Glorious evolution

Кавех опускает голову так низко, что загривок на спине начинает ноюще болеть — плечи изгибаются красивой дугой и хрустят, если немного повести одним из них. Щека протирает свежевысохшие чернила на бумаге, потому что поднять шею и выпрямиться — выше сил инженера. Выше чьих угодно сил после трех бессонных ночей подряд, если быть откровенно честным. В комнате царит захламленный полумрак, иногда прорезаемый отсветами посеребренных начищенных изобретений, которые и создают вокруг рабочего места железное гнездовье — что-то вроде клетки, отгораживающей скорее окружающий мир от Кавеха, чем Кавеха от окружающего мира. В застывшем пласте воздуха пахнет затхлостью и машинным маслом, немного — чайной розой, потому что настурция и мускат буквально впитываются в рабочую-домашнюю-уличную одежду после долгих притирок в общей кровати. — Кавех? — зовет знакомый голос где-то за завалами отчетной документации, выставочными экспонатами и раздувшейся усталой нервотрепкой, — Ты снова оставил всю работу на последний момент? — Мхъе, — как-то полузадушено и хрипло откликается парень, будто звуки, вылетающие изо рта, откровенно не способны сложиться в полноценное «нет». Аль-Хайтам пробирается через бардачные горы, цепляясь проводом наушников за торчащие болты и выступающие панели приборов, делает это исключительно молча и недовольно, Кавех ощущает тяжелый взгляд своего мужа на затылке даже с расстояния в пять метров в полной темноте, и не хочет думать о возможных последствиях своей лени в течение всего рабочего месяца. — Что-нибудь скажешь в собственное оправдание? — вновь спрашивает Хайтам, но уже гораздо ближе, наклоняясь над безмолвным, размякшим телом, — У нас сегодня общее собрание, на котором мы оба обязаны быть. — А если… — Без если, я не собираюсь вновь оправдывать тебя перед Хеймердингером, у меня заканчиваются идеи для отмазок. Кавех переворачивается с одной щеки на другую, чтобы лучше видеть мутный, размывающийся силуэт аль-Хайтама, в плавающей пыли комнаты совершенно не узнаваемый. Ох, точно. Собрание на кануне Дня Прогресса. Инновационный расцвет юных талантов. Изобретения и хекстек. Бумаги-бумаги-бумаги. — Сколько часов осталось до начала? — Часов? — Хайтам глянул в едва различимом притворном удивлении, — У тебя есть ровно двадцать минут, чтобы расчесать колтуны на волосах, собраться с силами и представить парочку новых портативных устройств. В любом случае, сегодня я хочу говорить не «увы, это Кавех», а «ура, это мой муж», — Кавех почувствовал, как его щеки припекло горячечным румянцем, переползшим на шею и уши. — Ты никогда не говоришь про меня «увы», — ответил он парню, стараясь, чтобы его голос казался на грамм строже. — …Собирайся, я жду тебя у входа в зал. Хайтам присел, аккуратно прикоснувшись к щеке Кавеха губами, и выдержал трехсекундный поцелуй, проводя напоследок носом по совсем уже алой коже у виска и вдыхая легкий приятный запах волос. На прощание он клацнул по выключателю и озарил комнату противным лампадным светом, от которого мысли в голове сразу побежали рябью. Кавех действительно, действительно не хотел никуда идти, но понятие лени в системе ценностей стояло на уровне с приказным «без если», поэтому отвертеться в этот раз и правда не было ни шанса. Расческа как-то сама покладисто легла в руки, Кавех принялся вычесывать светлые пряди и не глядя скреплять их заколками на затылке, чтобы все непаханое поле петухов и смятых волн выглядело чуть менее, чем ужасно.

***

Конференц-зал принимал в себя такое количество народа, с которым обычно Кавех не сталкивался ни на улицах Пилтовера, ни в лабиринтных коридорах Академии (потому что не вылезал сутками из насиженного уютного кабинета), что не могло не волновать. Обычно, находясь рядом с аль-Хайтамом, все внимание инженер отдавал исключительно своему сияющему супругу, тот всегда с легкостью принимал всеобщее восхищение и игнорировал его, будто ничего, ценнее нескончаемого потока кавехавской болтовни не существовало. Но почему-то именно сегодня количество направленных на него взглядов удвоилось, а то и утроилось, люди провожали ровную спину в накрахмаленной рубашке глазами, а после о чем-то перешептывались. Неуютное чувство ютилось в грудной клетке, грозясь отразиться на лице нервным тиком. — Аль-Хайтам! — окликнул он высокую фигуру своего партнера. Тот обернулся замедленно, а после как-то удивленно посмотрел на лицо Кавеха, будто видел то первый раз в своей жизни. — Весьма оригинальный способ представить наш новый проект. Как там обычно говорят… Меньше слов, пусть работа скажет все за меня? — А ты решил поменять образ? Симпатичная темная помада, ничего не скажешь. Оконная панорама отразила бледное лицо Кавеха, перепачканное чернильными записями от подбородка до щеки, и светлые губы Хайтама, собравшие эти самые чернила недавним поцелуем. В воздухе сквозило не только приближение скорой технической революции, но и острая неловкость, скрыть в ладонях причину которой Кавеху никак не удавалось. Чернила не оттирались.