мишка. Раньше и я тут неподалёку обитал… — он указывает куда-то влево, поверх виднеющихся крыш пятиэтажек. — В общем, мы с ним пару лет назад спёрли ключи от двери у тёть Люси, она старшая по дому, и сделали дубликат у другого нашего одноклассника — его батя работает как раз с замками, ключами и всей этой хернёй. — И что, никто не заметил, что вы тут тусуетесь? — Я тогда почти сразу переехал, поэтому вместе мы собираемся тут редко. Иногда я прихожу сюда просто посидеть, вид крутой. — А сейчас? — аккуратно спрашивает Мирон и тут же мысленно даёт себе пинка, видя, как те крохи энтузиазма, что появились у Славы, пропадают. Он лихорадочно соображает, как можно вновь вывести диалог на безопасную тему, глядя на помрачневшего Славку, но тот его удивляет: — Помнишь, я тебе рассказывал про своего одноклассника, Олега, который рэпчик записывал? — спрашивает он негромко, и Мирон медленно кивает, пытаясь не спугнуть. — Полгода назад примерно. — Помню. — Кто-то спалил, как он… сосался с парнем, — Слава на секунду коротко выдыхает, а затем продолжает максимально безэмоционально: — Разлетелась новость быстро. Сразу нашлись желающие популярно объяснить, что пидорам у нас тут не рады… отпиздили его, короче. Рёбра сломали, в остальном ушибами отделался. — Слав, мне очень… — Из школы сразу документы забрали, переехали тут же, — Слава будто и не слышит его, говорит, глядя всё также вдаль. — Даже не знаю, в какой город… Наши в классе потом ещё долго залупались, что типа не заразиться бы, за руку ведь здоровались. Что сжигать таких надо и помещение после них дезинфицировать, — он болезненно кривит губы в ухмылке. — А ведь буквально неделю назад они чуть ли не дрались, чтоб с ним в одну команду на волейболе попасть. Слава замолкает, опустив взгляд на свои сцепленные пальцы, и Мирон молчит тоже. Он уже догадался, почему это событие — не такое уж удивительное по сути — так поразило Славку. И понимал, что помочь здесь ничем не сможет. — Я недавно с девочкой целовался, — вдруг говорит Слава, с каким-то маниакальным усердием ковыряя заусенец на левом мизинце. — Хорошая девочка, только целоваться с ней мне не особо понравилось. Я думал… я представлял… другого человека. И она, похоже, поняла что-то, обиделась. В общем, я понял, что не хочу и не хотел особо никого, кроме… — Слава поднимает на него полные обречённости глаза. — Я представлял парня, когда целовался. Получается, я… пидор. — Гей, — поправляет Мирон на автомате, и тут Славу прорывает. — Да какая разница?! — почти кричит он и в сердцах бьёт по парапету кулаком. — После меня тоже нужно будет всё дезинфицировать! Мне пиздец, моя жизнь никогда не будет нормальной! Мирон открывает рот, но Слава не даёт ему и слова вставить. — Я никогда не смогу быть честен с друзьями, я никогда не смогу завести семью! — он тяжело дышит, глядя на Мирона блестящими от навернувшихся слёз глазами. — А если заведу нормальную, с той, кого я не люблю, я вздёрнусь нахуй. Я никогда не буду счастлив, меня всегда будут ненавидеть, я всегда буду уродом… — Слава, Слав… — Мирон обхватывает его за плечи и прижимает к себе, успокаивающе поглаживая по спине. — Тише, ну что ты. — Тебе не противно меня касаться? — шмыгая носом, сдавленно спрашивает Славка. — Не неси хуйни. Лучше давай, иди сюда, — он наконец-то стаскивает Славу с этого ужасного парапета, и они усаживаются, привалившись к нему спинами. Мирон обнимает Славку, и тот жмётся к его боку, устроив свою вихрастую голову у него на плече. Нужно сказать что-то, как-то подбодрить, найти нужные слова… Мирон тяжело вздыхает, потому что с подростками в этом плане очень непросто — скажешь одно, а они поймут это по-своему, вывернув твои слова наизнанку. Но сказать что-то нужно обязательно, главное — не сделать хуже. — Что ж… врать не буду, это тяжело. Быть не таким, как все, не вписываться в общие рамки — всегда тяжело. Но… это не баг, это фича, — он усмехается от мысленного флэшбека. — У самых легендарных людей самые сложные дороги. Например, Эминем… — У тебя всё сводится к рэпу? — нервно фыркает Слава, стараясь незаметно утереть глаза. — Разумеется, — деланно важно кивает Мирон. — Ну, ты, наверное, уже понял, к чему я веду? Ты можешь пытаться прятаться и мимикрировать в угоду обществу, а можешь взять и выебать это общество в рот. — Это уже философия настоящего панка. — Каждый уважающий себя рэпер — панк. — Ага, — смеётся Славка. — Я вот смотрю на Тимати и прямо чувствую дух сопротивления! Так и слышу, как он в клубе со своими чиксами читает, что всегда будет против! — Я же сказал «рэпер», — шутливо ворчит Мирон и треплет Славку по волосам, а потом делает самое страшное в своей жизни — он защищает Тимати, пусть и для контекста донесения своей мысли. — Хотя по сути, для него делать своё дело и не оглядываться на мнение других — тоже своего рода протест. — Делать хуйню ради бабла — не протест, — обрубает Слава. — И он не «не оглядывается», он просто слишком тупой, чтоб замечать вообще что-либо, кроме восторженных отзывов любителей попсы. — Ну всё, я понял, ты у нас истинный андеграунд, — хохочет Мирон, а потом мягко добавляет: — И я уверен, что рано или поздно ты найдёшь людей, которые будут полностью разделять твои взгляды и примут тебя любым. Слава некоторое время молчит, а потом спрашивает едва слышно: — А если нет? — В этом мире даже у Тимати есть фанаты, — отшучивается Мирон и всё же слышит невесёлый хмык в ответ. — Просто поверь мне. И ещё кое-что, — он поворачивает голову так, чтоб смотреть Славке в глаза. — Я хочу, чтоб ты запомнил. С тобой всё в порядке, кто бы что ни говорил. Ты нормальный, с тобой всё хорошо. Потому что любить — нормально, а ненавидеть тех, кто от тебя отличается — нет. Слава не мигая смотрит в ответ с такой надеждой, что у Мирона внутри что-то ломается. Он видит, что этот совсем ещё мальчишка очень хочет ему верить, хочет надеяться на то, что не останется один на один со всем миром только потому, что не похож на других. Мирону знаком этот страх. — Я… — Слава говорит, всё ещё не сводя с него взгляда. — Помнишь, я говорил про человека, которого представлял? Мир, я… мне кажется, я тебя… — Слав, — резко обрывает он, как только до него доходит смысл, но тут же тушуется от жгучей обиды в голубых глазах. Блядь. — Слав, — пробует он уже мягче, — я понимаю, что ты хочешь сказать, но не нужно. — Это ещё почему? — щурится тот почти зло, отодвигаясь. — Потому что ты путаешь любовь и хорошее отношение. Тебе кажется, что ты испытываешь что-то помимо, но это не так. Мирон не хочет, чтобы это звучало снисходительно, но, судя по славкиным поджавшимся губам, нихрена у него не выходит. — Тебе-то откуда знать? — Мы видимся редко, — он старается говорить спокойно и максимально убедительно, потому что обижать запутавшегося в своих чувствах и в своей жизни подростка ему хочется меньше всего. — За это время нельзя даже нормально узнать человека, не то что полюбить. Можно создать в голове его образ, додумать так, как тебе нравится, и влюбиться уже в него. Но этот образ не имеет ничего общего с реальным человеком, то есть со мной. Обмануться легко, и я не хочу тебя разочаровывать. — Звучит как полная хуйня. — Ну, у меня есть некоторое преимущество в возрасте, и опыте — соответственно, — замечает Мирон немного раздражённо. — Я уже сталкивался с подобным и знаю, о чём говорю. — А мне кажется, ты просто пытаешься слиться, — отворачивается от него Слава. — И все твои слова о принятии — пиздёж. Побежишь руки мыть сразу, как только я отвернусь, а мог бы просто сказать, что я… не нравлюсь тебе. И вопросов бы не было. — Слав, — Мирон кладёт ему руку на плечо, но тот её сбрасывает. — Ты меня не слышишь. Ты ещё слишком… молод, ты только начинаешь понимать, каких людей хочешь видеть рядом с собой, разбираешься потихоньку, как тебе комфортно с ними взаимодействовать. Я не хочу мешать. — Но ты уже помешал! Ворвался в мою жизнь и… — Славка эмоционально взмахивает руками, а потом бессильно выдыхает. — И продолжаешь это делать. Почему, кстати? Много у тебя ещё таких как я в командировках? — Нет больше никого, — Мирон недоумённо моргает. Продолжение типа «командировок тоже никаких нет» он вовремя удерживает непроизнесённым. — Почему я? — продолжает допытываться Слава, но у Мирона как не было ответа на этот вопрос, так и нет. — Я не знаю, — искренне говорит он, нервно проводя пятернёй по своим отросшим волосам. — Я не искал тебя специально, по крайней мере, не первые разы. Оно просто происходило и всё. — Значит, это судьба, — довольно скалится Славка, и Мирону сложно понять, насколько он при этом серьёзен. — Потому что для меня ты и есть тот человек, которого я хочу видеть. — Тебе шестнадцать! — взывает Мирон к здравому смыслу. — Почти семнадцать, — смущённо улыбается Славка в ответ. — Я старше тебя больше, чем в два раза! — Да? Ты молодо выглядишь, я бы и не подумал. Мирон сжимает переносицу и старается игнорировать самодовольную ухмылку на лице напротив. — Я предлагаю оставить этот разговор хотя бы до момента, пока тебе не исполнится восемнадцать. — Боишься на зону отлететь? «Надеюсь, что у тебя появится мозг и ты передумаешь». — И это тоже, — Мирон, разумеется, не озвучивает свои мысли, но Слава будто слышит их и без этого. — Ничего не изменится, — прицокивает он языком и отводит взгляд, в секунду растеряв всю свою напускную легкомысленность. — Я, конечно, подожду, но хотелось бы знать заранее, есть ли в этом смысл. Мирон молчит, всерьёз размышляя над ответом. Он чувствует старательно скрываемую славкину уязвимость, она сквозит в его остром взгляде и нарочито беспечном тоне. А потому Мирон честно пытается посмотреть на него так, как ещё не смотрел. Растрёпанные волосы, яркие, по-лисьи прищуренные глаза, искривлённые в ухмылке губы, вздёрнутый нос… несмотря на изъяны, вроде кривоватых зубов, Славу без сомнений можно назвать симпатичным. Он Мирону скорее нравится, чем нет. Гнойный вот бесил, а Слава нравится. Однако этого недостаточно. И в любой другой ситуации Мирон сказал бы «нет», не стал бы давать пустых надежд и ломать парню жизнь. Но он только что буквально оттащил его от края в момент экзистенционального кризиса и подталкивать его туда снова абсолютно не хочет. Отказ может его добить, а отсрочка — это возможность того, что Слава одумается, выкинет его из головы и заживёт своей жизнью. — Смысл есть, — всё же аккуратно отвечает Мирон. — Но хочу предупредить — я не самый приятный человек, и это станет очевидно, как только ты пообщаешься со мной дольше привычных пары часов. Что если всё это окажется для тебя одной большой ошибкой? — Я готов рискнуть. — Ладно… — «чёрт, и на что я только подписался?» — Что ж, тогда вернёмся к этой теме через пару лет. — Год и два месяца, — сладко улыбается ему Слава. — Забились. Кстати, тебе эта толстовка дорога как память или просто других нет, а, мажор? Мирон недоумённо оглядывает свою толстовку и думает, что да, это достаточно опрометчиво — путешествовать в прошлое в одном и том же. Особенно если судьба (пф!) постоянно сталкивает его с внимательным и не обделённым интеллектом Славкой. Мирон смотрит в голубые со смешинками глаза и собирается, как обычно, наврать с три короба. — А знаешь...