«Скоро твой путь озарится самой большой звездой. Может, поэтому сейчас он такой тернистый. И, если тебе мерещится, что ты совершенно пустой, То может быть, ты – совершенно чистый?»
Ритмичные тяжелые толчки сопровождаются кряхтением и всхлипыванием. Над хрупким телом нависает большое, старое и заплывшее жиром. Кажется, что грузное тело вот-вот рухнет от усталости сверху, придавит своим весом. И лучше бы это было так, чем чувствовать пронзающую все тело боль, что словно ломает кости, рвет в прямом смысле этого слова и заставляет задыхаться от этого. Тело, что было девственно чистым, запачкали и уничтожили, превратили в сплошную кашу из боли и унижений. Впервые в жизни заставляют жалеть о своей омежьей красоте и мягкости, потому что оскверняет уже третий, и от этого хочется умереть. По бедрам течет грязная кровь, осведомляющая всех вокруг о том, какие муки переносит живое тело, а по щекам кристально чистые слезы, на которые всем наплевать. — Пожалуйста, хватит, — слёзы катятся без остановки. — Остановитесь, умоляю, — в перемешку со слезами, хрипло от сорванного горла, что очень много кричало. Но его никто не слушает, продолжают насиловать бедное юное тело, издеваясь, сжирая, словно оголодавшие. На него всем плевать и его никто не спасёт. Просторная комната, сделанная в темных тонах, навевала страх. Не сказать, что у тех, кто сюда приходит, его нет с самого начала, но большая кровать по центру говорит все за себя, окутывая ледяным ужасом заранее. Каждый раз картина одна и та же, ничего не меняется. Омеги весьма смышленые, вне зависимости от того, какими кажутся на первый взгляд. Каждый и каждая понимают в момент, зачем они здесь. Но они не могут спастись, не могут сбежать из ада, в котором оказались не по своей воле. Молодой парень на кровати уже давно без сил, терял сознание от страха, от происходящего. По всей видимости его организм пытается отключить сознание, чтобы защитить, но его быстро приводят в чувства. Этот омега чертовски портит планы. У них все обычно проходит просто и быстро: предоставляются анкеты с фотографиями для выбора; краткое описание, если есть информация; заказчик хочет опробовать – предоставляется эта комната, если заинтересовало нескольких – то же самое, но уже по очереди; торг; продажа. В данном случае процесс затягивается и может даже не окупиться, потому что вырубающийся омега раздражает даже тех, кто предоставляет услугу. — Да сколько можно уже, твою мать! — в комнату влетает высокий черноволосый альфа, заставляя всех обернуться на дверь. Жесткие толчки в хрупкое омежье тело прекращаются тоже. Светлые, когда-то бархатные пряди, сжимают в крепкой хватке, заставляя смотреть на себя зареванными красными глазами. — Если ты хочешь, чтобы это быстрее закончилось, то советую прекратить вырываться и отключаться, — рычит в лицо, распаляя феромоны, заставляя задыхаться даже альф. — Тебе ясно?! В ответ часто кивают из последних сил, пока лицо заливают слезы сильнее прежнего. Больно и страшно. — Я забираю его, — голос с дивана для самого главного. — Сколько бы не предложили, я выкуплю. Альфа разворачивается к достаточно молодому на вид парню, оглядывает скептически, ведь он еще даже не опробовал чужое тело, а уже принял решение. — В таком случае, сворачивайте лавочку тут, а вы проходите за мной, оформим некоторые бумаги, — мужчина уже разворачивается, чтобы скрыться за дверьми, в которые влетел, но его останавливает недовольный голос. — Эй, — окликают. — У нас должен быть торг. Альфа нервно ведет плечами, пытаясь избавиться от желания вскрыть чужое горло от этого «эй», и нехотя разворачивается. Он смотрит на мужчину в возрасте, что еле застегивает свой ремень из-за живота, что ему мешает, как и жирные пальцы, что хочется переломать. Каждый. Мучительно медленно. Ему уже за пятьдесят и решает, что имеет право обращаться к кому-то, кто из клана Чон, на это выводящее из себя «эй». От этой отвратительной и мерзкой картины адреналин по крови течет активнее, смешиваясь с агрессией чистокровного альфы. Хочется убить, хочется скормить уличным оголодавшим псам заживо, и слушать чужие истошные вопли, что будут молить оставить в живых. — Закрой свою мерзкую пасть, ничтожество, — в два шага оказывается рядом. — Здесь я решаю, что и как будет проходить. Надо будет и тебя продам на корм скоту, ясно? В ответ не открывают даже рта, потому что чужая рука крепко сжимает жирную сальную кожу, намереваясь навсегда лишить возможности делать вдох, как и сердце стучать. — Чонгук, — чья-то рука ложится на плечо в останавливающем жесте. — Идем. Да, идти и правда нужно, слишком много дел на сегодня.* * *
— Итак, — альфа расслабленно сидит в кресле собственного кабинета, осматривая парня напротив себя. — Вы согласны на эту сумму? Ему все еще интересно, откуда у столь молодого альфы такие деньги и почему он решил купить омегу, даже не успев проверить на качество. Некие подозрения змеями просачиваются в голову. Этот парень наблюдал за происходящим полчаса и принял решение, когда сам Чонгук появился в комнате. — Она вполне меня устраивает, — рассматривает в ответ, вернее смотрит в эти холодные глаза, не боясь оказаться на самом дне. — Все же покупаю человеческую жизнь. — Верно, — растягивает уголок губ в неком оскале, заставляя бежать мурашки по телу, но не показывать этого. — Значит решено, пятнадцать миллиардов вон итоговая цена, — вписывает собственной рукой цифры и протягивает договор для подписи, подтверждающий полную анонимность сделки, без дальнейшего разглашения информации. — А это документы омеги, — следом по столу скользит файл с паспортом и бумагами из медицинского учреждения. — Все же мы торгуем исключительно чистым товаром, — сладкая улыбка на губах, словно и не жизнями молодых омег. — А главное качественным. — Пак Чимин, — шепчет альфа, считывая с паспорта. — Благодарю за столь приятное сотрудничество, — забирает оригинал договора, оставляя парню копию. — У двери вас ждёт мой помощник, вас проводят к омеге и все объяснят детальнее. Дверь с той стороны закрывается, а альфа разворачивается на кресле на сто восемьдесят градусов, к стене, и достаёт телефон из внутреннего кармана пиджака. Он всё-таки желает проверить этого паренька, чтобы знать, чего ждать в дальнейшем.* * *
Лёгкий страх внутри появляется каждый раз, стоит оказаться в не очень людном месте. Он обволакивает полностью, напоминая о существовании некого альфы, знающего его имя. Бояться – это нормально, но паранойя может свести с ума. А это продолжается четвёртый день. Тэхен, оказавшись вне стен дома или другого людного места, подразумевающего защиту, начинает чувствовать мелкую дрожь в руках и ускоряющееся сердцебиение. И вот сейчас, освободившись и выйдя из университета слишком поздно, он теряется, потому что на улице значительно потемнело, ведь уже середина осени, а на часах половина восьмого вечера. Раньше это не заставляло нервничать, а вот сейчас тревожит. — Алло, па? — Тэхен совершенно не хочет идти домой пешком, добираться на автобусе или такси. И это не из вредности, а из самого настоящего страха оказаться также пропавшим без вести, как и те омеги, о которых продолжают напоминать в новостях. — Да, я только закончил… Не мог бы ты забрать меня? Это действительно звучит странно от взрослого омеги, которому уже двадцать два в этом году, и Тэхен полностью согласен с отцом, который говорит, что он уже взрослый мальчик, но ничего не может с собой поделать. — Пап, пожалуйста, — заламывает брови и кутается в куртку, стоя на крыльце учебного заведения. — Можешь забрать меня сам? Нет, ничего не случилось, все хорошо, просто… — как объяснить свою паранойю отцу? — Просто забери меня. На том конце провода звучит уставший вздох, Тэхен знает, что тот уже дома и очевидно отдыхал, но ему дают согласие и просят просто ждать, потому что на дорогах час пик и точного времени сказать нельзя. — Большое спасибо, я буду ждать на лавочке у крыльца, позвони мне, как подъезжать будешь. Он целенаправленно садится под камеры, чтобы в случае чего можно было по ним что-нибудь узнать. Руки по привычке спрятаны в карманы, а нос в ворот куртки. Почему-то совершенно не удается выбросить того альфу из головы, и было бы славно, если из-за положительных эмоций, а не наоборот. От него веяло ощутимой опасностью и силой, тем, что пугает и заставляет потеть от волнения, руки трястись, а ноги подкашиваться. И возможно Тэхен бы забыл о нем уже через сутки, но не после того, как ему назвали собственное имя, давая понять, что все это было не просто так. Та встреча была не случайной, и лучше бы Тэхен не подходил узнать время, а поспешил бегом домой, как и планировал. Его уносит в собственный водоворот мыслей, поэтому он не замечает человека неподалеку от себя. За ним следят, но и этого он не чувствует. Ощущает себя в безопасности, сидя у университета и под камерой. Его отвлекают шаги. Тяжелые и медленные, подошва массивных ботинок не позволяет скрыть появления, но привлекает внимание омеги, который резко поднимает голову. — Привет, — на губах дружелюбный оскал – жалкое подобие приветственной улыбки. — Это привычка у тебя такая, не носить перчатки? Тэхен смотрит с ужасом, нескрываемой паникой и желанием устроить побег прямо сейчас, но чужой холодный взгляд приковал его к месту, не позволяет сдвинуться, пошевелиться. Страшно до ужаса, сердце вот-вот сломает ребра на мелкие кусочки, что потом не собрать воедино, а лишь умереть, потому что те вскроют ему кожу, расплескивая алую жидкость вокруг. — Боишься? — ещё ближе, сокращает это и так небольшое расстояние, чтобы давились его ароматом, который распаляют целенаправленно. — Правильно делаешь. Морозный холод покрывает все тело. Чувство приближающейся смерти почему-то остро бьет по сознанию. Тэхен все ещё не разбирает запах, но ощущение, словно смерть пахнет именно так. — Незнакомцев нужно бояться, но мы ведь уже знакомы, не так ли? — склоняет голову к плечу, наблюдая за эмоциями, которых стало гораздо больше, чем в прошлый раз. Они намного ярче, вкуснее. — Я, кстати, не очень люблю, когда мне лгут, — поднимает взгляд на здание, осматривает его, а потом замечает камеру видеонаблюдения, смотрит прямо в нее и расплывается в улыбке, возвращаясь к испуганному омеге. — Говорил, что не учишься, а оказывается вот, что совсем это не так, — подходит почти вплотную и видит, как нервно сглатывают, опуская голову вместе со взглядом чарующих глаз. Наклоняется к чужой голове, оказываясь висок к виску. — Советую больше так не делать, я очень быстро злюсь, а как следствие творю ужасные вещи, — почти возле уха, негромко, чтобы только для него. — Которые тебе даже в кошмарных снах не виделись, — Тэхен весь ежится окончательно, потому что напуган настолько, что вот-вот упадет в обморок. Сейчас он с уверенностью может сказать, что этот альфа явился по его душу. Своей лишен, так чужую заберёт. Чистую, светлую, искреннюю… А потом замарает ее чёрными пятнами, осквернит. Эту встречу не назвать случайностью, а значит и Тэхен не параноик. Лишь бы только отец приехал как можно скорее. — Ты ведь понял меня? — требует ответа. А Тэхен не знает ни то что как рот открыть, не знает как вдох сделать. На глазах собирается влага от осознания неизбежного. Рано или поздно с ним что-то случится, а виной всему… Собственно это не важно, потому что сейчас его подбородок сжимают двумя пальцами, большим и указательным, поднимая на себя взгляд. — Я задал тебе вопрос, Тэхен, — улыбка на губах снова никак не сочетается с глазами, которые медленно начинают загораться чем-то в очередной раз неизвестным. И Тэхен спешит ответить. — Я понял, — голос дрожит и ломается. — Все понял. Его глаза, наполняющиеся влагой, рассматривают, улыбка сходит с чужого лица, а зрачки бегают от одного глаза к другому. Тэхен ни черта не понимает, но не спешит вырывать собственный подбородок из рук. Этот альфа странный, его понять сложно, эмоции прочесть невозможно, но понимание того, что его аура неспроста такая сильная, все же в голову приходит. И Тэхену очень хочется ошибаться в своей догадке. — Тебе так идут слезы, — шепчет мужчина спустя, кажется, вечность. Хотя лучше бы и дальше молчал, чем открывал свой рот. — Но у меня странное ощущение в груди, когда вижу и чувствую, как ты меня боишься. У Тэхена звонит телефон, а он рефлекторно поворачивает голову в сторону забора, замечая подъезжающую машину. Он в одно мгновение подскакивает на ноги и несется прочь, не оглядываясь, потому что спину прожигают тяжелым взглядом. Встречать этого альфу больше нет желания, да и не было до. Этот ужас, который накатывает при виде него, никак не объясняется, это как будто работает на подсознательном уровне, тело и разум сами его боятся, а Тэхен и причины не знает. Просто чувствует. На подбородке фантомно ощущаются пальцы, что едва ли сильно сжимают, держат в тисках. Поэтому он бежит очень быстро, почти спотыкается на лестнице, но удерживается на ногах и пулей залетает в салон теплого авто, встречая ничего не понимающий взгляд отца. — Что случилось? — хмурится мужчина, блокируя двери, но не спеша выезжать на дорогу. — Поехали, пап, — тяжело дышит после бега, а ощущение, будто из-за того, что не дышал рядом с альфой. — Пожалуйста, быстрее, — поворачивает голову к лавке, на которой сидел, но никого уже там не видит. Мужчина слушается, поэтому машина приходит в движение, но брови хмуриться не перестают. — Расскажи мне, что произошло, — не унимается. — И… твой запах… — он на мгновение осматривает сына и возвращает взгляд на дорогу. — С кем ты был? — Ничего не произошло, все хорошо, — скатывается вниз, чтобы голову из окна видно не было. — Уже все хорошо. — С кем ты был, Тэхен? — голос от чего-то строгий. — Не знаю! — злобно срывается с губ, а следом тяжелый вздох. — Я не знаю, кто этот чертов альфа, — уже спокойнее. Тэхену хочется просто разреветься от пережитого стресса, его до сих пор потряхивает, а запах словно забился в лёгких, словно все еще рядом. — Ты не знаешь, что за альфа помечает тебя своим запахом? — отец словно подозревает его во лжи, голос не верящий в слова сына. Будто не видит, как напуган. Омега зависает от слов родителя. Что значит пометил? Разве это возможно таким образом? Разве это не галлюцинация или фантомное ощущение? — В смысле? — Тэхен, словно дурак, поднимает к себе рукав куртки, пытается что-то почувствовать, но по факту ощущает только свой, смешанный с улицей и лёгким парфюмом, что уже почти весь выветрился. — От меня ничем не пахнет. — Сынок, — вздыхает отец. — Скажи правду, у тебя появился альфа? — Пап, я говорю тебе, что не знаю, с кем был, потому что этого странного типа не знаю! А ты мне про альфу! — у парня нервы скоро окончательно уйдут в отставку, попрощавшись. Слезы вот-вот брызнут из глаз. — Все, хорошо, — протягивает руку к чёрной макушке. — Я верю тебе, верю, — на родительскую ласку поддаются сами, прикрывая глаза и облегчённо выдыхая. — Но, если ты говоришь, что не знаешь его, то соответственно вы не были близки на столько, чтобы он смог пометить тебя запахом, верно? — Верно, — поднимает взгляд на отца, который внимательно следит за дорогой. Мужчина, омега замечает только сейчас, одет совсем легко: домашние штаны, футболка и тапочки. Это греет сердце, потому что можно сделать вывод, что он выехал сразу же, как попросил сын. — У него очень странные аура и сам запах, — хмурится Ким, пытаясь объяснить все отцу. — Очень сильные, дышать невозможно будто. На омегу снова кидают быстрый взгляд, показывая, что слушают внимательно. — Он очень пугает и… словно давит, невозможно двигаться. Тэхен все еще омега и все еще в каком-то плане слабее альф. Он никогда не занимался спортом, поэтому даже отпор вряд ли сможет дать настолько сильному человеку, как тот выглядит со стороны. Проверять даже не хочется, уверен, что и правда силен. И он понятия не имеет, как защищать себя в случае чего. — В основном такое могут делать чистокровные альфы, — подтверждает зародившуюся догадку сына. — Это те, кто… — Я знаю, кто такие чистокровные альфы, пап, — вздыхает. — Те, кто рождаются исключительно от альф двух полов. И эта мысль совсем не радует, а наоборот пугает еще сильнее. Тэхену ни в коем случае нельзя больше попадаться ему. Потому что уже разозлил побегом, это чувствовалось спиной, когда бежал прочь, а ему ведь сказали… его предупредили, что злить не нужно. И что ему только надо от него… Дома Тэхен сразу кидает вещи в стиральную машину, чтобы избавить все вещи от запаха, а сам спешит смыть его с тела, особо сильно натирая мочалкой подбородок, за который держали чужие пальцы. Из-за пережитого стресса у него совсем не осталось сил, поэтому он полуживой тушкой падает на кровать, прикрывая глаза. Прикрывает, чтобы увидеть его снова и в ужасе распахнуть обратно. — Боже, нет… — судорожно втягивает воздух. Страх заставляет видеть его даже дома, в безопасности. Приходится спускаться на кухню, чтобы отвлечься хоть немного. Он заваривает себе чай и выбрасывает пакетик в мусорку, но тот выскальзывает из руки и падает на пол, оставляя после себя грязный мокрый след. — Какой же ты неуклюжий! Даже не можешь нормально чайный пакет выбросить! — не сдерживается в очередной раз самый светлый человек этого дома. Тэхен ожидаемо ничего не отвечает, убирает за собой и садится за стол, ставя перед собой и пару пачек вкусностей к чаю. — Не многовато ли перед сном для омеги? — никак не уймется. — Вон, и так толстый. — Боже… — очередной за этот день вздох и прикрытые веки. — Какое право ты имеешь говорить такое моему сыну? — входит недовольный отец, и Тэхен благодарит бога, что хотя бы раз тот стал свидетелем того, как ведет себя с ним его будущая жена. Девушка растеряно смотрит на мужчину, что осматривает стол, а точнее то, что собрался есть сын, и возвращает взгляд на нее саму. Та было открывает рот, но ей не дают сказать: — Миён, — подходит ближе. — Ты, кажется, забылась и не помнишь, где находишься? — единственное, что не потерпит альфа в этом доме, так это такое отношение к своему единственному и горячо любимому сыну, к своей самой большой памяти о любви всей жизни. — Он тебе и слова не сказал, а уже получил и за чайный пакет, и за количество еды, так еще и толстым стал, — брови хмурятся все сильней, а тон становится грубее. Тэхен в душе ликует, наблюдая за картиной, и без стеснения отпивает горячий чай, чтобы запить откусанное печенье. У него тут кино. — У меня периодически закрадывались подозрения, что стоит все-таки поверить сыну, но ты так хорошо строишь обиженную девушку, что смахивал все на его ревность и нежелание принимать нового члена семьи, — девушка начинает откровенно злиться, это видно по загоревшимся глазам. — Иди собери-ка парочку вещей, поживешь пару дней у родителей своих или у подружек, — кивает в сторону гардероба. — Но я… — Я сказал тебе идти за вещами, — сквозь зубы. Тэхен покачивает ногой под столом, вторую подмял под себя, запихивает в рот отрезанный кусочек рулета целиком и жует с полными щеками, не имея возможности запить, потому что иначе все польется на стол. К нему подходит отец, целует в макушку, обхватив голову обеими руками, и замирает так на какое-то мгновение. Сын – единственное, что у него есть, и что он всегда будет защищать, несмотря ни на что. Он единственное, что оставил ему любимый муж в качестве напоминания о себе. Тэхен почти полная копия папы, но характером в основном пошёл в отца. Мужчина шепчет в волосы, что очень любит, и омега замирает, чувствуя, как в горле встаёт ком. Он обнимает очень крепко, пряча лицо где-то в футболке, и все-таки всхлипывает, успев проглотить последний кусочек сладости. — Прости, — гладит по голове, успокаивая и себя, и сына. — Не хотел, чтобы ты плакал. — Я тоже очень люблю тебя, пап, — голос ломающийся от слез. — И прости меня… что сказал тогда так… я не хотел. — Я знаю, — целует снова. Потеряй он в тот день обоих – точно бы не встал на ноги снова, отправился бы следом. — Все хорошо. Мы поговорим с тобой позже о произошедшем сейчас, ты мне все расскажешь без лжи, а я обещаю, что поверю каждому твоему слову, хорошо? — в ответ кивают.* * *
Толчок за толчком, грубые, яростные, взбешенные. Плевать, что омега просит медленнее и полегче, его это не касается. Он высвобождает свою ярость и, увы, парню не повезло этой ночью. Пусть молится и надеется, чтобы сохранили жизнь в итоге, потому что альфе сорвало башню, потому что его ослушались, сбежали, не позволив насладиться этим ярким запахом страха, этими прекрасными глазами, в которых так чарующе собирались слезы, готовые вот-вот сорваться на бархатные щеки. Чонгук был готов слизывать их собственным языком, чтобы опробовать на вкус этот ужас красивых глаз, эту сладость кожи. Потерял бдительность, любуясь, позволил удрать, потому что ослабил силу, перестал давить на него, сжалился немного. Он толкается по самое основание, принося удовольствие лишь себе, больно сжимает в кулаке чёрные короткие пряди и выходит, чтобы потянуть омегу лицом к члену. Тот грязный, обученный, подставляет рот сам, выставляя язык, и почему-то мелькает образ того красивого парня перед глазами, вызывая очередную волну ярости. Чонгук толкается в горячую глотку, наслаждается, упираясь в стенку, вызывая у омеги слезы, прижимает носом к лобку и не дает двинуться. Толкается глубоко, грубо, остервенело, слыша как пытаются набрать воздух в лёгкие, усмехается, не прекращая движений. Ему на чужие жизни и желания плевать, он так воспитан, но от чего-то под закрытыми веками этот омега, что в ужасе смотрит на него своими вселенными. Хочется любоваться этой красотой. — Глотай, — рычит Чон и кончает прямо в глотку, пока омега давится собственными слюнями и горячей спермой, что наполняет рот, и отвратительно выходит при кашле, слава богу не задевая альфу. — Ничего не умеющие суки, — кривится и делает глоток обжигающего горло алкоголя, что приятно скользит вниз, ударяя в голову. Он выпил уже полбутылки, пора бы почувствовать результат. — Закрой за собой дверь, — бросает, не смотря, и скрывается в душе. Горячие струи омывают тело, скользят осторожно, словно сами боятся гнева. Но на них не обращают никакого внимания, не наблюдают стараний. Чонгуку кажется, что он начинает сходить с ума, потому что перед глазами чудо из чудес. Он увидел его в деле у Хосока, тот должен был привезти его в тот день их первой встречи, но альфа захотел сам. Лично им занялся. Он чужим страхом питается, наслаждается, а эта воспитанность и растерянность. Чонгуку так сильно хочется чувствовать его подчинение, что кончики пальцев колет, хочется наблюдать за тем, как неотрывно смотрит в глаза, потому что не может не. Его кожа на ощупь как шелк, на вид еще лучше, а эти губы… Чонгук сходит с ума от картины в голове, когда те обхватывают его член. Потому что в образе перед глазами слезы застыли и никак не сорвутся. — Блядство, — злится на самого себя, чувствуя волну возбуждения, но никого не хочется, потому что сейчас у него стоит на конкретного омегу. Он накрывает член ладонью, сжимая головку, и стонет, начиная двигаться вверх-вниз рывками. Хочется именно его, хочется себе. Не кому-то там продать за огромные деньги, хочется себе, в собственную власть, под контроль, чтобы только для него. Хочется услышать как плачет взахлеб, хочется услышать, как стонет, увидеть, как мечется по постели, не зная, куда себя деть. Ему так много хочется. Интересно, как тот смеётся, там ведь… глаза… они должны сиять живым блеском, мимика неподдельная, настоящая, искренняя… И Чонгук все быстрее рукой двигает по члену, меняя картинку за картинкой в голове, не успевает за собственными мыслями и желаниями, а потому кончает с громким стоном, опираясь лбом о холодный кафель. И странное желание увидеть искреннюю улыбку испаряется, не позволяя зациклиться на этой картине. Ким Тэхен будет его, он заберёт силой, если не пойдёт сам. Чонгук так привык, он берет, потому что хочет. Остальное волнует не сильно.* * *
— Так, смотри, — молодой альфа кидает сумки с вещами на кровать, которые покупал сам, пока омега спал на заднем сидении. — В этом доме есть ещё пять омег помимо тебя. Тебе не нужно меня бояться, я тебя и пальцем не трону. Эта комната, — разводит руками, не отрывая взгляда от заплаканного молодого парня, что весь дрожит, словно ожидает продолжения того, что было в той комнате. — Она твоя. Я не обижаю омег, а спасаю, понятно? — кивают. — Я пока не могу разрешить тебе звонить родителям и кому-то ещё, видеться с ними тоже, потому что тогда моя работа окажется бессмысленной и ты можешь вернуться туда, откуда я тебя забрал. У тебя же есть родители? — отрицательно мотают головой. — Боже… Омега выглядит очень растерянным, ничего не понимающим, кусает и так искусанные в кровь губы, но взгляда от альфы не отводит. Боится, сторонится. Это и понятно. — Хорошо, мы поговорим с тобой потом, а сейчас располагайся, отдыхай, — направляется к двери и тяжело вздыхает, когда омега отходит кругом, чтобы не отвести взгляда от парня и поменяться с ним местами. — Там, — показывает на дверь в комнате. — Ванная комната, можешь помыться. И меня зовут Юнги, обращайся ко мне на ты, договорились? — Да, — впервые подаёт голос с момента их встречи лицом к лицу, когда его вывели к «хозяину». — Вот и славно, — улыбается и закрывает за собой дверь, после чего слышится щелчок. Юнги проходит это уже в шестой раз, но каждый раз как в первый. К такому не привыкнешь. Ему тяжело собирать этих хрупких созданий по кусочкам, но сейчас, когда в доме есть ещё другие омеги, его задача упростилась. Они общаются между собой, делятся своей историей, а от этого и доверие к альфе просыпается. Сколько бы денег не приходилось тратить, он постарается спасти как можно больше.