Дача, лето и Ретро ФМ

На дворе стояла середина июля со всеми ее прелестями — жарой под тридцать, комарами у цветущей речки и клещами в высокой траве. Родители, уставшие от своих детей за прошедший месяц каникул, отправили своих чад подальше, к бабушкам и дедушкам в деревни. В одной из такихй деревень, жизнь в которых кипит только с мая по август из-за дачного сезона, и происходит наша история. Эдуард (теперь уже четыре года как) Аккерманов получил свой домик на семь соток участка в деревне Сина в наследство от умершей бабушки (а также старый гараж с ее закрутками и дедово радио в придачу). Дом тогда, три года назад, весь обваливался и в нем уже давно обосновались пауки, а на участке вместо розовых пионов и клумб с гладиолусами, розами и пеларгониями росла одна крапива да одуванчики с лопухами. Он уж было думал продать этот участок к чертовой матери, чем возиться с ним, но вот отец его уговорил («Негоже память о родственнике продавать!»). А отца, неожиданно, поддержал супруг. Уговаривать пришлось долго и сложно, доходило до ругани и однажды чуть не дошло до того, что Эдуард (Эдик, как ласково звал его муж) почти пошел спать на диван в гостиную. — Лёв, ну на кой черт нам эта дача? Ты собираешься там в три погибели картошку выращивать? Я, уж прости, — нет! Мне не 50 лет чтобы под отдыхом понимать выкапывание крапивы из-под забора. Да и там столько сделать надо — дом на одном добром слове держится, а одной газонокосилкой не обойтись. — Это ты сейчас так говоришь! Эдик, ты же всегда знал, как я хочу жить за городом. Не хочешь заниматься огородом? Ладно! Хорошо! — всплескивал его муж руками. — Не будет тебе огорода. Засажу все цветами и помощи твоей просить не буду. Можешь вообще на дачу не ездить, но так и знай, жить я летом буду там. — Лёва, ты не понимаешь… — Нет, Эдь, это ты не понимаешь!.. Решилось все в пользу альянса отца и мужа, легко и быстро — нежными поцелуями последнего в шею. Сейчас Лёва при каждом удобном случае (а случаи такие приходится как минимум раз в три недели, когда Эдик приглашает своего друга Мишку с женой его Надей в новоотстроенную баньку попариться) припоминает Эдику тот спор и то, что все же оказался прав. И, так получилось, что сегодня как раз тот день, когда Мишка с Надей должны были приехать в баньку («И выпить по бутылочке пивка с рыбкой!»). Лёва сидел на корточках и пропалывал в перчатках (не дай бог грязь под ногти попадет!) клумбы с львином зевом. Эдик всё понять не мог, что ж нравилось ему так в грязи в жарищу ковыряться, когда тот так сильно ненавидит эту самую грязь. Лёва на это только фыркал. Ну никак его муж не поймет, что после бесконечных бухгалтерских таблиц с разными счетами, кредитами-дебетами и пассивами-активами нужно разгружать мозг. А ухаживать за цветочками — другое дело! То самое дедово, еще советское, радио крутило Ретро ФМ. Радио то, к слову, ловило только три станции — Шансон ФМ, Авторадио и Ретро ФМ. Единогласно было решено оставить работать только Ретро: вспоминать молодость (юность?) под Арабеску и как смеялись на дискотеке под E-Rotic — Help Me Dr Dick. Эдик шутил: «Ну, до шансона нам недалеко — баню построили, на даче зависаем… Скоро и под Круга пить будем». Лёва только кривил нос и цокал (но Эдик-то видел, что тот посмеялся!). Лёва вырвал очередной сорняк прямо под начинающуюся песню. И так и завис с ним в руках, смотря на этот самый сорняк и как-то глупо улыбаясь. Отвис через несколько секунд. И поднял голову на Эдика. Тот в профиль стоял у мангала голый по пояс, в каких-то старых шортах и черных сланцах, с кепкой «Олимпиада 80», которая нашлась на чердаке, мычал песню с радио и, чуть покачиваясь в такт, пытался картонкой раздуть угли. Hasta mañana 'til we meet again Don't know where, don't know when Darling, our love was much too strong to die We'll find a way to face a new tomorrow Лёва будто поплыл, смотря на своего мужа — его пшеничные, уже чуть отросшие («надо записать его к парикмахеру» — пронеслось задней мыслью в голове) волосы, нос с горбинкой, ровную осанку… Чувствовал себя как в каком-то сопливом фильме — смотрит на любимого человека и вспоминает. Вспоминает, как после какого-то экзамена в универе пошли отмечать, а вечером Эдик провожал его домой, проходя мимо местного ДК, где в то время проходил «Вечер для тех, кому за тридцать». Из окон ДК приглушённо играла эта самая песня Аббы. Эдик тогда рассказывал какую-то ерунду то ли про Мишку, то ли про практику в школе. А Лёва, как и сейчас, завис. Просто смотрел на лицо Эдика, не слыша, что он говорит, и как-то безумно улыбался. А потом неожиданно для Эдика крепко-крепко обнял его. Эдик сначала опешил, но потом обнял в ответ, улыбнувшись ему в макушку. А Лёва так и стоял, прижавшись к телу тогда-уже-как-пять-месяцев-парня и не хотел отпускать. Сжимал все крепче и крепче, будто порываясь таким образом передать Эдику всё, что чувствует. Эдик рассмеялся где-то сверху и прохрипел: — Лёв… Я дышать не могу. Лёва только угукнул и сильнее спрятал нос в воротнике джинсовки Эдика. Последний опять тихо усмехнулся и поцеловал его в черную макушку. — Лблтб, — не то услышал, не то почувствовал грудью Эдик. — А? Лёва наконец перестал сжимать ребра Эдика и, отстранившись, с серьёзным лицом сказал Эдику прямо в глаза. — Люблю тебя. Эдик на это не стал ничего отвечать — Лёва и так знает ответ — и вместо этого взял его лицо в свои непомерно большие ладони и стал целовать-целовать-целовать… Вытянул его из воспоминаний о юности чуть встревоженный голос Эдика откуда-то со стороны мангала: –…Лёв? Лёва встрепенулся и наконец кинул сорняк, который держал в руке всю песню, в ведро к остальным сорняками. — Всё хорошо? — спросил Эдик. Лёва нахмурился и принялся вновь драть траву. — Я просто аж спиной чувствовал, как ты взглядом таранил… Если ты про тележку у забора, то я про нее помню и… — Лблтб. Эдик сначала не понял и хотел уже переспрашивать своим извечным «А?». А потом понял. Понял и широко-широко улыбнулся. Да так ярко, что Лёва вновь посмотрел на него, оторвавшись от любимой клумбы, и почувствовал, что у него что-то прихватило в сердце. Наверно, любовь о стенки бьется. Хотелось даже немного плакать. Но Лёва только вздохнул, смотря в эти любимые голубые глаза. — Смотри угли не проворонь, — за столько лет он так и не научился выражать свои чувства. — И у тебя нос в саже. Эдик хихикнул и, подмигнув, послал ему воздушный поцелуй, а после повернулся обратно к мангалу, притопывая ногой уже под C.C.Catch. Лёва корячился с ненавистными сорняками еще добрые четыре песни и одну рекламу, а потом наконец стянул перчатки с запотевших рук, и, убрав все в сарай, вымыл руки под дачным кранчиком. — Лёв, пятиминутная готовность! — крикнул ему муж. — Понял. Я за мясом. Сегодня кроме Захаровых еще позвал кого-то? — вытирая руки уличным полотенцем (Лёва менял его каждый день) поинтересовался он. — Я позвал еще Ваню, но не знаю, придет ли она… Говорит, у них там в НИИ завал полный. — Еще как придет. Когда это она еще от шашлыка отказывалась? Еще и настойку свою вишневую принесет, вот увидишь, — и ушел в дом, доставать из холодильника замаринованный с вечера шашлык. Ваней звали давнюю подругу Эдика. Они сидели в школе (когда Эдик был еще Смирнов и даже не думал, что когда-то станет Аккермановым) за одной партой, и та постоянна давала списать ему контрольные по химии, в которой Эдик ну вообще никак. В качестве «спасибо» Смирнов покупал ей пиццу в столовке и решал второй вариант (её вариант) на математике. Дружбу хранили с тех самых пор, несмотря на то, что поступили в разные университеты: Эдик пошел в пед, а Ваня — на химика-биолога. На свадьбу Эдика та была приглашена в качестве свидетельницы. Напилась («Отпраздновала! Я отпраздновала, а не напилась!») в тот день настолько, что на следующий зареклась еще хоть раз когда-либо пить. Однако не продержалась, когда ее позвали отмечать второй день. Вернулся Лёва к Эдику и мангалу уже с огромным тазиком мяса под песню «Бухгалтер, милый мой бухгалтер». Лёву уже воротило от этой песни, а Эдик постоянно смеялся и каждый раз… — Ха-ха, песня про тебя! Как по часам! Вот он како-о-ой, тако-о-ой просто-ой! — и обнял своей огромной рукой маленького Лёву за талию. Тот для вида закатил глаза (но чмокнул мужа в губы). Со стороны ворот послышался смех детей и звонки от велосипедов. «Хоть бы пронесло, хоть бы…» — молил Лёва. Но… — Дядя Лёва! Дядя Лёва! — закричали за забором. — Блять… — прошептал тот самый дядя Лёва. Эдик предупреждающе сказал «Лёва» и клюнул в нос, что на его языке означало «Смотри за словами при детях». — ДЯДЯ ЛЁВА!!! — Что?! — то ли сказал, то ли выкрикнул Лев, открывая калитку. На него уставились 5 пар испугавшихся такой резкости глаз. — А… А Муська у вас? — заговорил самый смелый из них (или самый бессмертный) и попытался заглянуть за спину Лёвы, будто что-то хотел там найти. Муськой была местная бездомная кошка, которую кормили всей деревней. Ходила она вечно беременная и безумно голодная (Лёва был уверен, что она просто актриса, не получившая Оскар, ведь «Столько жрать и выпрашивать больше еще уметь надо!»). Она мигрировала от участка к участку, так что бездомной ее можно было назвать лишь условно — скорее она была очень даже многодомной. Лев прищурился: — Нет… Так, мелкотня, я же знаю, вы не за этим. Если снова замечу кого-то, — он пристально посмотрел на того самого смелого, — за воровством яблок, то… — Мой дед говорил, что в колхозе все общее! — пытался защититься смельчак. — Егор… — пихнула его в бок девчонка, пытаясь заткнуть, чтобы больших дров не наломать. — Союз распался уже давно, или я чего-то не знаю? — поднял одну бровь Лёва, явно держась из последних сил. — Дядя Лёва! — вступил в разговор белобрысый мальчишка в какой-то дурацкой голубой панамке. По правде говоря, это был, наверно, единственный ребенок из всей этой шайки, которого Лёва считал хоть немного смышлёным. Поэтому и бесился на него меньше, чем на остальных. — Мы вообще… Мы… Мы хотели спросить, а Эдуард Витальевич дома? — Дома. А вам чего? Неужели уже соскучились по школе? На этих словах все пять голов замотались из стороны в сторону, явно показывая, что на каникулах в деревне им очень хорошо и в школу они не хотят. — Нет! Просто, он же умный — «А я нет, что ли???» — в душе вопросил Лёва, — а у нас тут спор. Женя, вот, говорит, мол наша деревня так называется, потому что тут раньше псин было много, а потом люди забыли про «п» и стали просто называть Синой… — Да бред это все! — вновь влез в разговор самый смелый. — Женька дурак просто! Артему, — он кивнул в сторону беленького в панамке, — дедушка сказал, что тут осин много! Вот поэтому и Сина! — А Сашка думает, что тут раньше жили динозавры и текла река Сина и вообще мы сейчас по дну ее ходим, — вставила та девчонка, что пыталась как-то приструнить Егора. — Так, мелкотня… У меня сейчас от вас голова взорвется. — Лёва для вида даже помассировал переносицу. — Я сейчас… — ЭДУАРД ВИТАЛЬЕВИЧ! От крика Лев даже подпрыгнул, а потом почувствовал у себя на талии чью-то руку и опять подпрыгнул. А потом увидел любимые смеющиеся голубые глаза и расслабился. — Вы так кричали, что я вас услышал даже оттуда. Лёв, последи за мясом сходи, я почти накрыл на стол. Лёва кивнул и ушел, а Эдик перевел взгляд на ребят. — Егор, ты же ведешь читательский дневник? — Ну… Ну… — мямлил тот. — Да Артем ему вслух читает! — вставил Женька и как-то нахально то ли улыбнулся, то ли скривился. — А ты просто завидуешь, что тебе не читает! — тут же ответил Егор. Саша рассмеялась, Артем как-то боязливо посмотрел на Эдуарда Витальевича, а вторая девчонка вновь пихнула Егора в бок. — Ай, блин, Марин! — Тц-тц-тц, — покачал головой Эдуард Витальевич. — Егор, язык. Егор стыдливо опустил голову. — Эдуард Витальевич, — вновь начал Артём, — нам нужно ваше экспертнсотное… — Экспертное. — Да, ой, экспертное мнение. Ребята поспорили, почему наша деревня так называется, и вот Женя говорит… — Да Женька дурак! — вновь не сдержался Егор. — Егор. — предупреждающе сказал Эдуард Витальевич. — Извините… — Ладно, слышал я весь ваш спор. Я больше склоняюсь к варианту Артёма, — тихое «есс!» послышалось с его стороны, — но мне нужно проверить. Действительно интересно, я посмотрю в архиве. Через недельку узнаю и вам все обязательно скажу. — Спасибо, Эдуард Витальевич! — хором ответили дети. — А Муську так и не видели? — с надеждой спросила Саша, откусывая яблоко. «Надеюсь, Лёва не видит», — пронеслось в голове у Эдика. — Видели. Утром принимала солнечные ванны в гладиолусах, так дядя Лёва ее и прогнал, чтобы цветы не мяла, — синхронный разочарованный вздох со стороны ребят. Саша сказала: — Ладно… Но если увидите, не гоните ее! — Эдик на это улыбнулся. — До свидания, Эдуард Витальевич. — До свидания, — вторили ей остальные. — Пока-пока… Ох! Марин, подожди. Бабушка твоя в тот раз грибы передала, скажи ей еще раз огромное от нас спасибо и верни ведро, пожалуйста, — вспомнил Эдик и вручил Марине оранжевое выцветшее пятнами пластмассовое ведро (наверно, раньше оно было красным). Марина кивнула, и ребята, усевшись на свои велосипеды, поехали дальше, к речке. Эдик еще пару секунд посмотрел им вслед, услышал артемово «Какой он классный! Вот вырасту и тоже стану учителем!», усмехнулся, покачал головой и пошел обратно, к мужу. Стол в беседке уже был накрыт: два салата из огурцов с помидорами (на выбор: с маслом или с майонезом), нарезанный сыр на тарелочке, селедка под луком, квашеная капуста; вареная картошка с укропом и сливочном маслом томилась и ждала своего часа в кастрюле под крышкой; у края стояли различные соусы (недавно у Эдика появилось новое хобби — все есть с какими-то кетчупами, майонезами и горчицами. Поэтому упаковок этих соусов было… Лёва ругался даже дома, мол «весь холодильник в твоих соусах!» В шутку, конечно). Бокалы и стопки из бабушкиного сервиза красиво блестели в солнечном свете. Не зря Лёва так тщательно их протирал. Эдик подкрался к Лёве почти незаметно со словами «Бухгалтер, милый мой бухгалтер», обнял со спины, поцеловал в макушку и стал покачиваться в такт песни. Играла по радио уже давно не Комбинация, но почему-то на языке крутилась именно она. — И не надоело же тебе… — Не надоело. Каждый раз думаю о тебе, — чмок в макушку, — когда эта песня играет. — Я ведь знаю, что она стоит у тебя на мобиле на меня. Эдик тихо рассмеялся. — Да. Люблю ее. Но тебя еще больше. Даже если бы ты не был бухгалтером. Лёва цокнул и шутливо ударил Эдика по обвившим его рукам: — Так, ладно, помоги мне с мясом. Эдик поцеловал Лёву в щеку, обернулся посмотреть на стол, и… — Лёв… А где мой любимый салат? Лёва обернулся и посмотрел как на дурака. — Я не буду тебе эту гадость делать. С тобой потом находиться невозможно, луком несет за километр. Под «этой гадостью» подразумевался салат, который Эдик горделиво называет «Молодость». И каждый раз не забывает упомянуть все его лечебные свойства. Вот правда в перевес всем этим волшебным свойствам был один нюанс, который все плюсы полностью перечеркивал. Это его рецепт. А точнее, его ингредиенты. Потому что состоял он только из лука, лука и еще раз лука. Ну, еще немного соли и перца для вкуса, приправить капелькой растительного масла. — Лёва, неужели ты не знаешь о его лечебный свойствах! Он ведь… — Ладно! — перебил его Лёва. — Не хочу в сотый раз слушать лекцию о пользе лука. Но готовить его не буду. «Плакать не хочет», — подумал Эдик. — Хорошо, милый. Вот увидишь, Мишка тоже будет в восторге! Я когда ему про этот салат в студенчестве рассказал, тот только и ел его в общаге! — И как только Надя за него вышла тогда, — пробубнил Лёва. Еще через две песни и одну рекламную паузу послышался резкий «би-бип!» из-за ворот. Лёва с Эдиком синхронно поднялись со скамейки и быстро пошли на звук. Эдик открыл скрипящие ворота под исподлобный взгляд Лёвы в качестве напоминания, что надо бы их смазать. — Миша! — Эдик! Миша и Эдик рассмеялись, будто не виделись не три недели, а все два года, и крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине. Из машины вылезла Надя, а с заднего сиденья выпрыгнула Ваня. — Смирно-о-ов! — прокричала она. Эдик тут же к ней подлетел и так же, как и Мишу, обнял, похлопывая по спине. Лёва не чувствовал себя неловко, нет. Скорее чувствовал какой-то женушкой, а не мужем, когда Надя с ним поздоровалась и сказала что-то типа: «Ну наши как всегда…» и протянула ему пакет. — Надь, ну зачем… У нас же достаточно еды. — Лёв, не обижайся! Ты же знаешь, я не могу с пустыми руками, — улыбнулась Надя. — Ой, у тебя уже гладиолусы расцвели! Да как у тебя только получается? Надя взяла его под руку и повела в сторону беседки, параллельно расспрашивая Лёву о его тайных методах выращивания цветов. А Эдик, Миша и Ваня в это время все еще смеялись около новоприобретенной машины Захаровых. Эдик оценивающе обошел ее и одобрительно кивал на все похвалы Миши его новой ласточке. Ваня еще немного с ними постояла и послушала разговоры про покрышки, а потом все же поняла, что в этом она не очень-то и понимает и, вытащив с заднего сиденья литр настоечки, побежала к Наде с Лёвой, помогать со столом. Лёва себя чувствовал женушкой теперь уже почти на сто процентов. Ну ничего, посмотрим ночью, кто тут еще будет женушка. Захаровы пришли вместе с Портвейном, крабовым салатом и тортом к чаю. Торт было решено убрать пока в холодильник. Через время подтянулись и Эдик с Мишей. Эдик поцеловал Лёву куда-то в ухо, а Лёва (любяще) ущипнул того за бок. Миша с предвкушением потер руки и уселся между Машей и Ваней. Последняя, как только все уселись, сразу засуетилась: — Так, ну что, попробуем мое новое изобретение? Усовершенствованная настойка! Разглаживает морщины, выводит токсины, избавляет от потенции и… ха-ха! Ладно-ладно! Эдик, ты пьешь, это не обсуждается. Миша, ты тоже. Надя, тебе не предлагаю, ты за рулем, Лёва… — Нет, — сразу отрезал Лёва. — Ладно-ладно! Так, всё, давайте рюмки. Так, с разговорами обо всем и ни о чем, под завывания Ретро ФМ было выпито полбутылки ваниной настойки. Эдик даже смог уговорить Лёву попробовать её у него из рюмки. Лёва скривился, но выпил. Но больше не стал. Обмыли новую машину Захаровых, выпили за Ванин успех в НИИ, обсудили, что «тёть Люда из пятого подъезда от рака умерла недавно». Не чокаясь, выпили за тёть Люду. Захаровы похвастались, как всей семьей с сыном летали в Сочи на неделю и пожаловались на количество людей там. — Ничего, у нас отпуск в сентябре, поедем в Египет в all inclusive, — прошептал Эдик Лёве, когда заметил толику зависти в его глазах. — Тебе от твоих цифр давно пора уже в отпуск. Лёва промолчал и наложил Эдику в тарелку еще одну ложку «Молодости». Эдик с Мишей еще через две стопки стали снова вспоминать студенчество и как прятали в шкафу от коменды бутылки водки и запрещенный в комнате чайник. Надя, смеясь, назвала их дурачками. — И как вас только не выселили… — Ха-ха! Мишку выселили же однажды! — вспомнила Ваня. — Дак если б Эдик не был старостой и не умел строить глазки админке, то не поселили бы обратно. Лёва поднял брови и посмотрел на Эдика. Не грозно, не ревниво, а как-то даже с восторгом. Эдик засмущался: — Да я просто коробку конфет Вере Ивановне купил, ничего я не строил… Ваня опять громко засмеялась: — Ой да господи! Эдик, все уже тогда знали, что тебе девушки неинтересны, хотя ах сколько за тобой их бегало… Весь поток! Ну оно и понятно, в педе дефицит мужского пола. Но по твоему же имени и так все видно! Какого гетеро будут звать Эдиком? Все же с детства знают, Эдик — п… — Так, — перебил ее Лёва, вставая с места. Ваня шутила так почти каждый раз и, хоть Эдик никогда не обижался и сам смеялся с пророческих способностей своих родителей, Лёве эта шутка надоела уже на второй раз. — У нас там баня стынет. Ваня тут же забыла, что говорила, и подскочила, утягивая за собой Надю в дом переодеваться в купальники. В бане всех от духоты и запаха березового веника окончательно разморило: Эдик красный как помидор сидел в одних плавках и в фетровой шапочке с надписью «Красная армия», рядом примостился Лёва, обернувшийся в полотенце с голой русалкой («Ненавижу бани» — хрипел он каждый раз и каждый раз все равно шел париться. Была ли то любовь, или Эдик смог его убедить в лечебных свойствах бани — Лёва никогда не признается); Миша предусмотрительно снял крестик и положил его в предбанник, рядом с сережками Нади; Ваня развалилась на верхней полке и явно кайфовала. — О-о-о… Хорошо, Смирнов, что ты все же решил оставить дачу. Где бы я еще так хорошо провела выходные? Поддай парку, Миш… — Нет! — в один голос сказали Надя с Лёвой. — Ха-ха, чё ты как баба, Лёва? — рассмеялась Ваня. — Надя, я даже с закрытыми глазами вижу, как ты на меня смотришь. Я женщина и имею право говорить «баба»! Лёва цокнул. Эдик успокаивающе погладил того по бедру и клюнул в макушку, на что Лёва снова цокнул: — Мне и так жарко, а тут еще ты своей потной рукой ко мне лезешь. Эдик тихо усмехнулся, но руку все же убрал. В бане Миша с Эдиком вновь предались воспоминаниям: со смехом вспоминали, как эту самую баню строили и как тушили пожар после первой парилки. «И как у вас только сил хватает болтать еще», — в полголоса сказала Надя и вышла, объявив всем, что иначе сейчас упадет в обморок. Ваня снова звонко рассмеялась. Лёва тоже держался из последних сил, но, чтобы доказать Ване, что он не «баба», сидел со всеми до последнего. — Лёв, а где самовар, который дядя Коля подарил нам на свадьбу? — спросил Эдик, помогая тому убирать со стола. — О-о-о, самовар! Это дело! — танцуя с Надей под «Ты не ангел» Глызина вставил Миша. — А караоке у вас есть? — О нет, давайте вот без этого, — хмуро сказал Лёва. — А самовар тебе на кой чёрт? Из чайника же вода нормальная. — Лёв, ну что ты опять. Зря нам что ли Николай Петрович его дарил? Тем более представь какая романтика: пить собранный тобой иван-чай прямо из самовара, — нежно улыбнулся Эдик. Лёва цокнул, но под его улыбкой никогда устоять не мог: — В подвале. Только осторожно, не упади, там мокро. И не дай бог разобьешь банку с помидорами. — Конечно, милый, — поцеловал его в лоб Эдик и упорхнул в кладовку. На чай заглянула и Муська: ходила вокруг стола, терлась об ноги, прыгала на колени Наде под крики Лёвы «фу, брось ее, она же блохастая». Чтобы отстала, ему пришлось оторвать кусок шашлыка и бросить ей куда-то на землю. Муська с довольным «муррр!» спрыгнула с Нади и побежала к мясу. За чаем обсуждали кредит на новую машину и мануальную терапию. Лёва говорил, что это «чушь собачья», а Надя твердила, что после нее почувствовала себя в десять раз лучше. — Лёв, тебе просто надо отдохнуть. Вечно в своей бухгалтерии сидишь, с 9 до 6, как у тебя спина только не отсохла? — Отсохла, — поделился Эдик. — Заставляет меня массаж ему делать. Под смех Вани Лёва тыкнул Эдика пальцем в бок, мол хватит тут. Но Лёва обижаться не умеет на него — и вместо этого положил ему на блюдце еще один кусок торта. — Ну куда мне еще, хочешь, чтобы я колобком стал? Я и так поправился. — Ничего ты не поправился. Ваня и тут не сдержалась: — Ха-ха, ну да, вы наверно столько калорий сжигаете! И днем на даче, и ночью. Не зря говорят — да, Лёв? — нос с горбинкой… — Ваня! Надя подавилась чаем, Мише пришлось постучать ей по спине, а у Лёвы заалели уши. Он пробурчал что-то в чашку с иван-чаем и пнул Ваню ногой под столом. К ним еще раз заглянула банда Егора, благо Лёва был уже не такой злой на них после бани и алкоголя. Ребята выпросили Муську, похвалились кузнечиком в спичечном коробке, а Эдуард Витальевич угостил их конфетами со стола. Довольные и счастливые, с Муськой под мышкой, ребята уехали на своих велосипедах в закат. Захаровы вместе с Ваней уехали уже тогда, когда появились первые звезды. До караоке, к радости Лёвы и сожалению всех остальных, дело так и не дошло. Лёва всучил с собой каждому по куску торта и положил в пластмассовые контейнеры оставшийся шашлык («Только попробуйте не вернуть!»). Убирали остатки чаепития со стола Эдик с Лёвой вместе под Edge of Seventeen. Лев намыливал тарелки и следил за тем, как тщательно Эдик смывает с них пену и ставит на сушилку. — Боже, опять себя как в фильме чувствую, — поделился Лёва. — А? — Как в фильме, говорю. Почти как принцесса Диана в «Короне». Только не в Лондоне, а в деревне Сина. И не страдаю из-за какого-то мужика. — Да, а еще стоишь здесь и моешь бабушкин сервиз. Эдик глухо рассмеялся, а Лёва тоже не сдержался, глядя на него, и прыснул со смеху. — А мне и в Сине хорошо. И никакой Лондон не нужен. — Только ты. — Что, только я? — Только ты мне и нужен. И не важно где — в Сине, в Лондоне или у черта на куличиках. Ты моя Сина и мой Лондон. Лёва отложил губку и посмотрел на мужа. «Да уж, после бани и ваниной настойки всех распирает на нежность…» Эдик посмотрел в ответ и тепло улыбнулся. Лёва и тут не смог выстоять против этого: улыбнулся в ответ и клюнул в губы. А Эдик своими мокрыми большим ладонями взял лицо Лёвы и поцеловал сильнее. А Лёва даже возмущаться не стал мокрым рукам. Ему было хорошо. Ведь Эдик тоже для него и Сина, и Лондон.