One Night Stand

– Ты же знаешь, что я никуда не убегу, – Хоб усмехается в ответ на появление причудливых верёвок, связывающих его руки. Они блестят чёрными чешуйками в тускло освещённой комнате, едва слышно шипят, стягивая его запястья, и даже когда, наконец, останавливаются – всё равно ощущаются неспокойными, живыми. Хоб тешит себя иллюзией, что они передают беспокойство своего Создателя. – Ты же знаешь, что это моё Царство, – Морфей снисходительно ухмыляется, взгляд его тёмно-синих глаз кажется практически чёрным, – и в нём я вправе делать всё, что захочу. Хоб одновременно чувствует привычное возмущение из-за его самодовольства и будоражащий жар от предвкушения того, что он может с ним сделать. – Я думал, у вас есть какие-то правила. Морфей подходит ближе, подносит ладонь к его груди и касается её через ткань только кончиками пальцев. Пять маленьких точек соприкосновения, Морфей давит на них, и этого должно быть слишком мало, чтобы сдвинуть с места взрослого мужчину против его воли, но Хоб по их велению пятится к стене. Может, дело просто в том, что он не против. Или в том, что Морфей гораздо сильнее, чем кажется. – Они есть, – Морфей чувствует через кончики пальцев биение сердца Хоба. Практически спокойное. Он ещё не возбужден. Он уже не напуган – он не был напуган с самого начала, если быть искренним. Несколько веков назад согласившийся стать игрушкой Смерти, он так же легко попался в руки её брата, движимый своим неискоренимым любопытством. Интересно, насколько быстро он бы принял любую игру, предложенную Страстью? Погрузился с головой в пучину Страдания? Ах, он же уже бывал под её властью. Не интересно, если быть искренним. А бесит. – Но тебя не касаются. Хоб натыкается лопатками на стену, и Морфей резким рывком хватает его руки за пересечение верёвок между запястьями, практически не касаясь его кожи, и поднимает их над его головой. Хоб вдыхает рвано. Выдыхает уже спокойно, но он не обманет Бесконечного – Морфей чувствует через кончики пальцев, как едва заметно участилось его сердцебиение. – И ты, значит, хочешь меня. Хочешь меня так, – Хоб всё ещё улыбается. Всё ещё выглядит расслабленным. – А ты, значит, не против, – Морфей издевательски повторяет его улыбку – у него она снова получается больше похожей на ухмылку – и наклоняется ближе, отражается бледным пятном в расширенных зрачках. – Конечно, не против. Друг. Морфей щёлкает пальцами – Хоб оказывается обнажённым по пояс. Щёлкать пальцами не обязательно, на самом деле, но так получается эффектнее. Кончики прохладных бледных пальцев всё так же касаются груди Хоба. По голой коже ощущается острее, ощущается интимнее, ощущается недостаточнее. Морфей дразнится: обводит ими грудь, скользит по рёбрам, гладит живот – кончиков пальцев слишком мало. И всё равно Хоб, за несколько веков перетрахавшийся всеми возможными способами со всеми возможными вариациями партнёров, чувствует себя заинтригованным. Заинтересованным. Заведённым. Морфей ловит это в его соскальзывающей улыбке, в приоткрытом рте, в слегка сбившемся дыхании, в том, как его тело едва заметно льнет к прикосновениям. Морфею нравится это – в последнюю очередь он хотел бы восприниматься как обыденность. – Тебя легко завести. Для человека, у которого были столетия, чтобы вкусить плотские наслаждения всех мыслимых и немыслимых форм. – За столетия это первый раз, когда меня касаешься ты, – Хоб переходит на полушёпот, и Морфей ловит себя на мысли, что это слишком хорошо. Он слишком точно попадает в то, что Морфей хотел бы услышать, запуская где-то вдалеке тревожный механизм подозрений. Не здесь, не в этой комнате и даже не в этой части его мира, едва заметно, но всё же ощутимо. Он разберётся с этим позже. – Тебе настолько это нравится? – Морфей соскальзывает кончиками пальцев к его ширинке, Хоб шумно и быстро выдыхает. Поразительная точность для сна, если Хоб правильно понимает, что это сон: у него не встаёт моментально, как по щелчку пальцев, но кровь уже устремляется к паху бодрее обычного, и прикосновение Морфея пускает импульсы сладкой дрожи в живот и бёдра. Возбуждение нарастает так реалистично, так ярко – Хоб далеко не каждый раз чувствовал это настолько отчётливо в реальном мире. – Понравилось бы ещё больше, если бы ты потрогал меня как следует. – И зачем бы мне это делать? – Потому что тебе тоже нравится. И… Пожалуйста? Морфей как-то не по-доброму щурится, ухмылка сменяется практически оскалом, и в следующее мгновение его ладоней на оголённой коже Хоба становится несколько. Они оглаживают его всей своей площадью, всей своей прохладой, всей своей мягкостью – Хоб непроизвольно открывает рот шире и ненадолго задерживает дыхание. Ладони Морфея наглаживают его начинающий подрагивать живот, намеренно задевают пальцами пояс джинсов, с нажимом проводят по позвоночнику и между грудей, массируют бока, исследуют пальцами ложбинки ключиц, кружат вокруг сосков и теребят их короткими ногтями, гладят плечи – их словно становится всё больше с каждым мгновением, и Хоб теряется, плавится в ощущениях. Он запрокидывает голову, стукаясь затылком о стену, и прикрывает глаза, изгибается дугой, дёргаясь и пропуская в возобновившиеся выдохи и вдохи тихие глухие стоны, когда многочисленные пальцы Морфея ласкают очередной чувствительный участок его кожи особенно удачно. Одной из своих рук он всё еще держит руки Хоба задранными над его головой и прижатыми к стене. Его ладони поднимаются выше – скользят по шее, ведут кончиками пальцев по кадыку, по линии челюсти, по подбородку, проводят большими пальцами по нижней губе… – О Боже, – шепчет Хоб, не открывая глаз и не пытаясь скрыть своё сбившееся дыхание, своё учащенное сердцебиение и свой давящий на ширинку стояк. Морфея, не закрывавшего глаз, впитывавшего образ всецело отдавшегося в его власть человека, передёргивает. Он склоняется к плечу Хоба и требовательно говорит ему на ухо: – Не он здесь с тобой, а я. Шепчи моё имя, Хоб Гэдлинг, – Морфей прикрывает глаза, отдаваясь тактильным ощущениям, поглощая то, как дрожит зажатое в его многочисленных ладонях тело. – Но я… Аах... Не знаю… Твоего имени… – голос Хоба звучит хрипло, прерывается стонами, и Морфей прыскает от смеха ему в шею. – Ты предполагаешь. Твои предположения верны, – голос Морфея тоже начинает звучать ниже и глуше, и то, как периодически подрагивают его многочисленные пальцы, тоже слишком определенно выдаёт его возбуждение. – Морфей, – шепчет Хоб перед тем, как два пальца Морфея залезают ему в рот, и тот, впервые услышав своё имя, произнесённое его голосом, приглушённо стонет у него возле уха. Хоб подсовывает язык под пальцы Морфея, округляет губы вокруг них и засасывает внутрь, втягивая щёки. Выталкивает кончиком языка и засасывает снова. Морфей вскидывает голову и смотрит. Смотрит, как Хоб сосёт его пальцы, недвусмысленно намекая на отсасывание чего-то ещё, и на несколько мгновений замирает вместе с парой-тройкой десятков своих рук. А затем принимается исследовать его тело выше пояса ещё настойчивее, добирается ладонями до волос, путается в них пальцами, и довольный своей маленькой игрой Хоб снова стонет, стонет, так красиво глухо стонет с пальцами Морфея, заткнувшими его рот, что Морфей жадно сглатывает и выдыхает невыносимо шумно. Когда он достаёт пальцы из его рта – подчёркнуто медленно, оттягивая вниз его нижнюю губу – стоны Хоба становятся громче. Он извивается в его руках, наполняет воздух хриплым: «Морфей… Ох чёрт, да... Морфей…» – и, в конце концов, вскрикивает, со всей дури ударяется затылком о стену и обмякает. Морфей в мгновение ока заставляет исчезнуть все свои руки кроме исходных двух. – Я даже не притронулся к твоему члену, – его голос звучит не так хладнокровно, как хотелось бы, искажается пьянящим возбуждением. Обмякшего Хоба не очень держат ноги, он пытается сползти вниз по стене, но в итоге, когда Морфей отпускает его руки, просто заваливается на него, утыкаясь лбом ему в плечо. Морфей подхватывает его поперёк спины. – Зато притронулся… ко всему остальному. Одновременно, – Хоб закрывает глаза и пытается отдышаться, связанные руки мешают уцепиться за Морфея как следует, но зато не мешают облапать его пах. Морфей, сжав зубы, резко выдыхает через нос, щёлкает пальцами (снова просто для эффектности), и руки Хоба оказываются освобождены. – Я не был уверен, что у тебя… – Хоб удобнее устраивает голову у Морфея на плече и обнимает его обеими руками за талию. – Я не человек, но я мужчина. Естественно, у меня есть пенис. – Ну кто ж вас знает... Дай мне пять минут. Морфей чувствует себя странно с прилипшим к нему Хобом. Казалось бы, вот оно: он довёл его до оргазма одними лишь прикосновениями выше пояса – но что-то в этом не так, что-то не то, Морфею хочется другого. Нечто подобное – голова на плече, руки, обнимающие за талию, хриплый голос, глубокое дыхание – могло бы быть с кем угодно. И это… Раздражающее предчувствие, что в происходящем задействованы не только они вдвоём. Морфей не хочет быть очередным любовником, даже самым лучшим очередным любовником. Он – это он, его не должно сравнивать и ставить в ряд с кем бы то ни было. Приглушённым влечением тела разумом он не может придумать, как получить именно то, что ему нужно, но и того, что ему не нужно, он не хочет. Он не собирается соглашаться на посредственность, даже чтобы получить разрядку собственного сексуального напряжения. Морфей кладёт руки Хобу на плечи и отстраняет его от себя. Хоб, до этого пребывавший в уверенности, что всё только начинается, смотрит на него с заторможенным удивлением во взгляде. – На этот раз достаточно. Увидимся. Друг, – Морфей не скрывает недовольства и отстранённости во взгляде, когда разворачивается и делает несколько шагов к выходу из комнаты. Он мог бы просто исчезнуть, на самом деле, но так было бы менее эффектно.