Зима 1997-го
В последние месяцы было спокойно. Макс привык. Смирился. Собрался. Отпустил, кажется… А разве у него вообще был иной вариант? Нет. Уже не ломало и не гнуло осознание того, что Эмма теперь официально Пчёлкина. В день ее свадьбы ему снова показалось, что он потерял последнюю надежду на то, что их худо-бедный мир восстановился. Что она окончательно отдалится от него. Но… нет. Редкая помощь, как и раньше, осталась. И Карельский не понимал, зачем иногда тревожил Эмму, просил, ладно. Но допустил в свою голову мысль, что бывшая жена в какой-то степени служила спасением от терзающих его изнутри демонов, существование которых так хотелось отрицать. Потому что весь этот год Макс был уверен в том, что действительно сойдет с гребаного ума. Что бы это ни было, когда Эмма находилась в пределах досягаемости, оно отпускало, будто ослабляя удавку на шее. И становилось легче, что в любом случае лучше того, как было каждый день до этого. На протяжении нескольких лет подряд. Ругал ли он себя за то, что не нашел ничего лучше, как позвонить в ту страшную августовскую ночь 96-го? Ровно до того момента, пока Эмма не обняла его. Вот так просто. Сломав созданные ими же барьеры. Ему на минуту будто стало лучше. Потому что, каким бы универсальным солдатом не был Карельский, это «что-то», ломавшее его, возможно, нуждалось в спасении даже больше, чем физическая оболочка. Это было как заболевание души. Бывают болезни, которые уничтожают человека изнутри. И Максу часто казалось, что он сам был одной из таких болезней. Что он проникал внутрь и уничтожал. Как это было с Леной. Лена… Смотрела на него сейчас с фотографии в деревянной старенькой рамочке. Сколько ей здесь? Лет восемнадцать? Знала бы она тогда, что ее убьет, наверняка бы послала в 93-м Карельского вместе с его предложением работать в «Эгиде». Фотография медленно опустилась в одну из многочисленных коробок. Все до последней вещи Савиной были собраны. Завтра в эту квартиру заселятся новые хозяева, и… все. Макс запрокинул голову, упираясь затылком в мягкую спинку кресла и зарываясь лицом в ладони. – А где мои семнадцать лет? На Большом Каретном… – тишину разрезал тихий напев. – А где мои семнадцать бед? На Большом Каретном. А где мой чёрный пистолет? На Большом Каретном. А где меня сегодня нет? На Большом Каретном… Юлька залезла в ту самую коробку, выудила портрет матери и, сжимая его своими малюсенькими ручонками, с интересом глядела на Макса. Как он пел. И, когда вдруг остановился и смолк, агукнула. Мужчина аккуратно подхватил дочь на руки, и Юлька, улыбаясь своими восемью молочными зубиками, с вопросительной интонацией тыкала пальчиком в фотографию Лены. – Да, это твоя мама… – уткнувшись носом в макушку девочки, он снова услышал лепетание малышки. Будто спрашивала, почему она никогда не видела ее. – Ее нет, Юлька. И с этим придется смириться… Но есть фотографии, ее одежда… Я не очень хороший, Юлька, ты это скоро поймешь… Но маму не вернешь, так что я у тебя один. Мы сегодня тут переночуем, ты же не против?..***
Квадратные железобетонные колонны подпирали низкий серый потолок. Откуда-то сверху водопадом сыпались искры электросварки. Около шаткой, кое-как сваренной из обрезков арматуры лестнице в пустующем цехе недостроенного завода испуганно жалась к Черному рыцарю средневековая принцесса. Черный рыцарь, прислушиваясь к неминуемым приближающимся шагам, подал ей знак молчать. – Беги, спасайся! Я задержу его. – Нет, я ни за что не брошу тебя!.. Он закрыл ее рот рукой и взглянул так, что внутри у принцессы все похолодело. – Я сказал тебе, Анна, беги! Принцесса быстро кивнула и отступила назад. Черный рыцарь ничего не сказал, лишь достал свой меч и выбежал прямо на Алого рыцаря. С колотящимся сердцем принцесса прижалась к стене и внимательно наблюдала из-за укрытия. – Надо же, кто у нас здесь! – воскликнул Алый, свысока смотрящий на противника. – А вы, темные, живучие. Надо было добить тебе еще около замка. Камера взяла крупный план обоих рыцарей. – Отдай мне принцессу и разойдемся миром! – громко произнес Алый. – Этому не бывать. Алый рыцарь грозно рыкнул и как ураган понесся на Темного. Тот среагировал молниеносно. Движения его были невероятно быстрыми, он успел нанести несколько точных ударов, но Алый будто не обращал внимания на боль, а стойко надвигался вперед на него. – Нет! – с яростным воплем принцесса выбежала из укрытия. – Анна, беги! – гаркнул Темный рыцарь, лишь на секунду отрывая взгляд от Алого, с которым дрался на мечах. И опять этот гад не преминул воспользоваться моментом, резко проткнув нагрудник темного примерно в том же месте, где и было прежнее ранение. Тот зашипел, прикрывая рану рукой, и упал на колени, а Алый уже замахнулся мечом над его головой. Яростный вопль принцессы раздался на всю округу. – Стоп! Снято! – прогромыхал голос режиссера. – Сцена с Серебряным рыцарем! Произошла смена кадров. Черный рыцарь, сняв шлем, тут же был окружен гримершей и ассистенткой – одна утирала его влажное после боя лицо, вторая уже протягивала бутылку с водой. – Ну что, Кирилл, восхищен! – протянул режиссер, пожимая руку Активиста. – Хорошая техника. Иваныч оказался прав. – Не верили? – хитро прищурился Головин, отпивая долгожданную воду. – Отнюдь! Валера! Валера! На исходную! – выждав, когда каскадеры займут нужные позиции, объявил: – Готовы? Начали! В гулкой пустоте цеха снова зазвенела сталь скрещенных клинков. Рыцарь в шлеме наседал, но все его невероятной силы удары встречал меч противника. Мощи соперника Серебряный рыцарь противопоставил ловкость и сноровку – он больше двигался и лучше владел своим оружием. С каждой секундой боя его превосходство становилось все очевидней. Удары… Удары… Удары. Алый неумолимо проигрывал. Фил – Алый рыцарь – тяжело поднялся с колен. На его место ассистенты быстро пристроили его двойника – точный муляж рыцаря с бутафорской головой Филатова: сходство было поразительное. Серебряный рыцарь Иншаков еще раз занес над головой свой кривой меч и одним махом снес резиновую голову. Она откатилась к краю бетонной плиты и упала в пропасть котлована. – Есть, снято! – радостно воскликнул режиссер. – Всем спасибо! К обезглавленному телу подошла Анна, бывшая той самой средневековой принцессой. Приподняв подол длинного платья, она наступила остроносой туфелькой на грудь поверженного Алого рыцаря и капризно поджала губы. – Какие-то вы кровожадные, мальчики... – Валер, а что это ты так вспотел? – подколол его Иншаков. – Вспотеешь тут! – усмехнулся Фил. – Вы ж с Активистом бьете, как драконы средневековые, етить его ж… Анна положила руки на плечи обоим: – О чем спорите, мальчики? Все равно по сценарию мое сердце принадлежит Черному рыцарю. – Выходит, мы зря бились! - подмигнул Филу Иваныч. – А вот и бедный Черный рыцарь, - он похлопал по латам Активиста и усмехнулся, - ну что, по-моему, сработались отлично, парни. – Отлично-отлично! – ответил знакомый, чуть расхлябанный голос за Кирилла. Троица провернулась к замершему около выхода с площадки Андрею Кордону, сопродюсеру картины. Активист видел его всего несколько раз, прикинув сначала, что Кордон один из тех людей, который предпочитает лично следить за тем, куда уходит каждый вложенный им рубль, но судя по удивленному лицу Фила, это было явно не так. Появление продюсера на съемочной площадке было редким явлением. – Рыцарям средневековья салют, – Кордон протянул руку каждому из мужчин, только Валера на этот жест никак не отреагировал, наглядно продемонстрировав, что его руки заняты реквизитом – отрубленной головой. Активист, смерив еще раз Кордона взглядом, направился в импровизированную гримерку – переодеваться. – А ты какими судьбами? – с издевкой поинтересовался он, направляясь к своей машине. – Да вот решил посмотреть, как мои капиталы тратятся… – Заметь, – Филатов вздернул волевой подбородок и прищурился, – не только твои. – Это было правдой. Фильм о рыцарях наполовину финансировался бригадирами. – И если ты помнишь наш разговор… – Ты мне напоминаешь при каждом удобном случае, – хмыкнул продюсер, – еще не надоело? Все будет в ажуре. Верну после нового года. Выразив явную незаинтересованность в Кордоне, Фил повернулся к подбежавшему к нему ассистенту, чтобы помочь справиться с громоздкой и тяжелой амуницией. – Валер, ты обедать будешь? – спросил Валера, принимая сверкающую кольчугу. – А что там? – Рыба, как обычно... – скривился парень. – Давай, по-быстрому только, – согласился Филатов и окликнул Головина, – Кирюх, перекусим и по коням? – Не, я на диете, – хохотнул Активист, шаря в своей спортивной сумке в поиске сигарет, – иначе в свадебный фрак не влезу. – Тогда Лиса тебе этого не простит, – согласился друг и хлопнул его по плечу, – так, через десять минут выдвигаемся. Кирилл обогнул толпу лавирующих с реквизитами и лесами ассистентов, разместился в спокойном закутке недалеко от припаркованных автомобилей. Как назло началась метель – крупные хлопья обильно покрывали бетонные плиты и снующих вокруг помощников режиссера. – Кирюх, плешик-то прикрой, – усмехнулся световик, поравнявшись с мужчиной, – продует. – Уже закаленный. – Угостишь сигареткой? Головин любезно распахнул пачку. Световик прикурил и снова поинтересовался: – Говорят, женишься скоро? – Есть такое. – А че ж зимой? Холодно, не погуляешь на природе даже. Вон мы со своей в сентябре женились. Не жарко, прохладно, этакий бархатный сезон. – А я вообще не по стандарту. – Идейный. – Типа того. Уже больше минуты маячившая около Филатовской машины голова Кордона не давала покоя. Ждет, что ли? Докурив сигарету и наскоро пожав на прощание руку световика, Активист медленно двинулся в сторону «Мерседеса». Действительно – продюсер склонился к заднему сидению. – Что-то потерял, дорогой? Андрей резко обернулся. Головин стоял за его спиной, облокотившись на распахнутую дверь. – Укладывал голову, – тон звучал абсолютно буднично. – А она так плохо лежала? Так ты не переживай, не твоя же. Будет твоя – обещаю, позабочусь как о родной. Кордон выдохнул усмешку, бесцеремонно хлопнув Активиста по напряженному плечу. Прищурился, всматриваясь в лысого качка. Что еще за сучья смелость? В упор смотрел, словно отлично знал о его мыслях. Вполне вероятно, действительно знал. – Мнительный вы народ, спортсмены, – поморщился, и кончик его языка юркнул по нижней губе, надавливая и втягивая ее в рот. Активиста несколько покоробило. – Смотрите, не сгорите на работе. Горячий привет. И Кордон поспешил ретироваться. Кирилл проводил его тяжелым взглядом и расстегнул замок Валериной сумки. Голова лежала на самом верху. Оглянувшись, Активист прощупал каждый сантиметр содержимого и вдруг усмехнулся. Мнительность, господин Кордон? Может, ты и прав. – Кирюх, ты чего? Фил материализовался рядом, морщась от усилившегося снегопада. Головин царапнул зубами нижнюю губу и неосознанно нахмурился. – Да тут… Но Филатов тут же быстро оборвал его: – Мне Ольга звонила, надо ее с пацаном в поликлинику отвезти, выручишь? – А Макс че? – Он сегодня Ленкину квартиру продает. А мне кровь из носу надо через полчаса быть с Эммкой у Белого. – Да не вопрос, – закивал, как китайский болванчик, Головин. И почему-то еще несколько мгновений не смог сдвинуться с месте. Его что-то неумолимо напрягало. Фил выдохнул облачко пара, недоумевающе поглядывая на друга. – Кирюх, ты че завис-то? – и легонько толкнул его в плечо. – Сильно приложился, что ли? – Да-да, – Головин интенсивно потер затылок. Действительно болел. Но вовсе не от ударов. Что-то тревожное физической больно стягивало виски обручем, – ты ж бьешь, как конь копытом… – Да ладно, не прибедняйся. Ну что, звоню Ольге тогда? – Да, тут до Рублевки минут двадцать, успею.***
Огромный зал свадебного салона был сказкой. Алиса будто действительно попала в другой мир, стоило проследовать за консультантом в витую арку. Манекены стояли в четыре широких ряда в шикарных, пышных платьях, достойных, наверное, самой королевы. Кремового, кораллового, кипенно-белоснежного цветов, с огромными рубинами на поясе и мечущимися языками света на подоле. – Боже, вот это да, – выдох Эммы откуда-то из-за спины. Консультант самодовольно наблюдала за реакцией своих потенциальных покупателей. – Это невероятно! – Алиса не могла оторвать глаз, выхватывая взглядом то одно платье, то второе, и каждое был лучше прежнего. – Почему у вас так мало покупателей, если здесь такая... красота? – Вопрос цены, – развела руками девушка-консультант. – Смотрите, выбирайте, будем примерять. Панфилова двинулась в глубину помещения, жадно рассматривая каждое одеяние, мимо которого проходила. Последний ряд начинало платье с шикарным шлейфом, оборачивающимся вокруг манекена. Ткань будто была настоящей, влажной, блестящей чешуёй, по которой время от времени проходила рябь и блики, словно смотришь на солнце сквозь прозрачную морскую воду. – Офигеть! Эммка, я никогда не видела ничего подобного! – прошептала она, оборачиваясь и глядя на Пчёлкину, которая уже, видимо, насмотрелась на костюмы и теперь наблюдала за восхищением в глазах будущей невесты, идя следом. Кивнула в подтверждение ее слов и указала взглядом на следующее платье, которое Панфилова еще не успела увидеть. А когда Алиса увидела, ее сердце зашлось и остановилось. Это было будто бы просто платье. Будто ничего особенного – не было пышности, вычурности, кричащих штрихов. Но оно было самым идеальным из всех, что ютились в этом магазине. Будто сгусток ожившего серебра, перетекающий по эфемерным формам. Практически полностью обтягивающее, с блестящими рукавами, подхватывающее грудь и уходящее за спину, а там – резко ныряющее вниз так, что еще немного – и будут видны ямочки на пояснице. Открытая спина отделана невесомой серебряной пылью, призрачным плащом просачивающимся сквозь пальцы, когда Алиса протянула руку и погладила прохладное изделие спины застывшего манекена, беспрепятственно пройдя сквозь почти невидимую преграду. На тонкой шее замер маленький воротничок, отдельный от всего наряда, отделанный мелкими камушками, внутри которых сияли крохи изумрудных звезд, по острому краю, изогнутого легкой волной и касающегося двумя острыми уголками ключиц. Подол заканчивался примерно на одну ладонь выше колена, а вниз опадало уже марево из серебристого и совершенно невесомого тумана, закручиваясь вокруг ног. Сквозь него можно было легко провести рукой и не ощутить ничего, кроме трепетной прохлады на коже. Это было самое прекрасное платье, какое вообще можно было себе представить, и Алиса шумно выдохнула, сообразив, что затаила дыхание, пока несколько раз медленно обходила наряд вокруг. Померила, не задумываясь. – Алиса, ты – чисто принцесса! – восторженно выдохнула Эмма. И это была чистая правда. – Сколько оно будет стоить? – уточнила, наконец, Панфилова. Консультант улыбнулась. – Триста. Но в голову Алисы эти слова влетели ледяными стрелами, разрушая сказку и выдергивая из мечтаний в привычную рациональность. Девушка вздрогнула. Пчёлкина, приглядываясь к резко меняющимся эмоциям на лице блондинки, откашлялась, обращая внимание консультанта на себя: – Мы берем. – Что? – сипло выдохнула Панфилова, вплотную приблизившись к Эмме. – Эмма, у меня нет таких денег! – Тебе оно нравится? – Да, но… – Тогда считай, что это мой тебе подарок, – подмигнула Эмма. – Снимай, и несем на кассу. Отказ я не принимаю, поняла? – Эмма! – Цыц, ё-моё! Переодевайся, я жду. Пока стояли у кассы, и Пчёлкина расплачивалась за прекрасное свадебное платье под напряженным взглядом Алисы, в кармане завибрировал телефон. – Да, Валер? – отозвалась, зажав мобильник между ухом и плечом, приняла из рук консультанта огромный бумажный пакет и протянула в руки Панфиловой. – Уже? Все, выходим. Минутку. Девушки вышли на крыльцо салона и синхронно зажмурились от неудержимого водопада солнца, резко пробившегося сквозь плотные свинцовые тучи. Снегопад кончился так же резко, как и начался. «Мерседес» Филатова уже дожидался около входа. Валера выскочил из автомобиля и, раскинув руки в стороны, вразвалочку направился к ним навстречу. – Молодым невестам привет! – Здравствуй, Валер, – Эмма угодила в его медвежьи объятия, Алиса приветливо махнула рукой. – Ну что, едем? Лиса, тебе куда? – Я пешком. Меня ожидает сурьёзный разговорчик с моей маман, – скривилась, как от зубной боли, Панфилова. – Где моего жениха потерял? – Поехал выполнять ответственное поручение – доставка четы Беловых в частную поликлинику. – Нагрузили человека, да? – Он сам был только «за». Легонько улыбнулись друг другу, распрощались, Эмма прыгнула на переднее пассажирское, и «Мерседес», вылетев на оживленное шоссе, резво набрал скорость и полетел по столице в сторону клуба. Пчёлкина невольно залюбовалась величественной красотой наряженных в снежные шапки деревьев. Любила она зиму – и все тут! Готовясь к повороту на съезд, Активист медленно стал выжимать тормоз. Но скорость… не падала. Колеса на мгновение потеряли сцепление с дорогой – машину начало заносить, все вокруг – деревья и ограждения – закружилось, словно в тумане. Раздался сигнал машины сзади, послышался грохот цепей. Головин ошарашенно глядел на приборную панель, пытаясь выжать тормоз. Тщетно. И «Тайота» начала закручиваться по вертикальной оси и быстро – страшно быстро – лететь под уклон. Кирилл судорожно стал искать препятствия. Остановка с помощью препятствий могла сработать только в двух случаях: если нет угрозы жизни и есть возможность замедлить движение. Значит – прижиматься к бордюру. Аккуратно, не допустив изменение сцепления, побудившее бы резкую смену траектории движения. Или… Нужно тормозить в препятствие. Оптимально для этого подошли бы кусты или сугробы, хуже – заборы и отбойники, и самое последнее – другие автомобили или фонарные столбы. – Сука! – раздался страшный рев на весь салон. Лоб покрылся испариной, руки побелели и вспотели так, что по кожаному рулю потекли маленькие ручейки. Правая рука судорожно пыталась отыскать телефон… – Ну, как съемки? – Эмме не терпелось узнать все подробности. – Как Кире, понравилось? – Да он какой-то напряженный сегодня, то ли я его так опрокинул, то ли еще что… Хрен его знает. – Может, переживает перед бракосочетанием, – с улыбкой предположила Эмма. – С мужиками такое бывает. Фил прыснул: – Может. А съемки – все пучком. Отсняли с первого дубля, Иваныч мне башку на одном дыхании снес. Если что – зрелище не для слабонервных, ага. – Дай гляну, ну! - легонько пихнула его в плечо Эмма. – Да вон, в сумке лежит, смотри на здоровье. Левакова, будто маленькая девчонка, взвизгнула, раскрыла спортивную сумку и достала отрубленную голову. – Похож? – покосился Фил, на долю секунды высунул язык и закатил глаза, изображая жмурика. – Две капли, – рассмеялась Эмма, крепче сжимая силиконовую шею. Ее пальцы чуть нажали область возле скул, и из отверстия, за которое крепилась голова, показался твердый сверток в плотной папиросной бумаге. – Валер? Гудвину бегали ему за мозгами? Или ты у нас несанкционированными перевозками занимаешься? Фил мельком покосился на нее, затем что-то щелкнуло в его голове, и он снова посмотрел на реквизит в руках подруги. – В смысле? И тут же раздался звонок. – Да? Ор – именно ор, рычащий, лихорадочный – на пру секунд оглушил Валеру. Активист, чередуя каждое слово с матом, смог донести только одно: – Сумка, блять! Сумка! А затем раздался скрежет и страшный гулкий удар. Лицо Фила вытянулось, пальцы до побеления сжимали руль и телефон. – Кирюха! Эмма со страшными глазами глядела на друга. Через секунду он резко вывернул руль в сторону, вжимая педаль тормоза до упора. Свист шин потонул в какофонии недовольных клаксонов машин позади. – Из машины бегом! Он перевалился через Эмму, рванул ручку двери и выхватил из её рук реквизитную голову... «Тойота» Активиста на полной скорости протаранила ограждение и смачно влетела в опору линии передачи. Последнее, что испытал Головин, - чертовски пронзающая боль в груди. Непрекращающаяся. И вязаная ткань свитера уже начинала липнуть к коже, пропитываясь кровью...