«Дом Тебя едва приобнял и замер, Будто на миг оказался дома. Описать не хватит ни букв, ни камер, Сколько родного может быть в незнакомых? Руки холодные сжав в своих, Просто смотрел и себе не верил, А ты так легко взглядом за миг Во мне открыла все двери. И мы смеялись над чем-то вечным, Кричали, что все построим. Как хорошо, что есть случайные встречи И интересные люди, что спасают от боли. И даже если в душе гроза, Или стал пуст, несчастен, сломлен, Можно прижаться к тебе, закрыть глаза, И в тот же миг оказаться дома». Понкин
Приглушенный свет создает особую атмосферу в комнате, позволяет чувствовать всю откровенность этого дня, подходящего к концу. По телевизору идет фильм, который смотрит только Тэхен, потому что Чонгук смотрит на него. Не может оторвать глаз от своего сокровища, что полулежит между его ног, упираясь спиной в грудь и внимательно следя за происходящим на экране. Так как продукты они все же не купили, то пришлось заказывать доставку, чтобы хотя бы чем-то перекусить. Чонгук не позволил сидеть ему голодным, как и выходить из дома. Потому что испугался, что может что-нибудь ещё произойти сегодня, а этого очень не хотелось. На часах уже за восемь вечера и этот день, несмотря ни на что, кажется альфе самым прекрасным за всю его жизнь. Никогда не знал, что просто лежать с одним конкретным человеком и смотреть фильм, может быть настолько хорошо. Неосознанно все плохие мысли ушли на задний план, заполняя голову спокойствием, тишиной. Тэхен для него действительно как самое настоящее чудо света. С ним хорошо просто быть рядом, его не хочется обижать, не хочется брать силой. Хочется просто быть. Он немного застенчивый и смущался только от того, как Чонгук уложил его себе на грудь спиной, чтобы смотрел фильм с такого положения, чтобы тесно к нему. Его дерзость испарилась, обнажая настоящий облик. И Чонгуку хочется узнать его больше, все черты, все грани, выучить характер до идеала. Он запускает руку в чужие волосы, чтобы в очередной раз пропустить через пальцы, ощутив нежность прядей, но слышит звонок телефона, который заставляет омегу дернуться и растеряться, чтобы после подорваться с места. Чонгук разозлен на этого человека, что нарушил их особенную атмосферу. — Алло, — голос тихий, но серьезный. — Да, все верно, это я. Чонгук не понимает, с кем идет разговор, но омега выглядит серьезным, из-за чего-то хмурится, кусает губу, слушая, что говорят на том конце провода. — Да, я знаю ее… — растерянность, появившаяся мгновенно, читается по лицу с легкостью. Альфе не доставляет труда считывать его. — Она бывшая девушка моего отца, с которой у нас не сложилось общение. Да… — его глаза расширяются от шока, он замирает на месте, переставая наворачивать круги по комнате. — Что… — чем-то его слишком сильно удивили. — Хорошо, я приеду завтра и подпишу, всего доброго. — Что случилось? — Тэхен поворачивает голову на голос, встречаясь с изучающими глазами. — На тебе лица нет. А Тэхен не знает, что сказать, потому что сейчас он в самом настоящем шоке от того, как ненависть затмевает глаза людям. Не может поверить в услышанное ранее по телефону от полицейского. И вообще не знает, нужно ли рассказывать это Чонгуку… Он абсолютно ничего не знает, но делает, как чувствует: — То нападение на меня… — смотрит на свои руки. — Его организовала бывшая отца, заплатила огромную сумму денег какому-то типу, чтобы он убил меня… — возвращает взгляд на альфу, который смотрит внимательно, раздраженно. Чонгук никогда не позволит причинить ему боль, будет говорить об этом каждый день, каждый час, чтобы дошло уже до каждого на этом свете, что этот мальчик под самой лучшей защитой. И его злит, что кто-то посмел попробовать очень серьезно навредить ему. Он оказывается на краю кровати, совсем близко к омеге, берет его лицо в свои руки и шепчет: — Ты – мой, и никто больше не осмелится тебя обидеть, — Тэхен ему верит, позволяет утянуть обратно на подушки, позволяет обнять сзади. Откуда эти чувства только взялись… Тэхену от его объятий тепло, ему в них комфортно, хорошо. Нет ни грамма страха, переживаний. Ему определенно точно нравится чужая близость. От этого мурашки бегут по телу. То, что произошло в супермаркете, должно было оттолкнуть, заставить ненавидеть, снова бояться до дрожи, но… Тэхен проникся, понял, что не со зла, что не хотел обижать, что эти внутренние установки играют огромную роль, когда альфа злится. Да Тэхен и сам прекрасно видит эти изменения, которые происходят с мужчиной, видит, как пытается контролировать себя, держать в руках. И омега знает, что он очень старается. Наверное, если бы не сегодняшняя ситуация, то вряд ли Тэхен откопал в себе чувства к нему так быстро. Стоящий на коленях Чонгук заставил волноваться, его извинения были искренними, чистыми, самыми настоящими. Тэхен это прочувствовал всеми фибрами своей души. Пока Чонгук приезжал каждый день к университету, зная, что омега уедет с отцом, чувства медленно взращивались в хрупком открытом сердце, прячась от самого человека. Да, Тэхен рассматривал его, давно признал альфу красивым и внимательным, но не придавал своим мыслям значительного внимания, а теперь… Теперь удивляется самому себе, пока жмется к мужскому телу плотнее, пока прикрывает глаза, стоит тому оставить поцелуй на виске. Возможно иногда мы все спешим, а возможно это наоборот правильно, когда все происходит как-то быстро, когда кажется, словно все неправильно. Но что можно с этим сделать? Ограничивать себя от того, что не вызывает отвращения, не отталкивает, а наоборот? Тэхен решает, что будет жалеть об этом позже, если вдруг что-то пойдёт не так, а сейчас не будет, потому что сейчас он дома не один, ему не одиноко впервые за неделю без отца. Ему тепло и хорошо. С Чонгуком. Если этот альфа заставлял так сильно себя бояться, то он может и защитить. Одинокие люди, какие они? Наверное, такие, как Чонгук. Обозленные на весь мир, пытающиеся заполнить себя ненавистью до краев, чтобы хоть что-то было вместо пустоты внутри. А как любят эти одинокие люди? Что они делают, когда появляется что-то, что не поддается описанию, что невозможно назвать ненавистью? Разве они не любят чисто и искренне? Так, чтобы хотелось сделать все только для одного человека, чтобы отдать ему всего себя? Разве они не тонут в том, в кого влюбились?~
Когда становится уже достаточно поздно, то приходится искать вещи, в которых альфа мог бы спать, и Тэхен в который раз за свою жизнь радуется, что носит объемные вещи, что в основном весь его гардероб состоит из оверсайза. Он дает альфе свободные пижамные штаны в клетку и чёрную футболку, и отправляет в душ, предварительно показывая, чем может помыться, дает новую зубную щетку и чистое полотенце. Пока Чонгук скрывается в ванной комнате, Тэхен решает приготовить им небольшой перекус, поэтому сам прячется на кухне, успев перед этим подготовить диван в гостиной для альфы. Он делает легкие бутерброды и ставит чайник, у него никогда не было проблем с лишним весом, поэтому ему совершенно без разницы, в какое время и что есть. — Ты проголодался? — слышится голос позади, заставляющий обернуться и замереть. — Чонгук… — проглатывает с трудом огурец, который до этого жевал. У него прекрасное тело, натренированное, что неудивительно, пижамные штаны даже на нем сидят свободно, а вот футболки определенно не хватает. — Не мог бы ты, ну… — указывает ножом на голый торс, наворачивая им круги в воздухе. — Полностью одеться. Альфа смотрит на него, видит этот одновременно заинтересованный и смущенный взгляд, и ухмыляется, встряхивая головой, чтобы остаточные капли воды слетели на пол. Чонгук подходит к нему ближе, почти касаясь кончика ножа телом, заглядывает словно в самую душу, куда-то очень глубоко, ищет секреты, тайны. Но ничего не находит. Этот омега чист во всех планах, словно белый лист. В нем нет желания, даже хорошо скрытого. — Хорошо, — наклоняется ближе к лицу, забирая нож из рук и кладя на столешницу. — Но только, если ты ответишь мне на один вопрос, — ему согласно кивают, смотря исключительно в глаза. — У тебя был секс? — вот так просто, как обычно прямо, заставляя омегу закатить глаза, цокнув. — Был, а теперь оденься, — разворачивается к альфе спиной, совсем не переживая за сохранность собственного тела. — У тебя были серьёзные отношения? — а это уже второй вопрос. Чонгук садится за стол, уже натянув на себя футболку, широко расставляет ноги, откидываясь на спинку стула. Он смотрит на Тэхена на кухне и налюбоваться этим сокровищем не может. В нем он пробуждает столько всего, такую бурю эмоций, что их невозможно описать. Там, внутри, что-то переворачивается, какое-то волнение происходит, какая-то дрожь. Тэхен – единственное, что он видит перед собой, ничего не замечает, ни в ком не нуждается больше, хочется только его. Во всех смыслах. — Это уже второй вопрос, — усмехается, ставя на стол тарелку, а затем кружки чая. — А ты не можешь на него ответить? — склоняет голову к плечу. — Могу, — держит голову прямо, смотря точно в глаза, сверху вниз. — Но не уверен, как сменится твое настроение, если мы будем развивать эту тему. Смышленая чертовка. Чонгук ему очередной балл в копилку кидает, потому что даже сам не знает, насколько могут не понравиться ответы. Ему просто интересно узнать и он спрашивает, обещает, что если будет чувствовать что-то отрицательное, то прекратит этот разговор. — У меня были одни серьезные отношения, как и один половой партнер, — отпивает чуть горячий чай и садится за стол тоже. — У меня нет как такового опыта ни в том, ни в другом, потому что отношения в итоге были построены на лжи, и слава богу, что я понял это достаточно быстро, — жмёт плечами, откусывая от бутерброда. — В чем заключалась ложь? — получает глубочайшее наслаждение от того, что узнает его лучше, от того, что может просто говорить с ним, сидя в его одежде, у него дома. Тэхен сам по себе уютный, дело даже не в запахе, который, оказывается, и сам омега не может описать. Он просто… Чонгук не знает, как чувствуется дом, но, наверное, именно так. Когда нужен лишь один человек, и тогда не важно, где ты находишься, главное, что с ним. Сейчас он совершенно не зажат, свободен на своей территории, рядом с ним. — Я… — вздыхает, потому что не уверен, что Чону это понравится. — Я пользуюсь популярностью среди альф, так было всегда. В старшей школе одна компания поспорила на деньги, сможет или нет мой бывший замутить со мной, — говорит как ни в чем не бывало, это уже давно забытое, пережитое. — А он не только замутил, так ещё и трахнул меня, — жмёт плечами, пока чужие скулы напрягаются. — В итоге он влюбился по-настоящему, а когда я все узнал и бросил, то обвинял меня, что я разбил ему сердце, — усмехается. Альфы… Весьма странные личности, все разные, у каждого свои особенности, но каждый получает удар по своей самооценке, своему самолюбию, когда что-то идет не так, когда их бросают, а не они. Тэхен вообще скептически к ним относится, и Чонгук не исключение, потому что в нем огромное количество тайн, о нем ничего не известно, но точно уверен в симпатии к себе с его стороны. Он смотрит на него сейчас: в своей одежде, у себя дома, только после душа – и не понимает, что чувствует. В груди тепло разливается от вида, но там есть где-то глубоко недоверие, подозрительность к нему. От этого не избавиться, сейчас точно. — А ты, Чонгук, — решает поинтересоваться. — Чем ты занимаешься? — и чужое лицо мрачнеет. Чужой вид деятельности не то, о чем можно говорить, особенно ему, Тэхену. Никак не объяснишь почему, из-за чего, из-за кого, как и то, как он воспитывался, кем, что значит быть Чоном, быть чистокровным. С недавних пор есть два Чонгука. Один – для Тэхена, второй – всё остальное, настоящий. И не сказать, что с омегой он не настоящий, но это его новая сторона, никогда ранее не был таким, это полная противоположность того, кем всегда являлся. Тэхен видит эту смену настроения сразу, понимает, что лучше туда не лезть, а потому не настаивает на ответе. — Я, кстати, на диване тебе уже постелил, — спустя длительную паузу. А чужое лицо в очередной раз меняется – Чонгук удивляется искренне, а затем сводит брови, придвигаясь к омеге. — На каком это диване, маленький? — Ты же не думал, что будешь спать со мной? — усмехается Тэхен, никак не показывая, что видит всю смену эмоций. Вообще-то он был в этом уверен, что за подстава? Чонгук даже и не думал, что будет спать с ним в одном доме, но на разных этажах, на разных кроватях. Он уже мысленно представлял, как будет спать с этим мальчиком, прижимать его к своему горячему телу, выслушивать недовольства. Разве они не в отношениях теперь? А когда люди в отношениях, то они спят вместе. Чонгук считает, что нет смысла спать порознь, если они в дальнейшем все равно будут вместе делить одну постель. К чему этот бред? И он совершенно ничего не понимает в этих чертовых отношениях, никогда не был в них. Тэхен ответа не дожидается, встает с легкой улыбкой на губах, убирает посуду в раковину и спешит в душ, схватив одежду с того самого злополучного дивана, который альфа прожигает взглядом. Омега прячется от него, даже двери в ванной комнате закрывает на щеколду, чтобы наверняка. Конечно, он встретится с ним, когда выйдет, но может быть с альфы спадет удивление и недовольство. Пока Тэхен стоит под горячими струями, то не может перестать улыбаться этой дурацкой улыбкой, ему очень смешно с Чонгука, который наивно полагал, что будет спать с омегой, в его комнате, на одной кровати, под одним одеялом. Все, конечно, развивается весьма странным образом, как-то быстро и непонятно, но это будет уже чересчур. Когда дверь ванной комнаты открывается, а Тэхен выходит, то сразу же натыкается на внимательный взгляд. Омега совершил небольшую ошибку… Он в шортах и длинной футболке, оголяет свои острые ключицы и длинные ноги, позволяет видеть голые участки тела этому альфе… вечно голодному, взрослому, желающему. Да, у них девять лет разницы, это вроде и не так уж много, но… Они с ним очень разные в этом плане. Тэхен с первой встречи чувствовал его внимательные взгляды, в одну из встреч не удержались, накинулись с поцелуем, заставили бояться, разочароваться. — Почему я должен спать здесь? — выдает Чонгук, так и не переварив эту информацию, но взглядом нагло блуждает по телу. — Мы же пара, разве не так? Так к чему это стеснение? — Я не говорил, что мы пара, Чонгук, — усмехается, вытирая волосы полотенцем. — Давай мы поговорим об этом позже? — Я хочу и буду спать с тобой, — встает с места, направляясь к омеге. Его не устраивают такие правила сейчас. Тэхен злится от такого тона, хмурится. Чонгук сейчас в его доме, но позволяет себе наглеть, несмотря на то, что его простили за произошедшее днем, впустили в дом, позволили остаться, а он ещё и ведёт себя таким образом. Хочет он. Омеге наплевать, что он там хочет. Он склоняет голову к плечу, как всегда делает альфа, не замечает за собой этого действия, смотрит прямо в глаза, уверенно, строго. Показывает свое недовольство, не боясь ответной реакции, знает, что не будет её. Чонгук в его доме действительно чувствует себя лучше, его омежий запах успокаивает, сдерживает, помогает контролировать эмоции, порывы. Альфа им пахнет. Встает совсем близко, вплотную, любуется этой смелостью его хрупкого мальчика, что всегда будет защищать себя, стоять на своем. Тэхен очень разумный парень, имеет свое мнение, не меняет его, не подстраивается под людей. Он слишком прекрасно подходит Чонгуку. — Ты спишь на диване, — вскидывает брови, упираясь рукой в чужую грудь, чтобы оттолкнуть. Ему этого сделать не позволяют, тянут резко на себя, буквально впечатывая, обхватывая одной рукой талию, прижимая, а второй держат голову, чтобы впиться жадным поцелуем и не позволить отстраниться. Но Тэхен и не сопротивляется, ему отчего-то нравится целоваться с ним, нравится ощущать эту власть над собой, этот жар его тела. Тэхену сносит крышу от того, что этот альфа хочет именно его, является таким только с ним. Его целуют с напором, горячо выдыхают в рот, кусают губы, прижимают к стене. Чонгуку его катастрофически мало, хочется ощутить целиком и полностью, каждую клеточку тела опробовать на вкус, высосать душу, забрать сердце, пустить его кровь по своим венам. Как же хочется его сожрать. Тэхен сейчас чистый, влажный, распаренный после душа, вышел к своему монстру с открытыми ключицами, которые хочется опробовать, провести по ним языком, хочется огладить стройные ноги, оставить свои следы на внутренней части бедра. А Тэхен его совсем не сдерживает, целует в ответ с желанием, с некой грубостью, словно пытается перенять инициативу. Кусает губы в ответ, оттягивает, сталкивается с языком и выдыхает в полустоне, совсем тихом, когда альфа закидывает одну ногу себе на талию, с силой сжимая нежную кожу, желая оставить свой отпечаток на теле. Это срывает цепи с Чонгука, этот приглушенный звук… Его хочется разложить на ближайшей поверхности, хочется ощутить жар изнутри, его узость, услышать его бархатистые стоны, увидеть, как извивается под ним на кровати. Хочется так много… Но ничего нельзя из этого. Единственное, на что все-таки решается, он подхватывает его под бедра, прижимая к стене всем своим телом, и несдержанно толкается меж разведенных ног, создавая трение. Чонгук рычит ему в поцелуй, кусается, сжимает бедра сильно, но к ягодицам не прикасается. Удивительно, как он контролирует эти цепи, что, казалось, слетели с него давно, а он обратно себя на них посадил. Тэхена нельзя пугать, нельзя, чтобы отдалился. — Если бы ты только знал, сколько силы воли я прикладываю каждый раз, когда ты наглеешь, мой маленький омега, — слегка сдавливает тонкую изящную шею, наблюдая, как закатывают глаза и выдыхают в наслаждении. — Поглядите-ка, — проводит языком по одной из ключиц. — Ты меня каждый раз удивляешь. — Тебе нужно остановиться, — шепчет, облизывая губы и смотря на альфу из под опущенных ресниц, что трепещут, завораживают. — Я знаю, — ведёт носом от шеи к уху. — Потому что иначе… я тебя сожру, не оставив ни кусочка. Тэхена осторожно опускают на ноги, пока тот ухмыляется, держась за крепкую шею. Ему совершенно не стыдно, он получает удовольствие, ему нравится чувствовать, как его желают, как хотят, как сдерживаются только потому, что он сам не позволяет. Эта власть над альфой… Он начинает входить во вкус. Поэтому желает спокойной ночи и уходит в свою комнату, четко давая понять, что его решение окончательно, что спят они порознь. И если бы все было так просто… Но… Время перевалило за полночь, омега уже засыпает, удобно устроившись на кровати, когда в состоянии дремы чувствует, как матрас под чьим-то телом прогибается. Он глубоко вдыхает, просыпаясь, разворачивается и разглядывает альфу, что с уверенным лицом приближается к нему, утягивая в объятия. — Я же сказал тебе, — еле открывает рот из-за сильного желания спать, пытается держать веки открытыми. — Спи уже, спи, — сам прикрывает глаза. И его слушают, все равно погружаются в царство Морфея. Чонгук лежал долго на диване, правда пытался уснуть, сдерживал себя, чтобы не идти к своему чуду, что так близко находится, что буквально на втором этаже. Эта мысль не давала покоя, не мог нормально уснуть, зная, что мог бы спать со своим мальчиком. А с ним хорошо, уютно, комфортно, и никакие мысли не отвлекают ото сна, наоборот чужое присутствие моментально обволакивает этой дымкой, заставляющей медленно засыпать. Чонгук уверен, что получит завтра за это, но ничего не смог с собой поделать, не смог бы вообще уснуть отдельно от него, находясь в одном доме, после того, как целовались жарко, как слышал еле похожие на стоны выдохи. Не мог и все. Ему всегда надо теснее, ближе. Чтобы одним воздухом дышать, в одном помещении, в одной комнате. Тэхен дал зеленый, и Чонгук не может обещать, что будет сдерживать себя, зная, что ему отвечают на поцелуи и ласки, зная, что это приносит удовольствие обоим. А еще они почти в отношениях, просто омега почему-то выделывается, хотя альфа уверен, что тот никогда бы не позволил кому-то себя так вести с собой, если бы не испытывал ничего сам. Его Тэхен не такой, и Чонгук терпеливо подождёт, когда их отношения озвучит сам парень, а пока… Пока он может лишь ждать и нарушать его границы, которые словно начерчены лишь для виду. Он в собственных руках чувствуется слишком правильно, на плече его голове самое место.* * *
Время… Такая странная вещь, вроде и хорошая, а вроде и плохая. Оно ускользает, как песок сквозь пальцы. Не уследить, не поставить на паузу, не остаться в моменте. А хочется иногда до скрежета зубов, до побеления костяшек на кулаках, до разочарованного вздоха. Чтобы с одним единственным человеком проводить его лишь вместе. Чонгук сидит в машине около полицейского участка, ожидая своего драгоценного, которого нет уже полчаса. Вот в такие моменты время хочется ускорить, потому что слишком долго. Утро этого дня действительно началось не очень радужно, как и предполагалось. Альфа проснулся от пинка в бок, который направлял его на пол с кровати. Несмотря на то, что Тэхену весьма хорошо спалось в объятиях, он все равно решил, что нужно выпроводить незваного гостя со своей постели, так ещё и не самым лучшим образом. Чонгук мог здорово приложиться о тумбочку рядом, но слава богу вовремя открыл глаза, схватив омегу за ногу. Тот очень растерялся, оказавшись под альфой в один рывок, а сам Чонгук не сразу понял, где находится, кого собирался придушить. В итоге утро было прозвано самым лучшим, по крайней мере для альфы, который лицезрел своего мальчика уже с самого утра, стоило только открыть глаза и понять происходящее. Тэхен вот такого не скажет. Он был не то что в шоке, когда проснулся и понял, что обнимает кого-то, а в ужасе. Потом дошло, что этот кто-то Чонгук, а следовательно злость за непослушание. Но есть и один плюс. Его отвезли в полицейский участок, как шофер, и не сказать, что он этому не рад. — Ты реально чокнутая на голову, — качает головой, ставя подпись. — Это надо же было додуматься, — переводит на девушку взгляд. Ненависть – необъяснимая в некоторых случаях вещь. Невозможно предоставить логические объяснение, почему тот или иной человек ненавидит тебя. Вот, например, в данном случае. Человек убежден, что сын возлюбленного является главной помехой их отношений, что он все испортил и стал причиной разрыва. Девушка упорно не видит своей вины в произошедшем, не считает себя дрянью и просто плохим человеком. Эта ненависть родилась в ней внезапно, стоило только съехаться, как она начала гнобить его, Тэхена, всячески оскорбляла, унижала, пыталась даже сбагрить в университет исключительно для омег, чтобы жил в общежитии при нем. А ведь сам Тэхен мальчик то уже не маленький, ему далеко не шестнадцать лет, чтобы пытаться как-то избавиться от него. Выгнать из собственного дома. Поразительно, что она зашла настолько далеко. — Я посажу тебя за решетку, — тычет в нее пальцем. — И ты не сможешь даже приблизиться ни ко мне, ни к отцу. — Я жалею лишь о том, что нашла не того человека, что до тебя так и не добрались, — плюется желчью, пока уводят полицейские. Тэхен смотрит ей вслед и сдерживает эту бурю злости, шока, ненависти к человеку. В голове не укладывается все произошедшее. Она даже не чувствует вины, и это настолько дико… настолько сильно шокирует, что не поддается описанию, невозможно избавиться от этих отрицательных эмоций. Тэхен сам злопамятным не является, но этот случай исключение из правил. Он будет ненавидеть этого человека до конца своих дней, будет проклинать ее. Потому что никто не заслуживает смерти только потому, что кого-то не устроило существование. А она решила, что имеет право на такие вещи. И только пусть отец попробует вмешаться в это дело с благими намерениями. Тэхен этого не вынесет. Поэтому первое, что делает омега, оказавшись на улице – звонит отцу. Гудки долгие, слишком мучительно длинные, позволяющие разглядеть округу и наткнуться на машину, на которой приехал, и удивиться. Тэхен с ним попрощался, когда покинул салон. Отец трубку не берет, поэтому телефон убирается в карман штанов, а ноги не двигаются. Почему не уехал? Этот альфа… Слишком наглый! Настырный! Ему вот вообще лучше не попадаться сейчас на глаза, надо было уехать, оставить одного. Тэхен не уверен, что сейчас справится с контролем своей злости, что не сорвется на нем. Но уверен, что сам со злым Чонгуком не справится точно. — Уезжай, — кричит, продолжая стоять недалеко от входа в полицейский участок. Ему не отвечают, как и не слушаются. Сигналят. Чонгук на него смотрит, показывает всем видом, что никуда не денется сейчас. Будет стоять сколько потребуется, будет ехать следом, но не оставит. Он прекрасно видит, что омега взвинчен, что разозлен, и это не останавливает, не отталкивает. Обещает себе сдерживать себя, не поддаваться на злость парня. — Боже блять, — шипит себе под нос, все-таки направляясь к машине. — Тебя ещё сегодня не хватало, с этим дерьмовым характером. Перед тем, как сесть, делает глубокий вдох, набирая в легкие свежий чистый воздух. Ну, а вдруг поможет! Но не помогает. Салон пропитан запахом альфы, заполняет легкие мгновенно, поэтому не находят ничего лучше, как опустить окно со своей стороны, не сказав ни слова мужчине. Тэхен вообще считает, что ему сейчас рот лучше не открывать, мало ли, что вылетит. А слово не воробей, как говорится. Но и Чонгук не дурак, он молча выезжает на дорогу, везет куда-то, решив все сам. Пускай это и разозлит омегу, но он посчитал это нужным. Ему нужно отдохнуть, перезагрузиться. То, что произошло в полицейском участке, выбило его из колеи, заставило злиться настолько сильно, что Чонгук даже удивлён его состоянию. Никогда ранее не видел Тэхена таким, даже на него не злился так, не испытывал столь отрицательных чувств. Тэхен не следит за дорогой, ему искренне плевать, куда его везут, главное, что не говорят, не спрашивают. Ему нужно переварить эту ярость внутри себя, нужно ее куда-то деть, выплеснуть. Он прикрывает глаза, как и окно, начиная дышать чужим природным запахом, что немного, но успокаивает. Люди… насколько все они разные… Тэхен никогда раньше не встречал таких, как она. Эта девушка настолько помешана на деньгах отца? Из-за них все? В них она нуждалась? Так жила бы, заткнув свой рот. Неизвестно, сколько бы продолжалось все это, если бы отец не услышал, как она себя ведет, если бы не поверил окончательно сыну. Да, он действительно мог ревновать к ней, потому что уже давно они жили только вдвоём, но он уже взрослый парень, придумывать такую чушь… Ему было бы легче выжить ее из дома, чем это. Сама во всем виновата, а крайним остался он. Да и будто бы стал отец с ней жить, убей она родного сына. Тэхен поражается чужой тупости. Правда в любом случае вскрылась бы достаточно быстро. Или это просто месть? Но не велика ли она? Чужая жизнь… Она ведь бесценна. Знай Чонгук, о чем думает его драгоценный мальчик, усмехнулся бы, а потом бы задумался и сам. Задумался бы? Они продают жизни, продают омег, как рабов, как игрушки. Да, не за дешево, но разве вообще можно так? Можно продавать людей? Нельзя. Но это не про их клан. Там такого слова не знают. Но, что если бы продавали Тэхена? Чонгук бы был первым в списке тех, кто защищал бы права, кто кричал бы, что нет, нельзя, это аморально, незаконно! Он бы сделал все, чтобы спасти, чтобы не позволить этому случиться. Как иронично… Машина останавливается около здания, которое омега видит впервые. Не знает, где они, куда приехали. Хмурит брови, поворачивая голову к мужчине, что выжидающе смотрит на него. — Где мы? — озвучивает вопрос, раз на него не собираются отвечать, хотя он очевиден, читается по лицу, по глазам. — Узнаешь, идём, — собирается открывать дверь, но видит, что с места не двигаются, не собираются выходить. — Я приезжаю сюда, чтобы выпустить пар, это спорткомплекс, — объясняет, на удивление, спокойным голосом. — Идем, я покажу тебе немного своего мира. И Тэхен солжет, если скажет, что не хочет узнать его, увидеть. Чонгук для него полностью скрыт, ничего неизвестно, невозможно прочитать. Но раз сейчас такой момент, то он хватается за него, открывает дверь и выходит. Пускай это не так много, всего лишь какой-то спорткомплекс, где Чонгук пытается избавляться от своей ярости, но хоть что-то. Ведь сам Тэхен для него, как открытая книга. О нем знают практически все, даже если и не рассказывали. Чонгук проходит мимо ресепшена, игнорируя приветствие парня за стойкой, но Тэхен не такой, поэтому здоровается за двоих, кланяется, за что получает неодобрительный взгляд от альфы, который игнорируют. То, что считает правильным Чонгук, не считает таковым Тэхен. И это пока что неисправно. И вряд ли когда-то будет. Невозможно изменить человека, который живет по конкретным установкам уже столько лет, на это уйдёт немало времени, не один год. А Тэхен очень сомневается, что альфу хватит даже на полгода… Никто из них не замечает удивленного взгляда администратора, оба увлечены друг другом: один игнорирует, другой прожигает недовольным взглядом. Альфа ведет его в зал по боксу, там не так много людей, как могло бы быть, но спустя минуту не остаётся вообще никого. Им не сказали и слова, но все молча покинули помещение. Тэхен хмурится, переводит взгляд на Чонгука, который молча скидывает сумку, появившуюся у него на плече ещё из машины, на скамейку. Тот вообще не обращает внимания на происходящее, на то, что они остались одни, хотя до этого тут были люди. Словно… — Все вышли из-за тебя? — вскидывает брови в удивлении, осознавая, что только что произошло. — Кто все? — не смотрит. — Ты отвратителен, — шокировано выдыхает, снова хмурясь. — Как можно так пользоваться своим положением? И Тэхен даже не знает точно, какое оно у него, кроме того, что очень влиятелен, обожает власть и вообще считает себя лучше остальных, могущественнее. Но сейчас, когда Чонгук «показывает часть своей жизни», понимает, что ему даже говорить ничего не надо, чтобы те, кто его знают, понимали его. Все вышли сразу же, как увидели, что он пришел. И Тэхен уверен, что его боятся. А сам он… …видимо потерял это чувство страха. Чонгук кидает на него взгляд, тот не выражает ничего. Он лишь усмехается, кидая омеге чистые спортивные вещи, которые тот ловит, прижимая к себе. Показывает на дверь, где находится раздевалка, приказывая переодеваться. Тэхен уверен, что это был приказ. Но он идет туда не из-за этого. Сейчас хочется побыть наедине с собой. Чонгук привёз его выпустить пар, а в итоге он лишь больше злится. Этот день его разочаровывает. Каким-то чудесным образом забылось все то, что было ранее, какой Чонгук человек. Рядом с ним он совершенно другой, очень старается не показывать эти ужасные черты характера, разве что все ещё срывается периодически, но не сильно. А сейчас… Сейчас Тэхен вспомнил, что Чонгук чистокровный альфа, с какими-то отвратительными установками в голове, который словно воспитан монстрами. Чонгук знает себе цену и смело пользуется тем, кем является. И Тэхен только сейчас вспоминает, каким вчера он к нему приехал. Кто те люди, которым альфа не может дать отпор? Есть кто-то, кто также пользуется своим положением, кто может подчинить Чонгука, кто его контролирует. Кого он боится. От мыслей Тэхена отвлекает стук в дверь. Он подрывается с места и выходит, чуть не ударив альфу, что стоял слишком близко к двери. — Прости, — извиняется, испугавшись, что мог сильно навредить ему. — Тебе идет, — расплывается в какой-то непонятной омеге улыбке, осматривая его тело, что скрыто чужой одеждой. Его одеждой. — Велика, — ровным, ничего не выражающим голосом, обходя мужчину. — Ну ещё бы. Чонгук в очередной раз любуется им. В очередной раз отмечает, как он идеально под него подходит. Его одежда на нем… ее хочется снять, хочется сожрать его. Нельзя, нельзя, нельзя. Как мантру. Останавливает себя, держит руки при себе, касается только взглядом, позволяет себе только это, а как хочется… до сжатых кулаков. — Надень перчатки, — протягивает ему пару. — А тебе? — Тэхен кажется ему до чертиков милым, таким невинным, заботливым… — Мне они не нужны, — усмехается, подходя к одной из груш. — Надевай и бей. Тэхен слушается, подходит уверенно, бьет также, но… — Это сложнее, чем выглядит… — искренне растерян, что груша оказывается такая твердая, тяжелая. Альфа улыбается ему и кивает на нее, чтобы бил снова. Груша, можно сказать, совсем не раскачивается, а потому в следующий раз стараются ударить сильнее, но и тогда ничего. Чонгук усмехается, заставляя омегу нахмуриться. — Не смейся надо мной, — бьет его в плечо, от чего смеются хрипло. Этот смех слышат впервые. Ещё ни разу Чонгук не позволял себе смеяться, Тэхен думал, что тот даже не знает, как это делать. Без шуток. Его смех – усмешка. Все. А оказывается, что и полноценный есть. — Хорошо, — отходит на несколько шагов. — Балуйся, а я буду там, — указывает на другой угол зала, где висит груша отдельно от остальных. «Балуйся». Тэхен закатывает на это глаза. Привез его сюда, а теперь издевается, усмехается. Но становится не до обид, когда он видит своими глазами, как альфа бьет. Удары словно выточены до идеала, точные, прямые, голыми руками… Тэхен, даже не пробуя, может сказать, что это больно. Груша слишком плотная, тяжелая, а от ударов альфы раскачивается, пока тот даже, кажется, не чувствует боли. И вдруг омеге больше не нужно выпускать пар, не думает о сегодняшнем посещении полицейского участка, о том, что услышал в нем. Просто смотрит на Чонгука и поражается силе, что сокрыта в чужом теле. Настроение скачет как ненормальное, отношение к альфе тоже, и он не знает, что с этим делать. Знание того, каким человеком он является, заставляет останавливаться, не успев начать. Он говорил себе, что будет жалеть потом, если что-то произойдет, но что в итоге? Даже не может сделать этот чертов шаг ему навстречу. А ведь помимо того, что знает, какой он, знает и то, какой он с ним. Тэхен конкретно путается в самом себе, в своих мыслях, и совершенно не имеет понятия, как это все разгребать.* * *
Недели проходят, становится легче, а оттого и проще вливаться в социум. А если быть точнее, то проще общаться с остальными омегами в доме. Не то чтобы Чимин социофоб, но ему нужно время для того, чтобы привыкнуть к новым людям, а учитывая ситуацию, то ему потребовалось его больше обычного. Сейчас уже нет мыслей, что всё это какая-то подстава чистой воды, и огромную роль в их исчезновении сыграл Юнги, поделившийся с ним кусочком своей жизни, которая является его частью, которая толкает на то, чтобы идти дальше, к цели. Идти к тому, чтобы поставить на колени и заставить расплатиться всех тех, кто считает себя выше остальных, кто смеет торговать чужими жизнями. Но омега все ещё не рискует выходить за территорию дома. На данный момент это место является единственным, где ощущается безопасность. Возможно все это надумано, выдумано, но так легче. Думать, что здесь не обидят. Чимин не слоняется без дела, конечно же, он занимается уборкой, готовкой. Берет все обязанности по дому на себя, раз все остальные работают, то и он должен что-то делать. Что приносит ему истинное удовольствие – все доверяют ему, никто не запрещает входить в свои комнаты, здесь нет секретов. Даже альфа ничего не скрывает, хотя может быть его секреты просто хранятся не здесь, но все же. Чимину все равно приятно. С Юнги они сблизились, это подмечают все в доме, кроме самого Пака. Он не считает, что как-то по-особенному относится к альфе, как и тот к нему, но почему-то об этом говорят. Но о его состоянии Юнги действительно спрашивает достаточно часто, показывая свою заботу, волнение. Только вот это разве выделяет его? Ни капли. Юнги также волнуется и за остальных омег в доме. Чимин старается не думать об этом много. Но иногда чувствует, что хочется провести вечер вместе с ним, просто посидеть, возможно узнать что-нибудь ещё из его жизни. И это действительно странно для того, кто всегда сторонился альф. Но, наверное, этот и правда хороший. По крайней мере в это хочется верить. В одной из ванных комнат стоит сильный запах химических средств для мытья, руки, что под защитой перчаток, активно трут белые кафельные стены, глаза покрасневшие и щиплют, а нос жжет. Но Чимин не останавливается, хочет закончить за раз, чтобы не мучиться потом. Это пытка, чистить ванную в несколько заходов, и не важно, что может надышаться этой химией за раз, дойдя до больницы. Входная дверь хлопает, но омега не придает этому значения, пока в проеме не появляется молодой парень, закрывая нос рукой. — Ты умереть тут решил?! — Пак отрицательно качает головой и говорит, что почти закончил. — Да тут уже на весь дом дышать невозможно, а ты в самом эпицентре сидишь! — снова отмахиваются, поэтому его с силой тянут с пола, схватив под локоть. Чимин встает резко, голова начинает кружиться и он снова заходится в кашле, потому что глубоко вдохнул. Его выводят на улицу, чтобы подышал свежим воздухом, сажают на ступеньки дома, не закрывая двери. Омега оставляет его, возвращаясь в дом, чтобы открыть все окна и стеклянные двери, что выводят на небольшой задний дворик, за который тоже с недавних пор взялся Чимин, посадив разные цветы и даже небольшие деревья – раньше там не было ничего. Он возвращается к Паку, присаживаясь рядом и протягивая стакан воды, предварительно самостоятельно сняв резиновые перчатки с его рук. — Мы, конечно, всё понимаем, ты хочешь делать хоть что-то, но, Чимин, — вздыхает, наблюдая за светловолосым, что выглядит не очень хорошо. — Знай меру, этим всем можно и отравиться, а ты сколько там проторчал? — Не знаю, — чувствует головокружение, пока этот едкий запах не исчезает, словно под носом намазано. — Долго, наверное. — Я позвоню Юнги, — достаёт телефон из кармана джинсов. — Зачем? — почему-то пугается, как нашкодивший котёнок. — Не надо! — Чтобы навтыкал тебе люлей! — тыкает легонько пальцем в лоб. — Ладно, не буду звонить, но только при одном условии, — щурит глаза, выжидая, пока посмотрят в ответ. — Ты больше не будешь так делать. — Убираться? — усмехается, хотя все понял. — Чимин. Все в этом доме уже поняли, что этот омега упертый, старается быть полезным, не следит за своим здоровьем, состоянием. Но это никому не нужно, если все может закончиться плохо. Они здесь все уже как родные друг другу, все переживают, волнуются, и прекрасно его понимают. Поэтому никто не хочет, чтобы Чимин делал то, что навредит ему, чтобы переусердствовал. — Ладно, ладно, я сбавлю обороты, — вздыхает, сдаваясь под напором. — Но там нужно смыть все, иначе толку никакого нет от того, что ты везде окна пооткрывал. — Ты думаешь, я совсем дурак? — вскидывает одну бровь. — Ну… не то чтобы совсем, — с полной серьезностью, за что получает толчок в бок, после чего заливаются оба смехом. Здесь… В этом доме. Чувство комфорта впервые в жизни ощущается так остро. Чувство легкости, покоя, свободы. Здесь не обидят, не подставят, не разочаруют. Они все друг за друга горой, всегда готовы прийти на помощь, поддержать, выслушать. У Чимина никогда не было таких людей… Поэтому иногда он ловит себя на мысли, что это не может быть реальным. Все это слишком сладкий сон, из которого совсем скоро его выдернут и снова окунут в реальность, заставляя задыхаться от нехватки кислорода, прям как в школьные годы, когда его окунали в унитазы ради забавы. Но сейчас… пока он все ещё здесь. Он искренне наслаждается. Позволяет себе смеяться чистым смехом, обнажая душу. — Веселитесь? — оба омеги переводят взгляд на мужчину, что направляется к ним, но улыбки с лица не спадают. — Не советую заходить внутрь, — подаёт голос тот, что «не совсем дурак», двигаясь в сторону, освобождая место между. — Кто-то снова перестарался с уборкой? — встает напротив парней, смотря на светловолосого, чья улыбка так привлекает внимание. — Получается, что надышались, а теперь веселитесь одни. — Можешь тоже зайти, подышать, а потом вернуться, — говорит уже Пак. Юнги ничего не отвечает, смотрит на этого молодого парня, что зачаровывает, забирает все внимание себе, ничего не делая для этого, наслаждается появившейся не так давно открытостью. Чимин, который был почти весь первый месяц, и который есть сейчас – два абсолютно разных человека. Поразительно, как глубоко он прячет настоящего себя внутри, как много времени ему нужно было, чтобы, наконец, почувствовать себя свободно рядом с новыми людьми, которые с первого дня делали лишь хорошее. Альфа видит, что чужие пухлые губы что-то говорят, что оба омеги над чем-то снова смеются, но не слышит ничего. Залип. — Да, дело дрянь, — кладут руку на плечо, заставляя очнуться, повернув голову на темноволосую девушку. — О чем вы? — прокашливается альфа, растеряно оглядывая уже троих. — Да так, о своем, ты не бери в голову, — и девушка проходит в дом, а за ней и остальные. Пока в ванной наводит порядок после уборки один, двое других готовят ужин, потому что совсем скоро все придут домой после работы. Юнги пытается помочь хоть где-то, но его выгоняют отдыхать на диван, словно сами не работали сегодня. Но он не теряет времени, решает вопросы, которые специально отложил на вечер, чтобы пораньше уехать домой. Он медленно, но верно приближается к заключению сделки с кланом Чон. Никто из омег не знает, и Юнги надеется, что никогда не узнают, но и его бизнес не такой уж и легальный. К великому сожалению, к таким людям с законными делами не подобраться. Но не то чтобы он очень сожалеет. Он занимается наркоторговлей, развивал это дело долго, слишком много времени и сил было вложено, но зато есть результаты, которые радуют. Чоны начали копать на него давненько, но он не глупый парень, чтобы разбрасываться своим настоящим именем в этой сфере. Соответственно они с самого начала ничего на него не нашли. А сейчас в планах приблизиться к ним, как можно ближе, чтобы позже сбросить на их головы ненависть всех тех, кого они когда либо обидели, чтобы покончить раз и навсегда. — Юнги, — Чимин касается его плеча, присаживаясь после рядом. — Все уже пришли, только тебя ждём. — А, хорошо, — блокирует планшет, откладывая его на столик рядом. — Я не слышал, что вы звали. — Мы и не звали, — улыбается уголками губ. — Я пришел сам, потому что все эти, — кидает презирающий взгляд на омег, накрывающих на стол. — Решили, что именно я должен тебя позвать. Юнги усмехается, потому что уже не первый раз наблюдает такую ситуацию. Чимина целенаправленно подталкивают к нему, пытаются сблизить. Он не дурак, понимает, что делают, и, сказать по секрету, совсем не против этой игры. Если бы Чимин не хотел, то не делал бы, а он каждый раз ведется, каждый раз слушается, идет за ним, звонит ему, едет с ним в магазин. Сам позволяет приближаться себе. Альфа смотрит на «недовольного» Чимина и не может удержаться, чтобы не убрать выбившуюся прядь за ухо. Его волосы отросли, но подстригать не хочет, а ему так очень даже хорошо. Омега, кажется, перестает дышать, внимательно смотря в чужие глаза. Юнги почему-то руку не убирает, кладет ее на щеку, нежно, аккуратно. — Что ты делаешь? — шепчет, а почему – не знает. Словно боится, что их сейчас увидят. Эти слова заставляют альфу слишком резко вернуть руку на место и встать с дивана. Он также тихо извиняется, а потом приглашает пройти за стол. Чимин теряется от чужого поведения, но встает и идет, хмурясь. Что это было? Неужели все в этом доме правы? Неужели Юнги действительно к нему что-то чувствует? Но этим мыслям не позволяют утянуть Чимина в водоворот, отвлекают болтовней, рассказывают, как прошёл у каждого день, выстраивая эту уютную семейную атмосферу, как и каждый вечер. Слишком хорошо. Ощущается, как мечта. Время близится к одиннадцати, уже почти все разошлись по своим комнатам, кто-то уже спит, но вот одному омеге не спится, все никак не ложится. Мысли все-таки нашли время, чтобы атаковать чужой мозг. Чимин все прокручивает этот момент, когда Юнги касался его щеки. На него смотрели с какой-то неизвестной ранее теплотой, прикосновение было слишком… особенным. Чимин никогда прежде не ощущал такого, никто не смотрел на него так, никто не касался так. Это что-то другое и оно не позволяет успокоиться, не дает лечь спать и забыть. Почему-то острое чувство, что забывать нельзя, что нужно сохранить в памяти. Чимин никогда не был в отношениях, никогда не водился с альфами, он всегда их ненавидел, но этот… он меняет все его установки, позволяет допустить мысль, что есть действительно хорошие, которые не обижают, а наоборот, защищают. Юнги как раз ощущается именно таким… Хорошим, приятным, заботливым, внимательным, умным, правильным. И сейчас… хочется спросить у него всё прямо. В доме тихо, свет почти нигде не горит, мягкой поступью шагают по коридору, не создавая ни звука. Чимин крадется, как мышка, доходит до комнаты альфы, тихонько стучит и надеется, что этот стук услышали, потому что постучи он громче, выдаст себя ещё не спящим омегам. Но, о чудо, дверь открывается, являя взору альфу в домашней одежде и с полотенцем на голове, которым тщательно трут волосы, пытаясь выжать всю влагу. — Чт… — не дают сказать, приставляя ко рту ладонь, останавливая поток речи. Омега проходит в комнату, тихо закрывая за собой дверь. Разворачивается к альфе и не знает, с чего начать. На него смотрят выжидающе, с интересом, любопытством, не говорят ни слова. Чимин пришел сам, к нему, в уже достаточно поздний час. — Прости, — шепотом. — Я… я не мог дождаться утра, потому что не смог бы просто уснуть, сидел бы, не сомкнув глаз, — быстро, без запинки. — А потом бы все меня ругали, если бы увидели мое состояние, а это знаешь, не очень приятное чувство. Но я должен был узнать лично о том… — а тут уже не получается без запинки. — О том, что было сегодня вечером… когда ты положил свою руку… И Юнги с полной уверенностью и серьезностью повторяет то, о чем говорит парень перед ним. Кладет ладонь на нежную щеку, которую только гладить, ласкать. — Ты про это? — тихо, пока у самого сердце пропускает удар. В ответ кивают, не моргая. — А как ты думаешь, что это? Чимин в очередной раз теряется. В том то и дело, что он не знает! Боится, что думает неправильно, не хочет, чтобы над ним смеялись. Но все равно говорит: — Я… я нравлюсь тебе? — казалось бы, куда ещё тише, а оказывается есть куда. — А ты хотел бы, чтобы это было так? — Юнги сам боится, что думает неправильно, не хочет отталкивать его от себя. Этот парень к себе магнитом тянет, своей простотой, своим видением мира, взглядами на жизнь. Они разные, но могут друг другу показать что-то с новой стороны, им всегда есть о чем поговорить, хоть это и случается не так уж и часто, как хотелось бы. Юнги сначала не смотрел на него, как на свою возможную пару, не смотрел влюбленно, но после их поездки на кладбище все начало стремительно меняться, как-то неожиданно произошло. Но это уже невозможно остановить. Юнги не в силах. Этого омегу хочется оберегать, хочется заботиться и показывать мир с той стороны, с которой не видели, ведь в нем действительно есть много хорошего, а все хорошее, что с ним происходит, никакой не сон, не разыгравшееся воображение. Хочется убедить, доказать, что он этого заслуживает, что не потеряет. Альфа, увы, не сможет отпустить его, будет теперь всегда наблюдать, защищать, волноваться, переживать, заботиться. Омеги в его доме слишком наблюдательны, поняли все слишком быстро, а теперь вот и Чимина подтолкнули к этим мыслям, смогли. — Я не знаю, — выдыхает на горячую после душа руку, опуская взгляд. — Но… я не чувствую отвращения к тебе, ты… ты не такой альфа, как остальные, — и вроде не звучит, как комплимент, но оба понимают, что это именно он и есть, что это от чистого сердца, со всей душой. — Мне тяжело все это говорить и, наверное, я завтра не смогу даже посмотреть тебе в глаза, но пока я здесь, пока решаюсь на это… Можешь ты поц… Стук в дверь заставляет дернуться на месте. Чимин поднимает взгляд на альфу резко, испугано, в некой панике. Отходит от него и забегает в ванную комнату, чтобы спрятаться. Он не слышал, кто приходил, не слышал, о чем говорили, потому что все звуки заглушало собственное сердцебиение. Только что… В ужасе от самого себя. Как мог вообще решиться на это? Как хватило мозгов? Чимин не выходит около пяти минут, закрывшись изнутри, но к нему и не ломятся, ждут. Мысли разлетелись, как ненормальные. Там, внутри, ураган чувств и эмоций, неизвестно, что делать с ними. Он смотрит на эту проклятую щеколду и не знает, как провернуть, как выйти туда, к Юнги. … поцеловать меня? Так и осталось неозвученным, потому что Чимин со скоростью света вылетает из ванны, извиняется перед альфой, а за что – непонятно, и покидает его комнату, не позволяя и словом окликнуть. Старается как можно бесшумнее бежать и закрывается уже у себя. Как выйдет завтра – неизвестно. А выйдет ли?* * *
Время… Снова оно. Летит с огромной скоростью, не поддаваясь счету. Кажется, что прошло лишь пару минут, а на деле несколько часов. Поразительно. А сколько всего может произойти за несколько дней? Жизнь может поменяться глобально, все переворачивается с ног на голову и наоборот. Как это объяснять? Стечением обстоятельств? Судьбой? Как за буквально три дня можно настолько сильно потеряться в человеке? Такое вообще… Да это невозможно! Это нереально! А существует ли эта судьба вообще? Возможно ли такое, что ты так или иначе все равно встретишь определенного человека? А почему кто-то так и не находит? Разве не для каждого есть пара? А про американские горки в отношениях? А… — Твою же мать, — Тэхен прикусывает палец за косточку на сгибе, прожигая взглядом дверь ванной комнаты. — Что я творю, — встает с дивана, начиная наворачивать круги, зачем-то переставляя небольшие предметы декора с места на место, рамки с фотографиями. Сейчас там перестанет шуметь вода, душ выключат, а после выйдут к нему. И Тэхен понятия не имеет, почему это происходит. Почему Чонгук в третий раз остаётся у него, почему диван даже не расстилается, почему он ждёт его с таким волнением, почему самому хочется быть совсем рядом, близко настолько, чтобы ни миллиметра между. Никогда ранее не испытывал такого лишь к одному конкретному человеку, а от того пугается, теряется. Эти чувства в нем со скоростью света растут, слишком стремительно, он за ними не поспевает. Не контролирует. Влюбился окончательно. В Чонгука… — Ты в порядке? — чужая рука осторожно касается плеча, привлекая внимание к себе, возвращая из этого водоворота мыслей, в котором тонули, захлебывались. Тэхен поворачивается резче нужного, смотря как-то напугано, словно призрака увидел. А потом рассеяно кивает головой, отвечая на заданый вопрос. Не заметил, как вода прекратила литься, как вернулись к нему, вновь наполняя легкие запахом свободы и свежести, в которых хочется затеряться. Тэхен смотрит на Чонгука так, словно впервые видит, рассматривает внимательно, пока за ним так же наблюдают, ожидая дальнейших действий. А омега просто пытается понять, как так получилось, что он влюбился в того, кто заставлял его паниковать одним только своим присутствием, кто вгонял в неконтролируемый страх, в ужас, в того, от кого по телу бежала ненормальная дрожь, а ноги отказывались двигаться. Смотрит на него и не видит ничего, что могло бы оттолкнуть, что могло бы напугать, заставить бояться. Там, на дне вечно холодных глаз, плещется тепло и верность, Чонгук перед ним, как преданная собака, что всегда и везде хвостиком будет бегать. И это только для него одного… Он стал его тенью, его невидимым щитом. А что сам Тэхен значит для него? На щеки омеги ложатся большие ладони, глаза бегают по лицу, в попытке понять, что происходит, почему его особенный так странно себя ведет. А тот лишь прикрывает глаза, кладет свои руки поверх мужских и… искренне наслаждается моментом, этим прикосновением. Чонгук это буквально считывает. Омега действительно странно на него смотрел в последнее время, как-то долго, изучающе. Почти не отводил взгляда, пока ехал с учёбы до дома, витал в облаках, о чем-то вечно думал, находясь не здесь, не в этом мире, не с ним. А сейчас… — Тэхен, все хорошо? — Чонгук касается своим лбом чужого, устало выдыхая. У него был крайне тяжелый день, хотелось уничтожить, стереть с лица земли половину сотрудников, которые только и умеют, что чесать языками, да лажать. Но он всего лишь их уволил, предварительно унизив, надавив на самые больные точки, чтобы насладиться чужими слезами, этими взглядами, что кричат о несправедливости, о ненависти. Чонгук ею питается, чтобы после оказаться рядом с чудесным созданием, которого не достоин, но которое забирает себе, потому что хочет. День был тяжелым, а Тэхен все ещё какой-то странный, ничего не говорит. Но удивляет. Сладкие мягкие губы касаются первыми, замирая в целомудренном поцелуе, словно пытаются что-то прочувствовать, что-то забрать себе, а что-то отдать. Тэхен до невозможности нежный, слишком ласковый, мягкий, весь такой… неописуемый. Чонгуку иногда страшно его касаться, потому что боится сломать. Прикоснешься – рассыплется, как хрусталь. Но он целует в ответ, также осторожно, медленно, позволяя омеге вести, вкладывать свои чувства, эмоции. — Скажи мне, Чонгук, — шепчет в губы, не осмеливаясь открыть глаза. — Если я скажу, что мы пара, что я твой на столько же, на сколько и ты мой… — замирает, формулируя мысль. — Пожалею ли я об этом позже? Заставишь ли ты меня жалеть? И Чонгук и подумать не мог, что ему настолько нужно услышать это. Потому что сейчас в животе какой-то комок образовывается, кровь разносит волнение по всему телу, ладони потеют, а глаза бегают по лицу, пока сердце бьется в бешеном ритме, кажется, намереваясь вырваться из груди. Он уже столько раз давал самому себе эти обещания, что будет вечно оберегать его, что не даст в обиду никому, даже самому себе. Он будет готов покончить с собственной жизнью, если не сдержит этих слов, а теперь их нужно озвучить ему, потому что ждут. — Если вдруг с тобой что-то случится по моей вине, если я разочарую тебя настолько сильно, чтобы возненавидеть меня, если я вдруг не сдержу своих обещаний, то я лично пущу пулю себе в висок, Тэхен, — шепчет точно также, как омега. — Потому что сам не вынесу твоей боли, потому что я все ещё чистокровный альфа и я все ещё знаю цену обещаниям. Я только с недавних пор понял, что значит отдавать себя лишь одному человеку, что значит склонять голову не от власти и давления, а от собственного желания. И я сделаю все, чтобы ты никогда не пожалел о том, что признаешь меня своим, что позволишь и мне официально называть тебя своим. — Хорошо, — почему-то под закрытыми глазами собирается влага, почему-то от чужой преданности страшно. Он верит каждому его слову, не сомневается ни в одном. Но есть лишь одно исключение. — Только никаких пуль в висок, Чонгук, — наконец открывает свои сияющие от слез глаза. — Потому что я не считаю это правильным, и я тебя такому не учу. Чонгук не сдерживается, целует его со всем своим желанием, со всеми скопившимися чувствами внутри, которые сдерживали, чтобы не спугнуть, не оттолкнуть. Пока ему позволяют. Позволяют себя поднять под бедра, унести на второй этаж, уложить на приготовленную ко сну постель, чтобы целовать мучительно долго, сладко, погружаясь в эти эмоции, что нахлынули волной, с головой. Он действительно впервые подчиняется человеку добровольно, чувствует его так сильно, знает, что можно, а что нельзя, и эти запреты не нарушаются. Только с ним свои «хочу» затыкают, не позволяют срываться, причинить боль. Тэхен сам запускает в его волосы ладони, позволяет устроиться между разведенных ног, прижимает его тесно к себе. И нет никаких мыслей о том, что все развивается слишком быстро, что это неправильно. Он просто целует в ответ, толкается языком, сталкивается с чужим, позволяет делать ему все, что вздумается. Потому что так чувствует, уверен, что так и должно быть, что с ним он в любом случае встретился бы, все равно влюбился бы, и не важно при каких обстоятельствах. Тэхен верит в судьбу, верит, что каждый приходящий в нашу жизнь человек нас чему-то да учит, даже если потом уходит. Мы, люди, создания, которые приживаются ко всему, мы привыкаем, и пережить можем многое. Мы постоянно меняемся, меняем свои взгляды и мнения, можем стать холодными и ничего не выражающими, а можем стать полной противоположностью этому. И Тэхен уверен, что Чонгуку тоже под силу изменить свои взгляды, свои цели, желания, свои установки в голове. Уверен, что не заставит жалеть о решении, не принесёт эту боль, которую можно испытать от возлюбленного. Сердце собирать по кусочкам – сложно, больно. Но возможно… Возможно, конечно, все, но очень не хочется через это проходить. Сейчас ему хочется быть любимым, чувствовать его заботу и всю нежность, на которую способны, которая дается не без труда – Тэхен знает. Потому что от этого слишком хорошо, слишком приятно. Чонгук разбудил в нем эти чувства и ему придется о них заботиться. Как и об омеге целиком. — Нужно ложиться спать, — альфа самостоятельно отстраняется от сладких губ, которые вечно бы целовать. — Тебе вставать на учебу рано. — Ещё чуть-чуть, — притягивает обратно, касаясь кончиком носа чужого. — Целуй меня ещё немного. И Чонгук не может не. Он теперь вечность будет подчиняться, выполнять любые просьбы, исполнять желания. Теперь Тэхен только его, теперь он его никуда не отпустит. И его внутренний альфа наслаждается, готов делать все, что угодно ради одного единственного омеги, которых раньше ненавидел. Чонгук должен был продолжить свой род исключительно с чистокровной альфой, но их клан понесет потери, потому что он никогда и ни за что не предаст того, кому собственное сердце в руки вложил, потому что только этот омега его нашел, откопал среди огромного количества ненависти, среди тьмы. И только он его заслужил. Тот, кто подавал надежды, кто был лучшим из лучших, пойдет против всех, только ради омеги, которому дал обещание, которого всегда будет защищать.* * *
Ничего не скрыть, не спрятать от всевидящих глаз главы. И Чонгук наивно надеялся, что ему удастся, убеждал себя в этом сам. Но сейчас не может убедить, потому что перед ним глава, а он на коленях, на которые его впервые ставят силой, давя сверху. — Ты меня разочаровал, — голос спокойный, но из альфы сочится злость. А Чонгуку плевать, кого он там разочаровал, чьи надежды не сбылись, чьи планы сорвались. Он лишь должен сдержать свое обещание, должен защищать одного единственного, особенного. Потому сейчас ещё позволяет давить на себя, позволяет говорить с собой в таком тоне.днем ранее
В кабинете стоит тишина, хотя только что велся диалог. Она гнетущая, давящая, не предвещающая ничего хорошего. Произнесённое только что заставляет злиться, а злость смешивается с тревогой, с переживанием. Не смог сохранить свою ложь, не скрыл правду, а такую красоту и не спрячешь. Злость превращается в ярость, которая вот-вот вырвется наружу, станет совершенно неконтролируемой. Чонгук не сможет ее сдержать, она слишком сильная, огромная, руки чешутся убить того, кто стал крысой, кто донес. Того, кто рассказал о лжи альфы, кто показал, что его сокровище совершенно идеально, слишком прекрасно, особенное, оттого и прятали, сохранили для себя. Только вот Чонгук не с той целью для себя его сохранил, о которой многие здесь могли подумать. Он его оберегает, защищает, стал цербером, что у ворот ада стоит. Все содержимое слетает со стола, сопровождаясь рычанием. Мебель переворачивается, стул летит в стену, альфа кричит от ярости. Ему нужно куда-то выплеснуть все это, избавиться хотя бы от небольшого количества, чтобы поехать к Тэхену, чтобы спрятать, не дать до него никому добраться. Он подходит к Хосоку, который принёс ему эту отвратительную новость сразу после того, как они продали очередную омегу за очень приличную сумму. Дышит тяжело, сжимает и разжимает кулаки, чтобы не ударить невиновного, чтобы не убить. А тот напряжен, знает, что не сравнится с Чонгуком, не сможет устоять перед братом, чья сила слишком велика. Все в клане прекрасно понимают, что сорвись Чонгук с цепей, то его никто не остановит. Один на один особенно. — Кто? — сквозь зубы. — Кто донес? И Хосок сглатывает, чувствуя, как чужая сила выходит из под контроля, как начинает давить. — Сухо, — голос хриплый, хочется прокашляться. Чонгук почти сносит дверь с петель, покидая кабинет, уже не видит взгляд вслед, а тот облегчённый, потому что собственную шкуру спасли, подставив невиновного. Хосок от него устал, от этой своевольности, и ни за что не признается, что завидует, а зависть эта не белая совсем. Этот омега, что оказался под самой крепкой защитой, действительно красив, за него можно поиметь слишком много денег, а этот его к своим рукам прибрал, не делится. Единственное слабое место Чонгука. Омеге не повезло родиться красивым, не повезло влюбить в себя такого альфу, как Чонгук. Потому что понятия не имеет, сколько людей его ненавидят даже в собственном клане. А против него только Чоны идти и могут, никто больше не осилит. Но Чонгук не успевает добраться ни до Сухо, что был его правой рукой, верным другом много лет, ни до Тэхена, чтобы защитить, как и обещал. Его сворачивают несколько альф, прижимая к полу и наседая сверху, пытаются давить, но Чонгук сильнее, выворачивается, проезжается по лицу одного из несколько раз, заставляя потерять сознание и упасть, когда напоследок хватается за голову и бьет о кафельный пол, и встает на ноги сам, но слышит, что к ним бегут ещё за его спиной, оборачивается и понимает, что уже против пяти чистокровных альф ничего сделать не может. Его снова роняют на пол, прижимая сильно, давя, и в какой-то момент, пока Чонгук со всех сил старается вырваться, ему что-то колют в шею, держат ещё несколько минут, а после он уже ничего не соображает, не чувствует собственных ног, рук, всего тела, не может управлять собственным запахом, аурой, не может высвободить всего себя. С него встают, поднимают под руки и тащат к лифту. Слабаки, которые не могут справиться с ним в чистом бою. Чонгук запомнил каждого, и каждый расплатится за это. Он уничтожит каждого, в порошок сотрет, заставит захлебываться собственной кровью, а затем ещё и до родных доберется. Никого в живых не оставит, каждый поплатится за грехи своих братьев, мужей, отцов, сыновей. В нем ненависти много, ярости на всех хватит, за это пускай не переживают.сейчас
— Долго же ты в отключке пробыл, — мужчина смотрит сверху вниз. — Чуть все шоу не пропустил. Чонгука в момент накрывает паника и страх, знает, что наказание за ложь слишком сильное, причиняет истинную всепоглощающую боль. И сейчас эту боль ему может причинить только одно. Он распаляется в момент, больше не позволяет давить на себя, его внутренний альфа действует самостоятельно, знает, что делать. В голове лишь одно слово красным мигает, и это «защитить». Он обещал, дал слово, которое не имеет права нарушить. Он своего мальчика защищать обещал. Слышит, что главный командует вколоть небольшую дозу чего-то, чтобы на полчаса хватило, а потом оттащить его в комнату. В комнату, где омеги проходят через ад. Чонгук не чувствует собственного тела.