Ensemble.

Тео был проблемой — он видел это в их глазах. Викадиновая пустышка Ксандра красила красным губы, носила мини-юбки и кривилась в неудовольствии, глядя на мелкого выродка, неожиданно влезшего в их размеренную жизнь. Типо-в-завязке-отец был проще: жрал, смотрел телик и делал ставки. Кормил обещаниями с беконом на завтрак и гневливо хватал за шиворот в минуты расхождений с собственными хотелками. Да, Тео был проблемой. Тео видел. Тео своей вины упорно не чувствовал. Разве его ответственностью было, что туповатый гуляка-папаша не смог сдержать агрегат между собственных ног четырнадцать лет назад? Ему такая жизнь тоже совершенно не нравилась. И этот мертвенно-пустой район не нравился. И эта чёртова школа.. Тео, однако, ко всему прочему был способным мальчиком: научился подстраиваться под дрянь-судьбу быстро и ко всему мог привыкнуть. Он тоже научился кривится: викадин оказался кислым, с привкусом больницы и неизбежного близкого конца. Он жалостливо наступил быстро: на той же кухне, на которой и начался. Тео сомневался не долго. Его новый дружок: Борис — тоже. *** —Поттер!— Борис почти припадочно закатил глаза, так что парень без труда смог разглядеть его покрасневшие от недосыпа и наркоты белки, — Ты чего завис? Хогвартс-экспресс тебя одного ждать не будет! Ту-Ту! — он несколько раз ловко потянул несуществующий гудок, смеясь другу прямо в лицо — Тащи сюда свою тощую задницу! Деккер недовольно поправил запотевшие очки, ставшие невольным предметом давней насмешки. Казалось, они познакомились с Борисом беспощадно-давно: с тысячу лет назад, когда на этом месте была ещё девственно-нетронутая человеком пустыня, а где-то далеко в поисках Земли Обетованной бродил старик Моисей. — Если я - Поттер, то ты — он ткнул препротивного цыгана в грудь, — Плешивый пёс Блэк. Борис, на ходу поворачиваясь, возмущённо развёл руками, презабавно закусывая нижнюю губу и мотая головой. Тео против воли хихикнул — он давно заметил за лучшим другом эту глупую привычку и был этой своей находочкой очень даже удовлетворён: в конце концов, всезнающий всевидящий русский мальчишка был в первую очередь мальчишкой. Равным. Таким же зеркальным отражение кривого-косого блондина Нарцисса, неудачно вышедшего из старых легенд. — Почему Блэк, ты вообще видел его?!— ничего не замечая, продолжал возмущаться совсем недовольный сравнением Борис, — Он наверняка наполовину итальяшка: чёртов любитель солнышка и вина… Тео расплылся в глупой улыбке, вымоченной по осени в еловых настойках и одуванчиках. Он знал: Борька всей своей окисленной в спирту и крови душой ненавидел солнце, даже их холодное американское, совсем не греющее кожу. Совсем не заметил как сам стал им — оставляющем блики на переливающемся всеми красками снегу светилом, вызывающем приятную прохладу на сердце тихими зимними днями. Не удержавшись от внезапного порыва, Тео неловким быстрым движением прижался к тёплому боку друга, запуская руки под огроменное черное пальто, по его мнению годящееся больше для Сибири, нежели для их промозглого дождливого Нью-Йорка с вечной десяткой на термометре. — Спасибо. Правда. Спасибо. Слова вылетели рвано и судорожно, но Тео всё же понадеялся, что Борис поймёт его и так — без лишнего, даже спустя много лет. Ему вообще многого говорить было попросту не нужно: они были однозначно созданы друг для друга. И понимали друг дружку как положено канонами сопливых девчачьих романов почти без слов. —Поттер, — Тео буквально всем своим естеством почувствовал как высоко закатил глаза Борис на этот раз, — Если ты не поторопишься, и мы и этот автобус пропустим, клянусь тебе, я на практике продемонстрирую так кстати упомянутые кое-кем Блэковские способности и откушу тебе что-нибудь! Тео рассмеялся. — Боишься опоздать или не сдать? — поиграл он насмешливо бровями. Борис окатил его тёмным холодным взглядом злобно-прищуренных глаз. — Пусть этот старый хер только подумает поставить мне незачёт по фармакологии, я-то уж ему продемонстрирую потрясающее знание предмета… Парень дёрнул Тео ближе к автоматически открывшейся двери бело-зелёного автобуса. Николосу Саймону оставалось спокойно жить всё меньше и меньше… Ему, так уж сложилось, очень не повезло: он был как раз из тех учителей, которые твёрдо верили — на три их предмет знает староста группы, на четыре он сам, ну, а на пять только Господь Бог, тот самый, который устроил всемирный потоп и изобрёл lapis philosophorum. Тот самый, который и поджёг университетский куст, именно он. — В конечном счёте, я в медицинский пошёл явно не гистологию зубрить! Деккер тихо, так чтобы друг точно не услышал, фыркнул: врач из Бориса грозил выйти аховым. Не дай боги однажды попасть к такому на приём. — Я уверен, и гистологию ты сдашь на отлично, — Кивнул Тео, — Кто же иначе будет выписывать мне витаминчики для здоровья на старости лет? Транспортная гусеница задвигалась и зашумела, медленно поворачивая в сторону Риверсайд парка. — Ох, я уверен, что твой Доктор Идиот справится, — Борис мрачно скрестил руки на груди. Теодор тяжело вздохнул. — Доктор Элиот выписывает нам твой любимый аддералл уже год, Боря, не ревнуй! Автобус дёрнулся вправо, заставляя схватиться за старые облезлые поручни покрепче, и Бродвей несчастным чёрным котом ожидаемо протянулся под колёсами их металлического драндулета. Из ржавого громкоговорителя раздался записанный вероятно ещё в прошлом веку хриплый прерывистый голос с явно-выраженным шотландским акцентом: — 116 Street station, Columbia university. Please be careful, the doors open…, if… call— в салоне раздались звуки задыхающегося хрипа, явно свидетельствующие о скорой кончине звукопреобразовательного механизма, — Don’t forget your things, if you find an unfamiliar object, please provide information to driver, using special button… Автобус окончательно остановился, и двери его со скрипом распахнулись. Люди засобирались, торопясь поскорее выйти. На свет, морщась, выбирались мелкие стайки белохолатных сонных студентов в глупых помятых шапочках. Под глазами их залегли одинаково-глубокие тёмные лунки, а в руках лежали толстые увесистые книги, опасно креня их к земле. — Удачи! — Крикнул Тео в спину быстрым шагом уходящему брюнету, уже почти успевшему скрыться в близнецово-безликой толпе. Всё вокруг погрузилось в формульно-терминный шум. Борис не обернулся. Он лишь замер на секунду, глубоко вздыхая холодный дождливый воздух, свежестью оседающий в прокуренных лёгких, и уверенно направился к большому старо-архитектурному зданию, едва махнув другу рукой на прощание. И пускай Тео не мог видеть, он определённо точно почувствовал: Боря улыбался — чисто и по детски хорошо, как когда-то давно, когда они впервые вместе оказались на улицах Нью-Йорка, наплевав на всё и сбежав из истёртой памятью и старыми ботинками пустыни.