Согрей меня своим теплом

Я с трудом разлепила глаза. Мне показалось, что веки утяжелились в разы, в сотни раз, и оттого действие стало совершенно неестественным. Перед глазами стояла пелена. Отличительные черты, силуэты…я не могла уцепиться ни за что – все казалось пестрыми, тошнотворными пятнами без четких очертаний. В голове ударами молотков отражались крики с улицы. Что кричала сотнеголосая толпа? Где я находилась? Что со мной произошло? У меня не было ответа ни на один вопрос. Чем дольше я думала, тем тяжелее мне становилось. Мысли сеяли панику, с которой было сложно совладать. Подступающие отчаяние и страх мне удалось отодвинуть на второй план. В моменте я почувствовала ужасающий привкус тины во рту, скрип песка на зубах и жуткий металлический запах, бьющий в нос. Стоило лишь приоткрыть рот, как корка, стягивающая подбородок, захрустела. Я не могла представить, что прилипло к моему лицу, но мне вдруг захотелось распрощаться с содержимым желудка. С видимым усилием удалось перевернуться на бок – действия никогда не давались мне так тяжело. Изо рта несдерживаемым потоком полилась тухлая, вонючая вода. Мне стало дурно от запаха. Единственное, чего теперь хотелось – бежать на улицу, почувствовав легкость, и вдохнуть свежий морозный запах, пропитанный еловой колкостью. И я побежала…да так быстро, что даже не успела моргнуть глазом, как оказалась на улице. Снаружи не было никакой сотнеголосой толпы. Бродила лишь парочка напуганных селян и что-то беспрерывно кричала. Во мне поселилась ранее неслыханная злость, и я, закрыв уши, бежала прочь от этого шума. Куда? Это было известно одному Богу. Вглядываясь в пятна, я силилась узнать в расплывающихся чертах дядю или моего Ангела – Элайджу, но попытки были тщетны. С губ срывался судорожный шепот, в котором крылась мольба. Мне нужно было отыскать их, моих родных, но вокруг были лишь еле различимые лица с кривыми усмешками. Неприятно заныли десна и надо мной взял контроль страшный голод. Ах, если бы только рядом был Элайджа, он бы наверняка подсказал, что со мной происходит. – Марфа…мертва…горе…оставили…Ольга… – удавалось мне вычленить из криков, только смысл этих отрывков был спрятан так надежно, словно смерть Кощея. Послышался ритмичный стук копыт лошади и ее громкое, словно она выдыхала мне на ухо, дыхание. Пронзительное ржание заставило меня зажмуриться. Спустя мгновение я почувствовала прикосновение ладоней к своим щекам. – Посмотри на меня, Анна, – просил мелодичный медовый голос, который некогда был мне знаком. – Открой глаза. Я повиновалась, и на меня в упор глядела пара голубых заинтересованных глаз. Черные волосы юноши, выглядывающие из-под меховой шапки, покачивались на ветру. Его пальцы водили по той самой корке на моем подбородке. Вскоре он стал смотреть на меня с недоумением. – Что произошло? – задал мне вопрос юноша, но я не знала. – Анна? – он тряхнул меня за плечо, надеясь на ответ, только этот рывок до того меня разозлил, что я внезапно для самой себя напала. Внезапная хитрая ухмылка – вот, что мне удалось увидеть перед тем, как с оглушающим хрустом свернутой шеи я упала в руки мужчине. – И что мы будем с ней делать? – задавался вопросом обладатель звонкого голоса, который бродил рядом со мной с характерным стуком от шагов по половицам. Я не спешила открывать глаза – тема разговора меня заинтересовала, а потому притворство стало лучшей возможностью узнать о подробностях. – Возьмем с собой в Москву, – отвечал ему с непоколебимой уверенностью юноша, ухмылку которого я видела перед тем, как упасть. Вдруг ко мне пришло осознание – это Басманов и его помощник обсуждают дальнейшее положение дел. – Ты думаешь, что она с нами поедет? – с отчетливым скептицизмом интересовался Милован. – Сам посуди в каком мы плюсе: пока рядом с нами Анна, Ратибор будет уязвим, а значит, что он больше не будет путаться у меня под ногами. Осядет в Твери и дело с концом. У нее, в общем-то, выбора тоже не останется – Элайджи нет, а значит и защитить ее некому. Размышления Басманова разжигали во мне огонь ненависти, но я продолжала лежать спокойно, надеясь услышать подробности. – Как думаешь, что произошло? Она стала вампиром, но неужели ее обратил Элайджа и после этого бросил? Я почувствовала, как Милован присел ко мне, и тряпка с теплой водой стала омывать мое лицо. – Нет, он бы так не поступил. Думаю, я знаю, в чем дело. Кол мне рассказывал о целительных способностях крови… Оглушающим ударом эти слова вернули меня в момент пребывания в Тверском Кремле. Компания хмельных бояр приняла меня с оживленным интересом, но один из всех – более пьяный и оттого наглый – не понял моего возмущения, когда я отказала ему в знакомстве. – Ты, деточка, не в праве мне отказать, – распалялся разгоряченный отказом боярин, который прижимал меня к углу раздутым чревом. – По одному моему велению тебя сошлют в монастырь! – Найдите ту, кто испугается Ваших пустых угроз! – я, не в силах себя сдерживать, выпалила, что думаю, и толкнула его в плечи. В отместку с громким раздраженным оханьем он замахнулся огромной ладонью и со свистом ударил по щеке, сбив меня с ног. К несчастью сзади стояла остроугольная тумба, к которой я от падения приложилась виском. В попытках удержаться на ногах опрокинула на себя плетеную скатерть. Вместе с моим телом рухнула иностранная подарочная ваза и со звоном разбилась в дребезги. Лежа на холодном и продуваемом плиточном полу, я почувствовала, как из рассечения потекла горячая кровь. В ушах стоял шум, и шаги уходящего боярина были различимы лишь из-за вибрации. Некогда одинокая арка показалась мне тремя движущимися входами. Вдруг каждый предмет обрел размытую копию рядом с собой. Даже человек, скоро подбежавший ко мне, словно сопровождался своими близнецами. – Анна, вот уж не думай умирать, – сквозь шум в ушах до меня доносился его приказ. – И как же мне тогда объяснить Элайдже, что это не я? Он с меня шкуру спустит. Басманов приподнял меня с пола. Я подчинилась ему, словно тряпичная кукла. Он прокусил свою руку и прижал окровавленным укусом к моим губам. Противная холодная субстанция стала заполнять мне рот, но юноша заставил меня сделать глоток. Я закашлялась от омерзительного привкуса, но скоро почувствовала, что мне легче. Своим рукавом Федор вытер струйку крови, которая еще недавно текла из рассечения. – А теперь забудь, – он грубо повернул меня за подбородок. – Не выйдет, – спокойно ответила я, выдернув из его рук свое лицо. – Придется мне помнить, что ты меня спас, хоть и из-за того, что боишься Элайджу. – Так ты думаешь, что это твоя кровь ее воскресила после утопления? – удивлялся Милован так громко, что умудрился развеять мои воспоминания. – Иного объяснения у меня нет. Для меня тайна в другом: почему она так долго возвращалась к жизни? Передо мной как наяву предстали моменты за несколько минут до смерти: вот я снимаю с Элайджи шубу и рубашку, бегу на лед, зная, что в такие морозы он крепок, но внезапно ногой проваливаюсь в рыбацкую лунку – до того здоровую, что не прошло и минуты, как оказываюсь с головой под водой. А ведь плавать-то меня так и не научили. Я снова вспомнила панику, которая охватила меня в тот момент. Она выдала меня перед Милованом и Басмановым. – И как давно ты все слышишь, Хитрая Лисица? – Басманов крадучись подбирался ко мне. – Достаточно, чтобы сказать, что твои планы никогда не исполнятся, – на эмоциях бросила я. И что было сил рванула из дома, но яркий солнечный свет застал меня врасплох – от неожиданного жжения мне пришлось прижаться к бревнам и спрятаться под крышей крыльца. Басманов подошел ко мне с выражением крайне надменным. Он смотрел на меня сверху вниз с довольной ухмылкой, которую так хотелось стереть с его лица. – Солнечный свет – вот незадача, – он с наигранной задумчивостью глянул на улицу, а потом на меня. – Кажется, тебе некуда бежать, а из этого исходит, что мы обязаны поговорить. Так что лучше бы тебе быть сговорчивее, Лисица, потому что, как ты поняла, твой Ангел Хранитель тебя больше не спасет. – Басманов схватил меня за запястье и затянул обратно в избу. – Я поеду за ним! Найду его, и он тогда впрямь снимет с тебя шкуру! – я слепо верила в это. Надеялась, что наши пути не разошлись насовсем. Я не позволяла себе думать, что потеряла его навсегда. Басманов рассмеялся, а его помощник смотрел в мою сторону грустным взглядом. Вскоре, приметив, что я обратила на него внимание, последний продолжил убирать хаос в избе. – Их не догнать. Их не найти. Ты же не глупая, Анна, – Федор, словно кружащий над жертвой ворон, накручивал вокруг меня круги. – Тем более, тебе нет места среди Майклсоных. Всегда и навечно! Это относится лишь к их семье, а не очередной встречной на пути, в которую не повезло влюбиться благородному братцу, – Басманов встал передо мной и сверлил своим насмешливым взглядом, пока мои губы дрожали от надвигающегося отчаяния. – Для Клауса ты лишь помеха братским отношениям. Очень удачно, что ты умерла без его участия. Ему хотя бы не пришлось пачкать об тебя руки. – Эй-эй, Федор, – подал голос Милован, – полегче! Басманов развел руками, ухмыляясь и отходя на шаг от меня. – Ты, конечно, можешь попробовать, но что из этого выйдет? Теперь ты полноправный вампир и, чтобы передвигаться днем, тебе нужно кольцо. А еще тебе нужно кормиться, – Басманов загибал пальцы на каждый пункт. – И это я еще не сказал, что тебе бы понадобился контроль своих эмоций. Правда тяжело столько всего чувствовать? Полагаю, что невыносимо. Как хорошо, что при жизни я испытывал лишь заботу о себе, иначе бы сейчас ходил бы с таким же поникшим личиком, – он ткнул пальцем в мое лицо, но я не реагировала. Теперь меня разрывало от боли, которая в разы страшнее, чем оказаться в воде, не умея при этом плавать. На меня обрушился груз правды, которую я не позволяла себе принимать. Басманов жестко ткнул меня в истину, надломил мою уверенность во встрече с Элайджей, сломал представления о завтрашнем дне. Я будто бы оказалась на перекрестке, на котором было сказано: «За Элайджей – смерть». И на этой дорожной перипетии я была одна – брошенная и растерянная. Мне не хотелось верить в слова Басманова, ведь он хитрец, плут и марионеточник, но мой здравый смысл кричал о том, что правда его. Чтобы совладать с трясущимися ногами, я села на скамейку. Мой пустой взгляд сверлил столешницу, но вскоре перед моим обзором появилось письмо, начерченное ужасными буквами. Это Милован подвинул его мне, а потом одобрительно кивнул. Трясущимися руками я взяла лист и побежала взглядом по корявым буквам: Ратибор, я в неописуемом долгу перед тобой. Мне не удалось сдержать данного тебе слова. Аннушка мертва по моей вине. Я не усмотрел за ней – она утонула в реке. Мои попытки спасти ее не удались. Мне не найдется прощения ни в твоем, ни в моем сердце, потому я даже не буду его просить. Оставляю письмо на случай, если меня не будет в избе. Я думаю, что Аннушка бы хотела, чтобы даже после этого ты жил дальше. Она просила меня жить сейчас, а потому от ее лица прошу тебя – живи сейчас, не оглядываясь на прошлое. Оно принесет тебе лишь страдание, а она бы не хотела, чтобы ее любимый дядя погрузился во тьму своей жизни.

Элайджа

Мне пришлось прочитать письмо несколько раз, потому что мои глаза застилали слезы. Элайджа прав – после моей смерти я бы не хотела, чтобы дядя горевал. Я с трудом поднялась из-за стола, подошла к печи и бросила письмо в огонь. – Ты хотела, чтобы Элайджа жил сейчас. Для него теперь ты призрак прошлого, хоть и недалекого. Кто знает, сколько пройдет времени, прежде чем ты умудришься его найти? Резать зажившую рану? На тебя это не похоже, Мудрая Лисица. Вот тебе ультиматум: временами ты сможешь навещать Ратибора, с которого по моей воле не упадет ни одного волоска, мы закончим с ним свои междоусобицы; тебя мы обучим искусству вампиризма, а взамен тебе лишь закрыта дорога к Элайдже. Соглашайся. Вижу по глазам, что ты уже все взвесила, – не унимался Басманов. Он подошел ко мне со спины и положил на плечи ладони. – Я уже и впрямь приняла решение, – ответила я, когда мое сердце защемило болью.